Лонг-лист 18-го номерного конкурса Клуба СФ

1 Подача крюком
Виктор Панько
                ПОДАЧА КРЮКОМ

               

    Учитель физики Евгений Петрович – несгибаемый оптимист экстравертивного типа, мужчина лет пятидесяти, среднего роста со стального цвета глазами, в которых так и искрится некоторое ехидство, но этот блеск можно расценить также и как доброжелательную улыбку.
    До всего ему есть интерес, и всегда у него готов к вам какой-нибудь вопрос: «Ну, как сегодня настроение?» или
«Что нового в Вашем здоровье?». Здороваясь с людьми своего возраста, он всегда представляется шутливо: «Дядя Женя».
    Те, кто его хорошо знает, могли бы с уверенностью сказать, что Евгений Петрович – многосторонне талантливый человек и интересная личность. И это действительно так: он любит физику и шахматы, играет на гитаре и на трубе, интересуется баскетболом, футболом и многими другими, неведомыми нам вещами.
    А также – волейболом. По этой и другим спортивным дисциплинам он когда-то защищал честь физико-математического факультета и даже всего Бельцкого пединститута на республиканских соревнованиях среди вузов. И, по всем признакам, я думаю, защищал успешно, коль, помнит до сих пор подачу крюком. Но об этом – наш рассказ впереди.
    Было это лет десять назад, и как раз об этой самой подаче крюком стоит вам рассказать до самых тонкостей, тогда вы и познакомитесь, с этим потрясающим воображение методом педагогического воздействия.

                ***
     Прекрасное время года – весна. Солнце греет, птички чирикают, школьники резвятся, травка зеленеет, небо голубеет и так далее… Конечно, это все – так. Но, если посмотреть глубже, то найдется какая-то причина для задумчивости, хоть ты и несгибаемый оптимист. Да-а-а…
Что-то беспокоит Евгения Петровича. И, видать, не на шутку, раз здоровается без «Дядя Женя».
    - И что мне с ними делать?- думает он. - Вроде бы серьезных оснований для беспокойства и нет, все идет нормально, не хуже, чем в других классах, но не нравится мне эта тенденция. Девятиклассники, вроде пора им выбираться из подросткового возраста, и как будто все это происходит в рамках допустимого, но – нет, не нравится мне тенденция. Ребята стали опаздывать на первые уроки. Причина ясная: лень-матушка. Андрея встретил вчера с сигаретой. Увидел меня – спрятал. Сегодня пока спрятал. А завтра? Некоторые стали прикладываться к пиву. Сегодня – к пиву…. Подтянуться на турнике десять раз – для многих проблема, где уж там говорить о том, чтобы «крутить солнце»! Надо что-то делать. Но – что? Что?
                ***
   Классное собрание.
   - И вот вам итоги минувшей недели. Можно считать – средненькие. Так посмотреть – вы могли бы показать себя значительно лучше. Но – не хотите. Лень. И – апатия. И – другие интересы возникают…. Я не буду говорить о вреде курения, а тем более – пьянства, и, тем более, – в юном возрасте. Вы можете воспринять это как нотации или нравоучения. Но я много думал на эту тему и решил, что пора этим лентяйским привычкам положить конец. Вы не цените свое здоровье и не укрепляете его как раз теперь, когда оно очень сильно нуждается в этом укреплении. Вас захлестнула гиподинамия, ваш мозг еле-еле соображает, потому что кровь в нем пульсирует слабо, ваше сердце не укреплено физическими упражнениями, ваши легкие опоганены дымом сигарет, и  некоторые из вас выглядят по своей осанке, походке и энергичности старше по возрасту, чем я – ваш учитель, которому исполнилось 49 лет (тогда было 49). А вам – 16. Шестнадцать!
Вы знаете, что я к вам хорошо отношусь. Дай Бог, чтобы вы так относились к физике, как я – к вам. Так вот, именно потому я не намерен дальше терпеть такое положение дел! (Совсем не случайно в конце предыдущего предложения поставлен восклицательный знак! «Не намерен терпеть!». Может, Евгений Петрович при этих словах даже стукнул кулаком по столу!?).
     С сегодняшнего дня мы с вами начинаем новую жизнь. И вы увидите разницу между прошлым и будущим. И вы убедитесь, что разница эта – существенная, и я даже могу сказать – большая. Я думаю, что вам это будет интересно, и даже очень интересно. Потому что я предлагаю вам пари. На спор.
    А пари такое. Вы выбираете из всего класса шесть самых сильных ребят (девушки не участвуют) и создаете классную волейбольную команду. Видели, как играют люди в волейбол? Так я вам обещаю вот перед всем классом, что, хотя мне и 49 лет, я один… (Тут, видно, из скромности он и не поставил восклицательный знак, но, скорее всего интонация его содержала целых два таких знака). Один!! Против вашей шестерки. Выиграю, как бы вы ни сопротивлялись.
(Шум в классе. Беспокойство.  Какое-то бубнение. Удивленная паника, скорее напоминающая нахальное недоверие).
     Успокойтесь. Все равно я выиграю. Потому что я ценю свое здоровье, занимаюсь спортом и не курю, как некоторые, не будем называть фамилий, Встаю рано, делаю зарядку и обливаюсь холодной водой, а не сплю до середины первого урока как некоторые, не будем тоже называть фамилий.
     - А-а-э-э-э, Евгений Петрович, это Вы уже загнули!.... Один – против нас шестерых – и всю партию выдержать? И еще – выиграть?! Что-то нам не верится про такие подвиги…. Какая-то фантастика братьев Стругацких….
     - Так что, вы не согласны? Если я проиграю, то я буду не только публично опозорен, но и поставлю всем членам команды девятки по физике. А вы знаете, как вы физику знаете, извините за тавтологию. Это тавтология, да? Или – плеоназм?
       - Как это -  «Не согласны»? Как не согласны? Кому не хочется выиграть у Евгения Петровича, да еще и получить девятку по физике? Хоть сейчас!
       (Нахалы! Они не знают, с кем имеют дело, и не ведают, что такое подача крюком! Ха-ха-ха!).
      - Да что вы говорите! Прямо сейчас? Смотри ты! Ну, пусть будет прямо сейчас. Спортзал открыт. Мяч там есть. Девочки, ведите себя спокойно, прочитайте следующий параграф в учебнике и не высовывайтесь в коридор. Дирекция нас простит за это маленькое нарушение, а мы идем решать спор. Шестерка играет, остальные смотрят. В спортзал идем тихо, на цыпочках. Берегите энергию, она вам еще пригодится!
                ***
Первая игра.
Команда слева: Андрей, Боря, Володя, Денис, Максим, Сергей.
Команда справа: Евгений Петрович.
Подача слева. Подает Денис.
Евгений Петрович не успевает к мячу.
 1:0.
В зале гвалт, шум, крики, смех.
Подача слева. Подает Андрей.
Недолет. Потеря мяча.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Ха! Вы позволяете себе смеяться над своим классным руководителем? Ухмыляться над старым (правда, - некурящим) человеком? Вот вам!
 Пок! На тебе, Андрейка, бутылочку пива! Кишиневское Светлое! С пеной! (Все эти слова, перед каждым «крюком» он произносит, естественно, в уме).
      Куда им парировать подачу перворазрядника по волейболу, защищавшего честь целого института! (Правда, это было довольно давно). Интересно, ядра из пушек при Полтавской битве летели с такой скоростью, или – помедленнее?
1:1.
    Зал притих.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Шутить со мной вздумали?
Пок! На тебе, Боречка, будильничек, чтобы вставал пораньше, потренируешься перед игрой с дядей Женей! А заодно и на уроки не будешь опаздывать.
1:2.
В зале тишина. Все понимают, дело не в Боре, а дело – в крюке. Без тренировки крученый мяч парировать невозможно. Можно пальцы поломать, а траекторию не изменишь.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Вспомним молодость!
Пок! Вот тебе, Володя, сигарету «Ляна»! Она – дешевая и без фильтра. Будешь хрипеть против моего крюка, пока курить не бросишь!
1:3.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Смеяться над учителем! Ладно, я понимаю – чувство юмора. Но так нагло!
Пок! Вот вам, ребятки, подача крюком! Просыпайтесь! Что вы толкаете друг друга невпопад?
1:4
     Зал потрясен, но очевидная истина слишком медленно и туго доходит до сознания болельщиков. Они не верят, что шестерка не сможет парировать ни одного (!) мяча с подачи крюком.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Дорогие мои, нужны тренировочки. Нужно учитывать обстановку. Нужна дружная работа, а не обвинения друг друга в ошибках, как у вас теперь. Что ты, Сережа выясняешь с Максимом? Сейчас я вас помирю!
Пок! Вот так!
1:5.
 Команда в замешательстве. Просит минуту перерыва. Пожалуйста! О чем-то шепчутся. Меняют систему обороны.
Подача справа. Подает Евгений Петрович.
Эх, дети, дети! Волейбол в спортзале – это не на вольном воздухе. Надо учитывать потолок и стены, соразмерять силу удара.
Пок! Пиво!
1:6.
Пок! Сигаретку?
1:7.
Пок! Чинзяк (пятьдесят граммов) самогона!
1:8.
Пок! Просыпайтесь!
1:9.
Пок! Пок!Пок!...Пок!!!
1: 15.
Игра окончена.

                ***
      Реакцию разгромленной команды смог бы описать коллектив авторов в составе:  Александр Сергеевич Пушкин, Лев Николаевич Толстой и Георгий Константинович Жуков, но не я. У них - опыт описания Полтавской битвы, Бородинского сражения и краха третьего рейха. У меня же такого опыта нет, поэтому предоставим читателю свободу воображения.
Скажем только, что это был для ребят такой же шок, как для Карла, Наполеона и Гитлера. Но разве мы могли бы на  месте этих девятиклассников смириться с очевидностью, которая не лезет ни в какие ворота? Наверное, нет. Поэтому они запросили реванша.
     Реванш закончился с тем же результатом.
    15:1 в пользу Евгения Петровича.
    И вот, что-то начало меняться.
    Ребята начали ходить по секрету после уроков в спортзал, бегать по утрам, закаляться.
Третья игра 15:6
Четвертая игра 15:8
Девятая игра 15:12
Десятую игру, которая закончилась со счетом 11:15 и стала первой победной игрой шестерки против учителя, Евгений Петрович назвал: «Проигрыш, который - выигрыш».
     «Чему же вы так ехидно улыбаетесь? Я – один, а вас – сколько! Да к тому же я – стар, а вы – в расцвете сил».
    И поставил каждому девятку по физике.
    Но это были вполне заслуженные девятки, потому что ребята стали лучше воспринимать учебный материал, так как бросили курить, стали делать зарядку.
   И физику одолели, и здоровье укрепили.
   И, если когда-нибудь в разговоре с вами Евгений Петрович скажет непонятную никому фразу: «Приятно вспомнить былые поражения», знайте, что эта фраза связана с описанными здесь событиями.
2 Рождественские каникулы
Стефания Лемберг
- Полина, когда ты уже, наконец, приедешь? – требовательно спрашивала мать по телефону.
Она звонила дочери в Москву каждый день и повторяла одно и то же:
- Когда ты приедешь?
Еще неделю назад Полина сообщила ей, что купила билет на самолет и что прилетает в Омск 30 декабря на весь Новый год и Рождественские каникулы. Но мать по своей обычной привычке всегда беспокоилась и переспрашивала дочку об одном и том же по несколько раз.
-Как только самолет приземлится в Омске, сразу нам с отцом позвони, слышишь, Полина?
- Хорошо, мама, позвоню обязательно! –обещала дочь.
Каждый Новый год она летала домой к родителям из Москвы в свой родной Омск. Каждый год надеялась увидеть дома какие-то перемены к лучшему, но увы! Родители с каждым годом все больше дряхлели и отдалялись друг от друга. Поэтому материнская фраза: «Позвони нам с отцом», казалась ей фальшивой. Еще в прошлом году родители «разъехались» по разным комнатам своей родной двушки. Каждый из них впихнул к себе в угол отдельный холодильник, врезал замок на своей двери. В отсутствие дочери встречались они только по необходимости в общей кухне, редко обмениваясь  друг с другом язвительными фразами типа: «Зачем ты опять взял мою кастрюлю?», или: «Ты сожгла мой новый электрочайник!», и снова расходились по своим комнаткам. В общем, они добровольно жили как в коммуналке. На вопрос Полины, почему они не разменяют квартиру и не разъедутся по-человечески, если уж так достали друг друга за сорок пять лет брака, мать всегда с готовностью отвечала: «А на что мы можем претендовать? На две комнаты с подселением? А так квартира тебе останется!».
На фанатичное желание родителей оставить ей в наследство двушку на омской окраине Полина морщилась и отмахивалась: «У меня ипотека в Москве. Я в Омск ни за что не вернусь! Разъезжайтесь спокойно!». Но старики упорствовали. Видимо, что-то еще, кроме идеи сохранить квартиру для дочери, несмотря на разлад, их крепко объединяло.
И это скрытое стремленье друг к другу сквозило сквозь их взаимное раздражение. Наверно, поэтому мать Полины, Александра Георгиевна, каждое утро выскакивала из своей комнатки и по старой привычке хлопотала вокруг «бывшего» мужа, провожая его ранним утром на службу в охрану. «А ты хорошо позавтракал? - спрашивала она деловито, словно и не было между ними никакого разлада. – А бутерброды с собою взял? И шарф завяжи покрепче, а то обещали мороз!». А старик-отец послушно кивал в ответ головой и уходил в подъездный холодный мрак с ощущением, что в его прежней семейной жизни в общем-то ничего и не изменилось. Но следующим утром он приходил с дежурства и как бы шутя начинал гонять по квартире двух любимых кошек жены, которые в его отсутствие свободно гуляли по коридору, называя их «тварями».
- Опять ты выпустила своих тварей  в коридор! – кричал он, подначивая жену. – Они тут насрали!
- Где? Где? – выскакивала из-за своей двери взволнованная женщина. – Не может быть! Я за ними смотрю! – охала она, вглядываясь в темноту коридорных полов. А довольный старик шел в кухню и торжествующе гремел там посудой.
- Сам ты – засранец!- обиженно вскрикивала женщина, убедившись, что коридор чист. – И, загнав кошек в свою комнатку, зло щелкала замком на своей двери.
Вот в такой моральной обстановке Полина и проводила уже пять лет каждый свой Новый год. Она не понимала взаимоотношений родителей, тяготилась ими. Едва приехав домой, с самолета, и окунувшись на несколько секунд в домашнюю атмосферу, ей уже хотелось вернуться обратно в Москву.
Но мать тут же усаживала ее за стол в кухне, уставленный разными блюдами, и начинала насильно кормить. Полина панически боялась поправиться, фанатично следила в Москве за своей тощей фигурой, и, слегка перекусив, отказывалась от домашних явств, предлагаемых ей матерью.
На отказы дочери поесть как следует, мать реагировала истерично.  Она театрально закатывала глаза, заламывала руки и срывающимся на крик голосом возвещала, словно со сцены:
- Моя дочь решила меня добить! У нее точно анарексия!
Полина привыкла к подобным сценическим эскападам матери и давно перестала на них реагировать. Более того, в такие минуты ей нравилось ее поддразнить, и она еще подливала масла в огонь.
- А вот Стасик мне запрещает есть, говорит, что я итак толстая!
Мать от этих слов заводилась еще сильнее:
- Да ты тощая как скелет! А твой Стасик просто подонок! Стоило тебе ехать в Москву, чтобы найти там еще одного идиота!
- Стасик – не идиот! – теперь заводилась и сама Полина. – Он просто не любит толстых и говорит, что мне надо сбросить еще килограммов пять!
Мать в таких случаях не выдерживала и демонстративно кидала на пол тарелку с салатом, потом громко всхлипывала и убегала в свою комнату переживать.
Без подобных сцен не проходила ни одна встреча дочери и матери. Полина знала, что ее мать – несостоявшаяся актриса. Она родилась и выросла в артистической семье провинциальных актеров, и тоже хотела пойти по стопам родителей. Но в какой-то момент эксцентричную и темпераментную Александру от актерской стези отговорили коллеги родителей. Она была невысокого роста, очень щупленькая, похожая на подростка. И взрослые дяди и тети, авторитетные в глазах юной девушки в театральных вопросах, ей сказали, что всю жизнь Александре придется играть на театральных подмостках лишь детские роли, а роль героини ей не дадут.
Вот Александра и отказалась от своей мечты, реализуя свой артистизм в семейных отношениях.
Полине никогда и в голову не приходило, что ее мать, возможно, очень несчастна в своей актерской нереализованности. По большому счету, Полина, как и все члены этой семьи, была эгоисткой и сознательно провоцировала мать на выплески ее театральных эмоций.
После истерики матери, в воспитание взрослой дочери вступал отец:
- Мать права! – говорил он. – Зачем тебе этот Стасик. Он заставил тебя взять ипотеку в Москве, а ведь у него есть трехкомнатная квартира. Если он тебя любит, почему не пригласит жить к себе? Зачем ты влезла в этот ипотечный хомут?
- Это квартира не Стасика, у него там доля пополам с его матерью. А она ему сказала, что не пустит меня на порог! Я ей не нравлюсь. Она считает, что Стасик достоин лучшей девушки, чем я! – ответила Полина.
- Вот зря ты бросила в Омске Виктора, - произносил в задумчивости отец. – Парень был очень хороший, тебя любил, замуж звал, все твои закидоны терпел и прощал, и родители его тебя приняли как родную. Зачем ты сбежала в Москву? От этого Борьки?
- Виктор был тряпка, - заявляла Полина жестко. – Я открыто ему изменяла, а он прощал! И вообще, он мешки на заводе делал, что за убожество! Зачем мне такой бесперспективный муж!
Отец Полины, Анатолий Петрович, бывший спортсмен, мастер спорта по самбо, а теперь охранник на пенсии, от таких слов дочери побелел.
- Вот значит как?! Бесперспективный? Я тоже теперь бесперспективный! Откуда такой снобизм в тебе, дочь?
- Это не снобизм, папа, это трезвый взгляд на жизнь! Виктор мне не пара! Я его презираю за слабохарактерность!
- А когда ты за Борькой бегала, пока он тебя не избил, это – не слабохарактерность? – возмутился отец.
- Борис напился, вот в драку и полез! – оправдывалась Полина.
- Он и на меня, старика, руку поднял! Мужик тебе секс предложил, без взаимных обязательств, а ты и побежала. А потом старалась его в ЗАГС  затащить! Вот он и взбесился! Я помню этот скандал, мне до сих пор стыдно!
- Папа, давай не будем об этом, - попросила Полина, краснея.
- Ты поэтому от нас в Москву сбежала? – не унимался отец.
- Нет, не поэтому, - ответила Полина. -  В Москве больше возможностей. Другая жизнь. Совсем другая. Жаль, что раньше не уехала отсюда, столько времени зря потеряно! – вздохнула дочь.
Успокоившись в своей комнате, в кухню вернулась Александра Георгиевна.
- Не хочешь есть, и не надо! – заявила она в своей театральной манере. – Что думаешь в Омске неделю делать? Опять по кафешкам с друзьями бродить? А мать тебя опять не увидит? – и она прикрыла рукой глаза, полные слез.
Полина, действительно, приезжала обычно в Омск вроде как к родителям, но старалась подальше от них убежать в новогодние дни. Постоянные родительские препирательства с ней, копание в ее жизни, показные истерики матери очень ее утомляли. А в покинутом городе у нее было много бывших коллег и подруг, которых  она по приезду всегда навещала. Дружеские встречи, как правило, заканчивались веселыми попойками, длившимися до утра. И мать Полины не спала целыми ночами в ожидании подвыпившей дочери.
- Она точно сопьется! – сетовала Александра Георгиевна  мужу, который в тревожные ночи старался ее поддержать. – И в кого она уродилась такая! Хоть бы замуж скорее кто ее взял! – говорила она, горько вздыхая.  – Да она и не выйдет, за кого выходить-то! Вокруг одни подонки и идиоты. Так и будет болтаться! Уж хоть бы скорее мне помереть!
А непутевая дочь после недельных загулов вдруг заводила разговор о том, что хочет перевезти своих стариков в Москву. И опять в семье начинался скандал.
- Какая Москва! - кричала истерично мать. – Я никуда не поеду, мне и здесь хорошо! И куда ты нас там поселишь, в свою московскую однушку, что ли? Что за глупости опять ты несешь!
- А я бы поехал! – встревал тут отец, и мать шла в разнос.
- Да помолчи ты уже! Он бы поехал! А чем ты там жить-то будешь? Здесь у тебя на пенсии есть работа, взяли по блату в охрану с больными ногами, так уже и заважничал! Кто там –то тебе работу из жалости даст? Откуда в Москве у нас блат? Будешь в метро, что ль сидеть, и милостыню просить?
- Все вопросы можно решить, - не уступал жене Анатолий Петрович. – Было бы желание! Ты, дочка, это, давай, там устраивайся, и меня к себе забирай!
- Авантюристы! – кричала мать в очередном припадке истерики, и новая тарелка с салатом громко разбивалась о кухонный пол.

Иногда они все вместе ходили в кино. А потом все вместе – в кафе. А потом Рождественские каникулы заканчивались, и Полина, под всхлипывания матери, уезжала на такси в аэропорт.
Повиснув на шее у дочери, мать со слезами в голосе задавала свой привычный вопрос:
- На следующий год-то приедешь? – и заглядывала дочери в глаза.
- Не знаю, мама, - отвечала Полина. – Посмотрим.
- Что значит, посмотрим? –возмущалась Александра Георгиевна. – Может, в последний раз! Помру я скоро!
- Живи долго, мама, - отвечала Полина и слезы тоже подкатывали ей к горлу. – И перестань меня шантажировать!
Она с трудом отдирала материнские руки от своей шеи и уходила в темный проем подъездной двери, таща за собой тяжелую походную сумку на колесиках.
- Ты как прилетишь в Москву, сразу мне позвони! – кричала ей мать вслед на прощание.
- Хорошо, мама, - слышалось из подъезда.

Усаживаясь в кресло в самолете, Полина долго смотрела в иллюминатор, наблюдая, как взлетная полоса уходит из-под шасси самолета. В ее душе шевелилось отчаянье. Каждый раз, улетая из дома, она давала себе слово, что больше сюда не вернется, но каждый Новый год какие-то неведомые силы ее тянули домой, к эксцентричной матери и отцу, к бывшим друзьям и коллегам. И все опять бессмысленно повторялось.
3 А где же садовник?
Стефания Лемберг
В одной из провинциальных газет в рубрике «Знакомства» появилось короткое объявление: «Нежная и страстная роза ждет своего садовника. Обращаться по телефону…».
Не успело объявление выйти в свет, как на незнакомку посыпались телефонные звонки с предложениями немедленно встретиться. Злата ехала в этот момент на работу в маршрутке, и даже растерялась от чрезмерного натиска. Она и не предполагала, что ее объявление вызовет ажиотаж!
Первым до Златы дозвонился мужик, который сразу же ей заявил, что у него тоже есть дача и он готов вместе со Златой хоть всю жизнь выращивать розы. Тщетно Злата пыталась ему объяснить, что дача ей ни к чему и что роза – это она, нежная и страстная женщина, но в переносном смысле. Мужик пер на нее как танк, переносных смыслов не признавал, и требовал немедленной встречи. На второй минуте беседы Злата ему отказала.
Второй звонок последовал тут же. Теперь в трубке раздался грубоватый мужской бас, он сразу начал с претензии: «Почему я не могу до тебя дозвониться? Ты сама написала, что тебе нужен Я! Это Я тебе нужен, почему я должен еще дожидаться?».  Злате сразу стало не по себе, она испугалась такого хамства, и бросила трубку. Но абонент был настырным и продолжал трезвонить. Злате пришлось взять всю свою волю в кулак и снова ответить: «Вы не тот, кто мне нужен, - сказала она твердо. – Не беспокойтесь и не звоните мне больше!». – «Ты еще пожалеешь!», - ответила трубка злобным басом и отключилась.
Не успела Злата облегченно вздохнуть, как новый поклонник рвал звонками ее телефон. Но после пережитого девушка решила взять тайм-аут и больше пока не отвечать на звонки. «И зачем только я написала это объявление? - подумала она с сожалением. – Вряд ли можно найти свою половинку таким способом!». В мыслях она сама себя распекала. И тут же отчаянно думала: «Но как же мне отыскать-то тебя, половинка? По каким дорожкам ты бродишь, счастье мое?».
Ей было  уже двадцать семь, к этому возрасту у нее сложилось только с работой, намечалась карьера, но ее женская судьба казалась еще не устроенной, и любовь, которую, как говорила мама «и конем не объедешь», все никак не встречалась ей на пути. «Знать бы, где этот конь, и где этот всадник?».
Пока Злата вычищала память телефона  от неизвестных номеров, ей пришла смс-ка: «Привет, моя нежная роза! Я Тимофей! Не прочь поработать твоим садовником! Хочу тебя видеть как можно скорее! Где и когда, назначай?».
В голове Златы заметались разные мысли. «Не стоит так сразу нестись на свидание, надо бы хоть немного с ним пообщаться, пофлиртовать, собрать о нем информацию», - подсказывал ей внутренний голос. «Чем я рискую? – вторил голос другой. – Ну, увидимся, не понравится – разбежимся, и все! Зачем напрасно надеяться, придумывать его, что-то воображать. Больной зуб лучше рвать сразу». И, после некоторых колебаний, Злата написала в ответ: «Завтра. В 18.00. У входа в кинотеатр».
Ответ пришел незамедлительно: «Договорились. Буду ждать с нетерпением! Твой садовник».
Весь следующий день Злата нервничала из-за свидания с незнакомцем. Туманная надежда сменялась сомнением, ожидание встречи - страхом разочарования. Она едва дождалась конца рабочего дня. И вот, наконец, он наступил. Злата немного помедлила. Тревога снова легла ей на сердце. «Какая-то авантюра!»- мелькнула мысль. Но на смену тягостной мысли блеснула надежда: «А вдруг это он! Тот самый, тот редкий счастливый случай, мой шанс?». И она выпорхнула из института в осенние сумерки.
У входа в кинотеатр было многолюдно. Народ после работы толпился у касс, желая культурно провести остаток унылого осеннего вечера. «Как же я узнаю его?»- только здесь спохватилась Злата. И застыла перед  лестницей на крыльцо.
Толпа понемногу рассеялась. Сеанс уже начинался, и веселая публика переместилась в кинотеатр. А Злата все стояла и ждала. Неподалеку от нее, тоже в ожидании кого-то, застыла фигура мужчины в кожаной куртке, распахнутой настежь, в темных трико с вытянутыми коленками, и черном капюшоне, накинутом на голову. Лица мужчины в сумерках и под капюшоном было не разобрать. Казалось, он выскочил на улицу ненадолго и второпях, не успев как следует застегнуться. Злате сразу пришло на ум: «Наверно, компьютерщик. Не от мира сего!».
Мужчина не проявлял желания сделать ей шаг навстречу. И тогда она решилась сама к нему подойти. «Извините, вы – Тимофей?», - спросила Злата, пытаясь заглянуть мужчине под капюшон и разглядеть его лицо.
«Нет, я Станислав!», - ответил он резко, словно испугавшись, и тотчас ретировался. Злату сразу обдала неприятная волна внутреннего жара – ей стало обидно и больно. Тимофей ее обманул! Позвал на свидание, а сам не пришел! Она чуть не заплакала. В ту же секунду она возненавидела и Тимофея. и всех мужиков сразу, и саму себя за наивность. «Так мне и надо! – бурчала она себе под нос, взбираясь в троллейбус. – Снова поверила в чудо, старая дура!».
Всю дорогу ее мучили вопросы: «Он? Не он? Если он, то чего испугался? Рассчитывал на юную красотку, а пришла взрослая тетка? Или я так плохо выгляжу?». Немного успокоившись, она рассудила: «А зачем этому Станиславу врать? Может, он и вправду Станислав, а не струсивший  Тимофей, может, тоже ждал девушку, а девушка не пришла. А Тимофей – это просто прикольщик?! Он ее разыграл, прикололся над ее объявлением, а она, как девчонка, поверила». Но от такого вывода ей легче не стало.
На другой день звонков по объявлению стало чуть меньше, но телефон по-прежнему дымился. Только Злата больше не верила в эти звонки. И перевела телефон в режим автоответчика. Тогда посыпались смс-ки. Поклонники наперебой предлагали себя, засыпали Злату вопросами и обещаниями. Злата не отвечала. И вдруг среди множества смс  она увидела знакомое имя. Это был он – Тимофей. «Кажется, интригует он, а не я!» - решила Злата.  Но не сразу решилась прочесть его послание.
В этот раз он вел себя деликатнее: извинился за свой побег,  и объяснил его тем, что роза оказалась слишком для него хороша, а он был не готов к такой красоте. «Будьте великодушны, простите!» - писал Тимофей. И Злата великодушно его простила.
Между ними завязалась интернет-переписка. С каждым днем они все больше узнавали друг о друге. И все больше друг другу нравились. Тимофей, действительно, оказался гением по программированию в области робототехники, и любил свой компьютер, кажется,  больше живых людей. Встретиться снова он больше не предлагал. Злата терялась в догадках. «Ты, наверно, женат?»- тревожилась девушка. «Нет, я холостой! Но к женитьбе отношусь отрицательно», - отвечал Тимофей. «Почему?»- недоумевала Злата, и сердце ее больно сжималось.
«Как представлю себя в ЗАГСе, сразу теряю сознание!» - отшутился Тимофей. И Злата вновь осеклась  и задумалась. «Напрасно теряешь время! Снова промашка!», - твердил ей внутренний голос.
«А зачем тогда ты откликнулся на мое объявление?» - спросила Злата у Тимофея. Он ответил: «Разве можно было пройти мимо ТАКОГО объявления! Я сразу понял, что ты – НЕСТАНДАРТ!».
Злата долго рыдала дома, закрывшись в своей комнате, и насмерть перепугав свою мать. Снова самообман! Напрасные надежды!
На работе откровенно поговорила с подругой. Анна была на два года постарше ее, но недавно рассталась с гражданским мужем. Пять лет тот отказывал Анне пойти с нею в ЗАГС , а теперь встретил другую и сразу женился.
- Не трать на этого в трико с оттянутыми коленками время, - советовала подруга. – Не повторяй мой печальный опыт.
- Но ведь я к нему уже привязалась, - горестно призналась Злата подруге.
Вдвоем они проанализировали ситуацию с мужиками вообще. У них на кафедре трудились пятнадцать дам, и только трое из них были замужем. Все остальные, так же как Злата, либо искали свои половинки, либо мыкались, с кем придется.
- Ты посмотри, что происходит, - рассуждала подруга Анна, - три наших старухи, которые замужем, - другое поколение! Им за полтинник давно, и замуж они выходили еще в прошлом веке. Тогда, похоже, и мужиков было больше, и стереотипы над ними, что надо жениться,  имели власть! Моя мать говорит, что во времена ее молодости даже дурнушки легко выходили замуж, а сейчас и красавицы обречены! А тех, что согласились на компромисс в виде гражданского брака, то же ведь можно считать обреченными. Вот, скажем,  я, или наша Наталья Максимовна, ходит с животом, скоро рожать, а ее так называемая гражданская половинка уже ей объявил, что после рождения ребенка он уходит к другой! А Танька наша вчера полдня на кафедре плакала, что ее гражданский супруг записал на нее три своих кредита, а сам собрал вещи и куда-то слинял. Она теперь волосы на себе рвет, мечется, не знает, где деньги взять, чтобы расплачиваться. И ведь девчонка с высшим образованием, о чем она думала, когда эти кредиты соглашалась на себя записать? – сокрушалась Анна.
Злата молчала. Ей было нечего возразить подруге.
- И зачем вся эта любовь? Действительно, ведь болезнь. Преступный гипноз для женского сознания! В буддизме ведь ясно сказано, что все наши страдания – от наших привязанностей! Не хочешь страдать, не привязывайся к людям, особенно к мужикам! Так что тебе мой совет – забудь про всех этих аферистов, перестань гоняться за призраками, научись жить свободной!
- А ты? – спросила Злата подругу. – Ты научилась жить свободной?
- Вполне, - ответила Анна, встрепенувшись. – После того, как один раз поверила и обманулась, весь этот бред про любовь как рукой сняло! Думаю вот теперь, какая же я была дура, что не ценила своей свободы! И ты выздоравливай!
На телефон Злате снова пришла смс-ка. Она прочитала: «Привет! А чем ты занимаешься, роза?». Злата, не задумываясь, автоматически ответила: «Преподаю. Месяц назад защитила кандидатскую диссертацию по философии». Ответ не заставил себя ждать: «А я никогда кандидатов по философии за людей не считал!».
Злата опешила, протянула свой телефон подруге. Та прочла текст в телефоне и резюмировала:
-Ну вот, что я тебе говорила! Еще один злобствующий неудачник! Лучше гадость женщине сделать, чем самому развиваться!
После этого разговора прошло несколько месяцев. Злата, казалось, ушла с головой в работу, но часто с тоской вспоминала о Тимофее. И вот однажды на ее адрес пришла огромная посылка. К посылке прилагалось письмо, написанное на компьютере. Злата прочла:
«Привет, моя нежная роза! Я на другом континенте, мой проект  оказался в тренде и заинтересовал одну американскую корпорацию. Я благодарен тебе за наше знакомство, часто тебя вспоминаю.
Будда однажды сказал: «Когда вам нравится цветок, вы его срываете. Когда вы цветок любите, то поливаете его каждый день. Тот, кто понимает это, знает главный закон жизни». Я не могу быть с тобою рядом, но робот, которому я написал программу, способен заботиться о тебе каждый день. Я дарю тебе  своего первенца. В Америке  эта модель запущена в массовое производство. Ты будешь первой в России, кого он полюбит. И кого полюбишь ты.
Прости меня, нежная роза. И будь счастлива! Твой Тимофей».
После письма и посылки от Тимофея Злата пережила очередной шок! Под грудой картонок, ленточек и целлофана, она обнаружила милое личико робота, который ей улыбался.
Подруга Анна, узнав о подарке Тимофея, впала в бешенство. «Вот изверг! - вскричала она. – Вместо себя робота прислал!».
Прошло несколько дней и Злата немного успокоилась, словно смирилась. Ей вдруг пришло в голову, что Тимофей таким нестандартным образом – как умел - проявил о ней свою заботу и даже любовь.
Она назвала робота Ваней.
Каждое утро Ваня готовил ей кофе и приносил его прямо в постель. Ласковым голосом он говорил ей: «Доброе утро!» и всегда улыбался. Его глазки моргали приветливо, а железные руки были заботливы и надежны. Он легко управлялся с домашней бытовой техникой. Пока Злата пропадала сутками на работе, он вовремя включал ее стареющей матери телевизор, подносил ей обеды, давал таблетки по расписанию.
Если Злата где-то задерживалась, Ваня звонил ей на сотовый и спрашивал: «Когда ты приедешь домой, я по тебе соскучился!». А по вечерам она с ним болтала на разные темы.
Коллеги Златы, заслышав о роботе вместо мужа,  сначала крутили пальцами у виска, но Злата с нежностью в голосе рассказывала им про успехи робота, называя его ласково «Мой Ванечка!». Недоумение и даже испуг коллег постепенно сменились любопытством и интересом.
Да и самой Злате со временем стало казаться, что ее Ваня – не железный истукан с электронной программой, а живое и благородное существо, которое ее любит и понимает.
4 Ночные виражи
Ян Архипов
 Осенью темнеет рано, поэтому, как только Петров покинул  садоводческое общество то, сразу же после  шлагбаума на выезде, погрузился в темноту как в чёрную воду. Фонари не горели, а ближний свет фар едва освещал дорогу перед автомобилем на несколько метров.
 
   «Ну и темень и освещения никакого нет!»  воскликнул Петров мысленно.  Через пару десятков метров после выезда дорога раздваивалась и ему надо было поворачивать налево, на основную дорогу. Однако навстречу ему, из –за поворота, медленно ехало нечто огромное, прямоугольное, с тускло горящими лампочками по периметру этой громадины. Петров понял, что это –фура, хотя и не мог её разглядеть. Фура медленно двигалась, перекрывая всю дорогу, обе полосы и объехать её, чтобы повернуть налево не было никакой возможности. Пришлось Петрову проехать мимо поворота на вспомогательную дорогу. Однако на ней тоже был поворот на основную, для встречного транспорта.  Пользуясь тем, что была ночь и никакого транспорта больше не двигалось навстречу, Петров, нарушая правила дорожного движения, свернул налево на этом повороте для встречных машин и выехал на главную трассу. Однако, навстречу ему опять двигалась фура с огнями по краям и почему-то тоже без включенных фар ближнего света. Ехала по его полосе. Нет, это он, оказывается, ехал по встречной! Он едва успел свернуть направо, чтобы избежать столкновения.
Петров проснулся от того, что жена тормошила его за плечо.
-Петров, двигайся на свою половину, ты меня с кровати столкнёшь скоро!-возмущённо сказала он.
Смотри-ка, точно. Его половина кровати была свободной, а сам он лежал на её месте, вытолкав её на край.
Петров не стал извиняться, а просто перелёг на своё место. Что извиняться то! Он же не нарочно. Просто во сне переместился.
 
   Он быстро заснул. Ему приснилось, что он выехал с дачи и после шлагбаума погрузился в темноту как в чёрную воду. Всё повторилось. Только на этот раз после того как едва не столкнулся со второй фурой Петров проснулся сам. Он лежал на половинке жены, а она на самом краю.
Он вернулся на свою половину кровати и вскоре заснул. Ему опять приснился тот же самый сон и опять он проснулся на половинке жены.
-Ну надо же, в третий раз одно и то же приснилось! - подумал Петров, засыпая в очередной раз.

Ему опять снился тот же самый сон. И во сне Петров осознавал это.  Появилась вторая фура.
-Может столкнуться, - подумал Петров, и больше не будет сниться этот навязчивый сон?
 Он так и сделал. Удар был на удивление сильным, хотя скорость машины была и не очень.
«Наверное, фура была сильно гружёная-подумал Петров. Капот его машины превратился в гармошку, рулевое колесо врезалось в грудь и переломало частично кости. Ноги были зажаты и теперь чтобы вытащить его из машины надо было бы её разрезать. Но это было не к спеху. Петров был уже мёртв. Он понимал, что это сон, поэтому видел себя, погибшего в автомобильной катастрофе как бы со стороны, или просто осознавал, что он умер.
-Долго же мы за тобой гонялись!- проговорил подошедший к машине водитель фуры. Лица его не было видно, просто чёрная тень на фоне тускло горящих габаритных огней фуры.
- Гонялись они!- с усмешкой подумал Петров, - Если  бы сам не подставился, до сих пор бы гонялись. Просто сон этот осточертел.
Сказать это вслух водителю он, разумеется, не мог, так как был погибшим  в автокатастрофе. 
- Петров, проснись – тормошила его жена за плечо, - ты опять на моей половине. На работу пора!
  Но больше Петров не просыпался. Никогда. Сердце его не билось.
5 Приведи в порядок планету
Ольга Сквирская Дудукина
Образы собирательные, все совпадения с реальными людьми - случайность.

Анекдот:
- Где работаешь?
- В аэропорту, бачки из самолетных туалетов выношу.э- Да бросай ты такую работу!
- Как, мне уйти из авиации?

Талантлив Вовка был не по инструменту. Абсолютный слух, великолепная память, длиннющие пальцы - и какой-то беспонтовый баян вместо скрипки или на худой конец виолончели.
Вовка ненавидел свой баян всем сердцем, как нелюбимую жену.
Он мечтал о контрабасе. Да не только мечтал, но и действовал, изменяя своему баяну.
Послушно готовясь к консерваторским выпускным экзаменам на кафедре народных инструментов, Вовка параллельно записался подопытным кроликом на педпрактику к контрабасисту с параллельного курса.
Через некоторое время сам играл на контрабасе ничуть не хуже своего “учителя”.

...Мы с мужем, решив поддержать нашего друга и соседа по секции в общаге, завалились к народникам на государственный экзамен.
Дождались, когда Вовка появится на сцене с инструментом.
Боже, с какой откровенно презрительной миной выдавал он на несчастном, ни в чем не повинном баяне все, что полагается, - посконно-фольклорное и псевдоорганное. Как отличался он от своих простовато-жизнерадостных и артистичных товарищей по курсу! Даже спотыкался Вовка - пару-тройку раз было - с каким-то злорадным, мстительным видом.
Получив заслуженный трояк, Вовка на следующий же день с облегчением продал свой инструмент представителю подрастающего поколения. Вовка счел, что исполнил долг перед покойным отцом, и на этом его союз с баяном исчерпал себя.

...Всю жизнь оттрубив на шахте в Экибастузе, батя страстно мечтал о светлом будущем для сына и о непыльной музыкальной профессии, как он это себе представлял. Продав честно заработанную машину, он все вырученные деньги потратил на дорогущий готово-выборный баян.
Счастье, что покойный шахтер так и не узнал, что сделал Вовка с деньгами, вырученными от продажи дорогого инструмента. А сделал он вот что: в тот же день вложил все до рубля в ОО МММ…
Нетрудно догадаться, что от баянных денег осталось одно воспоминание… В лихие девяностые и не такое случалось.
Однако жизнелюбивый Вовка на удивление беззаботно перенес свой финансовый крах.
- Нет, ну это просто какой-то праздник! - всплеснув в ладоши, весело возмутился он.
Похоже, мы с Шуриком расстроились за него даже больше его самого, не говоря уж о Люське, его жене.

***

Мы дружили с Вовкой и Люськой на протяжении всей консерваторской учебы.
Вовка со своим астеническом телосложением выглядел тощим и длинным, как кишка. Густющие пепельные волосы на его башке лежали шапкой дивной красоты. Вовка был очень подвижным и манерным. При разговоре совсем не мог стоять спокойно: то и дело  жестикулировал, кланялся, пританцовывал. Ко всем, даже к нашей пятилетней дочке, он предпочитал обращаться церемонно-иронично, на “Вы”. Вовкина речь изобиловала архаизмами в высоком штиле “Не позволите ли?”, “Не откажите в любезности”, и вообще была пересыпана оригинальными словечками и выраженьицами, свойственными только ему.
Например, почему-то он именовал всех “клиентами”.

Заглядывает к нам в комнату, чтобы проведать Ингу, которая лежит с высокой температурой.
- Ну, как клиент себя чувствует?
- Уже лучше - вон потеет.
- Я уже пропотела! - раздается писк из-под одеяла. - У меня уже ноги пропотели! - радостно докладывает ребенок.
Вовка комично конфузится, закрывая лицо рукой.

А к избранным он почтительно обращался "маэстро". В первую очередь, конечно, к Люське.

Помимо музыкального таланта, у Вовки была патологическая, мне лично непонятная, страсть к чистоте. Прямо как Маленький Принц, - не успев встать с кровати, Вовка спешил привести в порядок планету.
Когда наступала его очередь дежурить по общежитской кухне, Вовка отдраивал до идеального блеска стол, плиту и раковину.
Глядя, как он неторопливо, даже с удовольствием скребет ножичком по белой эмали, я внутренне жалела его: эту бы энергию да в мирных целях! Ведь завтра наверняка кто-нибудь из наших прозевает свой суп, и снова вокруг конфорок образуется черный пригар. Стоит ли так уж…
Однако вокруг Вовку все это не смущало. Он был на удивление терпеливым и не брезгливым.

Всем нам приходилось подрабатывать, - на одну стипендию-то не протянешь, особенно если ее не выплачивают вовремя.
Вовка с Люськой по ночам сторожили детскую поликлинику по соседству. А еще Вовка работал дворником. Он норовил набрать себе побольше работы на свежем воздухе, считая подметание улицы чудесной утренней разминкой.
Ежедневно поднимаясь в шесть утра, до начала занятий Вовка успевал пробежаться с метлой или с лопатой по окрестным дворам.

Семья не бедствовала.
Однако Люська, дама с запросами, знавшая себе цену, страшно стеснялась того, что ее муж, мало того, что баянист, так еще и подрабатывает дворником. Ее горячим желанием было достичь такого уровня благосостояния, чтобы муж перестал бегать с метлой.
Сама же она всегда выглядела первоклассно. Все до единой вещи в ее обиходе, как и предметы одежды, были качественными, уникальными и дорогостоящими. Даже в треклятые “перестроечные” годы она не снизила уровня жизни. Люська перешивала и донашивала фирменные не убиваемые шмотки с материнского плеча, а уж та понимала толк в тряпках.
Стоило им с  Вовкой пожениться, как молодой муж из как попало одетого простака превратился в стильного респектабельного парня, - с его великолепными внешними данными это было несложно. Люська доставала ему пуловеры деликатных цветов, дорогие брюки и фирменные ботинки на свой изысканный вкус. Она никогда не жалела денег на добротную импортную одежду ни для себя, ни для своего супруга, платинового блондина с модельной фигурой

Нельзя сказать, что Вовка остался этим недоволен. И все-таки ему было удобнее жить в старье. Он так и норовил обратно переодеться в барахло, бережно повесив красивую одежду в шкаф, “на выход”.
На эту тему они часто ругались.
Причиной одной из ссор явилось то, что потерявшая терпение, разъяренная Люська выбросила в мусоропровод всю его старую одежду и даже любимые, растоптанные чуни.
Вовка аж зарыдал. Он переживал, что ему теперь не в чем “работать”. Дворником, имелось в виду.
- Я же не могу мести дворы в фирменных ботинках!
- Можешь! - кричала Люська.
- Они быстро развалятся...
- Новые купим! - парировала Люська.
Два мира, два образа жизни.

Чего только не перепробовали Люська с Вовкой, пытаясь снискать хлеб насущный, вплоть до поездки в Казахстан за китайским тряпьем на продажу.
Как же вся эта суета отвлекала от учебы, - а Вовка поступил в консу по второму кругу, на контрабасиста.

Мало-помалу жизнь налаживалась.
Шурик, который к тому времени подался в риелторы, помог Люське удачно сменять бабушкину, отцовскую и материнскую квартиры в одну, причем в самом центре Новосибирска. Так благодаря наследству от покойных родственников и переезду больной матери из Кемерово в Новосибирск острый вопрос с жильем для Люськи с Вовкой был решен.
Правда, Люськина мамаша, которая теперь жила вместе с ними, невзлюбила беспородного и безлошадного Вовку.
Когда Люськи не было дома, полусумасшедшая старая женщина подходила к запертой двери, за которой скрывался Вовка, и громко кричала:
- У-у, Экибастуз сраный!
Она подозревала Вовку в том, что он квартирный аферист.

Даже Вовкиному ангельскому терпению наступил конец. Неожиданно для всех он  ушел от Люськи.
Для нее это был удар ниже пояса. Обычно та привыкла уходить первой. Она вообще любила закатывать трагические сцены, произносить уничтожающие монологи. А Вовка ушел тихо, спокойно, но навсегда.
Ему выделили койко-место в комнате театрального общежития, поскольку он теперь играл в оркестре Оперного театра.
Забирая вещи в несколько приемов, на прощание выстирал Люськину куртку, замоченную в тазу дня три назад, и напоследок почистил плиту. Этим он разозлил ее еще сильнее. Уходил бы, как все, хлопнув дверью, - было бы не так горько.

***

...Проходя по скверику перед Оперным театром, я встретила Вовку, - с метлой, как водится. Сто лет не виделись.
Вовка выглядел вполне счастливым.
Недавно его повысили в должности - назначили концертмейстером контрабасов оркестра. Он теперь часто ездил на гастроли. Во второй раз женился. На ком? На оперной приме, сопрано. Эта Травиата уже родила ему прелестного сынка.

- Недавно ездили с балетной труппой в Амстердам, - доложил Вовка.
- Здорово! Поди весь мир уже объездил?
- Ну да, выступали в Париже, Лондоне. Какие же там тротуары чистые!
- Как зарплата в театре? - поинтересовалась я.
- Да нормально, у меня же высший разряд.
- А чего ты тогда не бросаешь это грязное дело?
- А зачем! Меня все устраивает. Вот только семечная сволочь застревает между тротуарными плитками, прям беда. А потом у нас тут не абы кто работает. Мой напарник - бас, народный СССР. Так что у нас тут солидная компания, - похвастался Вовка, пританцовывая с метлой.
Наконец-то увидела счастливого человека.
6 История отца Войцеха в анекдотах
Ольга Сквирская Дудукина
   

               «Ничего мы не можем подарить Господу, кроме    
собственных грехов. Да и те - скучные".             

                о. Войцех Дроздович
               
               «Миру нужны святые. Хотя этого мало. Миру нужны о-о-очень радостные святые".             
               
                о. Фаддей Дайчер

       Прошло несколько лет с тех пор, как отец Войцех уехал от нас на родину, в Польшу.

       Здесь, в Сибири, он оставил воспоминания о себе, распавшиеся на кучу анекдотов - веселых и грустных. Просто отец Войцех всегда был Человеком из анекдота.
       Когда прибил плакат для проповеди гвоздями к роялю в красноярском храме-филармонии.
       Когда вместо "Евангелие от Луки" нечаянно произнес в проповеди на ломаном русском "Евангелие от Лукавого"(!).
       Когда носил красный берет.
       Когда однажды проснулся знаменитым.
       Когда вдруг исчез с польских телеэкранов и появился у нас, в маленькой сибирской телестудии.
       Когда бестолково и талантливо учил нас работать и жить.

       Пока отец Войцех день за днем творил собственную легенду прямо на наших глазах, рядом с ним меркли любые творческие идеи. Он умел превращать беседу в "диалог на пороге", рассказ в притчу, а любое дело - в сюжет. Точнее, в анекдот.

               
                Три желания


       - Я всю жизнь мечтал иметь три вещи, - рассказывал нам отец Войцех. - Осла, контрабас и кинокамеру. И Господь исполнил все мои желания.

       Сначала у молодого ксендза появился осленок Франческо. Весь приход ужасно гордился тем, что в Рождественских яслях стоял живой ослик.

       Свой контрабас отец Войцех попросту нашел в музыкальном магазине. («Чудо» заключалось в рождественской скидке, приблизившей мечту к реальности). Уцененный инструмент успешно снялся вместе с отцом Войцехом в клипе «Приходской блюз» на крыше варшавского небоскреба.

       А кинокамера настигла Войцеха уже в Сибири. Это был настоящий "Бетакам" - страшно дорогая профессиональная камера, подаренная епископу Сибири американскими спонсорами. Так отец Войцех стал первым сотрудником будущей телестудии "Кана". И даже ее жильцом.

       Но это было уже после того, как отец Войцех побыл телезвездой в Польше. 


                Как отец Войцех стал телезвездой


       Шел отец Войцех по улице в своем красном берете и встретил знакомого, который работал на телевидении.

       - Нет ли у тебя подходящего человека на примете для детской передачи? - спросил тот.

       Отец Войцех принялся уговаривать своих друзей по очереди. Все, как один, пугались и отказывались.

       - Тогда, может, сам попробуешь? - вдруг сказал товарищ с телевидения.

        Войцех удивился и решил попробовать. И в один прекрасный день проснулся знаменитым. На всю Польшу.
Четыре года взрослые и дети каждое воскресенье прилипали к экранам, чтобы отправиться с веселым ксендзом в невероятные приключения, а самые знаменитые артисты, музыканты и писатели почитали за честь принять участие в его передачах.

       Но это было уже после того, как отец Войцех устроил большой телевизионный скандал.
               

                Отец Войцех и телевизор

       Это произошло во время военного переворота. По улицам Польши ездили танки. 
       Отец Войцех готовил своих прихожан к Великому посту и готовился сам.
       Для воскресной проповеди ему понадобился телевизор. Он нашел как раз то, что надо: с черно-белым изображением, старый и поломанный.

       И вот телевизор был воздвигнут на амвон. Священник объявил во всеуслышание среднее количество часов из жизни современника, убитых за этим ящиком, после чего призвал прихожан отказаться от телевизора хотя бы на период Великого Поста. Наконец, взял в руки топор и ... разрубил им телевизор. Для пущей наглядности. Храмовая акустика многократно усилила предсмертный хрустальный звон аппаратуры. Народ безмолвствовал.

      Отец Войцех рассказывал, что никогда больше не слыхал он подобной тишины во время проповеди. Зато успех от первого религиозного шоу отца Войцеха оказался шумным.   
       На следующий день расстроенные родители привели к нему на исповедь мальчика, который сбросил с девятого этажа новенький "Филипс".
       К церкви подъехало телевидение. Новость о том, что Католическая церковь в лице варшавского священника публично выразила протест с помощью топора против государственной политики, освещаемой телевидением, вызвала большое волнение. Какой-то генерал тут же позвонил епископу.

       «Ну зачем же топором! - негодовал епископ. – Он с ума сошел! Не мог как-нибудь так, потихоньку...».

       Отцу Войцеху пришлось на время скрыться. В эфир на этот раз он не попал. В конце концов попал он в Сибирь.   


                "Кофе по-католически"


       Сибирская католическая телестудия "Кана" в первоначальном варианте напоминала спортзал, только пустой, без снарядов и без спортсменов.
       Здесь жили драгоценный "Бетакам", отец Войцех, монтажный компьютер и допотопная кофеварка.  Запахом студии был аромат кофе. На запах с утра до вечера слетались гости. Высокий, худой и сутулый человек в длинном белом свитере крупной вязки, похожий на альпиниста, обнимал любого, кто перешагивал порог студии, затем угощал ритуальным "кофеечком".

       Процесс варки напоминал запуск небольшого космического корабля: прибор издавал шум, свист, пар, дым и, конечно, сногсшибательный аромат. Это был настоящий "кофе по-католически" (отец Войцех не признавал "кофе по-протестантски", то биш растворимый).

       Спал он на доске, днем служившей столом, убрав кофеварку и развернув спальный мешок.
               

                Картошка по рецепту Джорджа Уолтера


       Нас, новых сотрудников, отец Войцех научил фирменному блюду - вареной картошке "по рецепту Джорджа Уолтера".
       Джорж Уолтер - американский дьякон, совершающий паломничество в Иерусалим. Иерусалим далеко, поэтому "идет в Иерусалим" - это перманентное состояние бородатого чудака в джинсовом плаще в комплекте с голубоглазой и белозубой улыбкой.

       Отцу Войцеху посчастливилось зимовать с американским монахом в одной сибирской заброшенной деревеньке, и тот научил его этому нехитрому блюду.

Взять 1 кг картошки; 0,5 кг моркови, 1 крупную головку чеснока.
Нарезать крупными кусками картошку и морковку; не срезая кожуры, положить в тефлоновую кастрюлю; посолить, добавить в воду давленого чеснока и варить, пока не выкипит вся вода. После этого подлить в кастрюлю подсолнечного масла и обжарить на нем картошку и морковку прямо в кожуре.

       Отец Войцех уверял, что это блюдо никогда не надоест. За обедом он обычно рассказывал про своего американского друга, героя собственноручного своего фильма "Как дойти до Иерусалима". Вспоминания, как картошка, никогда не устаревали.

       При таком тусовочном образе жизни Войцех ухитрялся работать. Работа для него была таким же состоянием души, как путешествие в Иерусалим Джорджа Уолтера, где важен сам процесс.

       Все же для превращения процесса в результат отец Войцех привез из Польши своего молодого друга из телевизионного прошлого - брата Дамиана.
               
                Зуб


       У Войцеха в студии отломился кусок зуба. Тогда он приклеил его обратно китайским клеем. Хватило на два месяца. А потом отец Войцех зуб потерял - съел его за обедом, вместе с картошкой Джорджа Уолтера.
        Два дня он ходил мрачный, ни с кем не разговаривал и никому не улыбался. Зато на третий день, войдя в студию, мы увидели, как отец Войцех что-то оживленно рассказывает кучке хохочущих священников, при этом широко скалясь, как раньше.

       - Войцех нашел свой зуб! - радостно сообщил брат Дамиан.

               
                Очки


       Отец Войчех долго и тщетно уговаривал брата Дамиана приобрести для съемок специальные очки.

       - При таком оборудовании оператор может подкрасться совсем незаметно и снять жизнь такой, как она есть. Смотришь себе в другую сторону, противоположную той, куда направляешь камеру, а сам все видишь!

       Отец Войцех тогда как раз собирался снимать жизнь бомжей. В конце концов купил очки на собственные деньги и привел из Польши. 

       - Сидите здесь, - приказал нам отец Войцех, - Сейчас я вам что-то покажу.

       Скрылся в монтажной, а через минуту вышел к нам в очках. Огромная черная конструкция вокруг головы, мигающая красная лампочка на лбу и нацеленный на нас объектив камеры... Отец Войцех был похож на инопланетянина.

       - Ну и что что скажут бомжи!? – спросили мы.

       На следующий день отец Войцех захотел посмотреть, как очки устроены, и разобрал их.
       Несколько дней на его столе лежала кучка мелких деталек. После сборки у отца Войцеха остался в руках какой-то винтик. Тогда отец Войцех снова разобрал и высыпал очки в полиэтиленовый пакетик, а затем убрал в кладовку. Он вообще любил все разбирать.               
               
               
                Католический фильм про мух


        Отец Войцех был постоянно недоволен собой.

        "Эх, сделать бы что-нибудь эдакое, достойное Господа!" - мечтал он.
Но ничего "эдакого" не придумывалось. От этого он сильно расстраивался.

       - Эх, и зачем нужна эта студия! Продать бы ее и купить печенюшек, - жаловался он Дамиану.
       - Тогда зачем ты притащил меня в эту Сибирь? - удивлялся Дамиан. - Давай работать.

        Но Войцех безнадежно махал рукой. Католическая общественность тщетно ждала от него хороших набожных фильмов: он не мог себя заставить делать ничего святого.

       - Я лучше сниму фильм про мух. Ха-ха - католический фильм про мух!

       Но и этот замысел остался неосуществленным.
       В студии появилась раскладушка. Когда отец Войцех среди дня молча лежал на раскладушке прямо в ботинках, мы знали, что он тоскует.
               
        Время от времени отец Войцех загорался и принимался за работу. Он разбирал компьютер, распиливал "Бетакам"в целях усовершенствования, придумывал клипы. В такие периоды он работал даже по ночам.

        Но однажды отец Войцех случайно нажал не на ту кнопочку и выбросил из компьютера все фильмы, над которыми шла работа, свои и чужие.

        Утром сотрудники обнаружили отца Войцеха за компьютером, уронившим голову на руки.
       - Отец Войцех, как вы могли?! Выбросили свой клип?
       - В-все! - Войцех горестно кивнул.
       - Как!! Все?! А мой Владивосток? И Владивосток?!
       - В-все!..
       - А моих бомжей? И бомжей?!
       - В-все!..

        На отца Войцеха было жалко смотреть.

       - Да ладно, что же теперь! Не расстраивайтесь. Ничего страшного.

       Войцех с надеждой поднял глаза:
       - И правда, ведь ничего страшного.
       - Что значит - "ничего страшного"?! – снова разозлились мы. - Ну как вы могли! Столько фильмов!!
       - Да разве это фильмы... – махнул рукой отец Войцех.

       И в чем-то он был прав.
 

                Старец
 

        Зачем католикам телевизор? Нужно ли Богу телевидение? И вообще – что бы сделать такого, что было бы достойно Господа?

        В поисках ответов на свои вопросы отец Войцех поехал к известному польскому священнику по имени Фаддей Дайчер. Несмотря на неважное самочувствие, старичок принял его.

        - Отец, как мне узнать волю Господа?
        - Разве ты ее не знаешь? Каждый из нас призван к святости, - ответил старец.
        - Отец, как же мне быть - заниматься мне телевидением или нет?
        - А какая разница. Говорят "занимайся" - так занимайся; нет - значит, не занимайся, - ответил старый католический мудрец.

        Отец Войцех вернулся в Новосибирск полным сил и идей.
        Но тут его назначили настоятелем прихода Кафедрального собора. И отец Войцех перестал заниматься телевидением. А мы, его сотрудники, превратились в его прихожан.

               
                Грешники

        Стиль исповеди отца Войцеха можно назвать щадящим: пришел - уже молодец.
       Грехи он предпочитал крепкие, настоящие, леденящие кровь. Не какое-нибудь там "мало молюсь", а типа - запой, убийство, прелюбодеяние. К таким грешникам он испытывал почти нежность.
       - Прелюбодеяние, значит, - уважительно кивал он головой. - Жалеешь, что согрешил?
       - Нет, отец, не могу...
       - Понимаю. Как же быть... А жалеешь, что не жалеешь?
       - Жалею, жалею.
       - Ну так иди себе с миром, - отпускал его Войцех.

       Нельзя сказать, что отец Войцех в совершенстве владел русским языком, но на исповеди его это не смущало.
       - Когда я был в Америке, приходилось принимать исповедь даже на английском, а я его вообще не знаю.
       - Но как вы узнавали, что за грехи у человека?
       - А какая мне разница, это его проблемы. Исповедь есть разговор с Богом, а мое дело - отпустить эти грехи. Я и отпускал.

       Российские грешники удивили отца Войцеха непомерной протяженностью исповеди.
       - Вы не знаете, зачем они мне это рассказывают? - пытался выяснить у знакомых отец Войцех.
      - Что - это?
      - Ну, историю свой жизни, - объяснял священник.
      - Ну, а как иначе?
      - Пусть перечислят мне грехи, а я сделаю разгрешение, и делу конец, - объяснял отец Войцех.
      - А поговорить?
      Польский ксендз не знал, что слово "исповедь" в широком русском смысле трактуется как "излить душу".

       А потом отец Войцех задумал издать книжку.


                Книжка


      Маленькую книжку с картинками для взрослых и для детей. Веселую и грустную. Простую и мудрую. И чтобы состояла из притч. Некоторые притчи Войцеху подсказала жизнь. Например, эту:

       "- Что спасет мир? - спросил я старца.
        - Миру просто необходимы святые... Хотя и этого тоже недостаточно: миру нужны о-о-о-о-очень радостные святые!"

       Другие притчи много лет любовно шлифовались на проповедях. Предметом проповеди отца Войцеха становилось все, что угодно. Все шло в дело. Отец Войцех проповедовал и про троллейбус с оторванным рогом. 

       Про рыбу, которая всю жизнь искала океан.

       Про дыру в заборе, который оставил для своих овец Добрый пастырь.

        А еще про "рыбалку".
       "Молитва чем-то похожа на рыбалку. "Удочка" нашей молитвы - это воздетые руки и преклоненные колени. А на «крючок» мы надеваем все самое лучшее: мир, добро, красоту.
       Но рыба не приплывает. Почему? Потому что на «крючок» надо надевать "червяков" нашей жизни - наши грехи. И вот тогда к нам издалека приплывет самая большая Рыба."

       Притчи были готовы. Теперь нужен был художник.

               
                Художник
 

       Своего художника отец Войцех нашел совершенно неожиданно. Зайдя по делу в красноярскую картинную галерею и случайно заглянув в один зал, Войцех бросился туда, забыв про все.

       В этом зале было страшно весело. Здесь был стойкий русский дух. Каждая картина была похожа на анекдот. Везде жил-поживал один и тот же бородатый мужичок в лихо заломленном треухе - эдакий русский мастер красиво соврать и не дурак выпить. Нарисованный чистыми и яркими красками, мужичонка выглядел по-детски наивным и хитрым одновременно. Вот он в своем треухе играет на балалайке, и его слушают теленок и овечка с петухом на спине. Вот он сидит с ядреной бабенкой в баньке – голый, но почему-то тоже в треухе. А на другом полотне солдаты Христа распинают, только вокруг - русские избы и сугробы.

       Знакомиться с Юрием Деевым отец Войцех специально отправился в Красноярск.
       Не сразу, но согласился веселый художник работать над книжкой с картинками, несмотря на нехватку времени. Даже взял задаток. Отец Войцех был доволен. Показал нам буклет художника. С фотографии глядел знакомый бородатый мужик.
               

                ***


       Неожиданно художник ушел в подполье, не отзывался на телефонные звонки. Отец Войцех забеспокоился, заслал гонцов к художнику. Те сообщили: жив, но пьет, потому что откуда-то получил деньги. Войцех спрашивал: много ли еще осталось? Красноярские друзья прикинули: примерно половина.
       Тогда отец Войцех набрался терпения и стал ждать. Говорил, что никогда столько не молился. И тут пришла телеграмма от художника: срочно приезжай, принимай эскизы.
       Отец Войцех собрался в тот же час.


                ***

       Вернулся из Красноярска с кучей эскизов, но слегка озадаченный. На рисунках - все тот же посконный бородатый мужик посреди сугробов и дымящихся избушек.
        - Я ему говорю: Юрий, ты нарисуй мне Доброго такого пастыря с овечкой на руках! А он мне: извини, Войцех, так не могу. Извини.
       - И как же он его нарисовал?
       - Да вот так!
       На рисунке - бородатый мужик играет на балалайке для овцы с петухом на плече.
       - Я сначала удивился, а потом подумал: да, вот это действительно Добрый пастырь!

       Даже к самой поэтичной притче "Голубь и ветер" про Святого Духа художник Деев нарисовал того же мужика в треухе, да еще с петухом под мышкой.
       - Я ему говорю: причем здесь петух, когда у меня - про голубя? А он мне: Войцех, ну какая разница! А действительно, какая разница?
       Чем дальше, тем больше отец Войцех привыкал к картинкам – уж очень веселыми были они. Пусть не слишком набожными. Зато книжка выходила очень сибирской - с избами, сугробами, бородатым Добрым пастырем в треухе.

       Но в канун Нового года случилась беда.  Когда тридцать первого декабря отца Войцеха зашли поздравить прихожане, он сидел перед компьютером, уронив голову на руки.
      - Сегодня ночью умер мой друг. Он был художником.

               
                Другой адрес               


       Войцех еще не успел уехать из Новосибирска, как мы уже начали по нему скучать.

       И сам он поначалу здорово скучал по Сибири. Даже придумал себе электронный адрес sibiriak@pl. (Правда, испугался, что брат Дамиан будет смеяться, и поменял адрес.)

       Теперь у отца Войцеха совсем другой адрес. Зато, говорят, в доме на стенах висят сибирские картинки художника Юрия Деева. (Они уже цветные: их раскрасила одна польская художница, подруга отца Войцеха.)

       Рассказывают, отцу Войцеху подарили двух белых овечек. (Правда, их съели собаки. Он ничего не стал рассказывать юным прихожанам, вместо этого пошел и купил новых.)

       Есть у него и ослик. По воскресеньям он катает детей.

       А еще говорят, что в его новом приходе уже есть духовой оркестр! 
       Сейчас отец живет в бывшем домике камедулов и, говорят, спит в гробу. В настоящем гробу. Анекдоты продолжаются. Там, где нас нет.

       Отец Войцех - наш самый удивительный и, увы, несбывшийся сюжет.
       Здесь, в Сибири, он был для нас кусочком Польши. Мы тогда не догадывались, что в Польше все, кто смотрит телевизор, знают веселого священника Войцеха.

       Зато теперь для нас Польша - страна людей, которые знают и любят нашего отца Войцеха.   
7 Всемогущий
Ирина Никулова
Элишат смотрела на зарево и представляла  Его. Огнедышащего и властного. Понимала-другого выхода нет,- если не подчиниться великому Ваалу,  погибнут все. Три месяца шла осада Карфагена, и если в начале казалось, что еще чуть и враг уйдет, поняв, что город не взять, то сейчас стало ясно - беды не миновать. Ну почему она  не выехала с Аришем к брату в Тир, тогда еще можно было миновать посты варваров.

- Хозяйка, пришел гонец от господина. Впустить?- огонек в керамической лампе вспыхнул, озарив на секунду убранство комнаты и опухшие от слез глаза старой ливийки.
- Сколько лет ты живешь в нашем доме, Лиа? Ты принимала роды у меня, и первой увидела Ариша. Семь лет. Как быстро летит время,- Элишат встала с табурета, поправила складки на тунике и обняла служанку. - Зови, я знаю какую весть он принес.

Город погибал.

Голод, как хитрый хищник, подкрадывался к людям, чтобы измученных и испуганных сожрать в своей ненасытной пасти.  Уже не  хватало еды, а вино стоило дешевле воды. Пожертвования храму Мелькарта не помогли - боги не спешили спасать карфагенян. Вот уже съедены все собаки и даже слоны, которые были гордостью Карфагена. Погибли от голода и львы храма Молоха, отказавшись есть мертвые тела варваров. Под нож пошли и священные золотогривые  лошади.  Из двадцати трех  башен города уцелело  десять, остальные были разрушены  греческими катапультами. Трупное мясо и испражнения, которыми были начинены снаряды, попадали на крыши, разлагались и окутывали нестерпимым смрадом  округу. От свиста, издаваемого летящими со стороны Камонских ворот бочонков с ядовитыми змеями, люди прятались в домах и наблюдали из укрытий как змеи расползаются по улицам, и на правах новых хозяев занимают дома и храмы.

Вся надежда была на всемогущего Ваала - Хаммона, великого повелителя и покровителя карфагенян.  Его бронзовая статуя находилась в самом большом храме, где каждый день возлагались дары и жглись благовония. Даже в такое тяжелое время.
«Спаси нас, Великий Господин».


Гонец переступил порог комнаты, поклонился жене советника и протянул свиток. Элишат заметила пять колец на пальцах протянутой руки - в пяти сражениях участвовал помощник мужа, и вот теперь именно ему было доверено принести страшную весть.

Медленно развернув свиток, женщина прочла написанное, и выпрямив спину, смело посмотрела в глаза гонца. Ни один мускул не дрогнул на бледном лице.
- Спасибо тебе, воин, за честь, оказанную нашему дому. Утром мы будем готовы. Да пребудет с нами сила Ваала, и его благосклонность.

Выходя из дома, старый воин услышал дикий рев женщины.  Много раз за сегодняшний день он слышал эти звуки, и столько же раз благодарил богов за то, что те не подарили ему детей.

Элишат очнулась на холодном полу, разомкнула пальцы, не обратив внимание на боль и зияющее мясо на кончиках пальцев. На двери остались кровавые следы от ногтей.

Только не плакать. Ариш, милый мой сын, все будет хорошо. Я  буду рядом.

Женщина вошла в  комнату наследника. Малыш  лежал  в своей постели. Элишат села рядом и поцеловала сына в мягкую щеку. Так она делала каждый вечер на протяжении семи лет. И хотя муж был недоволен - "наш сын уже взрослый, он потомок великих вождей", она все равно приходила в комнату к Аришу и уходила только после того, как тот уснет. Мужа вот уже несколько дней не было дома - важные дела по обороне города лежали и на его плечах.

-  Мама, посмотри сколько звезд. Лиа говорит, что боги звжигают их, когда забирают к себе хороших людей. Это правда?
- Да, милый, правда. Слушай внимательно, сын. Завтра придут люди и заберут тебя в храм. Ничего не бойся и обязательно возьми вот эту ленту. Помни, когда вас поведут к Ваалу, ты должен привязать  ленту на левую руку, так, чтобы ее было видно из-под рукава накидки. Ты все запомнил?- Элишат протянула пурпурную ленту и вложила в руку сына.- И знай, я всегда буду рядом.

Мама крепко обняла ребенка, потом быстро отстранилась, и выбежала из комнаты. Слезы душили, не давали вздохнуть. Женщина рвала на себе одежды, пытаясь вместе с кусками ткани стащить с себя  этот тяжелый камень, который давил на сердце и перекрывал дыхание.

Наутро жрецы храма Ваала-Хаммона обходили дома и забирали детей. К обеду под сводами храма  встречи с великим Ваалом ждали двести детей разного возраста, из разных семей. Были тут дети  советников, воинов, купцов, мастеровых. Если кто-то намеренно прятал ребенка и не желал отдавать, охрана жрецов отбирала силой. Тех родителей, кто проявлял неуважение к главному божеству, нещадно били - плакать было нельзя. Ваал не простит. Ваал милостивец, он спасет город. Для этого нужны дети...а женщины родят еще. Мощь Карфагена восстановится и город будет жить.


****
Бронзовую статую идола везли через весь город к главной площади. Уже вырыта огромная яма. Разобрана ограда Бирсы, и из нее получилось много дров. Собиралась толпа. Она ликовала, призывая Ваала к справедливому решению. Музыканты исполняли гимны, жрецы всех храмов в парадной одежде обступили постамент и своими телами отделяли жителей от святого места. И вот статую Ваала установили перед огромной  ямой, в которой набирал мощь огромный костер. Карфагеняне в почтении кланялись божеству и уважительно опускали глаза. Время от времени раздавались крики женщин, но жрецы посохами усмиряли плачущих. Музыканты играли  без отдыха.

На площадь вывели детей. Они были облачены в  одинаковые черные накидки с капюшонами.  Дети плакали, и некоторые матери, узнавая плач  ребенка, падали в обморок, а когда приходили в себя, то радостно смеялись, желая чтобы Ваал увидел их - "нет, нет, нам не жалко, мы любим тебя и только тебя, о всемогущий".

Огромная голова статуи светилась в лучах заходящего солнца, и казалось, что глаза Ваала видят каждого на этой площади. К рукам божества были привязаны цепи, и жрец, находящийся за спиной статуи, мог опускать  и поднимать их.

Первыми несли младенцев. Жрецы укладывали детей на руки Ваала, и те потихоньку опускались, и ребенок падал в яму с пылающими дровами. Каждое падение в чрево Ваала сопровождалось криками и ликованием.

Далее, по очереди подводили детей постарше, и тогда под чутким взглядом Ваала детей выстраивали вокруг ямы, и главный жрец по очереди толкал ребенка в жадные лапы костра. Опешившие от страха, они шли на смерть и искали глазами из-под нависших капюшонов своих  родных. Кто-то не выдерживал и бросался за своим дитем в преисподнюю, жрецы не были против - Ваалу были приятны эти поступки.

Элишат увидела Ариша сразу. "Молодец, привязал, не потерял."
Женщина растолкала толпу и выбежала к новой колонне детей, схватила ребенка за руку, и никто в этом мире не смог бы оторвать руку матери и разъединить их.
- Ариш, милый, это я. Не бойся, мама рядом.
Женщину трясло, с каждым шагом ноги подкашивались все больше, но она крепко держала руку сына.

-Ваал, самый главный из богов, самый умный и самый милосердный! Прими нас в свои объятия. Сынок, держись...Держись, милый, сейчас все закончится...

****

До поздней ночи шла работа.

Несколько дней над городом висела дымка и витал сладковатый запах от сгоревших тел. Город молчал. Все ждали, когда остынет яма, и можно будет забрать прах  близких.

Но Ваал остался недоволен.
На небе зажглись новые звезды.
8 Испытательный срок
Людмила Май
В зыбком мареве качались стены и из всех углов выползали страшные чудища...

Лидочка в ужасе просыпалась и видела над собой белый плафон, похожий на снежную вершину. Вновь погружаясь в тягучую кисельную вязкость, она изо всех сил пыталась добраться до этой громады, призывно манящей своими сверкающими склонами, но с каждым шагом сопка все дальше отодвигалась, словно дразня и насмехаясь.

В том же сне мама будила её и выносила на улицу, закутав в одеяло. С неба падал странный чёрный снег, и Лидочка, задыхаясь и кашляя, снова просыпалась и ощущала липкий страх своего постоянно повторяющегося сна.

– Это был не снег, а пепел, – говорила мама и удивлялась: – Ты не можешь этого помнить: когда было извержение вулкана, ты была совсем еще маленькой.

***

– Читай, Лида! Ну, читай же! – Лариса Сергеевна уже теряла терпение, а Лидочка ещё шире таращила в книгу глаза: читаю же, что ещё надо? Настойчивость учительницы была ей непонятна, как и то, что на уроке сидел отец в строгой военной форме.

Формой здесь никого не удивишь: в небольшом Камчатском посёлке сплошь живут семьи военных. Детского сада в посёлке нет, и Лидочку взяли в первый класс только потому, что она умеет уже читать и писать; и не вечно же ей сидеть на маминых уроках со взрослыми учениками, когда отец на дежурстве.

– Вот видите? – Лариса Сергеевна обратилась к Лидочкиному отцу, – Она не читает даже по слогам, а вы говорите…

Лидочке было очень стыдно стоять перед всем классом возле учительского стола. Она думала, что эта пожилая седенькая учительница просто невзлюбила её за то, что она стесняется выходить к доске и не бегает на переменах, как другие дети, а робко сидит за своей партой. Вот и сейчас она потупилась и не понимала, чего от неё хотят.

Покрасневший от досады отец подошёл к дочери: – Ты прочла, Лида?

Класс испуганно замер. Лидочка кивнула, не поднимая головы.

– Расскажи нам, о чем ты прочитала.

Лида тихо, но без запинки пересказала прочитанное.

Отец торжествующе посмотрел на учительницу.

– Ну, не знаю, – она раздражённо стала перекладывать на столе тетради, – Есть же определённая методика. Я должна оценить чтение ребёнка вслух по слогам. Вслух, понимаете? А как я буду оценивать, если она вслух не читает?

– Научим, – сказал отец, – Будет она читать и вслух, и по слогам. Дайте нам испытательный срок – если уж не получится, тогда...

С тех пор Лиду стали отучать от чтения «про себя». У неё ничего не получалось: глаза привычно бежали вперёд, не цепляясь за буквы. Она сбивалась и путалась, отец хмурился, а мама успокаивала, что было совсем невыносимым: – Не переживай, ничего страшного: оставят на второй год – пойдёшь в следующем, со своими сверстниками.

Испытательный срок представлялся Лидочке трехголовым огнедышащим Змеем Горынычем. Он только и ждал, чтобы схватить её своими кривыми когтищами и утащить на сопку, неприступной крепостью возвышающуюся в Лидочкином окошке. Теперь-то она знает, что это очень даже далеко, а раньше думала, что туда можно быстренько сбегать и посмотреть, что там.

В бурлящем классе никто не обращал на Лиду никакого внимания, и она чувствовала себя совершенно потерянной. Только Борьку, своего соседа по парте, она знала, потому что он жил с ней в одном подъезде. Он всегда во дворе обижал Лидочку, а здесь в первый же день заявил, что она ещё «малявка» и что ей нужно не учиться вместе со всеми, а играть дома в куклы.

Борьке не давала покоя длинная пушистая коса сидевшей перед ними Зои Кудрявцевой. Он то и дело дёргал за эту косу или развязывал бант. Но Зоя умела за себя постоять: она разворачивалась и хлопала наглеца учебником, чем заслуживала не только строгое замечание Ларисы Сергеевны, но и Лидочкино немое восхищение. Ей тоже хотелось быть такой же смелой, но она молча сносила все Борькины хулиганские выходки.

Как-то на перемене, оставшись в классе одна, Лида открыла шкаф в углу и увидела там большие счёты на ножках.

– Клац! – она перекинула деревянный кругляшок на другую сторону, – А если добавить еще три (клац!), то это будет уже четыре. А можно ещё на верхней жёрдочке (клац!) и...

О, ужас! Металлический стержень сорвался, деревяшки с грохотом рассыпались, и случайно задетый пузырёк с чернилами слетел с нижней полки! Пробка вылетела, и на крашеном полу расползлось густое синее пятно.

Лида судорожно кинулась всё подбирать. Она попыталась вытереть пролитые чернила промокашкой, но у неё ничего не вышло. Она очень боялась, что кто-нибудь войдёт и увидит, как она ползает по полу, поэтому торопливо кинула всё в самый низ шкафа и с колотящимся сердцем закрыла дверцу.

Уже на уроке она с ужасом обнаружила, что её пальцы измазаны чернилами. Сейчас все увидят и её синие пальцы, и пятно возле шкафа! Но никто ничего не заметил, и даже Лариса Сергеевна не увидела следов Лидочкиного преступления.

Лида слышала над собой зловещий шум крыльев и ощущала жар огненного дыхания Змея. Чернильное пятно на полу с каждым днём бледнело, но всё так же укоризненно напоминало ей о содеянном. И каждый день Лида ждала, что учительница обнаружит сломанные счёты, и тогда уж точно её с позором выгонят из школы. И даже не из-за счёт и разлитых чернил, а из-за того, что не призналась.

Однажды перед занятием лепкой все выложили дощечки и коробочки с пластилином и с нетерпением ждали начало урока. Только Зоя в сотый раз растерянно рылась в своём портфеле, но напрасно: пластилин был оставлен дома. Подружка Милка делала вид, что не замечает Зоиного отчаяния, а Борька злорадно ухмылялся: – Ага, Кудрявцева, сейчас Лариса Сергеевна тебе двойку влепит!

Лида раскрыла свою новенькую коробку и протянула девочке: – Бери половину!

Зоя с благодарностью взглянула на неё, но Борька возмутился: – Э-э! Так не пойдет! У тебя же тогда цветов нужных не останется!

Он деловито разломил два бруска Лидочкиного пластилина – красный и синий, добавил ещё половинки жёлтого и зелёного от своего и отдал Зое. Тут уж и Милка нехотя отломила несколько кусочков.

После этого случая Борька перестал казаться Лидочке таким уж злодеем, хотя он и продолжал творить свои мелкие пакости.

Лариса Сергеевна спросила как-то учеников, кто кем хочет стать, когда вырастет. Все конечно же говорили о космонавтах, учителях и врачах.

Лида же тихо ответила: – Писателем.

Все дружно засмеялись и обернулись на неё.

– Хорошая у тебя мечта, Лида, но для её осуществления мало просто любить книги, нужно ещё очень хорошо и много учиться, может быть, даже всю жизнь.

По её тону Лидочка сразу же поняла, что Лариса Сергеевна сильно сомневается, что она сможет когда-нибудь написать книжку, и это её неприятно задело.

По дороге домой мальчишки издевательски выкрикивали Лидочке в лицо: – Лев Толстой, где твоя борода?!

А Санька Климов еще и корчил перед ней дурацкие рожи. Она не знала куда деться от обидных насмешек и готова была уже расплакаться, но тут подскочила Зоя и так треснула Саньку портфелем, что у того слетела шапка. Мальчишки с хохотом разбежались, а всегда высокомерная Милка сказала Лиде: – Эти мальчишки такие противные... Ты лучше с нами всегда ходи.

У Горыныча удивлённо вытянулись все его три змеиные морды, и он отлетел на всякий случай подальше от девочек.

А потом всех первоклассников приняли в октябрята. И Лидочку тоже!

Теперь она уже не чувствовала себя «малявкой», не сидела на переменах в одиночестве и быстрее всех могла «правильно» прочитать у доски: – Бы-ла хо-лод-на-я зи-ма к ок-ну при-ле-те-ла си-нич-ка, – так, что Ларисе Сергеевне приходилось её сдерживать: – Тише, тише, Завьялова, не строчи, как пулемёт.

Змей Горыныч отстал от неё и теперь маячил вдалеке невнятной точкой. Но в самом начале весны он вернулся, и теперь уже не один, а со стаей таких же страшных чудовищ: Лидочка тяжело заболела воспалением лёгких и всю последнюю четверть пролежала в больнице. Никаких сомнений у неё уже не было: теперь уж точно – на второй год.

***

Свой день рождения, двадцать пятого мая, выздоравливающая Лида встретила в больничной палате, где уже не качались стены и не снились страшные сны, а лежали дети в таких же пижамках и одна взрослая тётенька с маленьким мальчиком.

С самого утра Лидочке было очень невесело, и даже подаренная родителями книжка с «вырезными» картинками, о какой ей давно мечталось, не радовала её, и слёзы сами собой капали на подушку. С тоской представляла она, как сегодня её одноклассники рассказывают на школьной линейке подготовленные четверостишия. Своё она выучила уже давно, ещё до больницы, но кто-то другой с выражением прочтет:

Мы сегодня расстаёмся,
Но осеннею порой
Снова, снова в класс вернёмся,
Но теперь уж во второй.

Вдруг в стекло что-то стукнуло. Ещё и ещё раз… Мама малыша подошла к окну: – Ого! Это к тебе, наверное, Лида – целая делегация!

Лидочка соскочила с кровати. Внизу под окнами второго этажа стоял весь её первый «Б» во главе с Ларисой Сергеевной. Они махали букетами ещё не распустившейся сирени, смеялись и что-то кричали.

Изумлённая Лидочка дёрнула шпингалет, рывком распахнула окно, и в палату вместе с холодным ветром ворвался ребяческий гвалт. Все дети в палате дружно столпились у окна и с любопытством выглядывали на улицу.

– С днём рождения! – услышала Лидочка весёлые крики и дружное скандирование: – По-здрав-ля-ем!!

Она радостно закивала и замахала в ответ.

– Сумасшедшая! – кричала тётенька, борясь с раздувающимися занавесками и пытаясь закрыть створку.

Лариса Сергеевна тоже что-то кричала, улыбалась и размахивала каким-то листком, но Лида ничего не слышала в этом гомоне.

– По-здрав-ля-ем!! – неслось с улицы.

– Это ведомость с отметками! Я передам...

Она ничего не понимала...

– Ты переведена во второй класс! Вместе со всеми!

Только сейчас до неё дошел смысл происходящего.

Как же она любила свою старенькую учительницу и всех своих одноклассников! И Зою, и Борьку, и задаваку Милку! И даже Саньку Климова, орущего под окном в общем хоре.

Сквозь слёзы, но уже от безграничного счастья, Лидочка увидела, как Змей Горыныч, тяжело взмахнув крыльями, вылетел в открытое окно и, увлекая за собой всю стаю, направился в сторону заснеженной сопки.

В Лидочкиной жизни потом было много других учителей и одноклассников, но свою первую камчатскую учительницу и свой первый класс она всегда вспоминает с особой нежностью.
9 Когда кончается снегопад...
Людмила Май
– Тебе нужно жениться, – неожиданно сказала Ольга Андреевна, уже надевая в прихожей пальто.

Кирилла царапнуло знакомое с детства ощущение, когда осторожно отколупываешь на коленке засохшую болячку и неожиданно вместе с корочкой прихватываешь еще живую плоть.

За окном шёл снег. Он спускался с неба огромными хлопьями словно занавес и создавал иллюзию полной оторванности от всего мира.

Ольга Андреевна, видимо, долго не решалась на этот разговор и заметно волновалась: – Я хочу, чтобы ты знал мою позицию: Леночке нужна полноценная семья, где есть и мать, и отец, а ты пытаешься совместить два в одном. Но ведь это невозможно...

– У Леночки есть замечательная бабушка, зачем ей совершенно чужая тётя? – попробовал отшутиться Кирилл. Он знал, что рано или поздно кто-нибудь обязательно скажет ему эти слова, но даже представить не мог, что услышит их от Дашиной матери.

– Подумай о дочери, ей скоро пять! – выкрикнула она с мучительной гримасой на лице и тихо добавила: – Ты хоть знаешь, что она няню стала мамой называть?

Да, скоро пять... Пять лет – достаточный срок, чтобы перестать корчиться в невыносимых судорогах безысходности и, если не смириться, то хотя бы приглушить боль.

За окном шевелилось белое безмолвие, и казалось, что весь город скоро навсегда исчезнет, засыпанный снегом. Он ненавидел этот город, отнявший у него Дашу.

Тогда тоже шёл снег. Если бы не этот проект, вынудивший его уехать на работу... Если бы по каким-то причинам бабушка не смогла тогда остаться с Леночкой... Если бы не этот сопляк на отцовском джипе... Если бы, если бы... Множество «если бы». Иномарка на полном ходу врезалась в остановку возле торгового центра. Дочке тогда было всего три месяца...

Совсем недавно Ольга Андреевна решила переехать из просторного коттеджа назад, в свою пустующую квартиру, объяснив, что, конечно же, она ни в коем случае их не бросает, просто очень скучает по своей школе, а Леночку всё равно необходимо оформить в детский сад «для социальной адаптации». Эта дипломатия была шита белыми нитками, и вот пожалуйста – «тебе нужно жениться». Вероятно, она догадывалась о появлении женщины в его жизни, и ему было досадно, что Ольга Андреевна всё поняла по-своему. Да, Оксана очень эффектная девушка, но у Кирилла даже в мыслях никогда не возникало привести её сюда, в этот дом... Они строили его вместе с Дашей, мечтая о большой семье...

Торопливый топот маленьких ножек вывел Кирилла из задумчивости.

– Папа! Ты уже дома! А мы с Ликой снеговика лепили!

Няня, смеясь, стаскивала с вырывающейся Леночки комбинезончик: – Ну вот, а ты домой не хотела идти.

На приходящей няне настояла опять-таки Ольга Андреевна. Вообще-то Кирилл был противником всяких нянь и домработниц, сам управлялся, да и тёща практически продолжала жить на два дома. Но когда он несколько раз опоздал вовремя забрать дочку из детского сада, пришлось уступить – всё-таки небольшое, но активно действующее архитектурное бюро требовало много времени и хлопот. Кирилл сам по утрам отвозил дочку в садик, а в обязанности няни входило лишь приводить её домой и дожидаться его приезда.

Обнимая Леночку, обхватившую его шею, Кирилл мысленно подытожил сегодняшний разговор: – Не нужно ничего придумывать, как всё должно быть, уважаемая Ольга Андреевна. Есть дочка и есть я, а больше нам никто не нужен.

***

Лику почему-то часто спрашивали, любит ли она детей. Да какая любовь? Любить своих деток должны вы, дорогие родители, а она всего лишь учитель английского языка. Вот работу свою она обожала, и малышам очень нравилось играть и распевать песенки с симпатичной учительницей.

У Лики были прекрасные рекомендации, и она была очень востребована в семьях крутых бизнесменов и высокопоставленных чиновников. Все они непременно желали, чтобы их чада чуть ли не с пелёнок играли на фортепьяно, занимались танцами, вокалом и изучали иностранные языки. Потом, разумеется, элитная школа, самый лучший вуз или учёба за границей.

Собственно, Лике не было никакого дела до чужой жизни, и уж тем более она не завидовала таким семьям, где на первое место ставились престиж и удовлетворение собственных амбиций. В пышных особняках с прислугой редко можно встретить проявление обычных человеческих чувств. Многие родители просто спихивают своих отпрысков на гувернанток, нянь, педагогов и репетиторов разных мастей и считают, что сделали для своего ребёнка всё. Папаши своими важными делами занимаются, мамаши из салонов красоты и фитнес-клубов не вылазят.

Лике приходилось неизменно улыбаться своим работодателям и говорить какие-нибудь приятности, типа: «у вас очень способный мальчик». Ну а куда деваться? Ей позарез нужна была эта работа, потому что на одних переводах столько не заработаешь, а у неё – Антошка, съёмная квартира и куча проблем. При этом она ещё умудрялась заниматься с детсадовскими ребятишками, а когда Ольга Андреевна предложила стать ещё и вечерней няней для своей внучки, Лику даже уговаривать не пришлось – всё очень удачно складывалось, к тому же девочка жила рядом с её домом.

Смутило, правда, что у Леночки нет мамы, но она сразу же решила особых нежностей не проявлять, уж она-то знала, как чутко реагируют такие дети на ласку. А когда всё-таки услышала от девочки «мама», то постаралась обернуть всё в шутку: – Ну-у, мамой быть совсем не интересно, я лучше твоей подружкой буду.

– Да, – с готовностью согласилась Леночка, хитро улыбаясь. – Ты моя подружка-мама!

– Понятное дело, – с грустью подумалось Лике. – У всех детей должны быть мамы, ты права, малышка. А твоего отца, похоже, волнуют лишь собственные переживания. Конечно, трагическая гибель его жены вызывает искреннее сочувствие, а с другой стороны – какого чёрта? – замкнулся на своих страданиях... Вот кому это нужно? Леночке? Уж точно нет. Давно бы нашёл себе достойную женщину...

***

Робко накрапывающий с утра дождик неожиданно обернулся мощным снегопадом, застав врасплох ошалевших от такой наглости горожан. Все уже весну ждали, как-никак март на дворе, а тут, здрасьте вам, такой сюрприз: уходящая зима решила, видимо, выдать напоследок весь свой неизрасходованный снежный запас.

С радостным изумлением наблюдая из трамвая снежную феерию, Лика решила непременно вечером отправиться с Антошкой в парк – там такая красотища сейчас! Вволю по сугробам полазить, в снегу поваляться... Она уже представляла счастливую Антошкину физиономию...

Но сначала – детский сад, Леночка и надежда на то, что Кирилл не задержится на своей работе.

Однако о прогулке пришлось забыть. Уже дома у Леночки обнаружилась температура – в группе несколько дней как был объявлен карантин по ветрянке. Девочка капризничала, плакала и, вцепившись в няню, ни за что не хотела отпускать свою «маму-подружку». И только когда Лика взяла её на руки, затихла, уткнувшись мокрым личиком в её плечо.

Кирилл не находил себе места: – Может, в скорую позвонить?

– Температура не критичная. Сейчас ребёнка нужно прежде всего успокоить и спать уложить. А утром врача вызвать.

Он сделал попытку отнести дочку в детскую, но та опять пронзительно закричала, отталкивая отца. У Лики сердце разрывалось от жалости к заболевшей девочке, и она злилась на бестолково суетящегося Кирилла. Пришлось действовать решительно: – Я сама её уложу. А вам лучше уйти, раз она капризничает.

Леночка то засыпала, то просыпалась, не выпуская Ликину руку и мгновенно реагируя на любое движение. А когда в комнату осторожно входил Кирилл, опять принималась хныкать, опасаясь, что няня уйдёт.

Лика беспокоилась об Антошке и начинала нервничать. Она уже позвонила домой и пообещала скоро прийти, но ситуация не менялась. Узнав, что мальчику уже десять лет, Кирилла осенило: – А давайте-ка его сюда. Вы ведь где-то по-соседству живёте? И вам, и мне спокойнее будет, – он уже загорелся этой идеей и даже обрадовался такому исходу: – Звоните, звоните сыну, а я его встречу.

Лика колебалась – ветрянкой Антошка переболел, но... Дети-инвалиды у многих вызывали отторжение, даже брезгливость... Насмотрелась уже...

– Он сам не сможет дойти: снег, тротуары не чищены.

– Что значит «не сможет»? – опешил Кирилл.

– У него ДЦП, ему трудно ходить.

– А если на санках?

***

Лика заснула рядом с Леночкой, и Кирилл не стал их тревожить.

Антошка оказался презабавным мальчишкой и сразу же заявил, что ветрянка – это фигня, только гулять нельзя и зелёнкой мажут.

Нисколько не смущаясь, кандыляя и переваливаясь с боку на бок, он деловито осмотрел дом и недовольно заметил, что здесь много лишних комнат: – Зачем вам столько? Пыль только разводить. Нам с Ликой одной хватает. И почему это у компьютера два монитора?

– Мне так для работы нужно, – Кирилл с улыбкой наблюдал за Антошкой.

– Работать на работе нужно, а дома – телек смотреть или книжки читать, – назидательно изрёк мальчишка, устраиваясь на приготовленном для него диване. – Лика вот тоже ночами переводы строчит, а потом жалуется, что не высыпается.

Кирилл ещё больше развеселился: – А почему ты свою маму по имени зовёшь?

Антошка пожал плечами: – Так она же мне и не мама вовсе... То есть, мама, конечно, только ненастоящая. – И пояснил: – Настоящая у меня пьёт и мужиков водит.

Кирилл остолбенело взглянул на мальчишку, но расспрашивать не решился.

***

Когда кончается снегопад и небо очищается от рыхлой ваты беспросветности, обнажая звёзды, мир за окном становится ближе и понятнее.

Двор укрыло ровным слоем белого полотна. На его поверхности, как на огромном листе ватмана, Кириллу вдруг увиделось панорамное изображение: широкие улицы, дома-башенки... Это был тот самый проект... Проект, ломающий стереотипы и создающий совершенно новую философию архитектурных решений. Город его мечты...

Много чего Кирилл передумал этой ночью... Все его душевные терзания отступили и казались очень далёкими и давно пережитыми.

Он думал о своём когда-то заброшенном проекте...

Думал о Даше, о Леночке, о разговоре с Ольгой Андреевной...

А ещё думал о Лике с Антошкой, и, наверное, впервые за последние годы, оставшись наедине со своими мыслями, он не чувствовал вокруг себя пустоту и одиночество.
10 Свадьба с горчинкой
Нина Пигарева
В молодости мне очень нравилось бывать на всевозможных торжествах, особенно на тех, где раздаются громкие крики «горько». Потому сборы на свадьбу двоюродного брата Игоря были быстрыми и приятными. Всю дорогу, находясь в автобусе, представляла себя то в танце, то в пляске и прочих забавах. Но в полной мере насладиться праздником, увы, не пришлось. Впрочем, не мне одной.
      
Непонятно странно вели себя родители невесты, встревоженные, замкнутые, они словно дочку не замуж выдавали, а в острог провожали. Нервозность и некая недосказанность чувствовалась и в поведении братьев новобрачной, двух довольно взрослых мужчин. Да и сама Кристина выглядела напряжённой, всё время пыталась спрятать лицо под фатой. А толпа деревенских зевак, собравшихся со всего села, в ожидании развязки жадно следила за происходящим.
    
Грешным делом, я подумала тогда: «Наверное, наш Игорёк пришёлся не ко двору новой родне». Уединившись с тётушкой, матерью Игоря, я попросила прояснить ситуацию. Услышанное тронуло за «живое». К счастью, Игорь к этой весьма печальной истории не имел никакого отношения.
    
…Разлад в семье Пяточкиных, то есть Кристинкиной, случился более десяти лет назад. Виной всему стала юная девушка Олеся из другого села. У неё с Женькой Пяточкиным уже около года роман длился. Окрылённый любовью паренёк каждый вечер бегал к ней на свидание. Казалось, он жил и дышал лишь этими первыми мальчишескими чувствами. Но вдруг на пути Женьки встал его старший брат Борис. Боря не хотел – так вышло.
   
В тот день Борис вернулся со срочной службы, вмиг сбежались друзья, товарищи. По русскому обычаю выпили за встречу, закусили. «Расклеившегося» Женьку мать никуда не пустила, в кровать уложила. А слегка подвыпивший Борис с лучшим другом в клуб «рванули», за три версты в то селение где Олеся жила.

О её существовании солдат ничего не знал, они с братом не имели привычки делиться любовными тайнами. И, как назло, Борис из всех девчат на танцплощадке около очага культуры выделил именно девушку брата, симпатичную блондинку с огромными небесными глазами. Вероятно, то была любовь с первого взгляда. До боли что-то ёкнуло в груди и у Олеси. Она ни на минуту не сомневалась, что перед нею родной брат Женьки, одно лицо, такие же каштановые курчавые волосы. Только незнакомец в военной форме мужественнее, выше ростом и намного обаятельнее. Олеся смотрела на него снизу-вверх, будто завороженная.

В одурманенном состоянии она позволила Борису себя проводить и согласилась увидеться на следующий день. А когда опомнилась, жутко испугалась – чем всё может обернуться. И ничего глупее не придумала, как уговорить задушевную подругу доставить Женьке письмо, пронизанное ложью. Якобы она срочно уехала в город, ухаживать за тяжелобольной тёткой, посему Олеся убедительно просила Женьку пока к ней не приходить. И он по наивности своей поверил.

Больше двух месяцев Евгений вечерами просиживал дома, с нетерпением ожидал возвращения любимой. А в это время ничего не подозревающий Борис все ночи напролёт проводил с Олесей под пышными кронами благоухающего весеннего сада её бабки. От новых ярких ощущений девушка совсем потеряла голову. В объятиях милого она забывала обо всём на свете. Он был её первым мужчиной. Скоро Олеся поняла, что беременна. Борис, узнав о предстоящем отцовстве, твёрдо пообещал Олесе завтра же направить в её дом сватов.
      
Врагу не пожелаешь того трудного выбора, перед которым оказались родители братьев. Шокированный Женька бился в истерике, грозясь наложить на себя руки, если мать с отцом дадут согласие на брак Борьки с его девчонкой. А Борис требовал незамедлительного признания в Олесе его законной супруги. В противном случае он вернётся в свою часть и попроситься в «горячую точку».

Сложное решение взвалила на себя мать, и было оно в пользу старшего. Повелев мужу приглядеть за Женькой, она, скрепя сердце, отправилась утрясать скандальное дело.
         
А на утро, ни свет, ни заря, «сарафанное радио» растрезвонило на всю округу известие о том, как тётка Пелагея в тёмном платке, со слезами на глазах, глухими задворками ходила сватать девку, из-за которой в их дружной семье завязались тяжёлые «бои».

Первым «поле боя» покинул обиженный Женька. Тайком с одними документами он навсегда покинул отчий кров. Следом вместе с Олесей уехал в город Борис. Остались мать и отец с пятилетней дочкой Кристиной.
         
На протяжении всех этих лет Борис навещал родителей. Один или с народившейся подрастающей дочкой. Сноху Пелагея так и не приняла. Во всех смертных грехах она винила лишь Олеську. Из-за неё братья стали кровными врагами. А мать пребывала в тяжёлых думах об исчезнувшем сыне.
         
Но в один прекрасный день, на имя Кристины Пяточкиной пришла короткая весточка из Германии, из советского военгородка. То была поздравительная открытка от Женьки по случаю совершеннолетия его любимой сестрёнки. Столь неожиданный сюрприз Кристина получила в преддверии своей свадьбы. Не мешкая, она отправила брату срочную пригласительную телеграмму.
         
Евгений прибыл без предупреждения, в назначенное число, когда все гости были уже в сборе. Этот напряжённый момент из-за опоздания я пропустила. Говорят, встреча вышла не менее трудной, чем разлука. Но спешу успокоить неравнодушного читателя: под занавес свадьбы всё обошлось. Пяточкиным наконец-то удалось зарыть «топор войны».

Правда, погостить Евгений отказался. Служба. Семья. На прощание он по-сыновьи нежно обнял мать, по-мужски пожал руки отцу и брату. А молодожёнам пожелал большой любви и верности.
         
От волнения Пелагея всю ночь не сомкнула глаз, облегчённо вздыхая и утирая слезинки радости. Сыночек её не пропал, не запил, не пошёл по кривой дорожке. С честью в армии отслужил, на сверхсрочную остался. Он теперь не просто Женька, а Евгений Самойлович, кадровый офицер. А главное, у него на чужбине есть молодая красавица жена, подарившая ему недавно близнецов – сына и дочку.
11 Медовый месяц на сундуке
Нина Пигарева
На днях в загородной маршрутке ненароком подслушала «анекдотический» разговор двух возрастных кумушек о медовом месяце одной из них.

1 кума – любила своего «кобеля» до колик в животе. Видный, учёный, гармонист знатный!  Но, ты ж помнишь, сколько этот угодник дамский девок «наколол». То та! Стал за мной ухлёстывать.

Мне красоты, стати тоже не занимать было, язык – острее бритвы. Заявила в первый вечер – со мной твой номер не прокатит. Только через ЗАГС!
 
Пооблизывался он подле меня с недельку, да и позвал в сельсовет - заявление подавать. Так ведь подавали вдвоём, а отозвать и один мог. Манежу дальше, боюсь подвоха.

Месяц для Саньки «проскрипел», словно подвода старая.

На Покров расписались и сразу за стол свадебный. У меня радость через край брызжет, а суженый истомился, исподтишка защипал меня всю. Наконец отгуляли, гости разошлись.

2 кума – ну что ты в час по чайной ложке цедишь, дальше то что?!

1 кума – так дальше опять незадача. Дом у новой родни однохатный. Койку нам купили новую никелированную, мамка перину, подушки справила. Только ложе новобрачных мягкое, да тёплое оказалось в ногах у свёкров.

Свёкор с перепоя всю ночь то воду хлыщет, то по нужде бегает. Свекровь кряхтит, «шпионит». А на дворе стыть, снежок порхает. Первый «грех» совершить разу негде.

2 кума – тягомотина ты, кума, каких в мире не сыскать.

Меня тоже интерес разжигает, так и хочется сказать - не томи, доедем скоро, концовку придётся додумывать.  Как та свекровь затаилась, внимаю дальше.

1 кума – утречком свекруха пример молодухе подаёт, койку с подзорами заправляет. И я перинку свою взбила, подушки горкой «поставила». Позавтракали.

Мы с Санькой на работу в контору отправились. Свекровь со свёкром следом на целый день в поле, тогда же до нового года свеколку убирали. 

Мой Лексан Егорович то и дело на часы поглядывает. Время словно остановилось.

Ровно в двенадцать он подмигнул мне и вылетел из правления. Подчиняясь воле мужа, не без обоюдного желания следую за ним. Набираем скорость, почти бежим…

Санька звякает щеколдой, я шумлю – только не сминай перину, заправлять некогда!

Выручил дубовый, огромный сундук, стоявший за печкой…

Поесть не успеваем. Зато довольные возвращаемся на рабочие места.

2 кума – и всё?!

1 кума – не перебивай, впереди самое занимательное.

Около месяца мы с «Тамарой» бегали парой домой «обедать».
Всё село похохатывало! А досужий сосед Яшка – Зубок, будь он неладен, за глаза подсмеивается, мол, какая ненасытная молодёжь пошла и ночей длинных им не хватает намиловаться.

И однажды паразит этакий застукал нас на самом интересном месте.
Санька впопыхах забыл запереть за нами дверь! Полушубок овчинный с ходу на сундук швырнул. Я уже млею в Саниных объятиях …

Тут Зубок и ввалился. Что называется - картина Репина «Приплыли».

- Ядрён батон, - гикнув, заспешил удалиться Яшка…

К вечеру по «сарафанному радио» всё село было оповещено и про сундук, и про страстную на нём любовь…

Утром следующего дня иду на работу. Глаза «бесстыжие» - в землю, шею – в плечи. Санька рядом бухтит: «Перестань стыдиться. Чай не чужое «воровали».
 
Не успели толком в контору войти, председатель к себе в кабинет вызывает. Не знаю, что и подумать. Зардела, как кумачовое знамя.

Заходим: Санёк - кочетом, я - курицей помятой.

А начальник не то чтоб подшутить, не улыбнулся даже. Протянув нам ключи от нового дома, он «густым» басом пожелал: «Живите счастливо, детишек побольше рожайте, рабочие руки нам нужны!»

На следующей остановке весёлые кумушки покинули салон автобуса, а я последовала дальше, переваривая в голове услышанное...
12 Кругосветка
Лев Неронов
               

        Да какая, к черту, работа. Потолок перед глазами ходит,   вестибулярный  аппарат продолжает воспринимать качку Жигулевского моря и не дает нормально ходить по ровной поверхности.  Разве можно быстро переключиться на житейское болото и все забыть, что произошло?!
 

        В Волге, чуть ниже города Самары, была обнаружена холера! У воды стояли посты, и нарушителей  отправляли на уколы и в изолятор на десять дней…

        Зная это, двенадцать «авантюристов» развернули свой маломерный флот из четырёх байдарок «Салют» и уплыли в ночь молча, не плескав веслами, в четырёхдневную Жигулёвскую кругосветку.
      
        Один экипаж, чтобы наверстать отставание, стал резво молотить в три весла водную гладь. Вот, кажется, и остров Быстренький - место встречи экипажей. Но здесь горел громадный костер, а вокруг – люди!

         Шалишь, брат! Место встречи пропускаем и плывем в нижнюю оконечность острова, подальше от подозрительных островитян.

        Слаженно, ритмично и беззвучно работают весла: ощущение благодати в мышцах от приятной физической работы, чувство единения коллектива. Тёмная ночь, тревоги нет, восторг романтики. Друзья замечают, что еще кто-то плещется рядом.

        Вот же они остальные рисковые спутники! Это они развели костер-маяк, чтобы во тьме не проскочить мимо.
 
 
        Так приятен на воде утренний туманец! Вот и Попов овраг, значит, до села Переволоки три километра. Несколько всплесков веслами, и команда Литвинова попадает в лапы того, кого так опасалась!
 
        На воде моторные лодки милиции!  В диалог с дежурным вступает капитан…
      
        Команда облегчила свой груз на две бутылки жидкой валюты. И холера стала ни при чём!

        Дежурный тихо сказал, что сушей идти нельзя, - увидят!

        Путь один: плыть против течения обратно три километра и по дну Попова оврага пять километров с байдарками выбираться через колхозные поля к Усе!

        Очевидно, ни один сумасшедший до нас такого не делал!

        Вот и Уса!  Водищи – море, того берега почти не видно! И вся эта водная ширь покрыта пляшущими волнами.

        - Утонем мы тут! - сказал Яхин, и все согласно промолчали.

        Сделали надстройки из досок над бортами байдарок, принялись пересекать бурную стихию. Стало понятно, что плыть можно, но только под углом к волне,  стараясь не подставлять ей бок байдарки.

        «Моторы» одержимых «викингов» работали на форсаже, позади запретный берег, назад пути нет!
 
Второй привал: палатки, обильный костер, ужин, мертвецкий сон.


        Утро выдалось тихое, вода спокойная, и наша команда двинулась дальше по диагонали, через необозримое водное зеркало, к горе Лепешка. Гребцы подобрались жилистые и неутомимые.

        В экипажах были две девушки. Их присутствие подогревало спортивный азарт мужчин. Гребли весь день без продыху, даже на миг нельзя было расслабиться.

        Мышцы пришли в блаженное циклическое состояние. Сегодня был их день, на их улице был праздник. Гребок-расслабление, и мышцы, как сильно надутый матрац.

        До вечера флот обогнул гору Лепешка, вошел в залив, где находится пансионат нашего КБ - «Здоровяк», расположенный в живописном выразительном месте Жигулей.

       Нас покормили ужином и завтраком, а ночевали мы в своих палатках.


        Третий день путешествия. У отвесной стены Молодецкого кургана - полоса беспокойного кипения: волны налетают на каменное препятствие, создают густую пену и с шумом отступают назад.  Времени выжидать погоду нет!

       
        Отважный Литвинов дает команду:

        - Пошли!
 
        Величественно и сказочно там, впереди, где еще одна гора, покрытая густым заповедным лесом. Это Девья гора.

        Волнение моря усиливается каждую минуту. Экипаж изо всех сил отталкивается веслами от норовистой волны. Весла прогибаются, а подвижки судна не чувствуется. Высота волн все нарастает и достигает трёх метров! «В такую шальную погоду нельзя доверяться волнам!»

        Опасен не подъем на гребень, а спуск с волны, где байдарка «глотает» минимум ведро воды. Передний гребец, должен успеть сделать пару ударов веслами, чтобы не утопить нос лодки. Ритм движений определяется волнами. Задний гребец – для подвижки вперед, а средний едва успевает котелком отчерпывать воду.

        Байдарки кувыркаются на гребнях волн, как на американских горках.
       
        Впереди лодка Литвинова. Кто-то из его экипажа неподалеку увидел большое судно и начал кричать, чтобы нас услышали, увидели и спасли. Литвинов грубо оборвал  паникера:
 
        - Молчи, завтра о твоем спасении раструбят газеты!

        Вскоре капитанское судно Литвинова терпит кораблекрушение! Звуки о помощи!  Наша команда без промедления поменяла курс судна, и волны его быстро доставили к месту стихийного бедствия, что возле отвесной каменной стены, у подножья которой невероятная водная каша.  Помочь невозможно!

        Люди Литвинова в пенопластовых спасжилетах держатся за аварийное судно, деревянная часть которого сломалась и потеряла форму, но сохранило плавучесть.

        Для таких случаев и предусмотрены надувные матрасы, которые есть у каждого гребца в виде сиденья, привязанного к байдарке. И гребцу мягко, и судно не тонет. Привязаны и рюкзаки, уложенные в непромокаемые надувные резиновые мешки.

        Непотопляемые весла уплыли, а некоторые вещи, что были не привязаны к байдарке, утонули в водах Жигулевского моря.

        Литвинов командует, чтоб срочно плыли дальше, до, удобного к причалу, ближайшего места. И чтоб другие байдарки туда прибыли. И чтоб с веревками вышли на вершину горы, к месту аварии. И чтобы вытащили людей и байдарку на сушу.

        Задание сложное, но возможное, если учесть, что в экипаже командира все альпинисты, и веревки всегда при них, как у Золушки иголка, а у Паниковского ложка.

        Три экипажа благополучно  добрались до Волчьего оврага. Спешились на ровный теплый песочек и с веревками бросились к точке аварии. Но экипажа Литвинова в море нигде не видно!

        Пока спасатели добирались, командир Литвинов, наверное, произнес заклинание  маленького князя Гвидона:

        "Ты, волна моя, волна!… Не губи ты нашу душу: Выплесни ты нас на сушу!"

        «И послушалась волна: тут же на берег она», в виде очередного «девятого вала», лодку вынесла «легонько» со всеми потрохами и людьми на узкую и единственную полочку горы.  Чудо!!!

        С этой полочки и подняли верёвками экипаж капитана и его байдарку на вершину 40-метровой Девьей горы!!!

        Ботинки и штормовка командира утонули, но никто из команды не покалечился! Фотоаппарат канул в Лету, но зато столько впечатлений! Неунывающий Литвинов был хоть и голым, но королем!

        Счастливая команда - в Волчьем овраге!

        Донную часть, как могли, залатали, и байдарка командира снова стала кораблем!

        Быстро развели костерчик, т.к. спички хранились по инструкции: в сухости. На ужин было приготовлено «фирменное» туристское блюдо: лавровый лист с картофелем и тушенкой! Повар впервые в своей жизни готовил еду для целой команды, поэтому он старался от души...

        Блюдо получилось душистым, потому что повар не скупился и положил в булькающий котелок весь пакетик лаврушки. Все ели и вежливо молчали, и только Литвинов, немного морщась, считал ароматные листочки: раз, два,…,42,…80!

        Четвертое утро экспедиции. Полнейший штиль.
        Пока в Волчьем овраге, готовился завтрак, Морские волки быстренько сплавали к месту катастрофы. Подобрали весла и плавающие остатки кораблекрушения.

        Волчий аппетит, завтрак, сборы,  и в мгновение ока дружная флотилия оказались возле плотины ГЭС.
 
        Твердь у кромки воды невероятно скользкая. Экипаж с трудом вылезал сам и выволакивал  байдарки.

        «Умный в гору не пойдет…». И вся команда под руководством босого босса Литвинова пошла в обход ГЭС по неведению, что есть прямая дорога, поперек плотины, длиной всего триста метров, по которой легко, за двадцать минут, проходят толпы туристов, перенося свои тяжелые грузы и лодки.
         
        Команда из двенадцати человек, закаленная вынужденным «холерным» степным путем, впервые в истории человечества, совершала шести километровый бросок с байдарками на плечах.
 
      
        Одна их легенд Жигулей гласит, что один из заключенных-каторжников периода Сталинских репрессий, передал самому Иосифу Виссарионовичу прошение, чтобы тот разрешил в обмен на свободу, превратить в гигантский барельеф Сталина гору Могутовую, что рядом с плотиной.

        И Отец народов разрешил! А заключенный выполнил это.

        И тогда  все проплывающие мимо пароходы, гудками приветствовали каменного вождя, а все пассажиры сбегались на один борт судна, чтобы выразить свой восторг.
   

        Восходить на гору, чтобы полюбоваться сверху на плотину ГЭС, было некогда, инженеры плыли домой.
13 Влюблена НЕ по собственному желанию
Лили Миноу
                Все совпадения случайны

    
     Наконец-то моя лучшая подруга влюбилась. И, кажется, по-настоящему. Раньше я и увлечений-то у неё не замечала. Ну, нисколечко. А  тут вдруг взяла и влюбилась. Девчонке скоро семнадцать, а она втюрилась первый раз в жизни. Смехота, да и только.
    
     Парнишку звали Саша. Всяких разных Сашек на свете хоть пруд пруди. Но этот, по её мнению, был особенный. Мальчишка учился в параллельном классе. Давно ли? Не знаю. Сама-то я его даже не замечала, пока Оксана не призналась мне в своей пылкой любви к нему. Вот тогда-то я на него и взглянула.
    
     Рост – нормальный. Тёмные волосы. Большие лучистые карие глаза. На щеках здоровый румянец. Поразительно. Я имею в виду румянец. И это в наше время! В общем, он смотрелся. Хорошо смотрелся. Даже более, чем хорошо. Но… он был совсем не в моём вкусе. Мужественности в нём не хватало, что ли? Хотя, с какой стороны на это посмотреть. Да, в принципе, он и не должен мне нравиться. Влюблена-то подруга. Лучшая. Вроде как.
    
     Сначала она просто изливалась мне, что, мол, он её совсем не замечает. Даже не взглянет в её сторону на переменках, хотя сама она на него нет-нет да и посмотрит. Прожжёт его мгновенным взором своих лучистых серо-зелёных глаз. Красивых глаз. А затем отведёт их в сторону.
    
     Странно, что он не замечал её. По её мнению, конечно.
    
     Оксана была эффектной девчонкой. По-настоящему. Не красоткой, а именно эффектной. Высокая. Не толстая и не худая. В соку. Лицо не утончённое, но приятное. И ко всему   прочему глупо было бы не отметить, что пара-тройка мальчишек из нашего класса сохла по ней. Но вот они ей почему-то ни капельки не нравились.
    
     Но как известно – любовь зла. Не всегда, конечно. Но частенько. Как и в случае с Оксаной.
    
     Короче, изливалась она мне. Душу наизнанку выворачивала, а потом придумала такое… ой… и до чего только девчонки не додумаются, чтобы завладеть сердцем своего избранника.
    
     Так вот. Оксана докумекала до того, чтобы я позвонила ему от её имени. Она специально купила самый простой сотовый и даже новую симку, чтобы он её не вычислил. Хотела узнать, какие девчонки ему по вкусу и, главное, нравится ли ему она сама. Ну… просто он ещё не успел проявить своих чувств к ней.
    
     Прямо скажу, затея не ахти какая по замыслу. Но поскольку я не могла предложить ничего лучшего, то мы посчитали, что сойдёт и эта, и, может, даже сработает.
    
     Мы сидели на её большом диване, и я взяла трубку, чтобы набрать номер. Каким-то немыслимо окольным образом Оксана узнала его.
    
     Так вот, только я собралась его набрать, как Оксана вырвала у меня сотовый.
    
     – Ты что? – в недоумении завопила я. – Раздумала?    
     – Нет, нет. Дай минутку, – она поправила локон. Будто Сашка мог увидеть её прямо сейчас.      
     – Как знаешь.    
     – Вот теперь звони.
    
     Я набрала.      
     – Алё, – раздался приятный мужской голос.    
     – Привет, Саш, – я попыталась говорить так, чтобы не засмеяться.
    
     В этот миг вся эта Оксанкина затея показалась мне ужасно смешной. И это в самый ответственный момент!
    
     – Привет.
    
     Возникла пауза. Наверное, он ждал, что я представлюсь, поскольку не узнал мой голос, что было вполне естественно.
    
     – Знаешь… ну… в общем… я звоню… ммм… чтобы кое-что тебе сказать.    
     – Ну так скажи.
    
     – Ты мне нравишься, – выпалила я, а Оксана вся побагровела, ведь с самого начала нашего разговора я поставила сотовый на громкую связь, как и просила подруга.
    
     – Кому? Тебе? – раздался заинтересованный голос.
    
     Мы с Оксаной переглянулись.
    
     – Да. Мне. Но знаешь, Саш, мы с тобой не знакомы.    
     – Это я уже понял, – немного смешливо сказал он. – И что ты от меня хочешь?
    
     Я подумала: уже хорошо. А ведь мог сказать: «Чё те надо?»
    
     – Ммм… вот я и… хочу узнать, нравлюсь ли я тебе.    
     – Может быть, – он явно вступил в игру.
    
     Значит, чувство юмора у него имеется. И в меру любопытен.
    
     В дверь постучали – Оксанина мама пришла с работы. Оксана всем своим видом показала, чтобы я быстренько простилась с Сашей.
    
     – Ой, извини! Давай договорим завтра. Пока.    
     – Ну пока, – раздался недоумевающий голос.
    
     На следующий день мы опять сидели на диване, и Оксана настраивалась на мой с Сашей разговор.
    
     Я готова была начать в любую минуту. Ведь мне-то Сашка был совершенно безразличен.
    
     Она кивнула. Я нажала кнопку быстрого набора.
    
     Саша сразу ответил:    
     – Алё!    
     – Привет, Саш. Это снова я.    
     – Привет, незнакомка. Что дальше?    
     – Сегодня я хочу, чтобы ты отгадал, кто я.
    
     Этот вопрос, конечно, придумала Оксана. Она была моим кукловодом. Я лишь исполняла роль.
    
     – И как ты думаешь, я могу сделать это?    
     – Ну, я буду давать тебе подсказки.    
      – Начинай.    
     – Мы с тобой учимся в одной школе.
    
     Тишина. Наверное, вспоминал девчонок из школы с моим голосом. Ха-ха. Мой голос довольно средний, даже скажем так – среднестатистический. Тембр – не выдающийся. Акцент такой же, как и у всех в нашей школе.
    
     – Это не помогло. Давай ещё.
    
     Я взяла листок, написанный Оксаной, и огласила номер два.
    
     – Мы учимся в параллельных классах.    
     – Это уже ближе.    
     – Гораздо ближе, чем ты думаешь.    
     – Думаю, это будет просто. Ммм. Может, ты Ивлева?
    
     Ивлева Лена была самой популярной девочкой в нашем классе. Возможно, даже во всей школе. Ну кто же не знает Ивлеву? Хочешь гулять с Леной, вставай в очередь. Хотя нет. Она уже встречается. С мальчишкой из физкультурного универа. Нашего прошлогоднего первого по популярности парня в школе. Играл в школьном ВИА, голос как у «бога».
    
     – Нет, – сказала я вместо «размечтался».    
     – Ну ладно. – В его голосе послышалось разочарование.
    
     Я взглянула на Оксану. Та погрустнела. Но жестом велела мне продолжать.
    
     Я вздохнула и тоже жестом предложила ей всё отменить, но она замотала головой. Вот же коза упрямая.
    
     – Я среднего роста. На его самом верхнем уровне, – зачитала я третий пункт Оксаниной писанины.    
     – Девушка на уровне? Пожалуй, мне это нравится.    
     – Видишь, я тебе УЖЕ нравлюсь, – выпалила я отсебятину.
    
     Оксана стукнула меня по плечу, показав на список. Потом покрутила пальцем у виска и значительно посмотрела на меня. Я чуть не расхохоталась и показала пальчиком на неё – мол сама такая. Затеяла чёрт знает что, да ещё поручила этой глупостью заниматься мне.
    
     – С тобой приятно говорить, – почему-то признался он.
    
     Ещё бы. Я не зажатая, в меру раскованная. Ведь этот Сашка мне совершенно безразличен. Хотя что-то такое в нём есть.
          – О, ты уже отгадал, кто я?    
     – Н-н-нет, не отгадал. Хотя, осмелюсь предположить ещё раз. Может, ты Желтова?
    
     Желтова – высокая интересная блондинка. Немного жеманна. Точёная фигурка. Мелкие черты лица. Глаза изящно подведены. Красиво свисающая чёлка. Если вырядить её в костюм стюардессы, то я бы сказала, что это её призвание. Как по внешнему виду, так и по поведению. Но она метит куда выше.
    
     Я взглянула на Оксану. Она не вошла в двойку девушек из нашего класса, которых Саша определённо знает и, возможно, они ему импонируют. Расстроенная подруга показала мне жестом, чтобы я закруглялась.
    
     – Извини, Саш, мне надо идти. Позвоню тебе завтра, если можно.    
     – Звони. Ты меня одновременно и развлекаешь, и интригуешь.
    
     Значит, Оксана, то есть мы или даже просто я, однозначно его заинтересовала.
    
     На следующий день Оксана рассказала мне, как на переменках Саша что-то записывал на клочке бумажки. Видимо, то, что ему диктовали его друзья одноклассники, и то, что он замечал, наблюдая за девочками из нашего класса.
    
     Оксана исподтишка следила за ним на всех переменках, когда это было возможно.
    
     Тут надо немного рассказать об Оксане и обо мне. Мы с ней хоть и лучшие подруги, но на переменках она всегда тусовалась с другими девчонками. У неё была компашка. Человек пять. В том числе и Лена Ивлева. Я же все переменки проводила с другой своей лучшей подругой.
    
     Вы спросите: разве бывают сразу две лучшие подруги? Наверное, бывают, раз у меня были, – отвечу я вам. В общем, так вышло.
    
     Я была очень надёжной подругой и не смешивала две дружбы. Что мне говорила по секрету одна, так и оставалось тайной для другой. Также и со второй. Я никогда не делилась с ними чужими секретами. Они обе знали об этом, поэтому и поверяли мне свои девчоночьи сердечные и не сердечные дела.
    
     Поэтому, когда я тусила на переменке с Аллой, так звали мою вторую лучшую подругу, то не говорила с ней ни об Оксане, ни о её влюблённости в Сашку, ни о наших странных разговорах с Сашкой по сотовому.
    
     Перед следующим разговором с Сашей Оксана решила выждать два дня в надежде, что он перезвонит. Но он не перезвонил. Тогда мы предприняли следующую атаку.
    
     – Привет, Саш! – как обычно начинаю я.    
     – Привет, девушка на уровне, с которой приятно разговаривать.    
     – О, да ты мне льстишь! – у меня опять прорвалась отсебятина.
    
     Оксана грозно на меня зыркнула и сунула мне в руку список.
    
     – Да нет, я серьёзно, – сказал он совсем несерьёзным голосом. – Ну что? Жду следующую подсказку. А знаешь, давай я сам кое о чём тебя спрошу.
    
     – Ммм.
    
     Я посмотрела на Оксану. Связь у нас всегда стояла на громкой, поэтому Оксана тут же отреагировала. Схватила чистый лист и ручку.
    
     – Ну так что, согласна?
    
     Оксана кивнула.
    
     – Да, – уверенно ответила я.    
     – Ты   любишь мороженое?   – внезапно спросил он.    
     – Кто ж не любит? – быстро ответила я, поскольку это не относилось к Оксаниным приметам, да и вопрос показался мне довольно странным.    
     – Это хорошо. Я  тоже люблю. Но, как я понимаю, дело совсем не в мороженом. Ты хочешь, чтобы я тебя вычислил либо по твоим подсказкам, либо по моим наводящим вопросам?    
     – Именно этого я и хочу, – протянула я, а Оксана дёрнула меня за локон.
    
     Я чуть не ойкнула, но сдержалась. Оксане же погрозила пальцем. Не расходись, мол. Она подняла брови, но руки скрестила, чтобы больше не распускать.
    
     – Какого цвета твои глаза? – Был первый Сашкин вопрос.
    
     Оксана схватила ручку и что-то быстро нацарапала.
    
     Я же тянула время, пока она писала.
    
     – Ну, это очень… такой… вопрос…    
     – Нормальный вопрос.    
     – Зелёные с искорками, – прочитала я то, что накалякала Оксана.
    
     Я посмотрела в её глаза. Серые, с зеленоватыми прожилками. Как и всегда. Ответ сойдёт, подумала я.
    
     – Зелёные? – повторил он. – Такие только у Ивлевой.    
     – А ты часом в неё не того? – спросила я. – Тогда мы зря тратим время. И о ней мы уже говорили. Я не она. Не Ивлева, то бишь.    
     – Да знаю. И я в неё не влюблён. Но других девчонок с такими глазами из твоего класса я больше не видел.
    
     У Ивлевой глаза гораздо зеленее Оксаниных. С этим не поспоришь. Но я-то тут причём? Раз Оксана решила, что у неё глаза зелёные, значит, пусть будут зелёными. Может, потом я скажу ей.
    
     – Тогда переходи к следующему вопросу, – не выдержала я. – А знаешь что? У меня большой рот.
    
     Он расхохотался, а Оксана меня чуть не придушила. Сделала огромные глаза и показала мне кулак. Ведь большой рот – это её самая большая особенность, которую она приберегла напоследок.
    
     – Вот в ртах я совсем не разбираюсь.    
     – Ты что, никогда не целовался? – опять я сморозила глупость. Но Оксане понравилось. Она даже улыбнулась мне.    
     – А я похож на того, кто не целовался? – усмехнулся он.    
     – Да нет. Я  так, на всякий случай.    
     – Ты забавная, – сказал он.    
     – Подытожим, – сказала я. –  Я приятная, забавная, со мной интересно разговаривать.
    
     Оксана покачала головой, что могло означать: мол, ты неисправима или зачем я только с тобой связалась.
    
     – Ну, в общем, да. Но ты ведь не уродина? – вдруг спросил он.    
     – Думаешь, уродина стала бы говорить с тобой таким уверенным тоном? Да она бы и двух слов не смогла связать, говоря с таким красавцем.    
     – А ты и вправду считаешь меня красавцем?    
     – Не красавец мне бы и не понравился.    
     – Понял. Ты и сама хорошенькая.    
     – Ну… мне такое говорили. И не раз, – добавила я уже несколько кокетливым тоном.
    
     Оксана уже перестала пытаться влезать в наш разговор. Бросила ручку и просто слушала, изредка кивая.
    
     Внезапно я поняла, что начала заводиться. Я слушала его бархатный голос. Он делал мне комплименты. Я представляла его, такого мужественного и красивого. Ой, но со мной так нельзя. Я ведь жутко влюбчивая. Что же делать? Как сказать Оксане, что может случиться непоправимое?
    
     – Знаешь, мне вообще-то пора, – сказала я, а Оксана замахала на меня руками.

    По её мнению, скоро могло всё получиться. Ну, то, что она задумала. Саша и Оксана. Любовь-морковь.
    
     – Жаль. Ой. Ещё один малюсенький вопросик. Какого цвета твои волосы?    
     – Ну это просто. – Я посмотрела на Оксану. – Они светло-русые и густые.    
     – Да почти у всех девчонок русые.    
     – Ну нет. В нашем классе несколько блондинок, несколько брюнеток. И много девчонок с тёмно-русыми волосами. Даже рыжая есть.    
     – Я понял. Ты не блондинка, не брюнетка и не рыжая. Это уже кое-что.
    
     Уф! Прям гора с плеч! Я-то самая настоящая натуральная блондинка, значит, никак не попаду в его поле зрения. Это меня несколько отдалило от него. Чуть дистанцировало. А то ещё чуть-чуть, и я за себя не ручаюсь.
    
     В комнату вошла бабушка Оксаны. Я нажала «отбой» и автоматически сунула сотовый в карман.
    
     Бабушка позвала нас с Оксаной пить чай.
    
     Потом я простилась и ушла домой, совсем позабыв про сотовый.
    
     Вечером, лёжа в постели, я смотрела любимый молодёжный сериал, как зазвонил сотовый. Не мой айфон, а сотовый Оксаны. На него мог звонить только один человек, ведь я гарантирую, что сама Оксана не знает этого номера.
    
     Я нехотя нажала «принять». Меня немного познабливало. Сейчас я буду говорить с ним. С Сашей. Брюнетом. С розовыми щеками. Красивой фигурой. Буду говорить одна. Без Оксаны. Ох! К чему это может привести?
    
     – Привет, приятная незнакомка! Не спишь?    
     – Спятил? В такое время? – я помолчала, не зная, что делать. – Ты чего хотел?    
     –  Продолжить нашу угадайку.
    
     Я представила его себе в эту минуту. Как он тоже лежит в постели. Раздетый. Почти, конечно. Или полностью. Ухххх. У меня даже дух захватило. Мне нельзя с ним говорить. Нельзя!!! Ни за что на свете! Но его бархатный голос меня звал, тянул, завораживал.
    
     Мамочки! Что же делать? Я поняла, что влюбилась. Или не совсем. Хотя была близка к этому. Но я знала, что не должна. Эх! Я собрала последние силы, какие у меня ещё оставались.
    
     –  Давай завтра. – Я нарочито зевнула.    
     – Знаешь, я думаю, ты мне определённо понравишься. По голосу ты мне уже нравишься. И по тому, что и как говоришь, тоже.    
     – Ты можешь глубоко-глубоко заблуждаться на мой счёт.
    
     Я уже не думала об Оксане и даже не вспоминала о ней. Только о том, что не должна с ним говорить наедине.
    
     – Давай встретимся. Я подойду к твоему дому. Сейчас.    
     – А  ты знаешь, где я живу? – Вот же язык мой, враг мой.    
     – Нет. Но ты мне скажешь. Я больше не выдержу таких игр. В угадайку. Мне срочно надо тебя увидеть.    
     – Так поздно меня не выпустят из дома.    
     – Ты что, первоклашка?    
     – Не провоцируй. Просто не могу. Пока, – оборвала я.    
     – Ну ладно. Тогда давай просто поболтаем.    
     – Не сейчас, – я боялась его рассердить. Ведь тогда Оксана точно башку мне оторвёт. – Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
    
     Я говорила очень жалобным голосом.
    
     Он и вправду сжалился.
    
     – Спокойной ночи! – обидчивым голосом медленно проговорил он.    
     – Взаимно! – буркнула я и отключилась.
    
     На всякий случай выключила телефон. Чтобы не было соблазна ответить, если он опять позвонит. Ведь парень явно взбудоражен.
    
     Всё утро, пока шли с Оксаной до школы, мы ругались. Конечно, начала Оксана. Во-первых, она обвинила меня в том, что я нарочно забрала с собой её сотовый, чтобы наедине поговорить с Сашей. Как-только мы встретились утром, я сразу же отдала ей сотовый, и она, проверив его, увидела, что мы с ним говорили без неё. Вот поэтому мы и ругались. И сколько я не убеждала её, что сунула сотовый себе в карман машинально, когда в комнату вошла её бабушка, Оксана ни за что не хотела мне верить.
    
     – Я знаю, это ТЫ позвонила ему.    
     – Конечно, нет. Сама посмотри, ведь это был входящий. – Она посмотрела. – Оксан, ты же моя лучшая подруга и просто обязана мне доверять, – убеждала я её чуть ли не со слезами на глазах.
    
     Но Оксана была словно заговорённая. Повторяла одно и то же и, в конце концов, расплакалась, заявив, что я пытаюсь увести у неё парня.
    
     – Ты ненормальная. Ничего подобного я не хотела. Да и нет у тебя никакого парня.
    
     Я остановилась. Она тоже. Я потрясла её за плечо. Сильно. Ещё сильнее. Кажется, только тогда она начала приходить в себя.
    
     – Ты и вправду взяла сотовый нечаянно?    
     – Конечно.    
     – А зачем ты говорила с ним вечером?    
     – Да в том-то и дело, что я отказалась говорить с ним. И знаешь что? Я больше в эту твою игру не играю. Сама разбирайся со своим Сашулечкой, – заявила я.    
     – Шутишь? – У неё враз высохли слёзы.    
     – Нет, нет и нет. Какие уж тут шутки.    
     – Значит, ты мне не поможешь?    
     – С чем?    
     – Не с чем, а с кем. С Сашей, конечно.    
     – Нет, не помогу. Эта твоя затея с самого начала была… – я пыталась подобрать менее обидные слова, – …ну… неразумной… может, немного детской. А ведь мы уже не дети. Мы скоро закончим школу.    
     – Ну и ладно, – ответила Оксана, надув губки.
    
     Всё закончилось. Ура! – подумала я.
    
     Но Сашка никак не хотел выходить у меня из головы. Вернее, из сердца. Его голос. Его бархатный голос. Это было наваждение. Ещё неделю назад я даже не подозревала о его существовании. А теперь я болею им. Именно болею. Какие слова больше подходят для моего состояния? Да никакие. Ведь я не могу даже поговорить с ним. Даже посмотреть на него. Я же не могу подставить и подвести лучшую подругу. Не могу и не буду. Я просто потихоньку переболею этой внезапной влюблённостью.
    
     Оксана, кажется, забыла о нашем инциденте, и всё свободное время щебетала мне о Саше. О том самом Саше, которого я изо всех пыталась забыть. Выкинуть из своего сердца, из своих мыслей, из своих снов.
    
     Я старалась больше общаться со своей второй лучшей подругой Аллой, чтобы избавиться от наваждения, от ненужной влюблённости. Я просто заставила себя выкинуть Сашку из любой части моего тела и души. И в конце концов это мне удалось.
    
     Скоро я могла смотреть на него совершенно спокойно. Будто не было наших телефонных разговоров, будто он не умолял меня встретиться с ним… будто вообще его не было никаким образом в моей жизни.
    
     Теперь для меня Саша был лишь предметом желания моей лучшей подруги Оксаны и мальчишкой из параллельного класса. И больше никем.
    
     И в такие «Угадайки» я больше никогда не играла.
14 Нераскрытая тайна
Евгений Михайлов
               
               
    Только – только начало рассветать, но Ольга уже проснулась, инстинктивно почувствовав, что мужа рядом нет. Ей повезло, что её Михаил не храпел, поэтому они, словно молодожёны, спали вместе на одной широкой кровати. Так повелось с первой брачной ночи. Ольге всегда нравилось присутствие рядом сильного мужниного тела. Когда же Миша устроился на угольный разрез, где работа шла вахтовым методом, пришлось Ольге и скучать порой в одиночестве. Чем ближе был день приезда мужа, тем сильнее она ждала его.

    - Где же он? – сама себя спросила Ольга и тут же вспомнила. Он, должно быть, поехал мережи проверять. Вчера вечером поставил их  на Константиновском озере. Оно хоть и дальше от их Васильковки, чем Окуньковое, да  местечко у него там было прикормленное. А сегодня выехал до рассвета собрать забившихся в ловушки рыбёшек, потому что на берегу  обычно не ночевал, домой возвращался.

    - Со мной ему интереснее, -  с удовлетворением подумала женщина. Вот уже десятилетие свадьбы в прошлом году справили, но обоюдные пылкие чувства не потускнели ещё. Знакомство их началось в необычной ситуации, когда Ольга чуть не утонула на том же Константиновском озере. Судорога  ногу стянула. Ещё бы чуть – чуть, и поминай, как звали. Подруга Иришка бестолково металась с воплями по берегу.

    Хорошо, что Миша неподалеку рыбачил.  Когда прибежал, Ольга уж под водой скрылась. Нырять пришлось. Но не зря парень в морфлоте отслужил. Вытащил, откачал. С того дня потянулись они друг к другу. Через два месяца поженились. Всё у них было ладненько, жили душа в душу.   Платили угольщикам неплохо, поэтому Оля уволилась из Дома культуры, где заведовала библиотекой, и хозяйничала по дому. В огороде копалась, за живностью присматривала.  Сынишка тоже требовал внимания.
Оставаясь одна, Ольга не любила разлёживаться в постели, вот и сейчас она решительно поднялась и пошла в огород. Умылась там прохладной водой из старенького керамического рукомойника. Его, между прочим, у них один городской коллекционер выпрашивал. Немалые деньги сулил. Раритет якобы. Не отдали – память дедовская всё-таки.
 
    Надёргала лучку, петрушки, редисочки. Парочку  крепеньких огурчиков отыскала на грядке. Решила салатик соорудить, да картошечки молодой отварить к рыбке, что Миша привезёт.
Быстренько управившись, достала вязанье. Надо было заканчивать гетры для Антошки, пока он в летнем спортлагере отдыхает. Всерьёз увлёкся сынишка футболом. Тренер его хвалит.

    И тут раздался телефонный звонок. Звонила Иришка. Начала издалека, а потом вдруг спросила: - Твой-то приехал?
- Пока нет ещё. А почему ты спрашиваешь? – Ольгу разом охватило какое-то тревожное чувство.
- Да сейчас сосед наш Николай Степанович с покоса ехал мимо озера. Видел машину вашу, а Михаила поблизости нигде не приметил. Только ты не нервничай. Может, он в лес ходил за чем-нибудь.  Не звонил он тебе?

    А Ольга уже тыкала дрожащими пальцами кнопки «Нокии». Услышав равнодушный голос: «Абонент находится вне зоны приёма», попыталась договориться с Иришкой, чтобы съездить на озеро на их машине. Узнав, что иришкин Валерка уехал в военкомат и ещё не возвращался, Ольга бросилась во двор. Через несколько минут она мчалась на велосипеде к озеру.

    Дорога заняла около двух часов. Ноги гудели с непривычки, в висках стучало. Вот и берег. Отбросив велосипед, Ольга бросилась к машине. Никого. На берегу лежали две мережи. Вытащенная из них рыба уже подсохла.

    - Миша-а-а!!!-  что есть силы завопила несчастная, втайне  надеясь на чудо. Поэтому вздрогнула, услышав сзади женский голос:  - Вы кого-то ищете?
Резко обернувшись, Ольга увидела моложавую женщину  с кукольными чертами лица. Никаких эмоций не выражалось на нём. Одета она была очень необычно. Красивое платье старинного покроя создавало впечатление, что его хозяйка явилась сюда прямиком из девятнадцатого века. Но Ольга этого практически не заметила. Она была в таком состоянии, что могла бы общаться даже с говорящим динозавром, лишь бы найти своего милого.

    - Мужа ищу – пролепетала Ольга и тут же выпалила с надеждой:
- Вы его случайно не видели? Он на этой машине приехал. Блондин среднего роста, в джинсовом костюме.
- Он там, в лесу. Вам туда не следует идти - лаконично ответила незнакомка.
- Как? Почему? – недоумевала Ольга, ловя себя на том, что лицо собеседницы уже где-то видела.

    Не получив ответа, она бросилась бежать к лесу. Сзади раздался негромкий хлопок, заставив Ольгу оглянуться. Незнакомки на берегу уже не было. Ольга вдруг почувствовала страшную слабость и повалилась без чувств. Очнулась от того, что Иришка прыскала ей водой в лицо. Они с Валеркой всё-таки приехали на озеро.
Услышав бессвязный рассказ подруги, прерываемый рыданиями, Иришка вдруг заявила: - А ведь эта твоя незнакомка здорово походит на исчезнувшую в прошлом году москвичку, которая квартировала у Семёновны.  Её мы так и прозвали между собой – «кукла». Между прочим, квартирантка подарила бабке свою фотографию перед тем, как пропала.

    По просьбе Ольги, Иришка с Валерой вместе с ней направились в лес. Долго бродили там, не особо надеясь на успех. Так и получилось.  На берегу тоже ничего подозрительного не заметили. Взяли Мишину «Ладу- Приору» на буксир и поехали в Васильковку.
На обратном пути заехали к бабке. Увидев фотографию, Ольга закричала: - Это она! Она!

    Назавтра приехала бригада спасателей МЧС. Безрезультатно обшарили дно озера. Лес тоже прочесали. Наехали вездесущие уфологи, да так и уехали ни с чем. А Ольга вся осунулась, почернела , стала заговариваться. Рассказывала, что с Мишиного телефона было несколько звонков, но в трубке ничего нельзя было разобрать. Сплошной шум.

    Однажды Ольга исчезла, оставив записку: «Меня не теряйте. Я знаю, где искать Мишу.  Ушла к нему. Присмотрите за Антошкой».
Больше её никто не видел. Антошку из спортлагеря забрала к себе её сестра Валентина. Мальчишка здорово переживал. С ним некоторое время работали психологи. В опустевшем доме заколотили окна и двери. Так он и стоял, никому не нужный. Даже мародёры побаивались туда заходить.

    Много лет спустя в заметно обветшавшем Ольгином доме обнаружился весьма колоритный жилец –  невероятно обросший старик  в обносках. Был он тёмен лицом, то ли от грязи, то ли от времени. Говорить не мог, только мычал. Люди посчитали его сидельцем с многолетним стажем. Известно, что на зоне могут так подрезать язык, что человек теряет дар речи. Дело было летом, поэтому пришелец кормился на ближних огородах. Брал понемножку. Его и не трогали. Чего взять с убогого.
Кто-то постарше усмотрел в нём сходство с  пропавшим без вести Михаилом.

    Серьёзные люди в штатском даже привезли из города для очной ставки повзрослевшего Антошку. Старик до того разволновался, что чуть сознание не потерял. Однако генетическая экспертиза их родства не подтвердила. Более того, один из сельчан, чей племянник работал лаборантом в столичной Академии Наук, утверждал, что ДНК загадочного старика вообще аналогов не имеет. Какая-то смесь земных и внеземных компонентов. Потом появились слухи, что японцы предложили за старика очень большие деньги и вроде бы отказывались даже от претензий на Курильские острова. Однако Россия недвусмысленно дала понять, что национальным достоянием не торгует. Старик тем временем по-прежнему пасся на огородах Васильковки.

    В начале осени живущий по соседству с Ольгиным домом  Лёшка – черемис ошарашил всю деревню известием, что старикан умер. Когда же люди пришли, чтобы по христианскому обычаю предать тело земле, то никого не обнаружили. Лёшка клялся, что сам видел покойника, а вчера над домом всю ночь крутились огненные шары.
Однако все знали, что Лёшка слишком увлекался самогоном, настоенным для крепости на курином помёте. Кто же такому поверит?!
15 Момент истины
Евгений Михайлов
               
      Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.

      - Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать.  Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.

      - Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце.  Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы,  ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
 
      Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё.  Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось.  Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
 
      Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую.  Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком.  Крепкий красивый мужчина,  совсем недавно казавшийся моложе своих семидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился.   Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй!  Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
 
      - Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась,  энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!

      Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом!  Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся  Глашу и Катю.

      Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной  Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет.  Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом  году в турецкой войне.
 
      Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников,   живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом.  Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить.  Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих  мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе.  Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.

      Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток , другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого  красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
 Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.
16 Я живу в сумерках
Владимир Курков
        Черными крыльями теней ночь опутала мир, заслонив его от света солнца. Я сплю, и вместе со мной спит дух сумерек.
        Сквозь дрему до меня доносится топот тяжелых шагов — очередной кошмар, такой же как предыдущие. Скрежет задвижки замка нарушает тишину. Надрывный скрип петель похож на стон умирающего зверя. Тяжелая дверь, обитая полосами металла — врата в иное время, где жизнь замирает, и она медленно открывается. Кто—то огромный стоит по ту сторону. Он пришел из того места, где колесо судьбы вращается силой механического разума. Он заменяет живым глаза, сознание, чувства и ведет на коротком поводке, превращая в слепое, невежественное и безразличное стадо.
        Мои глаза закрыты, но я точно знаю, что слабый свет робко замер на пороге, оттенив размытую исполинскую фигуру. Еще один тяжелый шаг в мою сторону. Меня охватывает ужас. Я открываю глаза, но вокруг никого. Мир точно накрыли черным куполом, золотыми брызгами по которому сияли звезды, заполняя пустоту в этом мире, в этом месте, и в моем сердце. Голос сейчас молчит. Каждый раз его шепот все ближе и ближе. Шаги все громче и громче, но стоит мне открыть глаза и кошмар отступает.
        Я снова проваливаюсь в грезы, не в силах бороться с властью дремоты, а механический часовой продолжает отсчитывать время: бесшумно кружатся шестеренки, и вращается маховик.
        За тысячи миль отсюда, палач протягивает свои тонкие бледные пальцы и начинает рвать черную вуаль. Я просыпаюсь, услышав звонкий сигнал часового.
        Пора. Дальше откладывать нельзя. Сумерки отступят перед огненной колесницей. Отправляться нужно уже сейчас.
        Я поднимаюсь и, превозмогая боль в онемевших мышцах, выхожу наружу. Два черных уголька—глаза смотрят вслед. Дверь с жутким грохотом захлопывается. Зловещий скрежет дверного замка — время для передышки.
        Меня встречает пронизывающий холодный ветер. Утренний воздух обжигает ледяным порывом и колет легкие холодными иголками. Первый шаг вперед после беспокойной ночи неуверенный, как у новорождённого малыша.
        Я бросаю взгляд на восток. Линия горизонта еще не зарделась от дыхания раскаленного гиганта. Скоро он поднимется по невидимым опорам и покатится по небесному пути длиною в день. С его приходом пробудится барабанная дробь копыт стальных буйволов по рельсам, шорох резиновых ног антилоп по бесконечным дорогам, рев турбин под крылом железных драконов и пульс высшего разума в жилах кремниевых вен.  Эти порождения живут благодаря его лучам, а все живое выстраивается в мессу, чтобы прислуживать им в обмен на кусочки металла с изображением солнца.
        Кровавое свечение зарождается в том месте, где опрокинутая чаша небосвода сходится с холодной землей. Шарлаховое око проснулось. Оттолкнувшись от пиков оскалившейся гряды, оно начало восхождение. Я живу лишь в те короткие моменты, когда дух еще не покинул меня. Эти моменты — время сумерек, замершие мгновения между схваткой двух противоборствующих начал. Теперь же ночь отступила, и дух сумерек оставил меня один на один с солнечным презрением.
        За моими шагами следует эхо. Иногда кошмары преследуют меня и днем. Их поступь легка и неуловима, а шаг свободный и непринужденный. Сладостным шепотом голос уговаривает отдаться течению. Иногда мне кажется, что он принадлежит мне самой.
        Сердце гулко бьется в груди, разгоняя бурлящую кровь по венам. Идти приходится долго.
        Спустя некоторое время я прихожу к роднику. Журчание вызывает облегчение. Солнце встало, но источник сохраняет прохладу в подлеске. Возле воды сидят несколько скрючившихся существ. Я приблизилась, и они требовательно потянули ко мне свои крючковатые пальцы: все в мире имеет цену. Кроме воды плутоватые существа обменивают монеты на еду и другие безделушки.
        Я жадно пью, закрыв глаза. Нужно выпить как можно больше! День тянется долго, а до сумерек еще так далеко.
        «Пей, пей, — снова нашептывает голос за спиной. — Тебе это уже не поможет».
        Мне показалось, будто слежавшаяся листва тихо прошуршала, словно кто—то сделал несколько шагов в мою сторону. Не выдержав, я открыла глаза и обернулась. Позади меня опять никого не оказалось.
        Рот онемел от холодной воды. Пора идти дальше.
        Мороз, сковавший меня изнутри, спасает от палящего солнца. Тело послушно идет по выжженному до черного пепла полотну дороги. Иногда на своем пути я встречаю других, таких же, как я. Они сторонятся меня. Каждый из них так поглощен собой и не отзывается на мои призывы. Их дух умер. Они не способны мыслить и говорить. Их фигуры настолько прозрачны и тонки, что напоминают призраков. Восход рукотворного солнца не щадит никого. Если слишком долго находиться под его гнетом, дух сумерек погибает. Ты становишься призраком – бездушным, беспомощным, слепо бредущим вперед и зацикленным в себе.
        Когда солнце впервые обожгло Первых — они были обречены. Лучи коснулись и на мгновение ослепили их. С тех пор они изменились навсегда. Каждую ночь живые существа с нетерпением ждали, когда наступит день и отступит тьма. Ждали для того, чтобы понежиться в лучах величия исходившего от небесного гиганта. С каждым днем они спали все меньше и меньше и жили лишь одной мыслью: как приблизиться к этому величию? Как сделать так, чтобы день длился вечно? Как навсегда слиться с солнцем?
        Наблюдая за бегом беспокойных гребней волн, один из обреченных увидел свое отражение, мерцающее в золотом сиянии дня. И тогда он понял, что они не смогут остановить смену дней. Не смогут вечно удерживать солнце в апогее его величия.
        Спустя миллионы лет Первые изобрели чревовещателей. Это был стеклянный куб с экраном. Чревовещатели не имели чувств. Но они помнили все и могли показать то, что видели. Их стеклянное око воскрешало события, происходившие в прошлом, лица Первых, умерших тысячи лет назад, дыхание природы за миллионы миль от храмов и… свет Солнца…
        Первые замерли перед чревовещателями и разгневали Бога Солнца. За это он проклял их и послал на землю духов. Их злоба превратила глаза чревовещателей в оружие. На идеально гладких поверхностях возникли образы. Первые приняли их за предсказания и с тех пор стали Обреченными.
        Обреченные, в неутомимой жажде слиться с солнцем, поместили стеклянных чудовищ в каждое жилище. Каменные храмы, которые они возвели, обросли чревовещателями, а дороги к ним стали мерцающими аллеями. С тех пор коридоры и бесконечные ходы сторожат недремлющие глазницы.
        Позади меня раздается знакомый голос:
—Посмотри, — еле слышно требует он, — Да посмотри же, как такое может быть?
        Я не оборачиваюсь, делаю три шага. Тень за моей спиной делает один. Под сиянием чревовещателей мы медленно движемся вперед.
        Вдоль мерцающих аллей, спиной к нам, сидят сотни странных бесформенных существ с пожелтевшей и дряблой кожей — потомки Обреченных. Их покрасневшие глаза неотрывно смотрят на гипнотический свет, исходящий от чревовещателей. Время от времени одно из существ умирает от полного истощения. Миражи, навеваемые иллюзорным божеством, высасывают из них душу. Едва мертвое тело успевает коснуться земли, оно мгновенно рассыпается в прах. Но на освободившееся место тут же приходит другое, точно такое же нелепое животное.
        Мерцание хрустальных экранов, словно волны, накатываются на тебя, вымывая из сознания способность к мышлению. Я знаю, как опасны стеклянные порождения Солнца. Единственная возможность остаться в живых — смотреть только вперед. Стоит бросить один взгляд на блеклое сияние, хотя бы раз позволить солнечному порождению сыграть на струнах твоей души, и сознание навсегда остается затуманенным. В смутных образах аллей только ложь и страдание. Чем дольше ты будешь смотреть на видения поддернутые пеленой обмана, тем быстрее потеряешь себя. Блеск искажений управляется светом Солнца. И оно жаждет крови. Солнцепоклонники, исполняя его волю, срываются с цепи, уничтожая все живое на своем пути.
        Сохранив связь с духом сумерек, я двигаюсь дальше, но это всего лишь маленькая победа. Впереди на моем пути вырастают глубины храма. Тень от прямоугольных каменных глыб, сросшихся между собой, частично заслоняет кровожадное Солнце. В глубинах коридоров и тупиков, каждом зале и комнате — везде стоят миллионы чревовещателей. А вокруг них сидит множество существ подобных мне. Стараясь выбраться из храма, я закрываю глаза.
        Только присутствие незримого духа сумерек спасает меня. Он способен видеть там, где не вижу я. Он ведет меня вперед и указывает путь. Сзади раздаются подозрительные шаги:
— Все еще сопротивляешься? И ради чего?
        Я плотно сжимаю губы. Промолчав, продолжаю идти.
— Ради нее? Она умрет на твоих глазах и тогда…
        Я ускоряю шаг. Дыхание становится сбивчивым.
        Воздух впереди становится тяжелее и хорошо знаком мне, потому что в этом месте лабиринт расступается перед зарослями, которые врастают в скалы, и раздвигают глыбы храма.
        Чуть приоткрываю глаза с навязчивой мыслью, что все вокруг исчезло. До меня доносится неясный гул. Впереди, насколько хватает глаз, тянется море бесконечной травы. Здесь, под прозрачным куполом храма, в глубине серых зарослей начинаются мои страдания.
        Так же как и другие, я вынуждена прислуживать механическим идолам изо дня в день. За это я получаю горстку блестящего металла. Ее хватит только на то, чтобы дожить до следующих сумерек. Есть ли возможность вырваться из—под гнета солнечных наместников? Я не знаю ответа на этот вопрос.
        Воздух дрожит от дыхания стальных чудовищ, порождая ритм. Серые заросли колышутся, словно от дыхания ветра в нивах. Солнцепоклонники пристально следят за тобой с того самого момента, как ты переступаешь черту лабиринта. Нужно брать свою ношу и тащить ее сквозь шуршащие заросли, считая часы, которые складываются в дни, месяцы, годы и становятся частью серых дебрей. Только тяжелый груз не даст тебе заблудиться в однотонных джунглях, но он же стягивает удавку на твоей шее. Каждый день я прихожу сюда и тяну свою ношу в надежде завершить то, что началось много лет назад. Я мечтаю о том, что когда—нибудь мне удастся скинуть оковы солнца и стать свободной от рабства кровожадного божества.
        Я живу в сумерках, но я не одна. В глубине серых лугов, я вижу других, подобных мне. Они тянут вперед свою непосильную ношу, низко склонив голову. Однажды я попыталась приблизиться к сородичу, но едва завидев меня, он зарычал. Большинство Первых ненавидят себя и свою ношу. Они винят в своих страданиях тех, кого встречают на своем пути. Тех, кто идет за ними. Кого угодно, но только не себя.
        Иногда надежда оставляет меня. Утопая в удушливом красном мареве, я замедляю шаг и падаю на землю. В голове возникает странный тягучий туман, такой же густой и неспокойный как волны колышущейся травы вокруг меня. Ощущение безмятежности, смешанное с болью, клубится в моем сознании, притупляя все чувства. Мои губы касаются иссушенной почвы, хранящей запахи прошедшего дождя. Я погружаюсь все глубже и глубже в беспамятство. Тяжелая ноша за моей спиной начинает медленно проваливаться под землю. Когда петля врезается мне в шею, я прихожу в себя. Лихорадочно дергаясь, я продолжаю движение. Ощущения тяжести и усталости возвращаются ко мне.
        Я живу в сумерках, но до них так далеко. Механическая звезда перекатывается на другую часть разлившейся синевы небесного русла, и идти становится немного легче.
        Последние угасающие лучи вычерчивают неровный ряд качающихся крон в дали за куполом, подсвечивая их бронзовым сиянием. Все это время я бреду с закрытыми глазами. Сегодня у меня получилось дойти до края пепельных зарослей. Я иду обратно мимо глыб, которые с каждым днем все выше и выше устремляются в небо, задевая облака. Потом я прохожу мимо бледных светлячков стеклянных аллей, вдоль которых продолжают неподвижно сидеть их полумертвые зрители. Ночь неслышно крадется по пятам. Прямо за моей спиной мир начинает утопать в непроглядной тьме.
        Я услышала плеск родника, и осознание происходящего вернулось ко мне. В бессилии погрузив голову в ледяные воды, я пью. Сначала жадно, потом уже медленнее и медленнее.
        Открыв глаза, я увидела, что из воды на меня смотрит не мое отражение, а нечто другое.
        Отдышавшись, я рискнула снова заглянуть в журчащие воды, но увидела лишь себя.
        Расплатившись с плутоватым торговцем, я вышла из подлеска и обнаружила, что солнце уже полностью скрылось за горизонтом. Дух сумерек возвращается в бренное тело, заполняя меня. Мышцы наливаются свинцовой тяжестью.
        Слабый теплый свет появляется вдалеке. У него нет ничего общего с могильным свечением мерцающей аллеи. Он, подобно лучу маяка, указывает путь в безопасную бухту. Преодолев последние остатки пути, я возвращаюсь туда, откуда пришла.
        Дверь за мной с грохотом закрывается. Старый замок глухо щелкает и невидимый часовой механизм начинает отсчитывать мое время. Бесплодные дни в поисках края серого моря многих свели с ума.
        Но только не меня.
        Я падаю, и некоторое время лежу без сил. Небольшая фигура появляется из темноты и неуверенно приближается ко мне. Она касается меня своими губами и тихо шепчет мне в ухо. Я поднимаюсь и принимаюсь за еду, а насытившись, забираюсь в самый дальний угол и закрываю глаза. Неуверенно передвигая хрупкими непослушными ногами, маленькое существо подходит ко мне и ложится рядом. Она прижимается к моему разгоряченному телу. Мое дыхание становится ровным и тихим.
        В глубине жилища есть небольшой тайник с сосудом наполненным горечью веков. Если отпить из него несколько глотков голова на мгновение проясняется, и ты проваливаешься в пустоту. Паря в ней, будто в невесомости, ты не ощущаешь ни боли, ни страха, ни отчаянья. Эффект от отравления быстро проходит вызывая жуткие головные боли. Но мгновения безмятежности снова и снова заставляют меня доставать сосуд. Забываясь всего на считанные минуты, я сбрасываю со своих плеч тяжести дня. На самом деле я просто на шаг приближаюсь к смерти. Ведь мне или кому—нибудь другому неизвестно, проснусь ли я в следующий раз, или опьяняющее забвение навсегда поглотит меня?
        Сквозняк из щелей бросает мне под ноги мелкий мусор, похожий на рваные лоскутья моей жизни. Во мне просыпаются давно забытые воспоминания. Проваливаясь в безмятежность, я перебираю в памяти события прошедших дней. Слабые запахи остывающего дня доносятся до меня с дымчатых лугов.
        Я живу в сумерках, но за дневными пределами сумерек жизни нет. Там лишь боль и страдания. Дверной замок защелкивается и время мое на исходе.
        «Будешь и дальше безропотно поклоняться судьбе? Так же как Первые? Они рождены, чтобы умереть. За десятки поколений миражи высосали из них весь разум и всю их душу.
        Чревовещатели говорят им — умри. И они умирают. Чревовещатели говорят им — убей. И они бросаются на тебя. Они такие же, как ты. Ты будешь отрицать это, но это не изменит фактов: вот что мерцающая аллея сделала с ними. Они потеряли себя, единожды заглянув в мутные образы, навеваемые бездной.
        Теперь они марионетки в руках стального небосвода. И завтра светило взойдет снова, чтобы объявить свою волю.
        Однажды глядя на их спины что—то внутри тебя сломается — ты сдашься. И тогда голос за стеклянным экраном скажет тебе: «садись удобней»…»
        Я прогоняю назойливый шепот.
        До моих ушей донесся тихий шорох за спиной. Он отогнал остатки сна. Я оборачиваюсь и всматриваюсь, но в кромешной тьме ничего не видно. Я живу в сумерках, а в темных пределах правит ночь. И она живет по своим законам.
        Маленькое существо возле меня пошевелилось. Она тоже услышала этот шорох. Я гляжу прямо на нее, но она смотрит мимо меня.
        Шорох за моей спиной повторяется.
        «Обернись», — думает она.
        «Обернись», — думаю я, но не оборачиваюсь.
        Она не отводит тревожного взгляда от стены позади меня. Шорох за моей спиной усиливается. Слабый холодный сквозняк обдувает нас.
        Она поднимает свою голову и смотрит прямо в мои глаза. Ее тело бьет мелкая дрожь.
        «Обернись», — снова думает она.
        Я медленно поворачиваю голову и смотрю в непроглядную тьму, но ничего не вижу. Странная мысль приходит мне в голову:
        «А что если….
        …что если, есть кто—то, кто так же встречает огненные лучи рассвета, ступая по вытоптанной бедной земле, мечтая об избавлении?
        …что если, он так же чахнет и увядает, проходя мимо мерцающих аллей и бесконечно растущих каменных коридоров? Или может он уже давно сдался и сидит, не в силах оторваться от гипнотического сияния?
        …что если, он так же как и я, ищет край бесконечного моря серых лугов, но становится очередным удобрением для них?
        …что если однажды он, так же как и я, не проснется от опьяняющей эйфории?
        …что если, он тоже пытается выжить, чтобы дать жизнь и надежду тому, кто придет на его место?
        …что если, он так же как я, считает часы от звона до звона, потому что свободен лишь в те короткие моменты, когда спит небесный счетовод?
        А что если не я, а Ты — живешь в сумерках?»
17 Юность
Наталья Улитина
Леночка готовила борщ на кухне, когда раздался телефонный звонок. Звонил домашний телефон, который стоял в гостиной. Телефон был старенький. Все в семье пользовались трубками, а этот оставили так, на всякий случай. Разговаривали по нему редко, это было неудобно, да и к трубкам привыкли. Лена убавила газ и нехотя пошла к телефону. «Опять будут предлагать бесплатную юридическую помощь», - думала она.
- Слушаю! - громко сказала Лена в трубку. Из трубки донесся приятный мужской голос, который сразу назвал ее по имени и стал говорить вещи, которые ей совсем были неинтересны. Лена никак не могла взять в толк, что от нее хотят. Она прислушалась к звукам на кухне. Те сообщали ей, что пора закидывать морковь и лук в кастрюлю.
- Так, что Вам, в конце концов, надо? - строгим голосом спросила Лена, понимая, что надо уже заканчивать этот монолог.
- О! Теперь точно нотки нашей Леночки Шишкиной, - засмеялся на том конце провода мужчина. Лена насторожилась. Шишкиной она была лет 30 назад.
- Кто это?
- Это Сережа Паршин. Узнала, наконец?
- Боже, Сережа!! Откуда ты? Как ты меня нашел?
- Нашел с трудом. Ленок, у нас в этом году 30 лет выпуска. Вот решили, наконец, собраться. Отказов не принимается, в субботу в 16 часов в ресторане М... ждем.
- А много народу придет?
- Надеюсь. Многих нашли, народ обязательно подтянется.
- Неожиданно как…
- Короче, дорогая староста, ждем. Целую.
И он повесил трубку. Она села в кресло рядом с телефоном. Тридцать лет окончания школы! С ума сойти! И ведь и вправду ни разу не виделись с тех пор. Класс был большой, дружный. А как закончили школу - больше и не встречались. На плите булькал борщ. Лена встала, дошла до кухни. На автомате побросала овощи в кастрюлю. Мысли были далеко... Так, где же школьный альбом? Закончив быстро с борщом, взяла стремянку и полезла в самый дальний угол книжного шкафа. Там хранились старые черно-белые фотографии ее детства. Она вытащила старый фотоальбом, где россыпью лежали фотографии ее школьной поры. Вот она, испуганная маленькая девчонка, с огромным букетом гладиолусов стоит на своей первой школьной линейке. Здесь она уже октябренок, поливает цветы на подоконнике в классе. Пионерский галстук, комсомольский значок.... 10 лет жизни уместились в двадцати фотографиях. Последние два года она была старостой. Всегда активистка, впереди всех. Вот она на картошке с девчонками, вот выступает на школьном вечере. Разложила фотографии на полу и еще раз с удовольствием стала их разглядывать. Сережка Паршин, что позвонил сегодня, был ее другом все 10 лет. Все школьные годы он сидел за ней, и она честно давала ему списывать контрольные по математике. На выпускном он подарил ей конфеты и сказал, что, если бы не она, Лена, он бы точно аттестат не получил. А вот фото - она со своей закадычной подругой Милкой. Уж сколько они за 10 лет ссорились, мирились, шептались, делились самыми сокровенными секретами... и не перечесть. После школы перезванивались какое-то время, Милка даже на Леночкиной свадьбе была, а потом как-то разошлись пути-дорожки. Лена с мужем уехала из города, потом эти жуткие 90-е годы, а потом уже и не искали друг друга. Интересно, придет Милка? Хорошо бы! А вот еще одна подружка - Наталка. Хохотушка! С ней всегда было весело и просто. Тоже не общались. Связь потеряла на все эти долгие 30 лет.
Пришел с работы муж, увидел сидящую на полу жену в окружении школьных фотографий.
- Ностальгия по школьной поре?
- Да. Позвонил одноклассник, пригласил на встречу. В этом году 30 лет, как окончила школу.
- Да... а у меня тогда уже 33 года. Целая жизнь. Мне вот никто не звонит, только с институтскими и встречаемся.
И он задумчиво ушел в ванную.
К субботе Лена сбегала в парикмахерскую, к косметологу Лидочке, сделала стрижку, маникюр. Договорилась с невесткой, что с любимым внучком Петрушей посидит дед.
В общем, была готова к встрече на все сто. Уже подходя к ресторану, увидела впереди идущую женщину. Та шла тяжело, медленно. Но что-то знакомое мелькнуло, сердце екнуло. Лена забежала вперед и ..., конечно, Милка!!! Та посмотрела на Лену, и в глазах блеснула слезинка. Они остановились посреди улицы и бросились друг к другу в объятия.
- Господи, Ленка, ты моя дорогая! - причитала Мила. - А я иду и думаю, увижу ли тебя?.. Увидела!!! Как же я рада!
- А как я рада! Милочка, ты моя дорогая!!! - И она крепко обняла подругу.
К ресторану подходили вдвоем, держась за руки, боясь их расцепить, чтоб опять не потеряться в волнах жизни. У ресторана стояли мужчины в костюмах, курили. Увидели Лену и Милу и в один голос спросили:
- Девушки, вы куда идете? Здесь закрытая вечеринка.
Девушки остановились, переглянулись.
- Мила, это точно наш адрес?
- Точно, точно! - засмеялся один из мужчин. – Ну что, девчонки, знакомиться будем?
- Сережа, ты?
- Конечно, Ленуся, я. Не узнала?
- Узнала по улыбке и голосу!
Он подошел к ним и приобнял:
- Рад видеть неразлучных подружек! Ну а с остальными знакомить надо или сами узнаете?
- Попытаемся.
И они стали смотреть на мужчин. Один был высокий, в очках, с сединой на висках. Он улыбался так открыто, что Лена его сразу узнала:
- Это Петя Краснов, наш художник.
Она подошла к нему и прижалась щекой. Петя Краснов рисовал в течение всех школьных лет. Прекрасно оформлял стенгазеты, а еще играл и пел под гитару. Поэтому в старших классах в него были влюблены почти все девчонки. Лена попыталась спросить, что да как, но Сережа быстро остановил ее:
- После, после. Все расскажет, ничего не утаит.
- Ну, а это кто? - Он показал на грузного мужчину, который тоже улыбался. Лена с Милкой переглянулись.
- Неужели не узнали?
- Нет.
- Ну, раз не узнали, то разрешите представиться. - Мужчина с хитроватой улыбкой протянул руку Лене. - Очень приятно познакомиться - Володя Дмитриев.
Девчонки весело засмеялись. Володя Дмитриев в классе был самым маленьким, щупленьким пацаном. К 10 классу подрос немного, но… так всерьез его никто и не воспринимал. А сейчас перед ними стоял высоченный дядька размером этак 52.
- Ничего себе сюрприз!!!
- Да, да, девочки мои, это я. Можете не сомневаться.
- Так, время, время! Пошли в зал. Там народ заждался.
Все дружно зашли в ресторан. Около стола, где красовались бокалы с шампанским, стояла группа людей и громко, эмоционально что-то обсуждала. Когда хлопнула входная дверь, все разом повернулись к вошедшим. Секунд 30 смотрели друг на друга, а затем с раскрытыми объятиями и возгласами: «Ленуся! Иришка! Володька!..» - понеслись навстречу друг другу. Когда первая волна эмоций прошла, Сергей пригласил всех за стол. На празднично украшенном столе стояли знакомые с детства салаты, нарезка, официанты быстро разливали вино, шампанское для первого тоста. Рядом с Леной сидела Милка, а с другой стороны - Сережка. За столом было человек шестнадцать. Это больше половины класса. Первым взял слово Сережа. Пока он говорил, все с интересом рассматривали друг друга. Ну, а когда пошли рассказы о себе, кто чего достиг после школы, все окончательно раскрепостились. Лена слушала и радовалась: «Как же здорово, что эта встреча состоялась!» То, что рассказывали многие о себе, у нее не вызывало удивления. Если Таня Плотникова бредила литературой, то ничего удивительного, что сегодня она заслуженная учительница русского и литературы. Володька Дмитриев, бредивший в школе морем, закончил институт водного транспорта. Сегодня -ведущий специалист, работает в порту, трое детей. Здорово!! Удивила ее, пожалуй, Майка. Эта Майка в школе была закоренелой троечницей. У Лены было даже октябрятское поручение - проверять у нее уроки. Лена честно проверяла, помогала с домашними заданиями. Но все контрольные Майка с упорством писала на тройки. Так и закончила десятый - весь аттестат в тройках. Когда Майя стала рассказывать о себе, Лена не поверила своим ушам и глазам. Уверенная в себе женщина, холеная, явно не бедная. Говорила с легкой иронией, ну типа, не ожидали, ребята?! Оказывается, в институт она не пошла, что и понятно. Но закончила парикмахерское училище. А после этого в своей парикмахерской познакомилась со своим будущем мужем. Он оказался ветеринаром, Айболитом от Бога. Сегодня Майка и ее муж держат несколько салонов для животных. Майка стрижет, а муж ее лечит питомцев дорогих клиентов. Дети, квартира, машина и любимая работа! Можно только порадоваться - человек нашел свое место в жизни, состоялся по всем фронтам: как жена, мать и профессионал. Лена наклонилась к Сереже:
- Слушай, а вы Мишку Аверина не нашли?
Мишка Аверин в свое время был известен всему району. Он был гениальный математик. Решал задачки с ходу, разными способами. Ездил на городские и международные олимпиады. Приезжал всегда с наградами. Без экзаменов был принят на мехмат в университет.
- Он не придет, Лена. От Мишки ничего не осталось.
- Как это? Что случилось? Он же гений!
- Был гений, а сегодня это опустившийся человек, пьяница. Я его нашел. Сейчас отправил в больницу на лечение.
И Сергей поведал Лене драму Мишки Аверина. Гением родиться здорово, но к таланту обязательно должен прилагаться стальной характер. К Мишке он не приложился. Все начиналось замечательно. Досрочное окончание института, аспирантура, защита. Все аплодировали, восхищались, приглашали на фуршеты. Мишка никогда не отказывался. Стали звать заграницу читать лекции. Женился на дочери профессора. Сын, дочь, квартира от государства, машина с шофером. Жизнь его баловала. Но оказалось, что Мишка, больше чем математику, любил тосты в свой адрес, льстивые речи и коньячок. Так к сорока годам стал зависим от алкоголя. Перестал заниматься научной работой, жил старыми заслугами. Жена не выдержала ежедневного праздника жизни своего гения. Ушла с детьми. А потом он совсем опустился. Стал на лекции приходить пьяным, ну и уволили его. На сегодняшний день «гений» страдал проблемами с памятью, печенью и лежал в больнице за счет Сережки.
- Кто бы мог подумать, что гениальный мальчик с огромными синими глазами, которому Господь дал так много, сможет загубить свой талант? Да что талант!? Жизнь! - только и могла сказать Лена.
Скоро все забыли, что они заслуженные, почетные, серьезные и солидные; балагурили, смеялись, как в классе. Лена пошла танцевать с Сережей. Он рассказывал анектоды, потом вспоминал, как списывал у нее математику. Лена посмотрела на него, а потом сказала:
- Сережа, а ведь ты про себя ничего толком и не рассказал. Так обо всем и ни о чем. Сам ты где?
Он посмотрел на нее как-то чересчур серьезно. Если бы Лена не знала, что это Сережка, она бы испугалась.
- Заметила. Молодец. Я всегда знал, что ты внимательная, умная. А главное знаешь, где, кому и что можно сказать. Я, Леночка, в органах работаю. Отсюда есть возможность узнать про наших. Вот решил собрать всех, кого найду. У меня все нормально, погоны, положение, семья хорошая.
- Рада за тебя. Нет, правда, Сережка, очень рада. Слушай, а ты нашу Наталку не нашел?
- Нашел. Она опоздает. Только днем откуда-то прилетела.
- Правда? Какой же ты молодец!
Почти к самому концу вечера примчалась Наташка. Тоненькая, хорошенькая, улыбающаяся. Девчонки сели втроем на диван, говорили и не могли наговориться. В общем, у всех почти все было одинаково. Институт, работа, семья, в 90-х выживали как могли. Правда, Милка, дорогая любимая Милка, была уже вдовой, а единственная дочка с мужем служили Родине где-то далеко в Сибири. Тут уж Лена и Наташа решили Милке не давать скучать.
- Будем зимой ходить в театры, на выставки. А летом будем ездить на дачу.
Милка счастливо улыбалась. У нее появился новый смысл, новый стимул в жизни. Долго не могли расстаться. К концу вечера Сережка сказал, что всех ждет сюрприз. Открыл свой планшет, что-то там наладил, и на экране все увидели грузного седого мужчину. Он смотрел на них, все дружно смотрели на него. Наконец, кто-то предположил:
- По-моему, это Борька Аронзон.
- Точно. Похож.
- Я-то Борька Аронзон, а ты кто?
И понеслось... Борька из своей Америки пытался всех узнать, очки надел и... с еврейской легкостью шутил про каждого, начал вспоминать школьные приколы, стал звать к себе, обещал приехать сам, потом растрогался, а в самом конце расплакался и отключился. Наверное, что-то слишком глубоко его задело за живое, а может накрыла волна воспоминаний, ностальгия...
Разъезжались по домам глубоко за полночь. Лена ехала в такси и все время улыбалась. Вспоминала ребят, разговоры. Большой класс был, а ведь никто не пошел по кривой дорожке, никто. А в лихие девяностые это было запросто. Но нет. Стержень был у всех. Серьезный такой фундамент, который они все получили в школе, дома. Лена строила планы как скоро поедет с Милкой на дачу, а потом втроем с Наташей пойдут в театр. Молодой таксист посматривал на нее в зеркальце.
- У Вас, наверное, радость какая-то. Вы прямо вся светитесь.
- Да, молодой человек. У меня радость, я сегодня встречалась с Юностью...
18 кот
Наталья Улитина
В одной обычной двухкомнатной квартире жила семья: мама Иришка, папа Женечка и дочурка Машунька. Квартира им досталась от бабушки, поэтому, как только они ее получили, стали делать ремонт. Все накопления тут же вкладывались в обои, люстры, импортную сантехнику, красивую посуду и нарядные шторы. Все, включая маленькую Машуню, участвовали в благоустройстве. Квартирка получилась светлая, уютная, хоть и была небольшая. В ней всегда пахло пирогами, вкусными котлетами и любовью. Зимой все вместе вечером ходили кататься на горку, что была во дворе дома, а летними вечерами брали велосипеды и катались по тропинкам близлежащего скверика.
Все началось со звонка Иришкиной подружки.
-Ириш, привет. Как живешь?
-Привет. Все хорошо. Вот только пришли с прогулки.
-Ириш, выручай. Понимаешь, мы с Жориком по горящим летим в Турцию, а Вероника умотала в дом отдыха.
-Это свекровь твоя, что ли?
-Ну да. Главное, умотала и ничего нам не сказала.
-Так чем выручить?
-Возьми Францизика на две недельки.
-Это твоего кота, что ли?
-Ну да. Не с кем оставить. Всего на две недельки.
-Ну, не знаю. У нас никогда не было котов, и потом, как за ними ухаживать?
-Ой, да ерунда. Утром и вечером покорми, да лоток один раз в день поменяй. Я все привезу. Выручай, а!!!
-Как-то боязно. А потом ты говорила, что у него характер говно.
-Говорила, но он уже повзрослел, да мы его еще и кастрировали. Стал ласковый, такой добродушный.
-Ну ладно, если добродушный, и на две недели…
Ровно в 8 утра на следующий день Францизик уже сидел у Иришки в коридоре. Передача кота прошла быстро. Лоток, расчески, капли для глаз, еда. Чмоки, до свидания, если что, звони.
Францизик оказался огромным белым котом с изумрудными глазами. Красавец!!! Он медленно вылез из переноски и уселся в коридоре, жмуря свои зеленые глаза. Выбежала из комнаты Машуня и попыталась его погладить, но Францизик так страшно заорал, что Машуня от страха чуть не заплакала. Вышел папа Женечка:

-О, у нас новый член семьи! Проходи, Францизик. Фу, какое сложное имя! Я тебя буду называть Фаня. Хорошо?
Хорошо не получилось, Францизик мотнул головой, запрокинул голову и стал заунывно, громко и противно мяукать.
-Наверное, он не согласен, - предположила Иришка.
-Ты хочешь быть Францизиком, да?
Кот перестал орать и посмотрел на Иришку своими умными глазами.
-Хорошо, будешь Францизик. Пойдем знакомиться с домом.
Кот не сдвинулся с места.
-Ну ладно, сиди. Когда захочешь есть, приходи.
Ириша развернулась и ушла готовить обед. Кухня была маленькая, всего 6 метров. Каждый уголок на ней был занят. Куда ставить миски Францизика, она не могла придумать. Куда ни поставь, везде будут мешаться. После долгих раздумий она освободила угол, в котором стояла ее любимая этажерка с цветами. Этажерка переехала в комнату, а на ее месте разместились мисочки. Мисочек было аж 3 штуки. Иришка посмеялась про себя: для первого, второго и компота. Налила воды, положила фарш, который привезла подружка, а третья мисочка осталась пустой.
Потом разберусь для чего.
В этот момент раздался звонок телефона.
-Ириш, ну вы как там?
-Привыкаем пока. - Она еще хотела спросить про пустую третью миску и рассказать, что Францизик вот уже третий час сидит в коридоре. Но не получилось.
-Забыла сказать, - протараторила подружка. - Он не любит, когда его называют неполным именем.
-Мы уже поняли.
-Уже показал себя, засранец. Ладно, мы скоро вернемся. - И она отключилась.
«Надеюсь», - уже себе сказала Иришка.
Она вернулась на кухню, посмотрела на миски с едой и крикнула:
-Иди кушать, Францизик!
В ответ тишина. Она выглянула в коридор, кот сидел на своем месте и даже не посмотрел в ее сторону.
-Не хочешь, не надо. Есть захочешь - придешь, как миленький.
Она ушла на кухню и стала готовить субботний обед. На какое-то время она даже забыла о новом поселенце. Через несколько часов на столе стояли бульон, только что испеченные булочки, два вида салатиков, а в духовке доходило мясо.
-Дорогие мои, мойте ручки. Обед вас ждет.
Она вошла в комнату. Папа Женечка лежал на диване, Машуня смотрела мультики, сидя в его ногах.
-Давайте, поднимайтесь. Побежали на кухню.
Машуня оторвалась от телевизора, папочка от книги:
-И правда, такие запахи, что я уже слюной изошел.
Ириша вышла первая из комнаты и бросила взгляд в коридор. Кота на месте не было.
-А где же наш пушистый гость? Кто видел?
Она обернулась к Женечке и Машуне. Те покачали головой.
- Ну и пусть уходит, - сказала Маша. – Он злой.
-Да нет, он просто еще не знает, как у нас хорошо. Вот увидишь, ему у нас понравится, и он будет ласковый и послушный.
-Хотелось бы верить, - пробубнил папа Женя.
-Так, где-же, все-таки, Францизик?

Францизик пропал. Его не было ни на кухне, ни в комнатах, ни под диваном...Когда все видимые места закончились, Иришка заглянула в туалет. Лоток стоял сухой, а посредине на полу огромная лужа.
-Он здесь был! - радостно вытирая лужу, сообщила Ириша.
-Я бы на твоем месте так не радовался, - сказал папа Женечка.
-Почему?
-Судя по характеру этого Францизика, лужи будешь убирать регулярно. А скоро к нам вообще никто не захочет приходить.
-Это почему же?
-Да не очень приятно приходить в дом, который пахнет туалетом.
-Ну, до этого не дойдет. А потом он у нас всего на две недели.
-Как знать...
Кот был найден под ванной. Еще час все пытались его оттуда выудить и колбасой, и мясом, и ласковыми словами. Но он стойко сидел в углу и периодически противно мяукал. Когда наконец все вымыли руки и зашли на кухню, субботний обед был уже холодный и не такой уж праздничный. Все молча поели и пошли в комнаты.
Кот просидел под ванной всю субботу, а в воскресенье, когда Иришка готовила завтрак, вышел к ней. Она так обрадовалась, что стала его гладить и приговаривать:
-Хороший наш! Красивый! Сейчас я тебя покормлю.
И она стала раскладывать по мискам новую еду. Молочко, немного фарша, сметанки. Мисочки не хватило для воды. Она взяла блюдечко, налила воды и позвала кота.
-Иди, Францизик, покормлю тебя.
Кормить ей пришлось его в прямом смысле. Она села на корточки перед мисочками и стала поочередно макать пальцы то в сметану, то в молоко, то в фарш, а потом давать Францизику их полизать. Тот долго нюхал, раздумывал, а потом, наконец, слизывал. Не прошло и полчаса, как он съел все, что Иришка положила. Вставая с пола, она громко ему сказала:
-Это только первый раз, потом будешь есть сам.
Францизик повернулся к ней, посмотрел своими изумрудными газами и ласково так мяукнул.
-Ты поблагодарил за завтрак? Молодец! Пожалуйста.
Постепенно все стали привыкать к котику. В туалете появилось 2 лотка, так как в один Францизик принципиально не ходил. Ему нужно было разделить свои отходы на твердые и жидкие. Спал он в ногах у Ириши или на кресле. Машуню к себе подпускал редко, да та особо к нему и не лезла. А вот папу Женю невзлюбил. Через неделю из Турции позвонила подружка, спросила, как котик.
-Через недельку заберем, не переживай!
Неделька растянулась на 13 лет. Сначала заболел муж подружки, потом начались проблемы со свекровью, и разговоры о том, чтобы забрать Францизика, вообще как-то сошли на нет. Ириша уже привыкла к нему и, в какой-то момент, поняла, что отдавать его не хочет. Машуне и папе Жене было все равно. Так он у них и задержался. Пару раз он мстил Женечке за то, что тот мог скинуть его с кресла, на котором он спал. Мстил ночью, писая в его сапоги. Утром сидел в углу под ванной, слушая все, что про него говорили. Знал, что всем надо на работу, поэтому все скоро закончится. Один раз, когда Машуня была уже школьницей, разодрал ей колготки за то, что та его вытурила из своей комнаты. Дождался, когда дверь в Машину комнату приоткрылась, влетел в нее и повис на ноге Машуни. Колготки вдрызг, ноги оцарапаны, слезы, крик, Францизик под ванной. Потом все успокаивалось. Каждый раз Ириша заступалась за него: «Сами виноваты, знаете ведь, какой у него характер». Ел он только с рук Ириши. Когда уезжали в отпуск, просили соседку заходить раз в день, поменять лотки и покормить. В их отсутствие Францизик вел себя хорошо. Писал в лоток, сам ел. Но когда они возвращались, первую неделю он всем своим поведением показывал, что страшно обиделся на то, что его оставили одного надолго. Писал рядом с лотком, ел медленно, не мяукал после еды (ритуал «спасибо-пожалуйста» соблюдался строго с первого дня), не спал в ногах, ночью мог противно размяукаться над ухом Ириши. В общем, всем своим поведением показывал, что недоволен. Через недельку все возвращалось в свое русло. Была еще одна проблема - Францизик не любил стричь когти и расчесываться. Первое время пытались обойтись своими силами. Закутывали его в одеяло, папа Женя держал, а Иришка вытаскивала по одной лапе и быстро стригла когти. Но один раз папа Женя как-то неловко взял его, и из одеяла вылезла перекошенная от злости морда Францизика. В считаные секунды он вцепился зубами в руку папы Жени, тот от боли выронил его на пол, кот с диким криком подпрыгнул, как мячик от пола, и убежал под ванную. После этого случая папа Женя категорически отказался участвовать в стрижке когтей. Пришлось приглашать профессионала. Первые два раза приходили девочки, которые не справились с Францизиком. А вот третья - Настя, справлялась с ним очень просто. Она шептала ему что-то на ушко, он слушал и делал все, что надо. Иришка удивлялась:
-Как это Вам удается?
-А я очень люблю котиков, понимаю их, а они меня. Это у меня с детства.
-Нашего понять не просто.
-Да, он у вас капризный, но в душе очень ласковый и нежный.
-Неужели? Ласкаться он не особо любит. Больше характер свой показывает.
-Вот увидите, его сущность обязательно еще проявится.
И она проявилась. К старости. Когда глаза слезились, нос надо было вытирать, он вдруг стал ласковым. Любил сидеть на коленях у папы Жени, спал исключительно рядом с Иришкой. Любил ее целовать по вечерам своим прохладным влажным носиком. В общем, не кот, а мечта. Умер он на ее руках. Пришел на кухню поесть, она, как всегда, сидела на корточках и ждала, когда он слижет с ее пальцев сметанку. Он подошел к ней, лег на колени и умер. Она сначала не поняла, все трясла его. А когда поняла, громко зарыдала. Он лежал такой большой, белый, пушистый и такой беззащитный. Все 13 лет он доказывал, кто в доме хозяин. За это время Машуня выросла, вышла замуж и ушла к мужу, папочка Женя поседел, полысел и привязался к Францизику.
-Никогда-никогда больше никого не заведу, - рыдая, повторяла Иришка.
Через полгода она принесла в руках белого пушистого котенка.
- Это наша Француаза. Девочка.
-Будешь жить по моим законам, будешь ласковая и послушная! Поняла? - Ириша заглянула в глаза котенку.
-Мяу!
-Молодец, все поняла.
Через год она сидела на кухне на корточках перед Француазой и ждала, когда она слижет с ее пальцев сметанку.
19 Несколько слепков выцветших страниц
Альба Трос
Жизнь – это вышедший из моды дневник, тетрадка в когда-то зелёной, выгоревшей под равнодушным солнцем обложке, валяющаяся возле мусорного бака. Вместилище отходов деяний рода человеческого, бак нависает над распластавшимся на земле бумажным прямоугольником, подавляя, отсвечивая массивными, ядовитого цвета боками. Кто поднимет это свидетельство чьего-то существования, отряхнёт налипшую требуху бытия, прошелестит распавшимися страницами? Один, двое, в лучшем случае, из тысяч, безостановочно утюжащих асфальт, да и те не продвинутся дальше пары строчек. Чужая жизнь – потёмки под потерявшей товарный вид обложкой, и заблудиться в них могут разве что городские сумасшедшие. Я не из них, поверьте, хотя бессонными ночами порой и мечтаю сойти с ума, но вот вам несколько слепков её тетради. Одним похмельным утром они внезапно бросились мне в голову, обрывки дневника человека, которого не было и не будет.
Я всё отлично распланировала. Он будет лет на пять старше, небедный, хотя и не настолько обременённый финансовыми заботами, чтобы забывать о моих и наших общих датах, хладнокровно-рассудочный, но и способный на безумство, когда это нужно. Говорят, внешность не имеет значения, но почему, спрашивается, я должна в чём-то себе отказывать? Похож он будет на ту самую скульптуру во дворике флорентийского музея, только с короткими волосами и крупнее на несколько кило. Мы объездим полмира, займёмся любовью во всех не предназначенных для этого местах, прыгнем с парашютом, приземлившись в снега Килиманджаро, а потом не станет ничего. Даже темноты и червей, даже конца. Конец – это завершение, но нельзя завершить то, чему ты уже не являешься свидетелем. На хрен тогда все снега, флорентийские самцы и вскормленные на деньги от успешного бизнеса лабрадоры? Сейчас три часа ночи, я одеваюсь и иду в магазин за вином.
Проходя мимо зеркала, я была застигнута новым радиохитом. Не люблю радио, но иногда это лучшее, что может предложить реальность, когда от всего окружающего безбожно пухнет голова. Нечто в тексте, вот это неожиданный кульбит, заставило меня залезть в сеть и за тридцать секунд обнаружить искомую композицию. Попутно выяснилось, что на песню недавно был снят популярный клип. В кадре смуглянка с точёным телом, надо отдать ей должное, прилично поставленным голосом обращалась к своему герою. От героя требовалось ответить, почему он выбрал именно её и этот каменистый путь с ней же. «Какие мы всё же твари», - пришло на ум, когда я, стянув спортивки и майку, снова оказалась у зеркала. На пути сплошные булыжники-валуны, а ты радуешься, затащив туда ещё одного дурачка. «Впрочем, мужики с их постельными соревнованиями не лучше», - подмигнула мне с той стороны серым глазом блондинка. Сероглазая оказалась вполне ничего, на удивление, потому что частые умствования располагали к критичному к себе отношению. «Но нет, не дождётесь, - прошептала я, обращаясь к пресловутому альтер эго. – Не будет этих ваших каменистых троп, голая физиология без всяких обещаний и обязательств, проходили, до сих пор ноет». Мысль о вине в магазине за углом безжалостно расцвела в сознании и столь же безжалостно была подавлена. Сознанию очень не хотелось похабить то, что демонстрировало зеркало.
А детей я не хочу. И не надо навешивать привычные ярлыки, изобретать слова типа «чайлдфри». Просто человеку с мозгами тяжко в этом мире, а зачем мне нужен безмозглый ребёнок?
На целый день зарядил дождь, мне стало дико скучно. От нечего делать  вспоминала, сколько раз за последний месяц соврала. Само собой, речь о настоящей лжи, кто там бытовую брехню может упомнить? И вдруг поняла, что стыдно мне только за один раз, но как стыдно, как! Прохожу недавно мимо церкви, у входа девочка стоит маленькая, лет шести, изнутри звуки хора, то ли отпевают кого-то, то ли венчают. Девочка мне так: «Тётя, там бог живёт?» Я в ответ, не раздумывая: «Не знаю». Соврала, беспощадно, кощунственно. Бога там точно нет.
Стройная блондинка, серые глаза, кроссовки, чёрные спортивные штаны и такая же майка, садится на корточки у пузатого мусорного бака, не обращая внимания на недоумённые взгляды. Она поднимает с земли бывшую когда-то зелёной тетрадку, отряхивает прилипший к обложке мусор, открывает на первой странице. «Жизнь – это вышедший из моды дневник», - шевелит она губами, улыбается и отправляет находку в зев бака. «Здесь всё равно никто не заблудится», - читается в движении руки. Ядовитого цвета крышка захлопывается, и жизнь продолжает катиться своей привычной колеёй.    
20 Что видишь ты
Альба Трос
Мне скучно, бес. Эта тоска духоты летнего дня и душевный зуд, давно ставший фоном, на котором движется жизнь. Время от времени она буксует, и нет, в такие моменты ты не развлечёшь меня. Мы не отправимся в старый винный погреб, тьма и паутина по углам, и я так никогда и не сожму бёдрами занозистые бока бочки, с хохотом гарцуя по ступеням. Оставляя несбыточное пыльным страницам, я открываю окно и сажусь на подоконник. Хаос бытия, всё вперемешку, врывается в комнату вместе с уличным жаром. Ты устраиваешься у моих ног, и пепел кружит в воздухе, осыпаясь с тлеющей в пальцах сигареты. Мы оба молчим, наблюдая.
Ты видишь её, бес? В мятом сарафане, словно наугад выдранном из груды отживших вещей, с прилипшим к опухшей щеке чёрным пластиком. Разгладь её, эту щёку, всё лицо в придачу, заставь щёлки глаз разомкнуться, добавь в них блеска – и идущие навстречу мужчины станут оборачиваться. Но не сегодня, она не спала прошлой ночью, а может, до зари металась в алкогольном забытьи. «Мне всё равно», - хрипло бросает она в телефонный прямоугольник, так громко, что слышно на нашем посту. Там звучат другие слова, значительно более уместные, но, бес, ты укоризненно смотришь на меня, чопорен, как и весь твой род, и я умолкаю. Кому хрипит она из-под нечёсаной влажной волосяной массы, что осталось у неё за спиной? Прикованная к постели мать, высосавшая остатки сил и человечности, вернувшийся к жене любовник? Или же она просто проснулась под равнодушными звёздами и поняла, что всё бессмысленно? Я не знаю, прости.
Смотри, мой лукавый компаньон, как на солнце сверкают, слепя, стёкла. У гостиницы напротив выставка авто. Я ничего не понимаю в марках, но, пожалуй, взялся бы кое-что сказать, глядя на вылезающего сейчас из салона. Натянувшее рубашку чрево, ленивые хозяйские движения, бес, говорят, никому из них не избежать встречи с тобой. Верблюд не пролезет в игольное ушко, он не думает об этом посреди прокалённой солнцем пустыни. Там, где ты будешь их ждать, неизмеримо жарче, хотя я и не верю в это. Кто ожидает его за дверью с ничего не говорящими цифрами? Он идёт к девочке, у которой пока ещё есть что обменять на деньги, возвращается к привычной жене после последней истерики любовницы? Но вдруг, слышишь, вдруг там его партнёр, такой же бурдюк и меценат. Их фонд поддерживает молодых художников, бескорыстно,  из любви к искусству. Там может быть его мать. Если когда-нибудь она сляжет, к её услугам окажется армия врачей и сиделок. «Имеет ли это значение?» - задаю я немой вопрос, и ты улыбаешься, крутя хвостом.
Музыканты, бес, музыканты! Четвёрка тощих парней с чехлами за плечами плетутся, должно быть, на репетицию. Дешёвое пиво и неубедительные звуки, моя юность. Ты тоже помнишь это, уже тогда ты был со мной. Глядя на несколькими годами старше типов на сцене, я видел в них полубогов, способных менять мир, живущих иной, исполненной таинственного смысла жизнью. Прошло время и расставило всё по местам. Даже меняя мир, ты не перестаёшь страдать от боли и сквернословить. Малейший избыток жидкости в теле делает твоё существование невыносимым, и чем острее ты осознаёшь своё несовершенство, тем убедительнее звучат твои слова с подмостков. Как жадно погружался я в сточные воды искусства, пытаясь понять, кто они, режущие себя бритвой перед публикой, мочащиеся на символы веры. Психические отклонения, эпатаж во имя славы, бабло и снова бабло… Ярость анархии, упоение декадансом, ведь остальное, что тебе предложили, ложь. Но если всё же за этим стоит убеждённость, умение разглядеть скрытое, тогда что видят они за обветшалыми декорациями?
Ты не отвечаешь мне, бес, ты исчез, привычно и незаметно. Сигарета давно погасла, и я кидаю окурок в приютившуюся у ног банку. Что видим мы, глядя на мир, и что видишь ты, когда смотришь на нас? Некто у гостиницы напротив запускает двигатель, и я закрываю окно.
21 Мать моя женщина
Александр Сапшурик
 
    Санька сидел у окна и листал читанный-перечитаннный "Вокруг света". Изредка посматривал - то в забрызганное дождём окно, то на сестру, забавно надувавшую губы над тетрадью с уроками. Ждал с работы мать. Вдруг заметил, что ехавший по дороге и рычащий простуженным басом грузовик приткнулся к обочине рядом с домом и покорно застыл.
 От автомобиля отделились две фигуры. В одной он сразу узнал мать.
   Вторая была мужской и упорно не желала распознаваться.
 Огибая контуры луж, успевших за время дождя коварно раскинуться на пути, фигуры направились к дому. Через пару минут в доме радостно взвизгнула дверь.
- Света, Саша, это дядя Олег,- мать заранее внесла металлические ноты в свой обычно мягкий голос, и слегка подтолкнула попутчика вперёд.- А это, значит, мои дети.

    Высокий черноглазый мужчина, возрастом за тридцать, смутился и попытался спрятаться за спину представившей его женщины. Возможно, стушевался из-за отсутствия опыта общения с любовницей, у которой двое почти взрослых детей. А может, мать успела рассказать ему, как неистово, дружно и изобретательно её дети выживали из дома прежних претендентов на её сердце.

    По сравнению с бывшими "женихами", дядя Олег выглядел молодо и вполне привлекательно. Это ставило двоих, так похоже нахмуренных зрителей в тупик. Одного из них - шестнадцатилетнюю Свету - наверняка. И хотя мужик был явно симпатичнее... нет, скорее  просто не такой мерзкий, как другие, цель их маленького коллектива не поменялась. А цель была всегда одна - гнать женихов матери подальше.
Конечно, они не смели делать это открыто. Но способы воздействия в их арсенале имелись. Например, уход из дома в знак протеста действовал безотказно.

    Первого из претендентов, грузного краснолицего мужчину, удалось победить с помощью ультиматума от дочери, спрятавшейся на целые сутки в сарае у подруги. А из-за второго, терпеливо терпящего скрытые оскорбления брата и сёстры, Саньке пришлось два часа рыжим поплавком просидеть в холодной речке, чтобы наверняка заболеть. Когда мать жалостливо спросила пылающего жаром ребёнка, что он сейчас хочет, больной пожелал, чтобы от них ушёл этот дядька. И мать немедленно попросила дядьку уйти. Потом злилась и плакала, но тогда решительно выгнала возмущённого мужика.
- Дядя Олег поживёт у нас несколько дней, - не меняя тона продолжила мать, поочерёдно всматриваясь в глаза молчащих детей.
- Опять ты...,- наконец выдавила из себя дочь.
- Что опять? - повысила голос родительница и, мгновенно убрав из него металл, повернулась к приятелю.- Раздевайся и проходи.

    Она кивнула на вешалку возле печки и стала бережно снимать свои новые красивые сапоги. Олег пошуршал снятым болоньевым плащом и бросился помогать. Света отвернулась от раздевающейся парочки с выражением бесконечного презрения.

    Санька почти ненавидел очередного гостя. Он, десятилетний, ещё хорошо помнил отца, разбившегося четыре года назад в рейсе где-то вдали от дома. Тем больнее, что мама привела в дом именно шофёра. От этих мыслей неприятно защипало в глазах. Гость повернулся, и мальчик молчаливым сурком застыл посреди комнаты. Под простой клетчаткой рубашкой дяди Олега в виде ровного симпатичного треугольника сияла сине-белыми полосками настоящая морская тельняшка.
     Мальчик весь последний год жил мечтами о море. В школьной библиотеке были прочитаны все книги на морскую тему. Про будущее нахимовское училище знали все  друзья. И мама, кажется, была не против. Тем более, ей больше не приходилось заботиться о его успеваемости - светлая мечта прекрасно стимулировала отличную учёбу.
- Чего уставился? Пойдём отсюда, - зло прошипела сестра и легонько стукнула по спине.- Моряк, с печки бряк.
Оба по-прежнему были настроены против нахождения в доме нового ухажёра матери.
- Нам здесь никто не нужен! - шептала сестра, глядя в предполагаемое местонахождение чужого.
- Вот разъедемся: я в Нахимовское, ты в техникум. Тогда пускай и приводит кого хочет, - хмурился брат.

    Обычно сестра немедленно намечала план действий по выпроваживанию очередного гостя. Сейчас же Света загадочно молчала и чему-то улыбалась.
    К вечеру дождь прекратился, в небе наметились звёзды. На лице сестры всё ещё блуждало глупое мечтательное выражение. Такое же выражение в последний год иногда появлялось у матери. Его Санька в них обоих не понимал и не любил.
    Наконец сестра тряхнула чёлкой, словно избавляясь от наваждения, и ушла, оставив брата наедине с его недоумением.

    Теперь у их дома ночевала большая грузовая машина. Утром Олег забирал мать, подвозил до сельповского магазина, где она работала заведующей, и ехал дальше - в рейс. Стояла машина и по воскресеньям, пока Олег с матерью возились в огороде. Потом они ездили в магазин. Брали там угощение для детей и бутылочку вина для себя - устраивали весёлый ужин.

    Саньку удивляло поведение сестры. В первый же выходной она вместо того, чтобы осуществлять планы по изгнанию гостя, подвинула стол к двери, ведущей в комнату матери. Сделала вид, что учит уроки. А сама просто подслушивала. И брата попросила для маскировки посидеть рядом, насыпав на стол конфет. Из-за двери слышалось негромкое пение Олега:

- Вовсе не страшны ни зной, ни слякоть,
  Резкий поворот и косогор.
  Чтобы не пришлось любимой плакать,
  Крепче за баранку держись, шофёр...

    Он часто пел эту песню. Не стеснялся и при посторонних. При словах о любимой, всегда с нежностью смотрел на мать. А сейчас, удерживаемый просьбой Светы, мальчишка невольно слушал их разговор.
- Ты очень любишь эту песню? - размягчённая вином и компанией мужчины, ласково спрашивала мать.
- Для меня это не просто песня, - в тон ей отвечал дружок. - В ней слова как самый надёжный якорь в моей жизни...
- Почему?
- Я ведь, Маруся, теперь изо всех сил за баранку держусь. Чтобы больше никогда не упасть. Только не аварии я боюсь. Всё-таки шофёр первого класса...
- А чего ты боишься, Журавлёв? - как обычно после вина картавила мать.
- Да вот... зелёного змея. Я же, Маруся, раньше сильно пил. Из-за этого и с женой развёлся, и с завода ушёл. После службы на флоте техникум закончил, на радиозаводе мастером работал. И понял, что пропаду, если профессию не сменю. Там же спирт всегда был...
- А как в шофёры тебя занесло?
- Специально пошёл на курсы. И потом, мне всегда нравились дальние поездки. На флот не пошёл из-за жены. А здесь у меня и рейсы и запрет на спиртное. За рулём особо не выпьешь...
- Но ты же выпиваешь, вот как сейчас.
- Теперь у меня железное правило - не больше ста пятидесяти грамм. И только по выходным.
- Я уже заметила. И вижу, как любишь свою машину... А мне ещё хочется выпить. Может, в виде исключения сегодня двести? Давай налью... Ой!
- Разлилось! Эх, мать моя женщина. Видишь, не судьба! Не надо, Маруся. Я всё равно не стал бы.

    Выражение "мать моя женщина" часто звучало в их доме. Олег говорил так и когда  рассказывал о своей жизни, и когда латал подтекающую крышу в доме, и когда ремонтировал машину.
    Потом это выражение подхватила Света. Она и вовсе по-другому относилась теперь  к Олегу. Смотрела ласково, разговаривала тихим голосом. Таким, которого Санька раньше никогда от неё не слышал. Однажды заметил, как она долго сидела над тетрадью и, улыбаясь печально и нежно, смотрела сквозь стену. Вдруг написала на листочке: Олег плюс Света. Воровато оглянулась и жирно замазала слова ручкой.

    Мысль о том, что сестра влюбилась в ухажёра матери, подтвердил её разговор с подругой. С той, которую Санька побаивался из-за её учительского взгляда сквозь круглые совиные очки.
- Ты что, дура? Он же на восемнадцать лет тебя старше,- страстно бросала слова Надя, блестя строгими стёкляшками на покрасневшем лице.
- Подумаешь,- небрежно ответила Света, глядя на своё отражение в маленьком круглом зеркале, временно перемещённом из маминой комнаты на её стол.- Мне всё равно.
    Словно не с одноклассницей, а со своим отражением вела спор, поправляя перед ним волосы и смешно вытягивая губы.
- Но это же твоя мать,- привела последний довод подруга.
- Мать моя женщина,- нараспев повторила Света и безжалостно растолковала своё понимание поговорки. - Моя мать в этом случае - просто женщина.
    "Скорее бы уехать в Нахимовское",- уныло думал Санька, чувствуя в ситуации что-то недоброе. Он одновременно жалел и мать и сестру. И безропотно принимал свою беспомощность...

    С очередного рейса дядя Олег привёз ему подарок - настоящую морскую тельняшку. И Санька окончательно примирился с чужим мужчиной в доме. Тем более и мать теперь всё чаще улыбалась. Ещё дядя Олег иногда брал его с собой, если намечался короткий рейс. В дороге они разговаривали о жизни, о море, о том каким сильным должен быть моряк. Санька стал по утрам бегать к турнику, сделанному дядей Олегом, где долго и старательно подтягивался.

    Дядя Олег... Только Светка его называть так не желала. Как ни выговаривала мать за её фамильярное "Олег", она пренебрежительно фыркала и, подражая матери, шла мимо походкой взрослой женщины.
А они и внешне были похожи: обе статные, золотоволосые. Лишь морщинка на лбу матери, словно знак воинского различия, делала её старше и мудрее.

   Зато Марию радовало вежливое отношение дочери к её избраннику. Учитывая, как относились дети к её прежним кавалерам, нынешняя обстановка в доме казалась ей вполне благоприятной...

    Причина, по которой умеренно выпивающий Олег однажды превысил норму, так и осталась неизвестной. Был день выборов, и матери пришлось работать в выходной. Непривычно виляющая машина Олега остановилась у дома, едва не врезавшись в забор. Испуганный Санька выбежал навстречу неловко вылезающему водителю. Оказалось, ничего страшного не произошло. Водитель был просто пьян.
- Что случилось, дядя Олег? - тревожно всматривался Санька в глубину кабины.
- Ооо, Саня! Всё, всё хорошо,- поспешно заверил тот, увидев испуганные глаза мальчишки. - Просто хорошие новости. Комнату свою удачно продал. Вот и загулял немного. Это тебе. Только не сообразил, что купить Свете. Ничего, я ей денег дам.
И он вытащил с пассажирского сидения огромный игрушечный самосвал. Ярко раскрашенный, с силовой лебёдкой, поднимаемым кузовом и рифлёными колёсами. Пару лет назад мальчик и не мечтал о таком... В другой руке оказался вкусно пахнущий пакет.
- Хороший ты парень, Саня,- мужчина с пьяной откровенностью склонился к мальчику, обдав запахом бензина и перегара.

    Они не без труда протиснулись в дом. Света с улыбкой наблюдала за Олегом,  неловко раздевающимся в прихожей. Тот невзначай оголил крепкую грудь и мускулистые плечи. Заметив Свету, смутился и поспешил в спальню. Было слышно, как скрипнули пружины кровати. Минуту спустя раздалось сопение, перешедшее в храп. Света продолжала смотреть в его сторону, не замечая  разделявщую их стену. Улыбка, украшенная лёгким румянцем, не покидала её лица.
- Что это он тебе привёз? - наконец заметила она брата. - Какая машина! Давай насыплем конфеты в кузов. Ишь, сколько  влезло. Только здесь играть не интересно. Лучше пойти на улицу, на горку...
- А ты? Может, пойдём вместе? - с надеждой смотрел на неё Санька.
- Уроки доделать надо. Потом приду.

    Заботливо помогая вытащить самосвал на улицу, она ловко выпроводила брата, желая быстрее взяться за уроки. Саньку и не нужно было долго уговаривать. Такая игрушка и гора конфет!
   Вернулся уже под вечер. Сестра сидела за столом, смотрела в окно. На щеках всё ещё держался румянец. И только глаза блестели сильнее обычного. Из комнаты матери не доносилось ни звука, словно там никого не было.
- Дядя Олег спит?- на всякий случай спросил Санька.
- Спит,- с ироничной улыбкой ответила сестра.
    Наконец пришла с работы мать. Торопливо раздевшись, отправилась будить Олега. Тот вышел из комнаты на удивление трезвым. Смущался, прятал глаза и от матери и от детей. Наверное, чувствовал вину за то, что впервые так сильно напился. Света наоборот, украдкой от матери всё заглядывала ему в глаза...

    На следующий день прямо из школы сестра привела с собой Надю. Сразу потащила её в сад, где Санька не смог расслышать ни одного слова. С горящими глазами что-то рассказывала напряжённо молчащей подруге. Как только брат приблизился, закричала, чтобы ушёл.

    Под утро Саньке приснилось, что он плывёт по морю на большом корабле.  Деловито прокладывает маршрут по карте из журнала "Вокруг света". И вдруг  замечает, что это уже не корабль, а грузовик дяди Олега. А едут они по огромному полю. На краю его стоят мать с сестрой и что-то кричат, машут вслед. Неожиданно в их крики вплетаются незнакомые мужские голоса...
    Он проснулся от шума, доносящегося с улицы. Выглянув в окно, увидел милицейский автомобиль и милиционеров в портупеях. Они уводили к машине дядю Олега. Босой, лишь накинув рубашку, мальчик выскочил во двор.
- Дядя Олег! - едва протолкнул он крик через сдавленное от волнения горло.
- Ничего, Саша,- обернулся тот и тихонько добавил - Держись, парень!

    Мать плакала. На лице сёстры сквозь искреннее удивление увиденнным предательски пробивалось выражение победительницы. Она несколько раз театрально шмыгнула носом и заявила, ни к кому не обращаясь:
- Я буду ждать его из тюрьмы!
И добавила уверенно:
- Столько, сколько нужно.

    Через месяц в совхозном клубе состоялся суд. Санька попросил друзей, чтобы они узнавали все новости. Пацаны слушали разговоры взрослых, бывавших на суде. Но ничего из того, что там было, не просочились в детские уши. И только слова "пять лет" тревожным ветерком разлетелись по посёлку.

    На следующий день шофёр с работы Олега зашёл за ключами от машины. Бережно взял их из дрожащей руки матери. Уезжая, нажал на сигнал. Грузовик, словно раненый зверь, долго и протяжно завыл, потом затих и растаял в дорожной пыли.
    Мать часто плакала, тихо и незаметно. Сестра склонялась по дому и, натыкаясь на какую-нибудь вещь, напоминавшую Олега, словно в бреду повторяла: "Буду его ждать!"

    Через две недели почтальонша принесла письмо. Света протянула руку, но  женщина словно не заметила. Сказала, что раз мать ещё на работе, сама занесёт его в магазин. Весь вечер Света терпела, не спрашивая о письме. Только на второй день её гордость была надломлена.
- Что пишет Олег? - неожиданно легко дался ей вопрос.
Мать бережно взяла конверт, тихонько заговорила.
- Олег сидит в тюрьме в N - ске. Не болеет. Очень просит его простить. И ещё просит передать, чтобы ты, Света, лучше готовилась к выпускным экзаменам. А Саше - непременно поехать поступать в нахимовское училище.
- Всё равно дождусь его из тюрьмы! - Рыдая, Света выхватила письмо из рук матери и побежала из дома.

    Похоже, она действительно ждала его. Только жизнь по-своему распорядилась их судьбами. Письма от Олега больше не приходили. А через пару месяцев знакомый шофёр, заехавший в посёлок, сообщил собравшимся в магазине печальную новость. О том, что его хороший друг и замечательный водитель Олег Журавлёв повесился в тюрьме.
22 Собака породы Отдам задаром
Александр Сапшурик
   
               
   Представленная взору картина поражала наглостью её создателей. Одно из любимых место селян было обезображено представителями отвратительного человеческого порока - воровства. В потолке простого деревянного дома, взявшего однажды на себя священную роль сельского магазина, зияла дыра. Пол, прилавок, остатки наспех брошенных товаров, были густо усыпаны деревянными опилками.
   Предназначенные для утепления здания, они невольно прикрывали теперь следы  преступления. Касса была взломана. На полу среди вермишели и конфет катались просыпанные грецкие орехи и нервно хрустели, когда на них наступали. Украдено было  много, и было ясно - действовал не один человек.

   Местный участковый вызвал из района следователя. Капитан милиции Петров, конечно, мог попробовать раскрыть дело самостоятельно. Но, во-первых, для этого и существовало следствие. А во-вторых, судя по стоимости пропавшего, дело тянуло на солидную уголовную статью и требовало соответствующего юридического сопровождения.
   Продавщица обнаружила разгром в магазине после выходного. Накануне вполне  приятно провела день в городе с кавалером. А теперь судьба посмеялась над ней. И Зина переживала за украденное так, словно лично её коварно обокрали.
- Всё было закрыто на замки и опечатано,- всхлипывая, говорила она Петрову,  поглядывая на районное начальство, представленное молодым лейтенантом. - И сигнализацию я всегда включаю...
- Успокойся, Зинаида, - по-отечески успокаива её пожилой капитан.- Видишь, через потолок проникли, а там ни сигнализации, ни замков не предусмотрено. Нет тут твоей вины.
- Вот, ловкачи, - с невольным уважениям к преступникам продолжал Петров, обращаясь уже к следователю. - И ночной ливень словно специально заказали. Чтобы смыл следы.

   Лейтенант Васильев на фоне объёмного круглолицего коллеги казался худощавым и чрезмерно озабоченным. Он молча осматривал место преступления, стараясь не наступить на хрустящие улики. Деревенская кража не считалась сложной в практике сыска. И лейтенант уже раскрывал подобные дела.
   Пропьются мужики, осознают свою несостоятельность в вопросе продолжения банкета, походят кругами, да и ломанут сельповский магазин.
  Одолжат у государства водки, курева, закуски и медленно возвращают долг, уже из зоны. Или возьмут что-нибудь из вещей, которые погодя неизменно всплывут на городском рынке.
   Но сейчас зачатками интуиции, начинающей формироваться за недолгое время работы в органах, следователь уловил -  дело не простое. Объём похищенного немалый, да и воры, похоже, умные и трезвые.
   Так ловко подладили под дождь - ни одна поисковая собака не возьмёт след. Тем более, имеются они только в области. Так заявил начальник отдела, отправляя его в село. В деревне, мол, не так много мест, где можно спрятать награбленое.
 
   Если по горячим следам не найти, дальше будет сложнее. А у лейтенанта и так имеются нераскрытые дела и недовольное начальство. Зря не настоял на приезде кинолога.
 - Нужно доложить , - обратился он к Петрову.- От вас получится позвонить?
- Пожалуйста, Николай, - махнул капитан, приглашая следователя в участковый пункт.
 - Придётся задержаться, - вздохнул тот, выходя обратно.
- Ночевать будешь у меня, - приказным тоном начал капитан и, спохватившись, добавил. - Милости просим в дом.
 
   Николай перегнал милицейский "Уазик" к дому участкового. Тот умчался на мотоцикле по своим делам, а лейтенант отправился на село в поисках свидетелей преступления.
 В ближайших домах по поводу кражи не слышали, не видели, не предполагали. Даже собаки ночью не лаяли - наверное, не слышали ничего подозрительного из-за сильного дождя. Нужно было дождаться вечера и поговорить с теми, кто ещё на работе. А пока - сходить на строящийся животноводческий комплекс, где он заметил рабочих.

   Строительство выглядело внушительным. Росли стены из кирпича, неподалёку расположились свежевыкопанные котлованы и траншеи. Участковый быстроо закончил дела и установил местонахождение коллеги. Подъехал к строительному вагончику, куда подходил следователь.
- Собери людей, разговор есть,- обратился Петров к бригадиру.
- Слышал, что ночью взломали магазин,-  кивнул тот, сверкая золотыми зубами.- Не мои, точно.
- Разберёмся, - дежурно бросил капитан.
Но разобраться не получилось. Вызвав по очереди дюжину строителей, лейтенант так и не прикоснулся к блокноту. Снова никто ничего не знал.
- Пусто? - огорчённо спросил Петров.- Едем домой?
- Пройдусь пешком,- отказался Николай. - Так лучше думается.

   Он неторопливо шёл мимо стройки, размышляя о непростом деле. Вдруг за ограждением котлована послышался звонкий лай. Через щель он увидел небольшую собачонку - белую, с рыжими пятнами. "Или наоборот - рыжая с белыми" - подумал он, словно собираясь вносить этот факт в отчёт. Между тем, собачка умолкла и принялась копаться в  земле, периодически принюхиваясь и фыркая.
"Забавный щенок"- подумал лейтенант, вытирая ботинки о траву, выстиранную ночным дождём.

   Вечерний обход результатов не принёс. Несмотря на усталость и натруженные ноги, совсем не спалось. Из головы не выходила копающаяся в земле собака.
 - Не знаете, чей щенок мог бегать вчера на стройке? - первое, что спросил утром у участкового. - Такой рыжий с белым.
- Знаю. Это не щенок, взрослый пёс. Просто маленький. 
- Принадлежит кому-то из строителей?
- Да что там - принадлежит. Тоже мне собственность. Живёт у одного выпивохи, некого Семёныча. Вроде бы, старушка на другом конце села померла, а родственники собачку не приняли. Вот и бегает. Фактически бездомный.
 - Покажете мне, где живёт этот выпивающий товарищ Семёныч?
 - Понравилась собака? Зачем тебе беспородная?
- Пока не знаю. Едем?
- Сперва позавтракаем.

   Пёс встретил милиционеров первым. Внимательно осмотрел гостей, для приличия тявкнул, и отошёл, пропустив во двор. Николай присмотрелся к нему. Тот походил на собаку из американского фильма "Маска", который Николай недавно смотрел. По крайней мере, размером.
- Чем могу помочь родной милиции? - иронично улыбаясь спросил вышедший хозяин. Видно было, что ему тяжело после вчерашнего.
- Откуда у тебя собака? - строго спросил участковый.
 - Да приблудился тут. Говорят, в Старом посёлке жил. Если что, он мне и не нужен. Отдам задаром,- добавил Семёныч, глядя на лейтенанта.
- Как зовут? - спросил Николай, поглаживая пса.
 - Его? Говорят, звали Бонифацием. Я Боней зову, отзывается. Если нужен, возьмите. Всё равно кормить нечем. Самому есть нечего. А он, чёрт такой, всё вынюхает, всё найдёт. Даже грецкие орехи ест. Меня соседка угощала, когда я ей косу налаживал. Потом, думаю, разобью молотком и съём дома. Зубов то почти нет. Так он все нашёл, как я не прятал. Видно так их любит. Родину продаст за орех.
   Семёныч засмеялся, показав, что не врёт про зубы. Николай задумался. Продавщица говорила что-то про мешок из-под грецких орехов, который зачем-то взяли воры. Возможно, в качестве тары.
- Едем на стройку, - позвал он капитана.- Лопата есть?

   Это была лишь версия. Пришлось изучить слои глины и песка, прежде чем под насмешливые взгляды строителей рыть свежевскопанную землю котлована. В ней, завёрнутые в полиэтилен, лежали товары из ограбленного магазина. Как пёс мог распознать их на метровой глубине, было загадкой.
Оставалось установить фигурантов преступления. Это могли быть как строители, так и люди, воспользовавшиеся стройкой для укрытия добычи.

   Послышался знакомый лай. Недалеко от обнаруженного клада сидел Бонифаций и укоризненно смотрел на людей, перехвативших его добычу. Лейтенант нащупал на дне мешка с одеждой грецкий орех.
- Боня! - позвал он пёсика, демонстрируя угощение.- Тебе премия. Заслужил!
Пёс подбежал, дружелюбно виляя хвостом. Осторожно взял из руки орех. Затем почему-то опустил на землю и злобно залаял на стоявшего неподалёку строителя, внимательно рассматривающего найденное.
- Ты что? - шарахнулся тот.- Очумел, что ли?
   "Что-то не так"- задумался следователь. - "Из всех, только на него и окрысился. Злится, что спрятали вкусняшку? А может кто-то старательно отгонял пса, когда копали землю? И тот запомнил обидчика".
- Можно с вами ещё побеседовать?- обратился он к строителю.

   Через два часа, прямо здесь, в вагончике, следователь Васильев установил всю последовательность действий подозреваемого и двоих его сообщников. Осталось передать задержанного участковому, и вызвать опергруппу из райцентра.
- В селе есть ещё магазины? - спросил у Петрова.
- Есть один, и пока ещё не обворованный,- пошутил тот.
- Спасибо за помощь, Иван Ильич. И за ночлег тоже. До свидания.
Он заехал в магазин на другом конце посёлка. Вежливо отбивался от женщин,  предлагающих пропустить служивого вперёд. Наконец сдался, поблагодарил очередь и, сделав покупки, подъехал к дому Семёныча.
- Не передумали ещё отдавать собаку?- спросил, заходя в дом.
- В хорошие руки, почему бы не отдать.
- Просто дарить, говорят, плохая примета, - улыбнулся Николай, выставляя на стол бутылку "Столичной" и две банки консервов.

                * * *

   Бонифаций ехал на переднем сидении, с любопытством посматривая то в окно, то на водителя. Дорога олицетворяла новый этап в его жизни, и он это, кажется, понимал. Новый знакомый ему нравился. Он не согласился бы никуда переезжать только от первой хозяйки. Это она переехала от него - однажды утром не смогла встать для своих повседневных дел. И веяло от неё непривычным холодом. Потом было много людей, суеты. Только уже никто не смотрел на него так ласково, как та пожилая женщина.
     К Семёнычу особой привязанности не испытывал, хоть и был благодарен за приют. Расставание перенёс как взрослый пёс - немного повизжал на прощание. И сам вскочил в машину.

     Николай не мог объяснить себе, зачем взял пёсика. Из профессиональных  соображений - использовать его способности для раскрытия преступлений? Или из человеческих?
  В машине задумался о практической стороне. Прокормить небольшого пса не проблема. А как примут его звонкий лай соседи? Как отнесётся к нему его девушка? Может у неё вообще - аллергия на собак? Тогда его служебная однокомнатная квартира не очень подойдёт для их общения.

   Часть сомнений отпало сразу. Боня обошёл квартиру, глубокомысленно сканируя запахи холостяцкого жилья, с удовольствием съел готового корма из новой миски и улёгся в углу, не издав ни звука. Утром на прогулке они наткнулись на соседа, выгуливающего овчарку.
- Ух, ты! У нас пополнение. Как зовут?
 - Бонифаций. Милицейский пёс,- представил беспородного друга лейтенант.
- Да ладно. Такой малыш, кого он задержит? Кажется, помесь джека рассела с дворняжкой,- присмотрелся хозяин овчарки к Боне.
- Его задача вынюхать и найти. А потом уж я подключусь,- расправил плечи Николай.
- Ну, разве что,- согласился сосед.

  На службе новых дел не случалось, а старые не требовали пока чуткого нюха нового  друга. По вечерам лейтенант спешил домой, к своей первой в жизни собаке. Они ходили на прогулку к лесу. Пока Бонифаций бегал по кустам, Николай прятал что-нибудь из вещей и приказывал искать. С этим проблем не было, вещь непременно находилась.
 Оставалась ещё одна проверка. По выходным из областного центра приезжала навестить родителей студентка Тамара. Она была девушкой Николая. До этого у них всё было хорошо. А в субботу вечером, при первом  знакомстве с новым другом, они поссорились.
 - Нафига тебе такой красавчик? Ни породы, ни воспитания,-  воскликнула девушка, когда Бонифаций неожиданно облаял гостью, и только после приказа ушёл в свой угол.
 - Он нужен по службе,- пытался объяснить парень.
 - Не смеши. Тоже мне специалист. Микроовчарка,- издевалась Тома.
"Устала с дороги. Или просто не любит, ни собак, ни ... меня" -  подумал Николай, когда девушка ушла, зло хлопнув дверью. - "Прав был дедушка, когда советовал выбирать будущую жену с именем, содержащим букву "л". Это значит -  любовь. Вот, Оля из детской комнаты милиции... Однако, ситуация. Приобрёл друга, потерял подругу.

   Под окнами затарахтел автомобиль. Кажется, милицейский. Действительно, спустя минуту в дверь позвонили.
- Васильев, когда тебе уже поставят телефон? - возник на пороге коллега, следователь Артур Нефёдов.- Одевайся, у нас срочный вызов. Ножевое. О, это тот самый пёс, что нашёл улики в Новосёлках? Зверь!
Зверь тявкнул, и завилял хвостом, предлагая дружбу. Артур, улыбаясь, приложил руку к фуражке.
- Старший лейтенант Нефёдов.
- Гав!
- Берём с собой?- спросил у хозяина Артур, кивнув в сторону пса.
 - А можно?
- Как такого не взять? - улыбнулся коллега. - Ну, готовы?
 - Он всегда готов, а я сейчас...

   Около Дома культуры на земле лежал парень. Земля вокруг была окрашена кровью. Двое милиционеров отгоняли любопытную молодёжь. У трупа возился эксперт.
- Нож нашли?- спросил Нефёдов.
- Всё обыскали.- развёл руками сержант.
Эксперт покосился на Бонифация, но понюхать труп разрешил.
- Боня, ищи,- скорее попросил, чем приказал Николай, сам не очень верящий в успех.
   Через несколько минут у гаражей послышался лай. Подбежавшие лейтенанты увидели пёсика у ворот одного из них. Пришлось срочно искать хозяина. Похоже, нож просунули в щель ворот так удачно, что тот упал в смотровую яму. А судя по следам под воротами, гаражом редко пользовались. И найти главную улику было бы очень сложно.
 
   После этого их дуэт признали. Боня помогал искать улики с мест преступления, похищенные материалы со стройки, угнанную технику, и даже пропавших в лесу детей. Тем и добавил Николаю звёздочку на погоны. А ещё о них написали в районной газете, и стали узнавать на улице. Что было не очень то и хорошо...

   В одном селе в них стреляли. Как сказал эксперт, пуля предназначалась исключительно пёсику. Спасло то, что он маленький. Позже стрелка нашли. Опытный вор, решивший спрятать в далёкой деревне похищенные где-то ювелирные ценности. Боня обнаружил его клад на участке, рядом с домом. В аккуратно разломанных кирпичах была выбрана середина, затем их заполнили золотом и тщательно склеили. Следователь из области пренебрежительно сунул под нос пёсику упаковку из ювелирки. Зато потом его восхищению не было предела.
 - Что за порода такая?
- Помесь джека рассела.
- Понимаю, охотничья собака. Они умеют искать. Но с каким фантастическим существом должна быть помесь, чтобы у собаки был такой нюх? Я сначала не верил. Сегодня же пойду к генералу с предложением о переводе тебя в областное управление. Пойдёшь?
- Мы подумаем,-  глянул на Бонифация как на равного Николай.
  В своём отделе тоже намекнули на повышение. И Николай остался.

   Вполне воспитанный пёс Бонифаций имел один недостаток - подбирать на улице. Привычка со времён скитания после смерти хозяйки. Это и привело к печальным последствиям...
   Аппетитный кусочек он схватил перед отделом милиции, куда свободно входил на правах сотрудника. Николай увидел слишком поздно. Впрочем, запрещающий окрик на это нарушение действовал мало. А вот яд подействовал. Боня зашёл в отдел, зарычал на капитана Хронина, спокойно сидевшего за столом, и его тут же вытошнило. Николай с ужасом смотрел, как маленькое тело собаки бьётся в судорогах.
 - Быстро в ветеринарку! - первым опомнился Артур Нефёдов.- Вот, возьми, я бегу заводить машину.
Милицейская машина, летевшая с сиреной и мигалкой, остановилась у ветеринарного пункта. Двое парней бережно внесли в кабинет врача собаку, завёрнутую в офицерский бушлат.
  - Ранен?- спросил доктор.
 - Нет, отравился.
 - Чистим желудок, делаем клизму, пиридоксин внутривенно - крикнул доктор помощнице и повернулся к предполагаемому владельцу.- Что он съел?
 - Подобрал...
-  Сколько времени прошло?
 - Полчаса.
- Тогда, возможно, выкарабкается. Давно таких симптомов не видел. Непонятно, что за яд. Похоже, специально травили.
- Он выживет?
 - Надежда есть. Сейчас поставим капельницу...  Не стоит тут находиться. Зайдите через пару часиков.
Приятели вышли из лечебницы.
- Ты поезжай. Я побуду,- заявил Николай.
 - Понимаю,- коснулся плеча коллеги Артур. - Знал бы, кто травил, убил бы гада. И главное, рядом с отделом. Именно его хотели, видно...
 Через час опечаленный Николай зашёл в кабинет.
- Кажется, спасли,- встретил его доктор.- Хорошо, что быстро привезли.
 - Конечно, с сиреной ведь, - улыбнулась помощница.
 - Можете забирать,- продолжил доктор.- Только вколю снотворное. Минут через пять уснёт. Дальше остаётся  надеяться. Но и если выживет, не исключены проблемы: может остаться инвалидом - ослепнуть или потерять нюх.
 -  Лишь бы был жив. Что сейчас делать?
- Кормить пока не нужно. Да он и сам не будет. А вот пить побольше. Следите, чтобы постоянно была свежая водичка.
В коридоре показался Артур. Узнав ситуацию, повеселел.
- Я отпросил тебя у майора до обеда. Сейчас отвезу вас домой.
- Спасибо, Артур.
- Мы размышляли, кто мог это сделать. Есть подозрение, что Хронин. Из зависти. У него чистокровная овчарка, но ей так далеко до этого простого пёсика. А у тебя уже столько раскрытых дел...

  Николай склонился над столом, где лежал Бонифаций. Тот лизнул его в нос и попытался встать.
- Лежи, дорогой,- попросил Николай и осторожно взял его на руки.
   Дома положил спящего пса на диван, присел рядом и задумался. Как он смог всего за три месяца так привыкнуть к нему, так впустить в сердце? "Если не выживет, уеду отсюда... совсем... куда-нибудь подальше",- звенело в голове.

 Вечером он почти бежал домой. Тихонько открыл дверь, заглянул в комнату. Пёс лежал, подрагивая во сне. Воды в миске почти не было. "Хорошо, что пьёт" - обрадовался Николай, неслышно прикрывая дверь.
  Зашёл в магазин. Продавщица взвешивала ему грецкие орехи, а он вспоминал, как трогательно пёсик выедал из скорлупы содержимое - до малейшей крошки. Вернувшись домой, осторожно заглянул в комнату. Бонифаций почуял, открыл глаза, завилял хвостиком. Заскулил и, слегка пошатываясь, подошёл к хозяину, прижался к ногам. Вдруг собачьи ноздри зашевелились, и что-то невидимое потянуло его в прихожую. Николай поспешил за ним. Бонифаций сидел перед пакетом с орехами и вопросительно смотрел на хозяина.
23 Воскресшая мама
Ирина Христюк
                ВОСКРЕСШАЯ МАМА

      
          Случилось это в прошлом году, в конце лета. Позвонила женщина,  ухаживающая за больной мамой и сообщила, что матушке стало хуже. Дочь, уладив свои дела, заторопилась в родной дом за девяносто километров. Приехала. Успели поговорить. Но вскоре самого дорогого человека не стало. Врачи диагностировали смерть. Собрались близкие родственники, соседи. Покойницу, по обычаю, омыли, одели во всё новое и положили в открытый гроб. Последний, как принято в селе, занесли в «каса маре» – лучшую и самую просторную комнату в доме. Плакали скорбящие дочери и родственники. Попрощаться с покойницей приходили друзья, знакомые, односельчане.

          Родные стали готовиться к похоронам и поминкам. Уж так повелось у молдаван, что все, кто проводит в последний путь покойника, приходят после кладбища его помянуть, поэтому забот и хлопот накануне хватает. Поздно ночью дочь решила заглянуть в зал, где лежала умершая, посмотреть, есть ли там кто. (По обыкновению, в комнате с усопшим и ночью и днём должен находиться кто-то из близких). Перешагнув порог, она повернула голову в сторону гроба и замерла от нереальной и, вместе с тем, жутковатой картины: мама в гробу сидела, обхватив руками колени, склонив на них голову. Дочь потеряла дар речи, язык не шевелился. Дыхание остановилось, сердце вздрогнуло и, кажется, перестало стучать. Ноги от страха окаменели и не слушались, отяжелели, как во сне, и двигаться не было сил. Ей казалось, что прошла целая вечность, пока их почувствовала. Сделала шаг, другой в сторону выхода и побежала в сарай, где находились родственники, с криком: «Мама воскресла! Мама воскресла!» Все поспешили в дом. Восставшая из гроба сидела уже на кровати, низко опустив голову, и с «кем-то» тихо беседовала. Леденящий душу страх охватил родных. На все их вопросы она отвечала тихо, но внятно, не поднимая головы. А когда слегка повернула голову в сторону, удалось заглянуть в её глаза. Они были совершенно белыми, без зрачков, и какое-то необъяснимое чувство ужаса и паники парализовало присутствующих. Они замерли там, где стояли. В следующую минуту, когда она чуть приподняла голову, глаза были совершенно черны, без зрачков, словно одна сплошная впадина. Ситуация становилась непонятной и  тягостной.

       Новость о воскрешении шокировала всех односельчан. Решили позвать врачей и священника. Медики, констатировавшие вчера смерть, были удивлены, но заметили, что подобное, хоть и очень-очень редко, но случается. Батюшка подтвердил сказанное и добавил, что женщина долго не проживёт: до сорока дней, не больше. А старики рассуждали: она сейчас находится между жизнью и смертью, от этого мира отошла, в другой ещё не дошла, успела побывать лишь у входа в загробный мир.

      Утром пришёл деверь. Восставшая из мертвых накинулась на него с кулаками и с неимоверной силой стала бить, куда попало. Все оторопели и в замешательстве решили, что в женщину вселился злой дух, и сейчас, того гляди, «мертвец» набросится на них. Потрясённые свидетели и несчастная жертва стояли в растерянности, не зная, как поступить. Вскоре ожившая успокоилась…
    
      Через пару дней дочь уехала (с мамой остались две другие). Звонила. Мама всегда тихим голосом отвечала. И каждый раз просила об одном: «Молитесь, чтобы Господь поскорее забрал меня». Так и случилось. До сорока дней она предстала перед Богом. Уже навсегда, что лишний раз подтверждает, насколько хрупка и условна грань между жизнью и смертью.

       А я думаю, может быть, Отец Небесный вернул эту женщину на землю, потому что она пришла не в срок? А, может быть, Он стучится к нам, раскрывая  какой-то тайный смысл бытия для осознания своего грядущего? «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет" – это великое обетование Господа Иисуса Христа, оставленное нам в Библии. Конечно же, каждый христианин ожидает воскресения из мертвых, которое произойдёт в конце времён, но история Церкви также знает множество случаев, когда некоторые люди после смерти чудесным образом были возвращены к жизни. Бог творит чудеса и в наши дни. Случай, о котором мне рассказали, – один из них.
23 Ч. 7. Афон. Ради очищения и освящения сердца
Ирина Христюк
                БЛИЗ НЕБА, БЛИЗ РАЯ, БЛИЗ СПАСЕНИЯ
               
                ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ   
                АФОН – ОБИТЕЛЬ   ВЕРЫ, ГДЕ ВРЕМЯ   
                ОСТАНОВИЛОСЬ

                КЕЛЬЯ СВЯТОГО МОДЕСТА.
                РАДИ ОЧИЩЕНИЯ И ОСВЯЩЕНИЯ СЕРДЦА


          Как рассказать тебе, мой дорогой читатель, о священном и сокровенном? О том, чего не потрогать руками? Как помочь тебе ощутить объемлющую со всех сторон благодать Святого Духа, которой дышат воздух и даже камни небольшого клочка суши, с трёх сторон окружённого водой, именующегося Афоном? Как передать чувствование благодатного прикосновения Духа Божьего?

          Сложно подобрать слова, чтобы отразить ту глубину и ту полноту, которые переживаются там сердцем и душой. Я словно попал в другой, незнакомый для меня, мир! Пребывание на Афоне – светозарный миг, яркая вспышка, где сложно выделить что-то одно. Всё – потрясающе и уникально. Как написано: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его»(1.Кор.2:9). Прикасаясь к божественным святыням, понимаешь, что ими нельзя насладиться раз и навсегда, ими можно только жить, являя всему миру непреложную истину о том, что источником настоящей жизни является Бог, что без Него, мы И я хочу попробовать с помощью жены занести на бумагу то редчайшее потрясение и удивительный восторг, испытанные мною во время пребывания на Святой Горе… ничто.

           Прожив две недели на Афоне, ощущаешь на душе необыкновенное спокойствие и радость, и постепенно приходит понимание того, что всё идёт по промыслу Божьему. Здесь проще понять, что жизнь на земле – это лишь подготовка к жизни вечной.    

           Афон, как  духовная заправка, подкрепляет человека в вере.  Это –  не просто полуостров, это – другая планета. То, что происходит тут, не может происходить в обычной жизни. Здесь ни на минуту не прекращались молитвы вот уже в течение тысячи лет. Пока мир спит, Афон молится за весь мир, за всех, кто живёт на земле. Здесь говорят:  «За людей молиться, что кровь проливать».

           В проповеди для жителей Богородица произнесла пророческие слова: «Благодать моя и сына моего на сём месте вовеки да пребудет. На этом месте будут обители иноческие, и если они сохранят заповеди мои и сына моего, то до скончания века пребудет эта гора прибежищем иноков». Пророчество Богородицы сохраняется до сего дня. Здесь всё в Её власти. Помимо двадцати монастырей, по всей Святой Горе разбросаны 12 скитов (зачастую крупные поселения, ничем, кроме формального статуса, от монастырей не отличающиеся), а также: келлии – обширные монашеские поселения с возделываемым участком земли), каливы (из которых, как правило, состоят скиты), кафисмы (одиночные поселения, обычно близ материнского монастыря), исихастерии (в них подвизаются те, кто стремятся к полному уединению, иногда в пещере). Принципиальное отличие от монастыря всех других поселений – отсутствие у них прав на участие в органах самоуправления и на земельную собственность, что ставит их в прямую зависимость от того или иного монастыря, которому принадлежит их земля.

            Вся Гора Афон с сонмом святых храмов и обителей являет в себе на земле отражение небесного свода с его мириадами светил и являет в себе один слитный, немеркнущий свет в продолжение веков и тысячелетий для всего христианского мира.

            Маленькой свечечкой в этом сиянии мерцает келья Святого Модеста при монастыре Дохиар, на высоте около пятисот метров, где я прожил две недели трудником. Ведь паломничество – это не прогулка, а духовный подвиг, сопряженный с молитвой, постом и трудом, через которые только и возможно духовное обновление и совершенствование человека.
Кстати, монастырь Дохиар много раз подвергался нападениям пиратов, однако вновь был восстановлен в 1570 году от самого основания Роксаной, супругой вождя Молдавии Александра, который выкупил его подворья. В 1653 году к монастырю был присоединен находящийся во Влахии маленький монастырь Эломпозия. Я рад, что пребывавшие во власти правители Молдовы имели к этому божественному месту прямое отношение.
 
            Святой Модест – покровитель животных. В прежние времена на Афоне пользовались вьючным транспортом, поэтому возле каждого монастыря был храм святого Модеста. Здесь никогда никому (кроме женщин, естественно) не отказывают в ночлеге и пище. Как гласит предание: тут даже птицы не вьют гнёзда и не выводят птенцов. Устав Горы не разрешает постройку новых монастырей и скитов, зато можно восстанавливать старые, сгоревшие или разрушенные обители. Благоустройством кельи я и занимался. Она представляет собой небольшое двухэтажное здание, внутри которого располагается церковь, столовая, семь комнат-келлий с двумя двухъярусными кроватями. Отец Меркурий, выходец из Мордовии (Россия) служит тут около 15 лет. Это высокий, среднего телосложения, шестидесятипятилетний монах, немногословен, у которого можно получить ответы на все интересующие вопросы. Самое главное – настроиться на смирение и открытость к воле Божией, которая проявляется в тех или иных жизненных обстоятельствах.

            Все монастыри на Афоне, кроме Иверского, живут по, так называемому, византийскому времени, то есть стрелки часов ежедневно ставятся на полночь в момент захода солнца за горизонт. Летом разница между греческим и византийским временем около трёх часов. Зимой она достигает шести часов. Как и Русская Православная Церковь, Афон живёт по юлианскому календарю. Каждый монастырь ежедневно пребывает в ритме традиционного суточного круга богослужений, состоящего из девяти служб. Богослужение построено по той же схеме, и песнопения с таким же смыслом и содержанием. То же «Богородице, Дево, радуйся», то же «Достойно есть», то же «Трисвятое», те же псалмы.

            Монахи рано ложатся спать и рано встают, едва на Гору падут рассветные краски. Ежедневно в молитве проводят около 8 часов. А, когда совершаются большие богослужения, то и больше. То же самое – Великим постом. Для монахов богослужение и молитва – на первом месте, потом – послушание и на последнем месте – отдых. У них нет собственных планов, каждый день похож на предыдущий. Душа монаха обязана трудиться без перерыва: молитва, послушание, почитание старцев, трудолюбие. Со стороны может показаться странным, как при таком однообразии жизни и тяжких трудах, они могут ощущать себя счастливыми? Но монашество – это таинство. Стоит только заглянуть в их просветленные, добрые, глубокие глаза, и прочтёшь в них радость и благодать. Их лица спокойны, мужественны, сосредоточены и невольно напоминают лица монахов со старых икон и фресок.
Монахи, встречающиеся на Афоне, отличаются скромностью одеяния.  У некоторых из них одежда латана-перелатана и подшита цветными заплатами. Это вполне вписывается в окружающий вид монастырских стен и келлий. Молитвенный дух здесь чувствуется во всём, а это – самое главное

             А как торжественны иереи и диаконы, служащие вечерню! Эту атмосферу передать словами трудно, её можно только почувствовать. Мысли успокаиваются, в душе наступает мир, и ответы на многие важные вопросы начинают приходить сами собой. В храме тихо, мирно. Все молятся. Службы длятся долго. Иногда до семи часов. Выстаивать такие длинные службы очень тяжело, поэтому вдоль стен расположены так называемые стасидии — стулья с высокой спинкой, откидными сидениями и двойными подлокотниками (для сидения и стояния). Они регулируются и имеют разное положение: можно на эти стасидии немного опереться, присесть, а можно совсем разложить сидение и сесть. Также регулируется расположение ног. Все это позволяет человеку адаптироваться в процессе длительного богослужения. Но чаще всего монашествующие, которые не участвуют конкретно в службе, на протяжении всего богослужения стоят и читают Иисусову молитву. Это есть основа монастырской жизни. Приветствуется, если паломник будет участвовать в монастырских службах наравне с монахами, хотя это и нелегко для мирянина.

            В самые торжественные моменты праздничного Богослужения в афонских монастырях принято не только возжигать светильники, как это полагается по уставу, но и приводить их в движение. Электрического освещения в храме нет. На вечерних службах перед пением догматика и перед литией, а на литургии – перед Евхаристическим каноном монахи неторопливо зажигают свечи, установленные на паникадиле и хоросе (он представляет собой светильник в виде огромного резного обруча, подвешенного вокруг паникадила на цепях к куполу храма). Затем они начинают вращать хорос с зажжёнными на них восковыми свечами то в одну, то в другую сторону и медленно раскачивать паникадило. Потом хорос сам долго вращается, как крутильный маятник. Этот святогорский обряд призван символизировать ликование и торжество всех небесных светил и всей вселенной от радости Воскресения и победы над смертью! Все огни оживают, мерцают, драгоценные украшения храма переливаются бликами, и это - фантастически красиво. Впечатляющее зрелище!

             Монастырская еда довольно проста. На трапезе часто бывает овощной суп, каша и, если не постный день, рыба. На столе много хлеба и оливок. В праздник – красное вино. В греческих монастырях можно отведать постные или рыбные блюда традиционной греческой кухни. Источниками питьевой воды служат стекающие с гор ручьи.

             Совершая пешие переходы по Афону, надо быть внимательным. Здесь много ядовитых змей и скорпионов. Но монахи не благословляют убивать какую бы то ни было живность на Афоне. Кстати, здесь много котов. Они бдительно охраняют кельи и скиты от змей. Встречаются собаки (особи мужского пола).
Запрещено На Афоне ночевать на открытом воздухе. Это опасно.

             Встречаются афониты, живущие по негласному закону исихии (безмолвия). Через безмолвие монах-исихаст не только удаляется от пустых бесцельных забот, но в первую очередь со вниманием следит за своим внутренним состоянием ума и сердца. Он сосредоточен на главном: на рассмотрении помыслов и трезвенной их оценке.

            На Афоне сохраняются глубочайшие традиции. Они выражаются во всём: в лампадах, в камнях, в иконописи, в именах святых, которые жили тут, подвизались, управляли монастырями. Люди, приходящие на Афон, живут в подвиге. Сегодня есть и отшельники, и святые. И когда видишь вживую подвижника, испытываешь необъяснимый трепет души.

            Вокруг красота – глаз не оторвать. Когда находишься на высоте около пятисот метров и выше над уровнем моря, сердце замирает от восторга перед глазами. Любуясь кристально чистыми водами и наблюдая за облаками, плывущими в сторону Эгейского моря у тебя под ногами, вдруг ловишь себя на мысли, что ты и сам уже не на земле, но ещё не на небесах. А воздух?! Как в раю. Хочется жить, не греша, в ладу со своей совестью, творить во имя Господа и во славу Его.

            Афон становится родным, где душа успокаивается, и приходит ощущение домашней теплоты, мира и уюта, полного спокойствия и удивительного умиротворения. Здесь присутствие Бога чувствуется всегда и во всём. Меняются люди вокруг, и меняешься ты сам. Здесь нельзя слукавить, обмануть, словчить, да и не хочется. Хочется поступать искренне и по совести. Сюда хочется возвращаться вновь и вновь, сохраняя память об Афоне на всю жизнь.

            Прошло чуть более двух с половиной месяцев, а я ещё там – на Святой Горе, где живут ради очищения и освящения сердца. Там, где люди другие – святые. Там, где нет фальши и суеты. Там, где время остановилось. Там, где молитва – главное дело жизни. Там, где главное не то, каким ты был, а кем ты стал...
24 Открытка с историей
Марта Лазовская
   Надежда Михайловна находилась в  шавасане, когда  на журнальном столике зазвонил мобильный.
Досадуя, что забыла отключить его перед занятием йогой, она всё же ответила на звонок.

- Ба! Что ты так долго не отвечала!? С тобой всё хорошо? – возбуждённо - взволнованно  прокричала трубка голосом любимого внука Степана.
Услышав, что бабушка в норме, внук продолжил
-Ба! Нам в школе задали найти старую новогоднюю открытку, желательно настоящую, не из интернета, и написать по ней короткую историю.  Поможешь? Посмотри, может у деда есть что-нибудь из древности?
- Что для тебя древность?
-  Хорошо бы что-нибудь из прошлого века или ещё раньше.


- Вот так вот! Прошлый век для них уже древность –улыбаясь думала Надежда Михайловна, доставая с верхней полки книжного шкафа  темно-коричневую коробку из плотного картона. Именно в ней её муж хранил небольшую коллекцию открыток.
Из этой коробки была извлечена одна плоская коробочка с надписью « Новый год».      


  Сев на диван Надежда Михайловна высыпала её содержимое на покрывало. И сразу по нему поскакали многочисленные тройки коней, запряженные в сани, с дедами морозами, снегуркам, ёлками и подарками.
Надежда Михайловна с нежностью и ностальгией смотрела на открытки. Они были присланы в разное время, от разных людей,  но всех их объединяло одно – добро и ощущение праздника..
Вот и эта открытка. Без адреса  и с одной фразой – Всегда верь в лучшее, и всё будет хорошо!

   Надежда Михайловна перевернула открытку и увидела юную девушку-почтальона.
Она стояла на фоне заснеженного леса, одетая в нарядный расписной полушубок, и улыбалась. Светлые волосы выбивались из-под васильковой шали, оттеняющей синеву глаз.
На боку у девушки висела сумка, пухлая от почты.  А в поднятой вверх руке – еловая ветка вместе с конвертом. На конверте было написано – С Новым годом!
По виду этой молодой почтальонши было понятно, что она счастлива и готова осчастливить каждого добрыми вестями.
  Надежда Михайловна нежно провела по открытке рукой, а потом прижала её к груди и прикрыла глаза.
Она прекрасно помнила,  как получила эту первую свою открытку.  Много-много лет назад, ещё совсем маленькой девочкой…
Тогда тоже была зима и падали снежинки, почти такие же крупные, как на этой картинке.



       
   В ту зиму Надя первый раз на целую неделю осталась без родителей - она попала в больницу. Ей решили удалить гланды.
 До этого была долгая борьба  с  ангинами. Лечил Надю детский врач по фамилии Мхитарян, который  необычной фамилией и колоритной внешностью – высокий, смуглый, в белоснежном колпаке и с  доброй улыбкой из-под густых черных усов - у девочки  ассоциировался с добрым доктором Айболитом.                Сначала он порекомендовал  ребенку  море, и родители каждое лето вывозили Надю в Евпаторию, где она почти месяц плавала, загорала и полоскала горло морской водой. После этого девочка  какое-то время не болела.
  Но осенью, ещё свободной от учёбы в школе, добрый доктор вдруг посоветовал родителям Нади  удалить гланды.
- Зачем вам рецидивы? – говорил он маме Нади – Девочка может от нагрузки часто болеть, пропускать школу… Вам это надо?
  Мама  решила, что не надо и дала согласие на операцию.
  Так Надя в середине декабря  оказалась в больнице одна, без кого-либо из близких.

 Только абсолютно домашние дети могут понять и прочувствовать, как это тяжело, да просто невыносимо быть одной вдали от дома.
Даже если в палате кроме тебя еще три девочки и при желании можно как-то скрасить свой досуг.

  Надя сидела на кровати, обхватив колени руками, и изо всех сил старалась не заплакать. Ей не хотелось, чтобы  соседки по палате считали её маленькой плаксой. Ведь она скоро пойдет в школу, а значит взрослая и сильная. Так папа говорит.

  А за окном палаты сгущались сумерки, перемешанные со снежной пургой.  И чем плотнее они становились, тем тяжелее становилось на душе.

- Девочки, как за окном снежно! – весело проговорила Оля.    Её кровать стояла у окна и она, встав на колени, вот уже минут двадцать наблюдала за жизнью вне больничных стен.
- Все дорожки замело! Как в сказке! Чувствуется, что скоро Новый год! Новый 1968-ой!

 Но её энтузиазма никто не поддержал. Может от того, что Оля была уже прооперирована и числилась как выздоравливающая, а другим операция только предстояла.

- Надя, ну что ты такая хмурая! Сейчас будут часы посещения,  придут родители, и всё у тебя будет хорошо – не унималась Оля
 Надя ничего не ответила, просто с головой залезла под одеяло, свернулась клубочком и тихо заплакала.   
Громко плакать она перестала в пять лет, когда её  первый раз привели в детский сад и буквально отрывали от мамы. Сейчас, когда ей почти семь, надо хотя бы казаться сильной.
 
  Надя знала, что никто к ней сегодня не придёт, поскольку папа в командировке, а у мамы на работе аврал. Конец года не за горами и мама, инженер по труду и заработной плате в строительном тресте, должна проверить и подписать документы, чтобы не оставить рабочих без зарплаты к празднику.

  Когда в палате появились родственники других детей, Надя вылезла из своего убежища и, поправив чуть помявшийся байковый, желтый в красный горох халат, отправилась в вестибюль. Там в часы посещений обычно не было никого.
Девочка пододвинула к окну банкетку, залезла на неё и, раздвинув горшки с геранью, облокотилась на подоконник.
 
    За окном уже совсем стемнело. Лишь тусклые огоньки освещали заснеженные аллеи больничного парка. Стороннему человеку они, эти аллеи, могли показаться красивыми, даже загадочными. Наде же в данный момент казались зловещими, ведь сегодня Оля рассказывала, что одна из этих аллей ведет к моргу. Вот бы знать, какая?

- Надя, Марфина, ты смотри, сегодня уже ничего не ешь! У тебя завтра операция! Ты помнишь!? -  оповестила проходившая мимо дежурная медсестра.
- Помню! – звонким голосом ответила девочка и, повернувшись вновь к окну, заплакала.
 Она старалась не реветь, но слёзы текли градом, стряхиваясь с лица при еле сдерживаемых всхлипах.
-Ой, а что ты тут плачешь? -  раздалось вдруг сзади.
Девочка повернулась на голос и увидела перед собой светловолосого мальчика. Стоя на банкетке Надя была с ним одного роста.
- А где мне плакать?- спросила Надя, проглотив очередной всхлип. – В палате родители девочек, они увидят и сразу начнут  жалеть, а я не хочу.
 Она посмотрела в его глаза и, почему-то смутившись, спрыгнула и села на скамейку.
Мальчик сел рядом.
- Ты что, родителей провожала?
- Нет. Ко мне никто не пришел.
- Из-за этого плакала?

Девочка промолчала.

- А что в окне высматривала?
 
 
 Надя помолчала ещё, а потом вдруг рассказала, что у неё завтра операция, а родители не пришли и ей не с кем поделиться своими страхами. А в окне она хотела рассмотреть аллею, ведущую к страшному зданию.
Она говорила, говорила…. Почти также безудержно, как только что плакала.  А он слушал, внимательно, не перебивая. Когда она замолчала, то почувствовала, что слёзы высохли, а на душе стало спокойнее.

- Ну что, выговорилась? Полегчало? – спросил мальчик, теребя рукав её халата и грустно улыбаясь.
- Да – сказала Надя и убрала руку.
- Ну тогда  давай знакомиться. Меня зовут Иван, Ваня.
- А меня Надя.
- Надежда!? Какое у тебя красивое имя. С таким именем нельзя грустить.  С ним надо радоваться! – серые глаза мальчика на бледном лице стали яркими.                -  А сколько тебе лет, Надежда?
- Скоро семь. Я  осенью иду в школу.
- А мне уже четырнадцать.  Пойдём я тебе что-то покажу.

  Он взял Надю за руку и повёл в конец коридора. Там, в неосвещённом торце здания, было  большое окно, больше похожее на балконную дверь.
- Посмотри, видишь вон то маленькое здание? Это и есть морг.
Девочка, глядя в указанном направлении, сильнее сжала ладонь Ивана.
- А теперь посмотри вокруг. Ты видишь хоть одну тропинку, ведущую туда от нашего корпуса?
      Надя поднялась на цыпочки и внимательно посмотрела вниз. Там не было ни одного следа. Всё было белым – бело.
- Вот ничего и не бойся. Всё будет хорошо! Надо только верить. И надеяться на лучшее. Особенно с таким именем.
И девочка ему поверила. Ей и самой уже хотелось так думать, но ведь ещё надежнее, если тебе скажет кто-то другой.

  В палату она вернулась совершенно спокойной.
- А мороженым ты со мной поделишься? – спросил вдруг Иван в дверях палаты.
- Каким мороженым? – удивилась Надя
- Ты разве не знаешь, что после операции тебе дадут мороженое? Так всегда делают, когда гланды удаляют. Так что, спи и жди лакомства.

  А потом было утро. И операция.
Доктор Мхитарян был занят и её  проводил другой врач – женщина средних лет.
Надю,   замотанную в простыню с головы до ног, открытым было только лицо, посадили в кресло на колени к медсестре. Та для страховки крепко обняла её, как родную.
  Операция прошла быстро. Вытащили из горла два красных куска, похожих на лягушек,   и, чтобы остановить кровь, поставили железные зажимы под странным названием -кохер.
Название этого медицинского инструмента Надя запомнила на всю жизнь.
К счастью кровь остановилась быстро, зажимы сняли и девочку вернули в палату.
Какое же это счастье – возвращение! Когда всё страшное позади.
-Надежда, а вот и твоя порция мороженого! Мама рано утром принесла -  громким голосом сообщила вошедшая медсестра. – Ешь, чтобы заморозка легче отходила.
Она поставила металлическую креманку на тумбочку и вышла.

  Надя очень любила мороженое, но сейчас совсем не хотела его. Операционная заморозка стала отходить, вызывая боль и отбивая желание глотать.
И вдруг открылась дверь, и в палату заглянул Ваня.
- Надежда тут?
- Тут, тут ! Заходи! - прокричала Оля

Мальчик вошел, огляделся и сел на край кровати.
- Ну, привет! Вот, пришел отметить окончание мучений. Угощать будешь? – весело проговорил он и вынул из кармана больничной куртки  ложку.
Надя радостно кивнула.
Ваня только попробовал мороженое и, отложив свою ложку, стал кормить Надю.
То ли от холода, то ли от внимания, но боль стала уходить.
Креманка была уже пуста, когда в палату привезли другую прооперированную девочку, Нину. Её привезли на каталке  две медсестры,  и Ваня ушел, чтобы не мешать.
 
  Нине, самой старшей девочке палаты, тоже удаляли гланды, но её положение было похуже. У Нины долго не останавливалась кровь, и её вернули в палату с торчащими изо рта зажимами. Она так и лежала с ними в палате часа два. Заморозка у неё отходила тяжело – без мороженого и  с кохером.
     Это был первый случай, когда Надя поняла, что в тот момент, когда тебе плохо, другому может быть ещё хуже.  И что плохое когда-нибудь кончается.
Нине сняли зажимы, девочкам разрешили  поспать, и уже вечером в палате почти ничего не напоминало о проведённых операциях.

 А потом пришли родители. Ко всем.  И к Наде. Мама её обнимала и гладила по голове, а девочка,уткнувшись в мамину шею, пыталась напитаться её запахом.      
И потом не хотела её отпускать, понимая, что до выписки из больницы мама вряд ли придёт ещё.  И опять были ночные слёзы под одеялом.
 
 А на другой день вновь была встреча с Ваней. Вместе в столовой завтракали, обедали и ужинали. И этого было достаточно, чтобы Оля назвала его женихом.
 Иногда Ваня заходил в палату, рассказывал короткую смешную историю и уходил.
 
 Так было несколько дней. А перед самой выпиской Нади из больницы Ваня пропал. Не приходил в палату, не было его и в столовой.
- Вот, выписался Ваня и не попрощался – ворчала Оля. Она тоже к нему успела привыкнуть.
   Наде от этого было очень грустно. Она даже не знала палаты Вани, чтобы проверить так ли это.
   В день выписки Надя пошла в другую часть отделения за выписными бумагами. На обратном пути она заметила, что в одну из палат закатили капельницу. Дверь осталась открыта. Она заглянула и остановилась – там, в глубине палаты, возле окна, лежал Ваня. Капельница была для него. А рядом с кроватью стоял большой эмалированный таз с бинтами в красных пятнах.
- Ваня! – вполголоса позвала она
Мальчик повернул бледное лицо и улыбнулся.
-Быстро вышла отсюда ! –грозно сказала медсестра и, выставив девочку, закрыла дверь.
         
 Надя какое-то время постояла перед закрытой дверью, потом развернулась и побежала.
- Девочки, девочки, Ваня тут! Ему плохо!- еле проговорила Надя в дверях своей палаты. Она хотела кричать, но не могла – горло после операции ещё болело.
- Марфина, сколько тебя можно ждать! Бери свои вещи, и пойдём, я тебя провожу вниз. Там твоя мама – произнесла вошедшая следом  медсестра
- Но. Тут же Ваня!- пыталась говорить девочка
- Тут Ваня, Нина , Оля…  А там мама. И она ждёт.

 С холщовой сумкой в руках Надя спустилась вниз. И сразу увидела маму. Распахнув черную цигейковую шубу, она нетерпеливо ходила по залу ожидания.
-Надичка, детка, ну наконец-то! – проговорила она, целуя дочь. – Все тебя заждались. Я машину на работе взяла, чтобы тебя отвезти, у дверей ждёт, а дома папа приехал, тоже ждёт!
В машине, уютно привалившись к маме, Надя  смотрела в окно и видела бледное лицо Вани.
 
 И только поздно вечером, когда вся семья собралась на кухне, Надя, сидя на диване, рассказала про Ваню и свою жизнь в больнице.
- Мамочка, ты должна позвонить в больницу и узнать как себя чувствует Ваня - потребовала девочка.
- А как фамилия твоего Вани?
И тут девочка поняла, что не знает ни фамилии Вани, ни с чем он лежит, ни даже номер его палаты не запомнила. И заплакала. Наверно также горько, как в тот вечер, когда познакомилась с ним.


   Папа, взяв ребенка на колени, всячески старался успокоить дочь. Но его теплые объятья, защищающие от любых внешних напастей, не могли избавить от чувств, терзавших девочку. Она часто говорила о Ване и при этом  плакала.
В начале января Надя полностью поправилась, и ей разрешили выходить гулять.  Однажды, возвращаясь с прогулки, папа открыл почтовый ящик и достал оттуда открытку с изображением счастливой девушки-почтальона.
- Надюша, прочти, что здесь написано – попросил он дочь дома.
 Надя  прочла по слогам – Всегда верь в лучшее, и всё будет хорошо!

- Папа, что это!? – удивлённо, полушепотом, проговорила девочка. – Так ведь мне Ваня говорил! Помнишь, я рассказывала?
- Так может это от него послание? – папа взял в руки открытку и с любопытством покрутил в руках.
- Конечно от него! Значит с ним всё хорошо! Он выписался из больницы!? Да? - девочка выхватила открытку у отца и стала её целовать
- Только вот как он узнал наш адрес? Да и адреса на открытке почему-то нет,- в душу девочки закрались сомнения
- Надичка, не забывай, что Ваня постарше тебя. Он, наверно, перед выпиской спросил  адрес у врача, был в нашем районе и решил навестить, но не застал дома. Вот и написал записочку.
- Так он ещё может прийти, да?!
- Не знаю, детка. Он взрослый, ходит в школу и времени может не быть. Ты не жди от него внимания сейчас, просто помни, что он был с тобой в трудную минуту. Хорошо?
- Хорошо! – улыбнулась Надя и уже никогда не вспоминала о Ване со слезами.

Открытка какое-то время стояла на трюмо, а по весне мама убрала её в коробку  к другим письмам и открыткам.


 Через несколько лет Надя, ставшая уже подростком, наткнулась на эту открытку и, к своему удивлению, заметила, что почерк, которым написана фраза, очень похож на почерк её отца.
- Папа, ты посмотри как почерк Вани -помнишь такого? -  похож на твой!- бросилась она к  отцу, когда тот пришёл с работы.
- Ты находишь? Ну-ка, покажи. Да нееет. Наклон совсем другой – сказал папа и пошёл в ванную мыть руки.


   Надежда Михайловна отложила эту открытку, а остальные убрала на место. Смутные терзания о судьбе Вани почему-то вернулись вновь. А может даже уже не терзания, а любопытство, ведь столько лет прошло. Как там всё сложилось?

Раздался телефонный звонок.

- Мам, если ты хочешь посмотреть на хирурга, спасшего жизнь Ксюшиной дочери, включай телевизор! Там сейчас передача о нём,- быстро проговорила дочь.
Ксюша была её близкой подругой.

Надежда Михайловна щёлкнула пультом телевизора и стала готовить себе кофе.

-Иван Фёдорович, банальный вопрос, а почему вы решили стать врачом?- спрашивал  молодой голос ведущей.
Надежда Михайловна  бросила быстрый взгляд на экран и вновь перевела его на турку с кофе.

-Ой, всё как-то само собой получилось – проговорил низкий мужской. – Лет пятьдесят назад я подростком попал в больницу. Это был единственный случай, когда я был в больнице в качестве пациента, но достаточно серьёзный.Там я встретился с детскими страхами и болью. Как сейчас помню одну девочку…  Маленькая, беззащитная, одинокая. Сначала я пытался её поддержать, а потом она меня… Сложно всё это сейчас объяснить… Когда я её встретил, мне было очень плохо… Но она сама так плакала, что я вынужден был собрать все силы и успокоить её. А потом она назвала своё имя – Надежда. Сейчас бы я сказал, что это был знак. А тогда я просто почувствовал, что всё будет хорошо.  И именно тогда, на больничной койке,  я понял, что обязательно буду врачом. Чтобы помогать детям побеждать страх.

  Надежда Михайловна уставилась на экран.
Там в уютном кресле сидел седой мужчина с добрым усталым лицом.

- Что бы вы хотели пожелать нашим телезрителям? – спросила ведущая.
Крупный план показал молодые, ясные глаза доктора.
Надежда Михайловна медленно опустилась на стул.

–  Всегда верьте в лучшее, и всё будет хорошо!
26 Ленинский зачет
Ольга Кучеренко 2
     Татьяна задумчиво смотрела в открытое окно.  С пятого этажа была прекрасно видна детская площадка . Вот  несколько заботливых бабушек  держат под контролем   каждый  шаг  внучат, а вот на лавочке спокойно попивают  пивко три  мамашки,  изредка  оглядываясь, чтобы убедиться в присутствии их чад в обозримом пространстве.

     А у Татьяны  нет ни детей, ни внуков. Винить в этом некого. В школьные годы ее, стройную красавицу,  секретаря комсомольской организации школы,  часто ставили в пример соученикам.  За это некоторые девочки ее тихо ненавидели, а мальчишки после  «проработки»  на собрании даже реже прогуливали  уроки, а некоторые влюблялись и охотно  выходили на субботники и другие мероприятия, только бы рядом была  серьезная и  ответственная  Татьяна.

     Совещание в Райкоме комсомола  закончилось поздним вечером. Близилась серьезная дата - столетие со дня рождения Ленина, и во всех комсомольских организациях  велась соответствующая подготовка. Самым  идеологически  правильным будут вручены грамоты и награды. Большой честью будет вручение комсомольских значков с надписью  «Ленинский зачет».  Третий секретарь райкома  красавчик Виктор проводил Татьяну до ворот, дружески  поцеловал в щеку и пожелал «быть на высоте».

     …Мероприятие всесоюзного масштаба благополучно завершилось.  затем были выпускные экзамены , прощальный  бал и уход во  «взрослую» жизнь. В отличие от многих соучеников  у Татьяны будущее прорисовывалось четко:  работа инструктором в райкоме с одновременной учебой в педагогическом институте, затем дальнейший карьерный рост  «по комсомольской линии».

     На выпускном вечере  получившая «золотую» медаль и несколько грамот Татьяна чувствовала себя одиноко. Нарядное и дорогое платье выделяло ее в стайке одноклассниц, но чувствовалась какая- то грань между ними и ею. К тому же многие девочки  украсили наряд  маминой и собственной бижутерией, а у Татьяны на груди красовался комсомольский значок.  Отойдя в сторонку, она стала у  окна, словно прощаясь со школьным двором. старыми акациями у стены школы и, по большому счету, с уходящим детством, прелесть которого ей мешали прочувствовать постоянные  общественные дела. Она не сразу заметила подошедшего со стороны танцующих и веселящихся ребят высокого и немного нескладного паренька Лешку, «середнячка» и немножко зануду.

     -Ты что- то хотел мне сказать? Я  хотела побыть одна. Скоро уже конец вечера? Мои  родители наверно волнуются, я обещала им после торжественной части уйти, да вот осталась…
    -Не волнуйся, я тебя провожу, можно? Ты сегодня такая… самая красивая! Танечка, я так давно хотел тебе это сказать! Ты  такая..  такая.. 

     Неожиданно Лешка шагнул вперед, неловко обхватил Татьяну за плечи и  поцеловал в щеку. Возмущенная Татьяна с силой оттолкнула парня и быстрым шагом направилась к лестнице. А на паркете остался лежать  комсомольский  значок с отломившейся  застежкой.  Лешка поднял его и бережно спрятал в карман,  а потом  долго безрезультатно  искал девушку в толпе танцующих и на улице у школы. Позже кто- то рассказывал Татьяне, что Лешка стал хорошим архитектором, живет с родителями в Ростове-на-Дону и изредка приезжает к друзьям в родной город.

       Виктор, помогавший Татьяне  на первом этапе, стал вскоре ее мужем. Не было  каких- то острых моментов, вспышек страсти или громких ссор. О детях муж  высказался однозначно и твердо:  эта обуза им, молодым  и самодостаточным, абсолютно ни к чему. Так они прожили  почти два десятка лет . Были выезды с делегациями в Болгарию и союзные республики, путевки  в хорошие здравницы Союза, обжита  просторная  «трешка» в элитном доме. Лишь изредка приходила к Татьяне легкая грусть по старому родительскому дому, школьным годам,  вспоминался одноклассник Лешка, его искреннее признание в любви . Наверное, очень обиделся он на нее  на том  давнем выпускном…

     Наступили девяностые. Бывшие комсомольские и партийные работники рады были найти хоть какой- нибудь  источник существования. Виктор, познакомившись в стоматологической поликлинике с не очень молодой и привлекательной, но вполне обеспеченной дамой ( работа протезиста нужна во все времена)  перебрался жить к новой пассии. Их общую  квартиру он продал, а Татьяне купил скромную однокомнатную «хрущевку». Спасибо, хоть не на окраине! Сама Татьяна нашла работу дежурной в своей бывшей школе.  Сидя за монитором, она наблюдала за происходящим на двух школьных этажах. Бывали случаи,  когда следовало бы вмешаться, но она вспоминала себя в давние годы, когда не смела пробежаться по коридору или поучаствовать в ребячьих потасовках, и  отпускала ситуацию. Как правило ребята со звонком благополучно разбегались по своим классам и ничего плохого не происходило.

     …Годы шли,  не принося заметных перемен- та же квартира, та же работа.   Татьяна с возрастом стала более общительной, словно открылась для окружающих,  и обнаружила интересный факт: те, кому «за», тоже могут жить интересно, иметь увлечения и даже влюбляться. Она не потеряла привлекательности и  стройности, старалась насколько позволял кошелек одеваться современно. В школе ее часто принимали за преподавателя и удивлялись. что она- просто дежурная, «техничка»,  как называли ее должность раньше.

     Однажды в октябре она с удивлением узнала, что встреча бывших комсомольских активистов, приуроченная к очередной годовщине рождения комсомола, будет проходить в ее школе. Раньше такие мероприятия проходили в Доме культуры, а тут… Ей не хотелось встречаться с  бывшими коллегами. Каждый год в день проведения вечера встреч выпускников она менялась сменами с коллегой. А тут- бывшие работники райкома и горкома комсомола, а некоторые- и  горкома партии.  И пусть прошло немало лет, но отпечаток тех прошлых должностей  остается навсегда. На сайте школы  разместили списки приглашенных, отпечатанный экземпляр положили на стол дежурной, и в первой десятке она увидела свою фамилию.

    В тот рабочий день Татьяна преобразилась: рабочий халат скрыл одежду, жгуче- черный парик сделал ее старше и вульгарнее. К тому же монитор, за которым она сидела  в начале широкого школьного коридора, тоже  являлся хорошим прикрытием.

     Конспирация оказалась отменной:   многочисленные экс- коллеги, скользнув взглядом по сидящей за монитором дежурной неопределенного возраста, проходили вглубь коридора. У многих на груди были комсомольские значки, в том числе и с надписью «Ленинский зачет».

     …Высокий мужчина с седой шевелюрой  уже давно стоял у окна вестибюля, внимательно вглядываясь в лица приходящих.  особенно-  женщин. А когда поток гостей иссяк, он подошел к столу дежурной и попросил разрешения посмотреть список участников встречи. Мужчина внимательно просмотрел его  и огорченно вернул Татьяне.
-Вы кого-то ищете? Я  могу вам  помочь?
- Я хотел  встретить одноклассницу. Она есть в списке. Надеялся увидеть, как она входит в вестибюль, перекинуться  парой слов…

     Татьяна внимательно всмотрелась в лицо мужчины,  медленно стянула ненавистный парик, пригладила растрепавшиеся волосы и медленно вышла из- за стола.
-Лешка! А ты совсем не изменился!
-Таня! Танечка!!! Но ты ведь должна быть там, в зале!
-Я не могу оставить пост. И у меня даже нет комсомольского значка…
-Скорее иди, встреча еще не началась! Держи, вот твой значок, прикалывай и иди!  А на посту я за тебя посижу! Бери значок скорее!

   На широкой  Лешкиной ладони  тускло поблескивал тот самый оброненный когда- то Татьяной «Ленинский Зачет».
27 3 Кумпарсита. Сожаление
Пранор 2
Рисунок взят из интернета

(По мотивам Libertango Астора Пьяццолла в исполнении Инны Свечниковой и Дмитрия Черныша  - https://www.youtube.com/watch?v=kdhTodxH7Gw)

            Лишь несколько раз за всю свою жизнь испытывал я до того чувство полного взаимопонимания с партнёрами.
            Первый раз это произошло в восьмом классе на внеклассных занятиях бальными танцами.
            Родители, сами хлебнувшие лиха ещё в довоенном детстве и в лучших офицерских традициях русской армии, не жалели сил, стараясь растить-воспитывать своих чад гармоничными личностями.
            Жена нового лётчика, прибывшего в полк по ротации личного состава, очень удачно оказалась по образованию педагогом-хореографом и совсем недолго оставалась без работы по специальности. После пристрастной беседы с ней женсовет полка постановил организовать под её руководством кружок бальных танцев для старшеклассников, добровольно-принудительно посещать который во внеурочное время родители обязали своих чад.
            Вначале кружок не пользовался популярностью ни у девчонок ни, тем более, у ребят, на занятия ходили из-под палки. Пока учительница не применила своё педагогическое и хореографическое мастерство - вместе с мужем устроили они показательное выступление не только для детей, но и для взрослых.
            Пара была намного моложе наших родителей, и выглядели они оба в бальных костюмах очень эффектно. А танцевали просто умопомрачительно (оказались победителями-призёрами каких-то престижных танцевальных конкурсов в большом городе по предыдущему месту службы) и произвели неизгладимое впечатление на всех присутствующих.
            После их выступления недостатка в желающих научиться танцевать не наблюдалось.

            Обучение первому танцу, каковым стал медленный вальс, прошло легко по той причине, что старшая сестра и её подружки частенько использовали меня и других мальчишек вместо недостающих стульев, в обнимку с которыми они ещё в дошкольные годы сами учились вальсировать. И подавляющее большинство старшеклассников наравне со взрослыми кружилось в вихре вальса на регулярно проходивших в выходные и на праздники танцах под духовой оркестр. Учительница за два занятия лишь слегка подправила положение моих рук-ног и исполнение фигур вальса, после чего отправила набираться опыта в парных танцах с дамами-школьницами.
            Проблемы начались, когда она взялась учить меня танго. Вначале показала-объяснила основные движения. Ровным счётом ничего сложного в этих движениях не было. Квадрат, крест, очо кортадо, очос – всего-то шаги и последовательность шагов в разных направлениях, несмотря на мудрёность названий некоторых движений. Затем учительница без музыки вела меня, направляла, проговаривая счёт, и ловко уворачивалась, несмотря на мои неоднократные упорные, но неуклюжие попытки оттоптать ей ноги.
            Беда была в том, что в том возрасте, в каком я тогда находился, девушки уже начинали играть свою и немалую роль в моей жизни. И если в одиночестве мне удавалось худо-бедно исполнять движения, то стоило ей, такой необыкновенно красивой и женственной, лишь оказаться в непосредственной близости от меня, как робость непобедимой волной накрывала с головой, всё моё тело каменело, а ноги превращались в чугунные колонны, передвигать которые было чрезвычайно трудно.
            Так продолжалось с неделю. Когда же учительнице окончательно надоело это бессмысленное дело, однажды она вынесла портативный катушечный магнитофон «Grundig», на середину школьного спортзала, где проходил урок танцев, включила его и в такт аккордам зазвучавшего аргентинского танго «Кумпарсита», пристально глядя мне в глаза, походкой гибкой пантеры направилась в мою сторону.

            Не знаю, что со мной вдруг произошло, но по мере её приближения я почувствовал небывалое до той поры расслабление всех мышц, тело вдруг вытянулось в струну, ноги сами направили меня в её сторону, в точности повторяя все её движения.
            Возникло ощущение, знакомое с самого раннего детства, когда я сквозь дыру в заборе пробирался в запретную зону гарнизона, где между рядами колючей проволоки бегали сторожевые собаки, и знакомился с какой-нибудь незнакомой прежде овчаркой - шёл прямо на неё, разговаривая с ней одними глазами.
Бежали мурашки по коже, шевелились волосы на голове, а внутри у меня занимались сполохи невидимого пламени, знакомого чуть ли не с рождения.
            Собаки чувствовали это, начинали жалобно повизгивать, пытались спастись бегством, кружили вокруг меня, но всё равно постепенно сокращали расстояние и подходили всё ближе и ближе. Завершалось всё тем, что даже самая свирепая из собак прекращала лаять, подпускала к себе, позволяла себя погладить, признавала меня, становилась покорной и ласковой, и ни одна из них ни разу меня не цапнула.
            И тогда в танце с учительницей повторилось то же самое. Когда мы сблизились, она покорно прижалась ко мне, обвила мою шею рукой, а другую положила мне на плечо. Запах разгорячённого женского тела с нежнейшим ароматом духов заполонил всё окружающее пространство… И увидел я вдруг себя самого и всё происходящее откуда-то сверху.

            Моя правая рука крепко обняла её за спину, левая рука сжала ладонь её правой руки, ноги с каждым шагом двигались всё увереннее в такт музыке, вначале просто следуя движениям партнёрши. Показался совершенно излишним отсчитываемый голосом счёт, без которого я прежде сбивался с ритма.
            Нетерпеливо тряхнул головой, партнёрша поняла меня без слов и счёт прекратила, глядя на меня широко распахнутыми глазами. В моей голове быстро кинолентой прокрутились кадры разучиваемых на протяжении недели движений, показательного выступления, во время которого я отметил, что учительница танцует лучше своего мужа и главенствует в танце, и что так не должно быть, … а потом всё вдруг исчезло.
            Первым растворилось моё тело, стало невесомым и действующим совершенно самостоятельно-независимо от моей воли, я лишь с каким-то пугающим меня самого восторгом отстранённо наблюдал собственные движения. Партнёрша вдруг приблизилась, слилась воедино с моим телом и, тоже исчезнув, стала видна скользящей вместе со мной над паркетом школьного спортзала, теперь уже сама пытаясь не отставать от меня в движениях.
            Музыку не было слышно, она, если и была, то в виде какого-то неведомого потока, который и нёс наши невесомые телесные оболочки и без малейших помех перетекал сквозь них. Земля отдалилась, но было ощущение не пустоты под ногами, а полёта, плавного скольжения над земной поверхностью.
            Какие там заученные движения танца! - Вместе со струями этого потока наши тела сближались, сплетались и разлетались далеко друг от друга, снова сближались, кружились, вращались, мчались рядом с несусветной скоростью в межзвёздном пространстве ... И от невероятного и неведомого прежде ликования готова была разорваться грудь. Время исчезло...
    
            Внезапно всё прекратилось - музыка смолкла. Все присутствовавшие в спортзале, словно играя в игру «замри», сохраняли неподвижность и хранили молчание. Гулкую тишину зала нарушало лишь безостановочное вращение бобины на магнитофоне.
            Учительница, приходя в себя, изумлённо посмотрела на меня и, ещё не отдышавшись после танца, спросила:
       - Сколько же тебе лет, мальчик?! - Долго ещё после этого танца все, кто присутствовал тогда на уроке, как-то непонятно на меня посматривали. И родная моя сестра, тоже посещавшая танцевальный кружок, дома сказала мне как-то загадочно: «А ты, оказывается, штучка ещё та,  братец».
            Занятия продолжались до конца учебного года. Изучали медленный и венский вальсы, быстрый фокстрот, самбу, ча-ча-ча, румбу, пасодобль. У каждого танца были свои мелодия, ритм, смысл и, самое главное, дух, но никогда больше я не испытывал ничего подобного тому, что произошло со мной, когда танцевал танго с учительницей.
            Учительница продолжала вести занятия, доходчиво и терпеливо объясняя-показывая танцевальные па ученикам, не делая ни малейших различий между ними. Вот только повторить и даже просто вспомнить свои движения во время нашего с ней танца она не могла, кто и как только ни просил её об этом. Встречаться со мной глазами она почему-то избегала и наотрез отказывалась впредь танцевать со мной танго.
            Как ни крути, а танго - танец самой что ни на есть натуральной любовной страсти. Пожалуй, рановато было ей пробуждаться у пятнадцатилетнего отрока.
            Завершилась учёба в школе, а вместе с ней и занятия танцами, все разъехались на каникулы. А осенью в полк приехал молодой лейтенант-выпускник ленинградского института физической культуры, который организовал секцию бокса, и в танцевальный кружок я уже не вернулся.
            Но танцевать люблю с тех пор и доныне.
28 Вдохновение или Нотная тетрадь
Николь Павлова
   Он осторожно взял в руки её нотную тетрадь... Тёмное полотно ночных сумерек серебрилось при свете полной луны, которая печально наблюдала за молодым человеком сквозь едва трепещущие портьеры открытого балкона... Юноша бросил задумчивый взгляд в сторону белого рояля, притаившегося в полумраке комнаты... Вот уже несколько лет подряд в одну и ту же ночь старинный музыкальный инструмент просыпался - в доме звучала печальная мелодия. Снова и снова - до самого утра. Юноша играл её до тех пор, пока усталость не убаюкивала его настолько, что он начинал сбиваться. Иногда молодой человек даже засыпал прямо за инструментом... Юноша бесшумно сел за рояль, поставил перед собой драгоценные ноты. Едва-едва прикоснувшись к бело-чёрным клавишам, всё ещё объятым тяжёлым, глубоким сном, он моментально погрузился в воспоминания...
   
   Уютный весенний вечер заботливо укутывал пространство в ласковые лучи заката, сказочно сверкающие полупрозрачной невесомой позолотой... Молодой человек сидел на балконе своего кабинета, сосредоточено изучая собственные полузабытые рукописи, которые давно следовало довести до ума. Неожиданно из дальней комнаты послышались робкие отголоски мелодии – очень красивой и совершенно ему не знакомой. Он осторожно сложил бумаги в папку и положил на письменный стол. Юноша направился в просторную комнату, в которой находился рояль. Мелодия звучала всё более и более уверенно, но всё же некоторая неловкость в исполнении не исчезала… Девушка сидела за роялем, и её пальцы вдохновенно порхали по клавишам. Она улыбалась, но взгляд был очень серьёзным. Молодой человек на несколько мгновений застыл в дверном проёме – музыка завораживала, но от грусти, наполняющей мелодию, его сердце сжималось, а к глазам подступали слёзы… Он почти бесшумно подошёл к девушке и сел рядом – теперь они играли в четыре руки. Юноша старался следовать за ней – услышать главную суть произведения, ощутить те же эмоции, которые в эти мгновения наполняли её пульс… Девушка взглянула на него и улыбнулась – всего секунда, но для него в ней таилась самая главная тайна вселенной…

   Вся неловкость юной пианистки моментально исчезла, и мелодия, словно птица, полетела через распахнутый балкон куда-то в бесконечную даль, сбросив с серебрящихся крыльев последние слабые оковы сомнений. Прозвучал последний аккорд – пальцы девушки легко соскользнули с клавиш, словно не касаясь их… В комнате ещё звучали отголоски мелодии, медленно растворялись в воздухе, словно шёпот весеннего дождя где-то за горизонтом. Молодой человек снова посмотрел на неё: на секунду ему показалось, что она престала улыбаться, а на глазах появились слёзы… Но спустя мгновение девушка снова улыбалась и её взгляд был полон радости. Юноша облегчённо вздохнул про себя – видимо, мелодия навеяла…

   Девушка первой прервала затянувшееся молчание:
- Тебе понравилось? – её чуть дрогнувшем голосе звучала надежда.
- Конечно! Ещё как! – казалось, что молодой человек вот-вот подпрыгнет от восторга, - Это произведение просо необходимо записать! Твоя тетрадь далеко?
- Ты же знаешь, я никогда ничего не записываю, - ответила девушка с лёгким раздражением, - Моя музыка всегда должна быть подобна дождю: вспомни, ведь он звучит и сверкает по-разному, не повторяясь, и, однажды исполнив песню, оставляет её только в памяти слушателей, и не иначе!
- Да, ты права, - он осторожно взял её за руку и заглянул прямо в глаза, - Но ты прекрасно знаешь тоску по той музыке, которую можно услышать лишь раз. Именно поэтому я подарил тебе ту тетрадь для нот после того, как впервые услышал твои мелодии… Запиши это произведение, пожалуйста – я настаиваю.
Она внимательно смотрела на него. Он замолчал, ожидая ответа. Девушка погрузилась в глубокую задумчивость…
- Хорошо, - тихо сказала она спустя несколько минут и улыбнулась, – Иногда и правда так хочется снова увидеть и услышать давно прошедший дождь!
Она встала и направилась к огромному шкафу. Перебирая тонкими пальцами корешки книг, словно клавиши рояля, девушка быстро нашла свою нотную тетрадь. Открыв первую страницу, она стала рисовать – именно рисовать изящные ноты. Юноша украдкой наблюдал за ней, стараясь ничем не нарушать хрупкое умиротворение, наполнившее комнату…

   На следующий день она исчезла – проснувшись утром, он не обнаружил в доме ни одного напоминания о ней, словно её никогда и не было в его жизни… Только на печально молчащем рояле лежала та самая тетрадь для нот, а на ней – прекрасная белоснежная роза, серебрящаяся от росы в лучах весеннего солнца. Юноша был безутешен – он долго искал её, совершенно забыв про всё другое. Но однажды, вернувшись домой на закате дня, он случайно бросил усталый взгляд на календарь и понял – прошёл уже год. Год непрерывной погони за счастьем, которое так неожиданно и беспричинно исчезло. Тишина одиноких комнат всё сильнее и сильнее угнетала его. Юноша сидел за закрытым запылившимся роялем – их обоих объединяла тоска. Именно в тот вечер рояль снова спел её песню – спел вместе с молодым человеком, и музыка, сбросив оковы, вернула им, пусть хрупкую, но всё же надежду…

   Юноша встрепенулся – похоже он снова заснул за инструментом. Балкон был по-прежнему открыт, ветер слегка колыхал светлые портьеры, а полная луна серебрила тёмно-синий шёлк ночного полумрака. Но молодой человек отчётливо ощущал, что… она только что была здесь! Он не мог ни объяснить, ни до конца поверить собственным чувствам. Резко вскочив из-за инструмента, юноша хотел снова броситься на поиски возлюбленной, но что-то его остановило – он посмотрел на крышку рояля: на ней лежала закрытая нотная тетрадь, а сверху белоснежная роза. Молодой человек посмотрел на письменный стол, на котором стояла ваза с давно увядшей розой – той самой, что когда-то оставила девушка, но розы в ней не было. Он снова посмотрел на тетрадь с розой – цветок определенно был другим. Молодой человек осторожно взял его в руки и открыл тетрадь – в самом конце единственной нотной партитуры были написаны несколько слов… Он сразу же узнал её почерк: «Я скоро вернусь. Обещаю. Твоё Вдохновение.» Юноша улыбнулся – впервые за долгое время ни только во сне. Он осторожно положил тетрадь и, держа в руках белую розу, подошёл к балкону – глядя в даль и вдыхая мятный ночной ветер, он снова ощущал себя счастливым... и продолжал ждать. Ведь маяк его надежды засиял с новой силой…
29 Воспоминания о моей маме
Вера Шкодина
ВТОРОЕ МЕСТО В ОДИННАДЦАТОМ КОНКУРСЕ ЖУРНАЛА "ЖИЗНЬ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВСМ"
ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ДАРИТЕ ПОДАРКИ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


Моя мама..     Она родилась в далёкой сибирской деревушке в еще более далёких двадцатых годах в семье уральского казака.
   Моя мама….   
Я могу рассказывать о ней   с болью сердца. С чувством вины за недостаток внимания, да и понимания тоже.. Я теперь так часто вспоминаю  о ней.
В семейном альбоме осталась её фотография,  там она , юная и строгая, в пёстрой кофточке  и с гитарой в руках.
         Пытливые, светлые, широко  распахнутые глаза, упрямый маленький рот и удивлённо приподнятые брови.               

Я смутно вспоминаю , как  будто  из немого кино, одну картинку, она наплывает на меня неожиданно и словно поглощает…
Моя рука крепко схвачена сухой и горячей ладошкой. Мы идём рядом, входим в строящийся дом.
Сверху летят стружки, длинные, пахнущие сосной, чуть влажные, весь земляной пол в этих завитках, они шелестят под ногами.
     Я смотрю вверх и пытаюсь  поймать падающие жёлтые пружинки, и мы обе радостно смеемся.
Сколько мне было тогда?
Три – четыре года? Мама уверяет, что я не могла  этого  помнить.
А я помню. И знаю, что вела меня за руку она, моя мама.
Тогда строился наш дом.
Её дом, дом  и её матери, дом  родителей.
         Порой мне кажется, что  я   инопланетянка и только что ступила  на эту землю.
Такими обжигающе яркими вдруг кажутся мне жёлтые листья на чёрном асфальте, которые так похожи на жёлтые звезды…
       И  тёплый  тополиный снег, сводящий с ума в начале каждого лета… и дождь, дождь, дождь!      
Какое это упоительное, сладостное чудо – земной дождь!
«Ты что с Луны свалилась?- часто смеялись надо мной в детстве.-
Спустись на Землю, тебе же будет  проще и легче».
      А я смотрю на фотографию своей мамы с прекрасным именем Татьяна и не могу оторваться.
Что связывает нас? Откуда эти чувства, будто я и она – одно целое?
«Мама, расскажи мне о себе»,- просила  я.
И  она как бы  продолжает…
        …Двадцатые годы…
Одиннадцать детей в семье.
Она – последняя.
В живых осталось только четверо, остальные умерли от болезней и голода.
Умер от туберкулёза и её отец,- весельчак, гармонист, завсегдатай всех свадеб и торжеств.
Она была самой младшей в семье.
Когда разъехались старшие, на её руках, пятнадцатилетней девочки, осталась семидесятилетняя мать.
 Уже в девятом она начала работать… учителем математики в пятых классах.
Её упросил директор: учителей не хватало, а математиком, она была незаурядным. Кроме того  играла на гитаре, фотографировала и сама делала фотографии, увлекалась физикой и астрономией.
 Мама показала мне фотографию её выпуска.
 Это был  1940 год…            
 Из 16 мальчиков  с войны вернулись  только четверо.
Не вернулся и её любимый.
Когда его забрали,  она пошла на курсы  медсестер.
Пошла в военкомат. Не взяли: старая мать на руках.
Горькие слезы бессилия и обиды.
   А между тем фронту  требовалась  помощь  тыла.
После работы  она шла  на колхозный ток и грузила зерно, зимой  - на заготовке  дров, летом – всем колхозом косили сено.             Имея коров,  сдавали молоко, масло, мясо со своих подворий.
Не  было слов об усталости, не было понятий – своё или чужое.
  Всем миром спасали страну.
 Она получила медаль за самоотверженный труд в тылу, но это потом, потом…
 Пришло время заводить семью.
 В их колхоз с фронта после тяжелого ранения прибыл молоденький офицер.
   Долго она сопротивлялась, сказывалась незалечённая сердечная рана.
 Но мать настояла: «Не век в девках вековать, а он плотничает, дом-то  совсем развалился, без мужской  руки не прожить».
Вышла.  Родила троих. Двух сыновей и девочку.
«На радость старухе», - повторяла.
     Долгие и тяжкие были эти годы, годы войны.
Но вот пришла победа. А мужчин в деревне все равно, считай, что нет. Один без ноги,  другой контуженный, третий – инвалид израненный.
     Работала в школе в две смены. И дома – хозяйство.
Иначе не прокормиться.  Вскоре умерла первая и незаметная помощница – мать.
 Отец её детей целыми днями на ферме или в поле.
Огород  - на ней, распилить дрова – дети с одной стороны, она – с другой.
    А зимы в Сибири такие долгие,  и такие  злые морозы.
Поленница должна быть внушительной, а дрова сухими.
 Дом – развалюха тепла не держал.
    И затеяли они стройку, да в послевоенное время, когда каждый гвоздь – на вес золота….»


             Моей  маме...
 Я дарю тебе звездный дождь.
В жизни каждого человека бывают звездные дожди, чистые, удивительные.
 Если не дни, то хоть редкие часы, полные  звездного света, или хотя бы минуты, пусть даже мгновения…
   Я дарю тебе звездный дождь, моя дорогая  мама.
Взгляни, его капли я принесла тебе в ладонях….
               …Я очень люблю дарить цветы.
Учителям тоже часто дарят цветы, особенно в сентябре или в мае, такая уж у них профессия.
                Я представляю, как ей тоже приносили цветы.
Гордые гладиолусы, которые молчат даже тогда, когда ломаются их хрупкие стебли.
 Скромные гвоздики и печальные георгины, томные лилии и коварные красные розы, готовые даже в счастливые для вас минуты исподтишка выпустить свои шипы.
                А я люблю жёлтые розы, жёлтые, будто с  опалёнными лепестками, с лепестками, сожжёнными по краям.
                Это потому, что они  обожжены огнём, который у них внутри…


..Дом был построен. Половина была собрана из старого, из того, что не сгнило..
          Выросли дети, Разлетелись из гнезда. Старики остались одни.
Она умерла рано, едва дотянув до шестидесяти.
         Вся деревня  провожала её.
Редко кто не был её учеником.
         Последний её путь был устлан цветами осени.
Багровыми, оранжевыми, белыми, жёлтыми…
                Стоит  удивительная, теплая, светлая ночь.
Полнолуние. Низкие колючие звёзды….
Такие яркие  звёзды бывают только осенью.
        Они тихо-тихо звенели, запутавшись в листве ясеней и тополей…
С тихим звоном ложились на землю опалённые звездным светом листья..
           В день учителя я пойду в школу с большим букетом цветов…
Я поклонюсь до земли великому званию – Учитель.
Для меня эта профессия – основа, фундамент всей нашей жизни, её
сути.
         А сейчас я стою на старом.  замшелом крыльце и дирижирую ночным оркестром.
         Деревьями, луной, звёздами.
Осенним миром.
          И музыка эта для меня, для тебя, для всего мира.
          И музыка эта о ней тоже…
30 Горбунья
Иван Власов
  – Вы будете садиться? – вывел из ступора Ивана, стоявшего в проходе автобуса, раздраженный мужской голос.
  Никак не мог понять, чего от него хотят? Все его внимание было занято девушкой, сидящей на первом сидении, разглядывавшей его с лукавой подбадривающей улыбкой, – место подле нее было свободно.
  – Буду! – ответил, и опустился на свободное сидение.
  Автобус тронулся. Улыбчивая девушка отвернулась к окну, и Ивану ничего не осталось, как исподтишка разглядывать ее. Она была хороша собой, и все, что он мог себе позволить – это “незаметные” взгляды, чего не заметить она, естественно, не могла:
  – Вижу, вам не терпится со мной познакомиться, да не решаетесь. Меня зовут Маша. Я еду в Новотроицкое в свой отчий дом, где собираюсь провести неделю. А вы?
  – Я тоже еду в Новотроицкое в отпуск на две недели, зовут меня…
  – Как вас звать-величать я знаю, Ваня, – прервала его девушка, – меня больше интересует: почему едете один, и есть ли у вас семья?
  – Семьи нет, был женат, развелся.
  – Хорошо.
  – Что хорошо?
  – Что развелись.
  Он удивленно глянул на девушку. Поддразнивающая ее откровенность обескураживала.
  – Как вы узнали мое имя?
 Не стала отвечать.
 – Что вы на меня так смотрите? – взметнула ресницы. – Не нравлюсь?
 – Нравитесь, очень.
 – Что-то не так?
 – Все так, вы очень красивы, и улыбка у вас изумительная, а вот глаза невеселые.
 – Разглядели. Скоро поймете.
 – Что пойму?
 – Почему выбрали для отдыха наше Новотроицкое? – уклонилась она от ответа.
 – Изумительные у вас места. Леса, луга, прозрачные озера, змеей вьющаяся речка, и название соответствующее – Уж.
  – Мы подружимся, – вдруг сказала девушка, – и… не только.
  – Почему вы так решили
  – Просто знаю и все.
  – Хорошо бы!
  – Посмотрим, что вы запоете после.
  – После чего?
  Промолчала.
  Недосказанность ее слов сбивала Ивана с толку, умолк в растерянности.
  – Давайте я расскажу вам о себе, – примирительно улыбнулась девушка, – я – ведунья. Это у меня от бабушки, умершей этой весной. Снимаю сказы, привороты, читаю прошлое, предсказываю будущее. То, что вы сядете рядом со мной, я знала еще до того, как вы зашли в автобус. Не пугает вас такое?
  – Нисколько, неясно другое, что нашли во мне, ничем не примечательном.
  – Вы очень даже примечательны, я сразу положила на вас глаз, и с каждой минутой все больше убеждаюсь, что не ошиблась.
  – В каком смысле?
  – В прямом.
  – И теперь все, что, произойдет со мной… с нами, предопределено и от меня ничего уже не зависит?
  – Зависит, очень даже зависит – моя судьба. Не пугайтесь, у вас благородная, в некотором смысле даже приятная миссия…
  В разговорах они не заметили, как подъехали к конечной остановке.
  Иван вышел из автобуса, подал Маше руку. И только тут разглядел необычность ее фигуры. Господи, да ведь она горбунья! Не показал виду, не изменился в лице, хоть это было и не просто.
  – Спасибо! – поблагодарила девушка
  – За что?
  – Сами знаете.
  Отчего он не заметил это сразу? Видимо, оттого что была она высокого роста, гибкая, стройная, а не маленькая, не перекошенная, как все горбуньи.
  Иван взял у притихшей девушки сумку. Направились к селу. По понятной причине она держалась чуть сзади, отчужденно молчала.
  Свернули на деревенскую улицу. Прошли мимо дома, что снял на время отпуска Иван, подошли к ее дому. Девушка взяла у него сумку, поблагодарила, пригласила заходить в гости, и открыв калитку, скрылась за забором…

  Иван не слишком удивился, когда через несколько часов в дверях его дома показалась Маша.
  – Извините, не успел убраться. Только начал.
  – Это вы извините – незваный гость хуже татарина. А знаете, сходите-ка в магазин. Купите, что положено для ужина. У вас... у нас сегодня званный ужин для незваного гостя. А я пока приберусь.
  Когда он вернулся, горница сверкала чистотой.
  – Как вы успели?
  – Давайте продукты, а сами ступайте, примите душ с дороги, благо ваш терем со всеми удобствами…
  – Ужин готов! – позвала она его. – Он был поражен: зажженные свечи, накрытый стол, цветы в вазе, шампанское.
  – Расставьте бокалы и тарелки, а я ополоснусь после уборки.
  К такому развитию событий Иван не был готов. Что дальше?..

  А дальше была спокойная неспешная беседа за ужином. Но начала Маша разговор более чем странно:
  – У нас в запасе всего один день.
  – Один день на что?
  – До Ивана Купала.
  – И что случится в этот день?
  – Не в день, а в ночь. Вы, Иван, и не знаете, какие чудеса случаются в ночь на Ивана Купала?
  – Отчего же? Наслышан…

  – Моя бабушка – ведунья, я тебе об этом уже говорила, – начала свой рассказ Маша, перейдя на «ты». – Многим она помогла, многих излечила от болезней, приворотов, наветов.
  В ранней молодости она перебежала дорогу своей лучшей подруге, не поделили парубка – моего деда. А была ее подруга черной ведьмой. Счастье ведуньи оказалось недолгим. Не сумела защитить суженного – умер от неизвестной болезни спустя полгода после свадьбы. Бабушка рожала дочку уже без мужа. Но и этого ведьме показалось мало, дождалась случая! Восемнадцать лет ждала!
  Появился в деревне заезжий молодец, падкий до прекрасного пола. Ведьма опоила его приворотным зельем, влюбила в красавицу-дочь своей соперницы. Та ответила ему взаимностью. От этой любви родилась я. Узнав, что девушка понесла, соблазнитель пошел на попятный, а вскоре и вовсе завеялся.
  Когда дочь разрешилась от бремени, бабушка от греха подальше выпроводила ее из дому в город к своей сестре. Я же осталась жить с бабушкой. Да проклятая ведьма и на этом не успокоилась, решила отыграться и на внучке, но это случилось уже позже – через пятнадцать лет.
  Шла я как-то из школы по мостику через ручей, вдруг настил проломился подо мной, полетела вниз, ушиблась спиной. Все бы ничего, да начал расти горб, никто не знал причины. Знала лишь ведьма…

  Когда пришла пора черной ведьме помирать, призвала она к себе свою бывшую подругу:
  – Мне пора на покой, вечный покой. Не могу уйти, не покаявшись. Я всегда завидовала тебе – твоей красоте, счастливой доле, доброму характеру, тебя всегда любили, меня боялись.
  – Сейчас-то чему завидовать! Я стара, немощна, дочка – гулящая, внучка – калека.
  – О твоей внучке и пойдет речь. Калечность ее – моих рук дело.
  – Знаю, могла бы не говорить.
  – А знаешь ли ты, почему люди не летают как птицы?
  – Отчего же, некоторые летают, остальным не дано.
  – Да, мало, кому дано. Твоя внучка из их числа. У девочки есть крылья, они спрятаны (сложены) за спиной. Она не знает об этом.
  Чтобы раскрылся ее дар, развернулись крылья, с нее следует снять наговор. Сама я это сделать не могу – не в силах. Снимется наговор лишь тогда, когда она встретит свою любовь, и именно в ночь на Ивана Купала она должна открыть себя суженному.
  Но прежде, чем посвящать в это Машу, подумай – стоит ли? Даже, если ей удастся избавиться от горба, неизвестно, чем все обернется. Может статься, что не уживется она среди людей, и отправится в неведомые края, где живут рожденные летать, и собьется с ними в стаю. И останешься ты одна.
  С этими словами ведьма испустила дух…
  Бабушка не сразу посвятила меня в открытую ведьмой тайну.
  Этой весной бабушка стала совсем плоха. И в одну из майских ночей, чувствуя приближение смерти, решилась, наконец, – рассказала мне все, что поведала ей ведьма, завершив свой рассказ словами:
  – Мне недолго осталось, не желаю я брать грех на душу, не мне выбирать твою судьбу, тебе!..
  Спустя неделю бабушка умерла.
  – Постой, но ведь Ивана Купала завтра! – прервал Иван рассказ Маши.
  – Да, это последний срок, нам следует поторопиться.
  – Кому нам?
  – Мне и тебе.
  – Я-то здесь причем?
  – Ты – мой лекарь-искуситель. Увидев тебя, я тотчас это поняла!
  – Какой из меня искуситель, самого впору искушать.
  – Не беспокойся, за этим дело не станет.
  – Но ведь нельзя заставить полюбить!
  – Ты не забыл, что я ведунья? К тому же, у нас есть еще немного времени. Я ведь и вовсе намеревалась в ночь на Ивана Купала воспользоваться услугами первого попавшегося молодца. Впрочем, ты можешь и отказаться.
  – А если наших чувств окажется недостаточно для снятия заклятия?
  – Такое вполне может статься, тогда я навеки останусь горбуньей. Уж постарайся! Помогут же нам цветы иван-да-марья, найденный в ночь на Купала цветущий папоротник, твое самоотречение, умноженное на мое отчаяние…

  Поздно вечером Марья и Иван отправились к реке погулять. Подошли к берегу, девушка остановилась.
  – Давай искупаемся, как на Ивана Купала.
  – Без одежд? – смутился Иван
  – Разумеется, отвернись!
  Маша первая сбросила платье, на ней, собственно, ничего больше и не было, направилась к воде. Иван залюбовался стройным ее станом, белевшим в лучах растущего полумесяца, горб не был заметен. Пока девушка шла к воде, разделся и он.
  Нет большего счастья, чем купаться обнаженным! Они резвились, как дети, плавали наперегонки, плескались…
  Подплыли к берегу, Маша не торопилась выйти из воды.
  – Ванечка, обними меня! – попросила она вдруг.
  Он прижал девушку к себе, ее била крупная дрожь:
  – Тебе холодно?
  – Нет, это другое. Я ведь никогда не обнималась с обнаженным мужчиной! Не обнаженным тоже.
  Слились в поцелуе, это (другое) передалось от девушки к мужчине, вызвав неожиданное возмущение плоти. Она вжалась в него, теряя голову. Где та сила, что остановит их? Но Маша уже разрывала объятия:
  – Постой, погоди, не пришло еще время, совсем немного осталось.
  Вырвалась из объятий, выбежала из воды, надела платье на мокрое тело.
  – Ты же замерзнешь!
  – Мне нужно остудить себя, я сама не своя. Миленький, прости меня, позволила себе расслабиться: побыть ведуньей, да увлеклась. Господи, что со мной творится! Оденься, пожалуйста. Твоя напряженная нагота сводит меня с ума!
  Смущенный Иван поспешил натянуть на себя брюки.
  – Ванечка, не сердись, идем домой, только держись на расстоянии – я ведь не железная…

  Иван долго не мог уснуть – что ждет его завтра? Забылся лишь к утру.
  Проснулся поздно. Ближе к вечеру отправился к Маше. Девушка была задумчива и тиха. Сидела у окна, плела венок из желто-фиолетовых цветов. На ней была туника – длинная белая рубашка без рукавов, свободно льющаяся вдоль тела.
  – Я приготовила ужин. Нас ждет бессонная ночь. Выспался?
  – Не очень.
  – Готов?
  – К чему?
  – К возложенной на тебя миссии, можешь еще отказаться!
  – Нет, что ты. Вот скажи, почему ты, такая красивая, выбрала именно меня?
  – Не я выбирала, ты ниспослан мне. Ты – Иван, я – Марья. Вместе мы – Иван-да-Марья. Сегодня наш день, точнее ночь.
  – Зачем ты плетешь два венка, и что это за странные сине-желтые цветы?
  – Называют их иван-да-марья, цветы эти – символ любящих сердец. Один венок я надену на голову, другой пущу по реке с зажженной лучиной.
  Налила из кувшина в стаканы Ивану и себе золотистый напиток.
  – Давай выпьем!
  – Что это? – спросил Иван.
  – Любовный напиток, настоянный на лепестках цветов иван-да-марья, он поможет нам постичь таинства любви. В ночь на Ивана Купала стыдливость, рассудительность, сдержанность – никудышные помощницы.
  Выпили, напиток оказался необычным, но приятным на вкус.
  – Что-то я ничего не почувствовал.
  – Не торопись, не пришло еще время.

  После ужина Маша и Иван направились к реке.
  Стемнело. У реки – веселье и смех, парни разжигали костры, девушки плели венки.
  Через костер прыгали: кто в одиночку, кто парами.
  Пришла очередь Ивана и Марьи. Взявшись за руки, они разбежались и взлетели над костром. Не успели оторваться от земли, как костер неожиданно вспыхнул, огонь высоко взметнулся над землей. Иван почувствовал, как рука Маши с невиданной силой потянула его кверху. Им удалось приземлиться далеко за костром, подол рубашки-туники девушки тлел, бросилась к реке, спасаясь от огня…
  – Может, сменишь одежду? – спросил Иван, глядя на обгоревший подол туники.
  Маша отрицательно покачала головой.
  А девушки уже потянулись к реке.
  По очереди одна за другой опускали в нее венки с зажженной лучиной. Шли по берегу, высматривая свои венки среди других, плывущих по течению реки. На некоторых венках лучины гасли сразу, не достигнув стремнины, другие долго светились в темноте, обещая счастливое и долгое замужество.
  Опустила в воду свой венок и Маша. Он легко достиг середины реки, вдруг лучина на нем упала на бок, венок задымил, с шипеньем затонул. Девушка даже не пыталась скрыть огорчения…

  Направились вдоль реки к лесу. На небосклон высыпали звезды. Недавно народившийся полумесяц коромыслом завис в небе, отражаясь в зеркале реки.
  Подошли к лесу. Маша взяла Ивана за руку, уверенно повела по лесной дороге.
  – Если цветущий папоротник существует, мы его непременно найдем, я знаю, где искать.
  По сторонам то здесь, то там белели уединившиеся парочки – сегодня им было дозволено все…

  Вышли к крошечному прозрачному озерцу, на его берегу ковром стелился папоротник. Долго искали цветущий папоротник, не нашли. Маша сорвала папоротник, верх которого, в отличие от других, серебрился то ли отражением лунного света, то ли сам излучал сияние.
  Маша сбросила тунику, взяла в руку светящийся папоротник, вошла в озерцо. Ее тело засветилось, заиграло в воде, обретая чудные очертания.
  – Ваня, иди ко мне. – Голос девушки дрожал от волнения.
  Иван неловко разделся, вошел в озерцо. В отличие от Маши его тело не было видно в прозрачной воде.
  – Обними меня, – едва слышно попросила девушка.
  Иван и Марья слились в объятиях. И тотчас его тело, как и ее, заискрилось…
  Что и как было дальше, он помнил смутно, лишь тихий стон девушки, перешедший в пронзительный крик взлетевшей над озерцом ночной птицы, и охватившее его состояние невообразимого блаженства. И в тот же миг озерцо засияло во всю свою глубину…
  А дальше, дальше стало происходить и вовсе нечто невероятное. Иван ничего не мог понять – где он, что с ним?..
  Куда-то делась Маша. Долго блудил по лесу в ее поисках, звал, слыша в ответ лишь хохот лесной нечисти. Лес был полон уханьем, криками ночных птиц, диких зверей, шорохами, тенями, причудливыми видениями. Пошел по лесной дороге, куда глаза глядят. Окончательно заблудился…
  Что его вывело из леса, как он вышел к селу, как оказался дома?
  Упал без сил на кровать, провалился в сон. Сон ли?
  Перед ним против распахнутого настежь окна стояла Марья. Купаясь в лучах небесного светила, как в зеркало гляделась в ночь. Почувствовав его взгляд, стала поворачиваться, пронизала лунными очами.
  Последнее, что он услышал – хлопанье крыльев огромной птицы…

  Вырвался из снов и видений Иван лишь к утру, когда взошло солнце. Огляделся кругом. Маши в доме не было.
  На столе нашел записку, в ней всего несколько слов:
  “Миленький мой, суженный, не суждено нам быть вместе. Будь проклята ведьма! Прости и прощай…”
  Бросился к дому Маши. Остановился, пораженный – заколоченные ставни на окнах, никаких следов жилья. Создавалось впечатление, что в доме давно никто не живет…

  Весь день Иван провел в поисках Маши. На его расспросы соседи в один голос утверждали, что Марью-горбунью видели в Новотроицком лишь весной на похоронах бабушки.
  Единственным свидетельством того, что случилось с ним и Машей, была записка, да и та странным образом исчезла.
  В совершеннейшем расстройстве чувств и мыслей опечаленный Иван бродил по селу, по лугам-полям вдоль реки, по лесу.
  Он начинал уже сомневаться: на самом ли деле с ним произошло все это – не привиделось?
  Была ль горбунья?
  Была ль волшебная ночь?..
31 Сколько бед нам отпущено?
Иван Власов
Ах, разбудили меня, разбудили, за горький расчет засадили:
“Сколько отпущено бед?”
В первой колонке – те, что уже разразились и не вернутся ко мне.
Рядом в колонке – те, что не заслужила,
Я их сложила, но лучше туда не смотреть.
В третьей колонке… Но я этот лист отложила,
Очень уж много в будущем бед, бед, бед...
   
Ах, разбудили меня, разбудили,
За страшный расчёт засадили :
Радостей сколько дано?
Что ж вы пустые листы мне вручили? -
Записи нет ни одной.
Вы покопайтесь в своих запылённых архивах неторопливо,
Чтобы не пропустить.
Мне тоже ведь хочется быть хоть немножко  счастливой,
Хоть немножко любимой хочется быть, быть, быть...   
      Вера Матвеева

    ... Господи, кода уже закончится черная полоса в жизни ее семьи – бесконечная череда несчастий! Сколько бед отпущено каждому из нас, и существует ли предел? Вот бы отыскать этот черный список, да сжечь!
    К концу дня ее вызвали к проректору и сообщили об увольнении. Уволили обеих: и ее, и дочь.
    Это катастрофа! Теперь их доход состоял лишь из пособия по инвалидности дочери, чего не хватало даже на оплату коммунальных услуг.

    Поужинали. Вечера мать обычно проводила с дочерью, читала ей, дожидалась, пока та уснет, и лишь после этого уходила к себе.
    Сегодня же сил не осталось. Безысходность, как изголодавшаяся сука зубами и когтями рвала ее на части.
    Без снотворного не уснуть. Взяла коробочку люминала, подставила ладонь, высыпались лишние таблетки.
    Вот оно спасительное избавление, от чего ее отделяла заветная горсть на ладони!
    – Мама, а на меня хватит? – услышала голос дочери, та стояла в дверях, смотрела незрячими глазами так, словно видела происходящее. – Ты не забыла обо мне?
    Рука дрогнула, таблетки рассыпались по полу.
    Рухнула на постель с рыданиями, уже не сдерживаясь. Как она посмела даже подумать? Такое малодушие!
    Теперь уже дочка ее успокаивала, понимая, что мать дошла до ручки:
    – Мама, не переживай, как-то выкрутимся, вдвоем ведь легче. – Голос дочери вибрировал от перспективы слепого одиночества. Судорожно прижалась, обвила мать руками:
    – Мамочка, не оставляй меня, что со мной будет?..
 
    Так они и пролежали всю ночь, обнявшись, пропитав подушки слезами.
Девочка уснула, мать лежала без сна.

    Как жить дальше? Что их ждет?
    Она вплотную приблизилась к пенсионному возрасту, да войти в него удастся не скоро. Сердобольное руководство страны отодвинуло пенсионный возраст женщин на пять лет, великодушно растянув его введение. Так что она приближалась к заветной пенсии, а та как горизонт отдалялась.

*
    Погрузилась в воспоминания, в счастливые времена.
    С той безоблачной поры минуло всего несколько лет. Как же она тогда была счастлива, беззаботна и весела, пользовалась успехом у мужчин, вызывая ревность у мужа, сегодня же в метро молодежь уступала ей место.

    ...Они готовились к предстоящей свадьбе.
    В тот злополучный день всей семьей поехали покупать дочке свадебное платье, жениху – костюм.
    У всех было приподнятое настроение, муж расслабился, одной рукой беспечно вел машину, дочка весело щебетала, сидя рядом с ним, и ни за что не желала пристегнуть ремни безопасности – они мешали ей переговариваться с матерью и женихом, сидевшими на заднем сидении.
    Зима. Машину слегка водило на скользкой дороге. Проезжали перекресток, можно было проскочить на желтый свет, да осторожный муж не рискнул, затормозил. Машину повело юзом, ударило передним колесом о бровку, отбросило.  Удар был не такой и сильный. Дочку, сидевшую в пол оборота к ходу движения машины, по инерции бросило в сторону дверцы, ударило об угол затылком и виском, стала оседать.
    Через полчаса они уже сидели в приемном отделении скорой помощи дежурной больницы, ожидая приговора врача. Тот успокоил:
    – Ничего страшного, девушка пришла в себя – сотрясение мозга. Через несколько дней можно будет забрать.
    Дочь – ни в какую! Поехали за подарками и все тут! Забрали под расписку.
    Когда мерили платье, невесту шатало, да предвкушение праздничного события пересилило здравый смысл.
    К вечеру и вовсе скисла – нестерпимо разболелась голова, двоилось в глазах, рано пошла спать. Жених уехал к себе.
    Утром родителей разбудил дикий вопль. Прибежали в комнату дочери, та судорожно терла глаза:
    – Мама, я ничего не вижу!

**
    Их счастливая жизнь закончилась в одночасье, потянулась бесконечная черная полоса.
    Дочь таскали по врачам – те недоуменно пожимали плечами, не понимая причины возникновения слепоты.
    Месяц лежания в больнице и две операции ничего не дали, кроме того, что опустошили семейный бюджет.

    Учебу в институте пришлось оставить, свадьбу, естественно, отложили. Дочка стала абсолютно неуправляемой: то впадала в истерику, то в молчанку. Друзья и подруги потихоньку таяли.
    А однажды пропал и жених – не выдержал очередного скандала, но его нельзя было упрекнуть. Мало, кто такое мог выдержать! Родители не обеспокоились его исчезновением, дочь же прорвало. Она обвиняла в своих несчастьях всех и вся, особенно досталось отцу – ему нечего было возразить, глубоко несчастный ушел к себе.

    Утром вызвали “скорую” – отец хрипел, никого не узнавая. Инсульт. Далее – больница, жена металась между парализованным мужем и слепой дочкой.
    Недоумевала, почему у мужа не происходит улучшения, как у других, ведь он еще не старый? Врачи в один голос утверждали, что он должен пойти на поправку, да, по-видимому, сам того не желал.
    А однажды утром медсестра обнаружила его бездыханным, лежащим возле кровати, шприц капельницы был выдернут. Похоже, он перехитрил всех и сумел сам оборвать свое пребывание на этом свете. Непреходящее чувство вины и перспектива превратиться в овощ, пересилили желание жить.

    Похороны лучше не вспоминать!..

    Они остались вдвоем – слепая дочка и мать. Девочка была на грани помешательства и немудрено. Она очень любила отца, и теперь ко всем несчастьям добавилось еще и чувство вины – причастности к его смерти.
    Пригласила психиатра, тот предупредил – дочь в критическом состоянии, не исключен суицид.
    Теперь даже в магазин за продуктами ходили вместе, увы, покупать стало не на что. Машину пришлось продать, но этих денег не хватило даже на погашение долга по кредитам за машину и квартиру. Он стремительно рос из-за больших процентов. Все, что можно продать, было продано…

    Выход все же нашла – сумела устроиться сама и даже пристроить дочь на работу в приемной комиссии частного вуза, в которой когда-то работала председателем.
    Теперь дочка находилась под постоянным контролем матери. У девушки появились подружки, она стала более уравновешенной, порой даже забывала о своей слепоте, с ней заигрывали студенты, это тешило, но, к сожалению, не могло иметь продолжения, хотя слепота ее и не была заметна: глаза зрячей задумчивые с поволокой.

    В один из дней по пути на работу они случайно встретили бывшего жениха, рядом с ним шла молодая беременная женщина. Мать поздоровалась с несостоявшимся зятем, в женщине с удивлением узнала подругу дочери. Вежливо раскланялись.
    Объяснять что-либо дочери не понадобилось. Из-за слепоты у нее настолько обострились чувства, что, казалось, происходящее она видела лучше зрячих.
    Весь день девушка промолчала, вечером же впала в невменяемость, стала заговариваться – пришлось отвезти в неврологический диспансер. Через неделю одуревшая от транквилизаторов дочь вернулась домой. Теперь мать уже ни на минуту не оставляла ее без присмотра.

    Несчастья сыпались на женщин как из рога изобилия. Весной в вузе начала работать очередная медкомиссия – проверка преподавательского состава и персонала. Дочку не проверяли, поскольку она не числилась официально. Мать же зацепили. Гинеколог долго осматривал ее, с каждой минутой все более темнея лицом. Больно мял грудь. В результате дал направление в онкологический диспансер по поводу опухоли в груди.
    И действительно, с этого дня женщина стала испытывать боли в левой груди. Ее мутило от страха – меньше за себя, больше за дочь. К тому же приходилось таскать дочку за собой.
    Врачи вели себя одинаково мерзко. Прошли те времена, когда они скрывали от больных неутешительные диагнозы, все было с точностью до наоборот – пугали пациентов призраком летальности, отчего больные превращались в зомби, готовые отдать последнее.
 
    Убедившись, что поживиться более нечем, врачи потеряли к ним интерес.
    Дочка ходила мрачней тучи – перед ней маячила перспектива слепого одиночества. Как-то проснувшись, мать увидела склонившуюся над ней дочь. Та, пронизывая темень незрячими глазами, прислушивалась к ее дыханию...
    Пошевелилась, дочка успокоилась. А однажды мать подсмотрела, как дочь перебирала пальцами ее медицинскую книжку, листала записи в истории болезни, водила ладонью по рентгеновскому снимку. Она как бы считывала рукой снимок, непонятные записи врачей, и, похоже, понимала.
    По крайней мере, когда объявили окончательный диагноз болезни матери – мастопатия (отголоски былого мастита), дочь почему-то не высказала радости, как будто это и не было для нее новостью.
    Врачи даже не извинились. Пугать больных – их работа, иначе ведь лечиться не заставишь, да и не заработаешь. Боли в груди пропали в тот же день.
 
    Как это ни странно, болезнь матери сказалась положительным образом на отношениях с дочерью. Истерики прекратились.
    Но их уже ждала новая беда – пришла повестка из суда по поводу кредита на квартиру. Требовалось его погашение в кратчайший срок. А иначе квартира меняла собственника, даже продавать ее не имели права...

    Мать редко оставляла дочь без присмотра, но в теплые летние вечера та просила мать оставить ее посидеть на скамейке возле дома.
    Красивая девушка с мечтательными глазами, конечно же, привлекала внимание проходивших мимо парней, они подсаживались к ней, затевали разговор. В руках она неизменно держала книгу, как бы служившую признаком ее зрячести, заодно задавая тему для разговора. Девушка охотно шла на контакт, не без артистизма скрывая свой недуг. Попытка же пригласить ее в кафе или еще куда, по понятной причине отвергалась.
    В конце концов, нашелся тот, кого такое ее поведение не смутило. Это был до безобразия непривлекательный юноша – тощий, сутулый, лицо прыщавое с реденькой бородкой, близко посаженные глаза, казалось, выдавливали наружу могучий орлиный нос, неловкая улыбка кривила узкие губы, приоткрывая кривые почерневшие зубы.
    Молодые люди пришлись друг другу по душе, много говорили о книгах, театре, музыке. Она не подозревала о его уродстве, он – о ее слепоте.
    Ох, если бы мы всегда были слепы к внешней привлекательности, и зрячи – к внутренней!

    Юноше было невдомек, отчего столь красивая девушка не отвергла его.
    Мать беспокоилась о дочери, и как-то решила подсмотреть – та сидела на коленях у парня и, запрокинув голову, неистово целовалась, отдав полную свободу блуждающим по ее телу рукам уродца.
    Господи, до чего же он безобразен! Женщине хотелось немедленно прекратить эту дикую несуразность! Не стала. Всю ночь не спала, переживая за дочь, но понимала, что девочка имела право на любовь, хоть такую.
    Увы, продолжалось это недолго.
    Однажды дочь прибежала вся в слезах – ее тайна раскрылась. Разгневанный юноша со скандалом ушел. Уродливость же его внешняя, благополучно перекочевала вовнутрь.
    Как результат – тяжелая депрессия с новой угрозой суицида. Несколько недель в неврологической лечебнице и психотропными препараты привели дочку в состояние тупого безразличия...

*** 
    Вернулась в сегодняшнее время, дочь посапывала рядышком.
    Итак, они остались без средств к существованию и каких-либо надежд на будущее. Она понимала, что найти работу в условиях кризиса, да еще такую, чтобы дочка могла находиться при ней, – нереально, оставлять же девочку без присмотра было равносильно убийству.

    К утру все же задремала. Разбудила ее дочь, наладившаяся в туалет. Ее поразила легкость, с какой девочка передвигалась по комнате, нашла выход.
    Дверь отворилась, затаив дыхание, мать следила за возвратившейся дочерью, уверенно нашедшей кровать. Склонилась над ней, боясь надеяться.
    – Мам, дай поспать!
    – Хорошо, хорошо, доченька, одну только минуточку, мне что-то попало в глаз, не посмотришь? – та привстала над матерью, включила настольную лампу:
    – Ничего там нет, мама, все, я сплю.
    Мать трясло от волнения.
    – Мне что-то нехорошо, – обратилась к дочери, так ей показалось, на самом деле в горле клокотало, а исходящие из него звуки никак не образовывались в слова. Закричала во всю глотку:
    – Проснись! – спазм душил горло, пропустив лишь хрип.
    Наконец, дочка открыла глаза, села, недоуменно глядя на мать:
    – Мам, что с тобой, почему ты ползаешь по полу на четвереньках и воешь?
    Помогла встать.
    – Ты вся дрожишь, тебе холодно?
    “Господи! Девочка забыла о своей слепоте! ”
    – Сколько пальцев? – сумела выдавить из себя, раскрыв ладонь.
    – Ты что, издеваешься? Пять!
    Ноги матери подкосились…

****
    – Позовите врача, мама открыла глаза! – откуда-то сверху опустился голос дочери.
    Медленно проявилось ее лицо.
    – Где я? – женщина осмотрелась кругом – больничная палата, в грязных подтеках потолок.
    – Мам, ты в больнице.
    – Давно?
    – Скоро неделя, и все это время не приходила в сознание, врачи сомневались, что ты вообще когда-нибудь выйдешь из комы. А я верила, разговаривала с тобой, рассказывала о том, как мы с тобой теперь славно заживем.

    – Доченька, как ты исхудала, – веки матери устало прикрылись, черты лица заострились.
    – Мама, не смей закрывать глаза! – молчание в ответ.
    – Не умирай! – голос дочери сорвался на крик. – Мамочка!!!
    – Не кричи, я прекрасно все слышу.
    Губы женщины тронула улыбка, впервые счастливая за последние годы…
32 Поляна ч. 1
Марина Шатерова
                Теперешний ужас пройдет со временем,
                мрак просветлеет, и, кроме того, кто
                знает, какие надежды может принести нам
                непрерывное течение грядущих дней? Какие
                перемены, какие судьбы? Злополучна
                теперь наша участь, но ее можно назвать
                счастливой, она еще не худшая и не
                ухудшится, если мы сами не навлечем на
                себя еще больших зол.
                Джон Мильтон «Потерянный рай»


Потерянный Рай – деревушка в рязанских лесах. Некогда здесь кипела жизнь, местные жители ходили в лес по грибы и ягоды, работали на лесозаготовке. Странное название для российской глубинки, но, видать, люди жили счастливо, растили детей, наслаждались тихой размеренной жизнью. Но что же произошло? Куда всё исчезло? Деревня опустела, жителей не осталось. Дома обветшали и их разобрал на дрова кто-то пришлый. О бывшей здесь когда-то деревне напоминают остатки асфальтированной дороги да руины каменного здания, вероятно, бывшего когда-то клубом или библиотекой.

Что если попробовать запустить вспять некие волшебные часы, с удивлением глядя на стрелки, непривычно крутящиеся в обратную сторону, всматриваясь сквозь пелену времени и пространства, попытаться увидеть всё, происходящее тогда.

                ***

Обычная семья. Макар, его жена Ярослава, двое мальчишек-сыновей девяти и одиннадцати лет. Ярослава разливает суп по тарелкам и накрывает на стол в зале. Мужчина включает телевизор, переключает пультом каналы, ища местные новости. Внезапно изображение искажается помехами, появляется «белый шум», сквозь который пытается прорваться изображение, но безуспешно. А звук! Не просто однообразное змеиное шипение, как это обычно бывает, а вперемешку с каким-то странным шёпотом. Слов не разобрать, но шёпот слышен точно.

Дети перепугались этой неожиданной поломки, с возмущением и криками убежали в другую комнату. Макар чертыхнулся и вышел во двор. Взял деревянную лестницу, приставил её к крыше и полез наверх, чтобы поправить телевизионную антенну. Иногда она косилась от ветра и теряла сигнал. То, что он увидел, стоя на крыше, заставило его забыть об антенне, обеде и телевизоре. Макар застыл с выпученными глазами и раскрытым ртом.

Издалека по небу в его сторону летел какой-то странный объект, огромный, состоящий из двух круглых плоских частей, соединённых между собой, и вращающихся относительно друг друга. Неопознанный летающий объект, а это был он, хотя такой терминологии в те времен ещё не было, летел на огромной скорости, не параллельно земле, а чуть под углом, совершенно бесшумно, только лишь свист ветра выдавал его огромную скорость. НЛО пролетел над домом Макара, где тот провожал его ошеломлённым взглядом, и унёсся в сторону леса, скрылся за кронами деревьев.

Макар спешно слез с крыши и ворвался в дом.
— Яра! Яра! – закричал он. – Там что-то огромное, невероятное пронеслось над нами. Никогда такого не видел. В лес полетело!!!
Видя возбуждённое состояние мужа, Ярослава не нашлась, что ответить.
— Ты уверен? Я ничего не слышала…

                ***

Макар побежал к куму Шурику, который жил в соседнем дворе. Тот сидел перед неработающим теликом, выдававшим всё те же странные помехи, и безуспешно пытался его настроить, нервно бил его ладонью по крышке.

— Тоже не работает? – спросил Макар, поздоровавшись. – У меня та же фигня, можешь не стараться чинить.
— Почему? – не понял Шурик.
— Я только что видел что-то очень странное, большая штуковина пролетела по небу в сторону леса, видать, она и дала помехи. У меня тоже не работает.
— Помехи ещё какие-то странные. – Шурик расстроенно смотрел в бело-серый шумящий экран. – Так что ты говоришь пролетело?
— Не знаю, никогда такой хрени раньше не видел. Давай на великах смотаемся в лес да посмотрим.

Мужики взяли велосипеды и помчались в ту сторону, куда улетел НЛО. Оставили железных коней на обочине, углубились в лес. В том месте, куда они шли, была большая поляна, и они интуитивно предположили, что летательный аппарат мог приземлиться там. Но в какой-то момент они оба остановились, словно натолкнувшись на что-то невидимое.

— Что это? Ты почувствовал? – ошарашено спросил Макар.
— Да, ударился. – вытянув руки вперёд, Шурик трогал невидимую стену перед собой.
Будучи совершенно прозрачной и невидимой, стена при прикосновении к ней белела, марево пробегало по её поверхности, будто тонкий слой морской воды вдруг застыл посреди леса. Мужики переглянулись. Если Шурик поначалу не поверил рассказам Макара, списал всё на розыгрыш, на какую-то странную фантазию или затею, то теперь дело приобретало всё более странный оборот.
— Что за чёрт там происходит? – раздражённо пробормотал Макар. – Видишь что-нибудь?
Они оба пристально всматривались сквозь стену в ту часть леса, что была им недоступна. Между деревьев мелькали какие-то тёмные силуэты, светил очень яркий свет, доносилось монотонное гудение.
— Что за ерунда, авария у них там что ли? – раздосадовано проговорил Макар, неудовлетворённое любопытство не давало ему покоя.
— Давай попробуем обойти стену, посмотрим, куда она ведёт и где кончается. – предложил Шурик. – Пойдём в сторону кладбища.
— Пошли. – согласился Макар.

Они пошли вдоль стены, время от времени прикасаясь к её поверхности, чтобы убедиться в её наличии. Когда подошли к кладбищу, то оно тоже оказалось внутри периметра, обнесённого загадочной стеной. Всматриваясь сквозь стекло стены, мужики видели чёрные силуэты, блуждающие среди могил и какие-то светящиеся голубые шарики размером с теннисный мяч, что сновали в воздухе. Потеряв надежду попасть на поляну и рассмотреть севший там объект, Шурик с Макаром вернулись на дорогу, сели на велики и поехали к сельскому магазину.

Магазин – это сердце деревни. Тут все собираются обменяться новостями, посплетничать, просто по-соседски поболтать. На деревянную стену магазина кнопками вешаются бумажные объявления. Перед магазином уже толпились местные, обсуждали странные помехи в телевещании и ту неведомую штуковину, пролетевшую по небу. Ясно, что «ящик накрылся» из-за неё, но когда всё наладится - неизвестно.

Макар с Шуриком рассказали, что видели в лесу. Новости были восприняты ещё более эмоционально, чем телик и штуковина. Уже смеркалось и идти в лес на ночь глядя никто не захотел, решили пойти на поляну на следующий день, если только исчезнет та странная стена.

                ***

На следующий день Макар, Шурик и несколько местных пришли в лес. Прозрачная стена исчезла. По мере продвижения по лесу к поляне, обычные лесные растения сменялись некой странной растительностью.

— Что это? Ты когда-нибудь такое видел?
— Мужики! Невероятно!!!
Растения, обычная трава и ещё какие-то зонтичные типа укропа и тысячелистника были высотой два – два с половиной метра. Чтобы пройти к поляне, приходилось пробираться через них, как сквозь джунгли. В какой-то момент «джунгли» закончились и перед путниками возникла та самая поляна в лесу. Контраст ошеломил – трава на поляне оказалась низкой и пожухлой, словно вдруг наступила осень.
— Невероятно!
— Наверное здесь эта штуковина приземлилась. – предположил Макар.
Мужики крутили головами, поражаясь контрасту в высоте растений и ища какие-нибудь ещё странности в этом месте.
— Давайте пойдём в сторону кладбища. – предложил Шурик.

Остальные молча последовали за ним, продолжая оглядываться по сторонам. Было очень тихо, не пели птицы, молчали насекомые. Тишина пугала своей гнетущей напряжённостью. Когда солнце выглядывало из-за облаков и его лучи пробивались сквозь кроны деревьев, то, приглядевшись, можно было различить какие-то непонятные тёмные нити, как из тумана, что тянулись между стволов деревьев, соединяя кладбище и поляну.
— Мужики, смотрите! Вверх, на свет, видите?
Все посмотрели в указанном направлении.
— Что это?
— Не знаю, но давайте лучше поскорее уйдём отсюда, не нравится мне это место.

Оторопь взяла всех присутствующих, и они спешно вышли из леса, направились в сторону домов. Что же за тёмные силуэты и голубые шарики видели тут вчера Макар и Шурик? Как они были связаны с той летающей штуковиной и куда подевались теперь? Выяснять это не хватило смелости, естественное чувство самосохранения гнало как можно дальше от этого странного места. Обо всём увиденном участники похода рассказали у магазина и семьям дома. Ходить в лес было запрещено, мало ли что там ещё может быть.

                ***

Другой конец деревни.
— Мишаня, ты готов? – Фёдор подошёл к забору друга со стороны огорода.
Договорились заранее встретиться в условленном месте, чтобы благоверные не заподозрили об их намерениях и не «обломали всю малину».
— Да, пошли скорее, моя к соседке вышла. – быстро проговорил Мишаня, выходя через калитку в заборе.

Двое направились в лес, к той самой поляне, где произошли недавно те удивительные события. В руках каждый из них нёс по плетёной корзинке с едой и выпивкой, прихватили и небольшое покрывало, чтобы постелить на траву. Давно планировали поуменьшить запасы домашнего вина Мишани, но хотелось сделать это без зудений над ухом трезвой жены, сугубо мужским обществом. Телик, зараза, сломался одновременно у обоих, выдавая какие-то странные помехи с прорывающимися сквозь «белый шум» какими-то странными картинками и невнятным шёпотом. Так бы жёны сериал смотрели, теперь же раздражённые, ищут повод «попилить» и пристроить к хозяйству своих непутёвых мужей.

Уже почти дойдя по лесу до места расположения поляны, Мишаня с Фёдором одновременно охнули.
— Радиация тут что ли, едрить колотить? – выругался Фёдор.
Огромные зонтичные растения выше человеческого роста не могли не впечатлить. Мужики прошли дальше и вышли на поляну с пожухлой травой.
— А тут как будто кислотный дождичек прошёл. – присвистнул Мишаня, оглядываясь по сторонам и поражаясь контрасту между поляной и окружающей её растительностью. – Стрёмно тут как-то, может уйдём?
— Да ладно, не дрейфь, давай скорее пробовать. – нетерпеливо пробурчал Фёдор и начал расстилать одеяло.

Новости в деревне, как это ни странно, распространялись как-то неравномерно, поэтому Фёдор с Мишаней оказались не в курсе произошедших недавно событий. Разложили выпивку и закуску, которая начала быстро исчезать, чередуясь с тостами, байками, разговорами и спорами. Чисто мужское дружеское общение, вкусная еда и особенно что-то горячительно-расслабляющее – это одна из тех естественных потребностей мужского характера, которую нельзя игнорировать, лишать себя душевной разрядки от процесса. Спустя какое-то время, разморенные выпитым и осипшие от разговоров, мужики уснули на покрывале. Солнце уже лежало вровень с линией горизонта, но ещё не успело стемнеть. Вечер! Тонкая грань между светлой ясностью дня и сумеречной тайной ночи, со всеми её монстрами, живущими во мраке.

Первым проснулся Фёдор. Открыл глаза, сфокусировал взгляд на верхушках деревьев. Вздрогнул, когда над ним склонилась тёмная фигура. На контрасте с ярким пока ещё небом, черт лица было не разобрать. Но фигура хоть и была тёмной, но в то же время какой-то полупрозрачной, странно шевелилась, клубилась, как густой тёмный туман.
— Кто ты? – спросил Фёдор.
В ответ фигура вздохнула, издала какое-то утробное мычание. Фёдор поспешно сел, перед глазами замелькали белые точки, какие бывают, когда долго смотришь на свет, а потом переводишь взгляд на тёмное. Когда зрение адаптировалось, то фигур рядом было уже несколько. Из тёмного клубящегося тумана они в какой-то миг поочерёдно уплотнялись и приобретали чёткие очертания людей, только тёмных, каких-то странных, но вполне узнаваемых для Фёдора.
— Паша! Зина! Колян! Что вы тут делаете? Этого же просто не может быть!!! – заорал Фёдор, в ужасе озираясь по сторонам. – Вы же умерли, мать вашу!!!
В панике он начал расталкивать Мишаню. Тот долго переходил от сна к реальности, не понимая суеты и громких криков Фёдора. Сев, тоже начал озираться по сторонам. Когда оборачиваешься, то за спиной видишь всё новые и новые фигуры почивших друзей, родственников, соседей. Круг их начал сужаться. В ужасе, одновременно заорав, панически столкнувшись друг с другом, двое собутыльников, не разбирая дороги, помчались в сторону деревни.

Там, возбуждённо перебивая один другого, рассказали обо всём жёнам и соседям. Утром возле магазина обсуждали уже новые события, случившиеся в лесу на поляне, Фёдору и Мишане рассказали то, что видели Шурик и Макар. В рассказы про мёртвых большей части деревенских как-то не особо верилось, всё ими рассказанное больше походило на «страшилки», «померещилось» и «пить надо меньше».

                ***

Сон. Казалось бы, тривиальный физиологический процесс, событие, происходящее с нами каждую ночь с самого первого дня нашей жизни, с тех пор, как мы начинаем себя помнить, осознавать, сон никогда не казался нам чем-то особенным. Но так ли всё просто? Всё ли объяснимо лишь отдыхом тела? Во сне часть нашей души отделяется, покидает нас, уходит в некую земную информационную область, так же отдыхает, путешествует, набирается опыта, проживает некую параллельную с нашей телесной жизнь. Часто во снах мы видим одни и те же улицы, дома, магазины, встречаем одних и тех же людей. И, видя сон, мы можем интуитивно почувствовать, что это место мы уже видели во сне раньше, можем точно сказать, какая будет улица, сверни сейчас за угол дома. Но бывает так, что мы видим страшные сны. Что это? Предупреждение об опасности в нашей телесной жизни или же негативный опыт нашей души в той другой вселенной, где она обитает во время сна?

Нехорошие сны снились жителям Потерянного Рая этой ночью. Будто каждый из них оказался ночью на той поляне в лесу. Естественным природным прожектором светила с неба полная луна, заливая чёрное пространство ночи белесым млечным свечением. Ночная прохлада бодрила, заполняла влажным воздухом лёгкие, вызывала тревогу. Стрекотали сверчки, ухали в лесу ночные птицы.

Из леса, со стороны кладбища к центру поляны потянулись тонкие чёрные нити, просачиваясь между стволов деревьев. Накопив в воздухе над центром поляны некую критическую массу, клубящуюся, бесшумную, похожую на тёмный туман, облако разделилось на несколько фигур, которые будучи вначале не чёткими, мгновенно сгустились, уплотнились, приобретая чёткие, узнаваемые черты умерших родственников, друзей, соседей. Их немного, всего несколько человек, но исключительно те, перед которыми испытываешь чувство неискупимой вины, несправедливого отношения к ним при жизни, а может даже и стали причиной их несвоевременного ухода на ту сторону бытия. Некая тонкая граница разделяла живых и мёртвых, стоящих на поляне. В лунном свете она колебалась, шевелилась? Будто состояла из бурно текущей чистейшей прозрачной воды, но в то же время была плотной стеной, разделяющей два мира.

Живые и мёртвые стояли друг напротив друга. Первые остолбенели от ужаса, пытались осмыслить происходящее, поверить в то, что видят глаза. Мёртвые же всё отлично понимали, на их лицах играли злобные ухмылки, все накопленные обиды, претензии, злость за несправедливое отношение без каких-либо слов мощным потоком хлынули в сознание живых. Всё произошло быстро: умершие протянули руки вперёд, с лёгкостью преодолели шевелящуюся «водную» границу, крепко схватили каждого живого и резко втянули сквозь стену на свою сторону. Граница только лишь со стороны живых была плотной, мёртвые же с лёгкостью сквозь неё проникали. Понимание того, что они теперь на мёртвой стороне, укрепилось в сознании живых в момент пересечения преграды. Все спавшие в деревне одновременно проснулись, вздох ужаса прозвучал практически в унисон.

На следующее утро к магазину подтянулась практически вся деревня. Глядя друг на друга, отводили глаза, приходило безмолвное понимание того, что сон ночью видели все и на «померещилось» уже не спишешь. В магазине скупили практически всё спиртное, «снять стресс», как сказал кто-то. День пролетел незаметно в выпивке и разговорах о природе НЛО, о поляне, кого же там на самом деле видели Фёдор и Мишаня, правда ли это были умершие или же им всё это с похмелья привиделось.
Группы деревенских из магазина перемещались от дома к дому, закусывая, делясь мыслями и догадками с теми, кто не пришёл к магазину. Когда все пришли в дом к Макару, тот направился в огород надёргать морковки, редиски, петрушки и укропа к столу. Вечерело, солнце нехотя уходило за горизонт. То ли от выпитого за день, то ли от тягостного кошмара, приснившегося прошлой ночью, Макару было очень неуютно находиться на улице одному, хотелось как можно скорее вернуться в закрытое помещение, к людям.

Уже почти собрав всё, что нужно на огороде, Макар заметил, что по улице вдоль его забора кто-то идёт. Участок Макара обнесён высоким забором-штакетником, выше человеческого роста, но между штакетинами были небольшие промежутки, позволявшие видеть движение, но не дававшие быстро увидеть и узнать идущего. Что-то интуитивно подсказывало не подавать голос первым, не спрашивать: «Кто там? Кто идёт?». Всё его существо просило молчать и затаиться. Поравнявшись с Макаром, фигура резко остановилась. Поразила абсолютная, звенящая тишина, доносившаяся с той стороны забора, молчаливое напряжение. Силуэт за забором был тёмным, как-то странно клубился, шевелился, словно пар или горячий воздух над огнём. Любопытство перебороло осторожность и робость, Макар подошёл к забору, чтобы ближе разглядеть гостя. Раздался какой-то неясный звук, похожий на вздох, на какое-то звериное горловое урчание. Не разобрав слов, Макар наклонился чуть вперёд.
— Ничего не слышу, говори громче!

В ответ на его слова произошло то, что Макар долго ещё будет видеть ночных кошмарах, часто пересказывать другим, хотя сам одновременно верил и не верил в увиденное собственными глазами. Где-то на уровне талии, посередине этой фигуры, сквозь штакетины забора вдруг просочилось немного этого тёмного клубящегося тумана с тонкими извивающимися нитями внутри. И этот туман вдруг внезапно сгустился, лёг на штакетины забора, тёмными мёртвыми руками обхватил деревянные дощечки. Снова гнетущую тишину нарушил вздох, утробный, уставший, зловещий, совершенно не похожий на вздох человека, с каким-то таким гудением и шёпотом.
Макар застыл, ноги словно корнями вросли в землю. Крепко сжал руками, собранное в огороде, горло перехватил ужас, не давая вымолвить ни звука. Смотрел во все глаза и не верил, видел и отказывался понимать. Неведомо сколько секунд длился этот ступор, но мёртвые руки продолжали сжимать штакетник забора. Макар сорвался с места и опрометью рванул в дом, едва не сшибя двери, ворвался в комнату.

— Они там!!!
Все присутствующие одновременно обернулись на вошедшего, недоуменно уставившись на его побелевшее лицо.
—Кто? – спросил кто-то, нарушив и без того напряжённую обстановку.
— Мёртвые…
33 Поляна ч. 2
Марина Шатерова
Часть 1. по ссылке: http://proza.ru/2019/10/31/1832

Прошла неделя. Сильно изменилась за это время жизнь деревенских. После захода солнца все старались сидеть по домам, если не успел домой – ночуешь у соседа, детей не отпускали гулять со двора. Всю неделю ходили к Макару люди посмотреть на его забор. Своими глазами увидеть то место, где он увидел мёртвые руки. Светлые лакированные доски забора в том месте покрылись глубоким слоем тёмной плесени, которая была расположена горизонтальными полосочками, очевидно, следами от пальцев. Физическое доказательство реальности произошедшего, что не с пьяных глаз Макару тогда это показалось.

Страх и зловещее напряжение повисли в воздухе над Потерянным Раем. В сумерках, выглянув в окно, можно рассмотреть на улице неясные тёмные силуэты. Сам собой включался в доме телевизор, транслируя всё тот же «белый шум» с мелькающими неясными картинками и шёпотом, слышащимся в монотонном шипении помех. Телик выключили из розетки и накрыли на всякий случай одеялом. Страшные сны в тех или иных вариациях повторялись у всех взрослых жителей деревни, в основном у выпивающих. Многие из них вели себя странно. Бывало придёшь к соседу, а он сидит во дворе на лавке и смотрит перед собой в одну точку, крутит головой, будто видит кого-то невидимого, шёпотом что-то говорит. Иногда после таких разговоров, как под гипнозом, творят какую-нибудь нелепицу, а потом не могут вспомнить, чьих это рук дело. Шурик так испачкал сажей выстиранные простыни, что сохли на верёвке во дворе. Ох и получил потом он за это от жены.
— Не помнит он, видите ли, окаянный. – причитала Мария. – Совсем мозги свои пропил.

На следующий день Шурик исчез. Солнце уже шло к закату, но ещё было светло. Мария заглянула к Макару.
— Не видал моего муженька? С утра куда-то делся.
— Нет, не видал. Давай в магазин сходим спросим.
В магазине продавщица вспомнила, что продала ему водку и консервы, куда ушёл – не видела. Ещё кто-то видел, как он шёл по дороге, вроде бы в сторону леса, с сумкой в руках. Макар и ещё несколько человек, не долго думая, сразу пошли на поляну. Надо успеть вернуться до наступления темноты.

Внутреннее чутьё не обмануло пришедших. Шурик был на поляне. Мёртвый. Он лежал на спине и смотрел в небо, рядом была бутылка водки, несколько рюмок, открытые консервы, вилка, хлеб. На лице умершего была смесь ужаса и раскаяния. Подхватив на руки тело, мужики понесли его в деревню. Нервно бросали взгляды сквозь лес – не видно ли между стволов деревьев тёмных силуэтов. Надо же – убить человека днём, как такое возможно. Думалось, что только с сумерками наступает опасное время.

Это был шок и горе для всей деревни. Все любили весёлого, хозяйственного и отзывчивого Шурика. Долго обсуждали на похоронах и поминках его странное поведение в последнее время.
— Неужели это действительно они, мёртвые, его забрали? – предположила Мария, жена Шурика.
Думаю, что это возможно, - отозвался Макар. – И ведь не он один себя так странно ведёт. Получается, что многие из наших в опасности.
— Надо бы им всем к Марфе сходить. – подала голос Ярослава, жена Макара. – Может она спасёт их от этой напасти.
— Верное решение! – поддержали её присутствующие.
Мария покивала головой, заливаясь слезами, её-то мужу уже никто не поможет.

Собрав всех «странных» в деревне, пришли они к местной ведунье Марфе. Она поочерёдно сажала их перед собой за стол, жгла сухие травы, смотрела сквозь воду, зеркало, пристально всматривалась в глаза через пламя свечи, проносила её вокруг каждого «странного».
— Так и есть! Каждый из них в опасности! – вынесла свой вердикт Марфа. – Аура, защитная оболочка, у пьющих слабая, дырявая, совершенно не защищает от этого потустороннего мира, вот и видится им всякое. А тут ещё эта напасть – как будто дверь какая-то открылась на поляне после приземления той штуковины. Не может потрёпанная душа бороться, противостоять зову мёртвых.

В комнате повисла гнетущая тишина. Было слышно, как на улице кукарекал петух и раздражённо лаяла собака. Все потрясённо молчали, осмысливая информацию, озвученную знахаркой. Свежи были воспоминания с похорон Шурика, не старого ещё мужчины, полного сил, как наполнялась землёй могила, насыпаемая сверху лопатой.
— Так что же делать? Они тоже умрут? – наперебой загалдели присутствующие. – Ты можешь им как-то помочь, Марфушка?

Марфа молчала, пристально всматриваясь в «странных» гостей – мужчин и женщин, поголовно прикладывающихся к бутылке.
«Как же их укрепить? Как защитить от нечисти?» - метались мысли в голове ведуньи.
— Думаю, надо идти к батюшке, в церковь, причаститься, покаяться, молиться каждый день. И самое главное – бросать бухать!!! Это основная проблема. Если переборите себя, то церковь и истинная вера в Бога помогут всем спастись. Не справитесь – пропадёте! – озвучила свой рецепт Марфа. – Напитайтесь верой, и она заштопает все дыры в душе, научит её бороться.

Толпа одобрительно загудела. Присутствующие полностью согласились с мнением Марфы и, обретя надежду, цель, которую надо во что бы то ни стало достичь, щедро поблагодарив, ушли.

                ***

Но на деле не всё так просто оказалось. С трудом учились дома молитвы, церковь стала наполняться «странными», которых приводили непьющие родные, постепенно приучая их к духовному труду, воцерковлённости. Службы шли через день, а не только по воскресеньям. Но … водка!!! Не так легко быстро и полностью отказаться от неё зависимому человеку. На какие только ухищрения не шли, чтобы «ещё по чуть-чуть». И ведь даже страх смерти не пугал!!! Двое умерло, через десять дней ещё трое. Все бухали ночью на поляне, а утром их находили мёртвыми. Слёзы, похороны и поминки – гнетущая атмосфера всё нарастала в деревне. Все прилагаемые усилия не давали видимых результатов.

Семью Олега и Зины тоже не обошла беда выпивки и «странного» поведения. Обычная комната в деревенском доме, скромная обстановка, за столом сидят двое. Полумрак в помещении, за небольшим окном деревянного дома садится солнце, сгущаются сумерки. На столе бутылка водки и рюмка, нехитрая закуска. Олег сидит сгорбившись, обхватив руками лохматую голову, в которой уже появилась ранняя, не по возрасту, седина. Тишина. Слышно, как на стене тикают старые часы с маятником. Напряжение, непонимание происходящего, обречённость и безвыходность ситуации нервным клубком повисли в сумерках комнаты.

Осунувшееся лицо, впалые глаза говорили о многодневном пребывании в стрессе и сильных душевных переживаниях. Зина сидела напротив, всматривалась в до боли знакомые черты и не узнавала родного ей человека. Силилась понять те метаморфозы, что происходили с его замутнённым алкоголем сознанием, что снится ему ночью и что он видит днём в те моменты, когда так странно себя ведёт. Неужели он может в какой-то момент вот так вот уйти в мир мёртвых? Неужто это возможно и можно ли этого избежать? Как бороться с этой напастью или может просто уйти вместе с ним? Если бороться, то как, если Олег никак не может расстаться с бутылкой? А если вдруг стать трезвенником, то даёт ли это стопроцентную гарантию или же печать зависимости остаётся в человеке навсегда?

Частое и долгое пребывание в алкогольном беспамятстве изъедает душу, делая её слабой, беззащитной, расширяет сознание и позволяет вливаться в него всякого рода сущностям, невидимым созданиям из неких параллельных миров. Не зря же говорят «напился до чёртиков» - пьяные видят то, чего никогда бы не увидели трезвые. Не устоять такой душе перед натиском параллельного мира, в которых вдруг открылась прореха в нашем лесу.

— Олег! Что с тобой происходит? – Зина с болью в сердце смотрела на мужа, не зная, чем помочь. – Расскажи, что тебе снится?
Мужчина повёл головой, запуская пальцы во всклокоченные волосы, в ещё больший хаос приводя шевелюру, тяжело вздохнул.
— Да что снится? То же, что и всем. Сны у всех почти одинаковые, как в страшном кино, ей Богу.
— А днём? Что ты видишь днём, когда так странно себя ведёшь? – не унималась Зина.
Олег долго молчал. Сосредоточенно вспоминал что-то, вроде делая попытки начать свой рассказ, но потом останавливался, не находя, видать, нужных слов. Обессиленно уронил небритое лицо на ладони рук, упирающихся локтями в стол.

— Не знаю, как описать… - начал он свой рассказ. – Сижу, бывало, во дворе. Вижу, как в воздухе начинает что-то мелькать, как светлячки, только те видны ночью, а эти днём. Сам воздух становится, как над костром – шевелится. Потом он вдруг уплотняется и виден совершенно прозрачный силуэт человека, умершего. Но он не тёмный, а бесцветный и прозрачный. Он говорит со мной, начинает вспоминать, что было в прошлом, как я его обидел. И теперешнюю мою жизнь знает, уже после его смерти. Всё кости мне моет. А я не могу игнорировать – где-то извиняюсь, где-то оправдываюсь, а где-то и грублю: «Не твоё это дело, проваливай!». А потом что-то случается, и я ничего не помню, когда прихожу в себя, то вижу результат – уже что-то натворил. Зачем несколько кур убил – до сих пор не знаю. Ну стал бы я – сама подумай.
— Вот оно как. – поразилась Зина. – Значит ты сосредотачиваешься на чём-то странном и удивительном в самом начале, а потом всё, уже не можешь отказаться от дальнейшего общения.
— Да! Это настолько мучает меня, изводит, как выжатый лимон после этого. – подтвердил Олег.

Долго ещё разговаривали супруги, обсуждали варианты выхода из небезопасной ситуации, вспоминали и ужасались всему тому, что слышали они о происходящем в лесу и деревне.

                ***

— Может попросить отца Никона освятить поляну, и эта чёртова «дверь» закроется? – предложил как-то Макар.
Слава Богу он пока не пополнил ряды «странных», хотя от спиртного пока отказаться не смог – водку заменил пивом.
— И то верно. – согласилась Ярослава. – Завтра на службе попрошу об этом батюшку.

Отец Никон внимательно выслушал просьбу, попросил времени несколько дней: книги почитать, молитвы новые выучить, утварь необходимую подготовить. Дело сложное. Поляна, по его мнению, - место силы нечистого, которого изгнать необходимо.
В назначенный день отец Никон и ещё несколько деревенских из непьющих к полудню пришли на поляну. Выстроились в круг и пошли по часовой стрелке. Батюшка во главе процессии читал молитвы, ритмично махал дымящим кадилом, кропил пространство святой водой. Все шедшие за ним читали вполголоса «Отче наш», «Покрова» и «Да воскреснет Бог», крестились и кланялись. В руках держали зажжённые церковные свечи. Шло время, ничего не происходило. Монотонность молитв, запах воска и свет свечей, однообразие и ритмичность движений проводимого ритуала – всё это гипнотизировало, убаюкивало, расширяло сознание, открывало его для тех страшных сил, что обитали здесь.

Никто не заметил, как в центре поляны появилась первая туманная тёмная фигура, потом ещё несколько – умершие родственники, друзья, соседи присутствующих на поляне живых.
— Да приидет Царствие Твое… - читал отец Никон и запнулся.
Повернув голову к центру поляны, он увидел тёмные туманные фигуры. Одна из них быстро приблизилась к нему и резко сгустилась, уплотнилась, приняла очертания, как тогда, в случае с Макаром, когда он увидел мёртвые руки, обхватившие штакетник забора. Процессия остановилась. Все смотрели в центр поляны, узнавали своих усопших в тёмных фигурах. Вздохи ужаса сменили молитвы, ладони закрывали лицо, инстинктивно защищаясь от этого мрака, с которым они столкнулись вот так вот, днём, лицом к лицу. Поляна! Это территория мёртвых, это их место теперь, как и кладбище. Поэтому они могут появляться тут днём и зовут к себе тех «странных» живых, чтобы те помянули их – выпили и закусили на поляне, поговорили с ними, вспомнили обо всём, что было, о неприятном, о душевной боли и несправедливости! А так как пришедшие были нетрезвыми, то мёртвые их просто забрали с собой. Как это происходит никто пока не видел.
— Валя? – оцепенело прошептал Никон, не веря своим глазам. – Этого просто не может быть!!!
Мёртвая жена священника стояла перед ним и на лице её плескалась смесь любви, печали, умиления и тоски по любимому супругу.
— Пошли со мной. – услышал Никон её голос, чуть хриплый, но всё тот же родной. – Мы должны быть вместе.

Все остальные так же что-то слышали, что-то говорили в ответ, холодный пот непередаваемого ужаса стекал вдоль позвоночника. Неизвестно, закончилось бы это церковное действо очередной трагедией, новой потерей местных жителей, если бы кто-то не опомнился и не крикнул.
— Бежим!!!
Грубо растолкал всех присутствующих, сбивая с них гипноз и наваждение этого страшного места. Быстро придя в себя, люди с криками и молитвами побежали обратно в деревню, в церковь. Солнце садилось, хоть ещё и не успело стемнеть, но под впечатлением от всего увиденного, участники событий решили эту ночь провести в церкви.

                ***

Мёртвые помнят и умеют ждать. Уж чего-чего, а времени просто масса у тех, кто уже познал вечность. Кто бы мог предположить, предусмотреть такое невероятное событие, как посадка НЛО. Что нечто не с нашей планеты может нарушить эту грань между параллельными планами бытия, прорвать разрушительную брешь в мир мёртвых. И теперь мёртвые пришли взять своё, спросить за все обиды и несправедливости. А может просто скучают по своим и не хотят больше ждать, блюсти этот закон причины и следствия, выжидать положенный срок, отведённый ныне живущим до того момента, как и им придётся перешагнуть черту в неизведанное.

В ночь после того, как батюшка проводил ритуал чистки на поляне, практически всем жителям деревни снились кошмары. Все проснулись утром со странным, тянущим под ложечкой предчувствием чего-то страшного и неизбежного, что должно произойти вот-вот, в самое ближайшее время. Что-то такое, что сложно, практически не возможно предотвратить. Тяжёлое чувство обречённости тёмным грозовым облаком нависло над Потерянным Раем.

Позавтракав, жители занялись работой и бытовыми делами, стараясь приглядывать друг за дружкой на случай каких-либо странностей, необъяснимостей, которые могли бы привести к беде. Но внешне всё казалось хорошо, буднично и естественно. Подспудное чувство тревоги не покидало, хоть и заглушалось немного привычным ритмом жизни, днём, когда солнечный свет разгоняет все страхи и рассеивает ночные кошмары.

Жители деревни со «странным» поведением с самого утра чувствовали внутри себя зов – пойти в лес. Не сговариваясь друг с другом, прихватив бутылку спиртного, исхитрились совершенно незаметно улизнуть из деревни. С обеда и до самого заката сидели они на поляне и пили. Как только стало темнеть, их родные, не найдя их дома или у соседей, заподозрили неладное и устремились в лес, на поляну. Хотели взять с собой батюшку, но после встречи с покойной женой, тот наотрез отказался.

В лучах заходящего солнца, пробивающегося сквозь кроны деревьев, пришедшим предстала следующая картина. На поляне сидели их «странные» родные и соседи, пили и закусывали, о чём-то разговаривали, странно жестикулируя лицом и руками. Иногда громко выкрикивали что-то бессвязное. В закатном свете вдруг стало заметно, как из леса, просачиваясь между стволов деревьев, со стороны кладбища к поляне потянулись тонкие тёмные нити, на поляне они скатывались в туманные тёмные силуэты, а потом уплотнялись, густели, приобретая очертания кого-то конкретного, умершего в этой деревне. И он сразу же направлялся к живым, пьющим на поляне. Та трезвая и «нормальная» часть деревни, что пришла в поисках близких, хором ахнула, в ужасе прикрывая лица ладонями, округляя глаза, не веря в увиденное. Толпа оцепенела, застыла на одном месте, просто не зная, что делать, настолько сюрреалистичная предстала перед ними картина.

Мёртвые хватали «странных» руками за голову и присасывались каким-то жутким поцелуем к их губам, было видно, как из рта живых выходило что-то светлое и сверкающее, какая-то дымка, газ, и поглощалась, втягивалась ртом мертвеца.
— Уводите их отсюда!!! – крикнул кто-то из толпы.
Кто успел опомниться, бежал к центру поляны, хватал своего «странного» родственника и пытался оттащить его оттуда. Но всё происходило настолько стремительно, что уже практически ничего нельзя было сделать – «странные» умерли все. Спиртное, выпитое в большом количестве в этом страшном месте, полностью разрушило защитные силы организма, убрало духовный стержень, который бы позволил сопротивляться не только желанию выпить, но и противиться этому инфернальному зову мёртвых.

Поляна наполнилась криками и громким плачем. Все «странные» умерли на глазах у своих родных, у них на руках, когда те тщетно пытались увести их из этого гиблого леса. Завершив задуманное, мёртвые отступили назад, скрылись за стволами деревьев, растворились в сгущающейся темноте.

                ***

Минуло две недели с тех жутких событий. Прошли похороны, на которых не было выпито ни капли спиртного. Чёрная вуаль траура накрыла Потерянный Рай. Царившие в нём страх, напряжение и непонимание происходящего усилились в сотни раз. Что же будет дальше? Тронут ли нас мёртвые, если мы не будем пить? Или же в какой-то момент мы сами, даже не притрагиваясь к спиртному, вдруг станем странно себя вести – разговаривать сами с собой, смотреть в одну точку, совершать неадекватные поступки, а потом совершенно не помнить об этом. И не будет уже рядом того, кто бы присмотрел за тобой, попытался защитить. Продолжат ли мёртвые свою страшную жатву, осилят ли непьющих или же только выпивающие были им подвластны.

В деревню приезжала милиция и следственная группа. Массовая смерть на поляне наделала много шумихи, но криминала в этом найдено не было – всё списали на слабое здоровье и большое количество выпитого за один день.

Оставшиеся жители деревни решили не испытывать судьбу. Прошло время, и они все переехали в посёлок городского типа в соседнем районе. Держались вместе, всячески поддерживая друг друга, они устраивали свою жизнь на новом месте. Молитвами и поминками вспоминали своих умерших близких. Но иногда страшные сны всё же заставляли с криком вздрагивать по ночам. Снились им улицы родной деревни, опустевшие и заросшие бурьяном, по которым плавно плыли, не касаясь земли, тёмные туманные фигуры. В закатных сумерках они клубились и уплотнялись, принимая узнаваемую форму умершего. Были среди них и лица тех, кто умер там, в лесу на поляне. Но… не находили здесь больше живых. На утро жители делились друг с другом увиденным.
— Всё-таки правильно мы сделали, что сбежали. – говорили одни.
— Надеюсь, что здесь они нас не достанут. – вторили им другие.
— Надо нам присматривать друг за другом и обязательно рассказать, если вдруг кому-то захочется выпить. – сказал Макар.

Все присутствующие переглянулись. Напряжённая тишина повисла в воздухе.
34 Жизнь в розовом свете - на Конкурс
Ирина Оплер
1. ЕЛЕНА

- Попробуй это вино,  я привез  твое любимое, розовое, "La vie en Rose"*, жизнь в розовом свете…
- Я уже давно сняла розовые очки...
- Что ты имеешь в виду?
- Я счастлива,  о чем еще мечтать… Как тебе понравился Бордо?
- Милый старинный город, иногда называют маленьким Парижем. Но ты понимаешь, мне надо было работать,  много времени на прогулки не было...
 
Конечно, твоя  красотка предпочитала болтаться по магазинам, а ты ей во всем потакаешь.

- Ещё вина?
- С удовольствием, ты - такой внимательный муж!

Своей кукле ты закупил пол-города, а жена обойдётся бутылкой недорогого вина. Хорошо хоть детям привез подарки.

- Что тебе больше всего понравилось?
- Пожалуй музей вина, много интересной информации. Я стал лучше разбираться в винах!

Как я мечтала поехать с тобой в  Бордо! Пока ты там был, я прочитала все возможное об этом французском городе: расположен на юго-западе Франции, центрe исторической области Аквитания и современного департамента Жиронда (от которого получила название буржуазная партия жирондистов - изучая историю, я очень хотела бы увидеть грандиозный монумент, посвященный этому движению).
В мечтах я была рядом с тобой, гуляла по узким улочкам старого города, заходила в готические соборы  Св. Андрея и святого Михаила, любовалась ажурной архитектурой из серого известняка… По вечерам мы  ужинали в маленьких уютных ресторанах, пили терпкое Бордо, а потом медленно шли по набережной Гаронны, и говорили, говорили... Ты обнимал меня за плечи, и я была самой счастливой женщиной на свете….

- Можешь себе представить, я даже побывал на балете в оперном театре! - - с усмешкой сообщил Сергей.

Ты  был в театре? Ведь тебя не затащить ни на какое представление? Похоже на этот раз муж серьезно увлекся...

- Ну и как тебе понравилось?
- Большой лучше, ну, а балет- скукотища.  Неудобно было отказаться, лучше бы сходили в ресторан оперного театра.

Со мной ты уже давно никуда не ходишь, я стала стара и скучна для тебя, ведь вокруг столько молодых моделей, мечтающих заполучить богатого и солидного мужчину. В свои 45 ты ещё хорошо сохранился, благодаря заботе твоей жены. Поэтому я могу быть уверена, твоя привычка к спокойствию - самая надёжная гарантия нашего брака. А любовь ты находишь на стороне...

- Ещё один глоток, и мне надо идти, буду готовиться к завтрашнему совету директоров.
- Не переутомляйся, дорогой, ты слишком много работаешь!

Если бы работать, пойдёшь ворковать со своей Маринкой,  доклад тебе давно подготовил твой заместитель.

- Спокойной ночи, любимая, не жди меня, ложись спать
- Спокойной ночи, любимый. Я так счастлива с тобой!

Надеюсь у мужа хватит ума контролировать свою пассию. Мой отец не потерпит скандала, выкинет Сергея из своей фирмы, оставив его без копейки, и опять будет уговаривать меня развестись... Наш брак не осчастливил родителей, не такого мужа мне желали… Может быть отец и был тогда прав...
Пойду в спальню,  сегодня мне не уснуть, буду слушать любимый джаз и мечтать, что когда-нибудь мы с Сергеем поедем вместе по винным дорогам Бордо, заезжая в старинные шато, пробуя изысканное вино, держась за руки и целуясь, как в молодости….

La vie en Rose*…

2. МАРИНА.

Опять одна… Сергей донес мой чемодан,  чмокнул в щеку:
- Вечером позвоню, моя любимая!
И помчался домой…
Угораздило же меня влюбиться в женатого!

Сколько надежд я возлагала на эту поездку, и что получилось? Просидела в отеле, ожидая когда он освободится, и мы сможем погулять по городу. Конечно Сергею я говорила что хожу одна, а сама изучала путеводитель по Бордо, хотелось похвастаться знаниями… И кому это пригодилось? Он приходил после переговоров уставший, и мы шли ужинать в отеле. Только пару раз я вытащила любимого в город, в старинный район Сант Пьер,  где мы поужинали и прогулялись по набережной реки.

В один из вечеров мы  стояли перед фонтаном "Водное Зеркало", в котором и правда как в зеркале отражались небо и старинное здание Биржи. Неожиданно в середине сооружения вскипели маленькие фонтанчики, и, глядя на наши отражения, я робко предложила:
- Давай сфотографируемся вместе, ведь у нас ещё нет общей фотографии...
- Это как "Красавица и чудовище"? - засмеялся Сергей, - Нет уж, лучше я тебя сфотографирую, моя принцесса!

А поход в оперный театр оказался катастрофой! Я так радовалась,  заказав билеты на премьеру балета,  а Сергей заснул во время второго действия! В перерыве сообщил, что устал и подождёт меня в ресторане театра. В результате я еле дождалась  окончания спектакля, какое там удовольствие, только думала о Сергее…

Единственная радость за все время - выходные в прелестном приморском городке Аркашон, около часа езды от Бордо.
Когда мы после ночи любви гуляли по набережной, прохожие наверное принимали нас за молодоженов и улыбались, видя наше счастье.

Хорошо бы здесь провести отпуск с семьёй, здесь замечательный пляж для детей, - сказала я, намекая на нашего будущего ребёнка.
Мои дети любят тёплое море, на Атлантике всегда прохладно.
Он ничего не понял, и я не подала вида, что обиделась.

Звонок в дверь. Сергей вернулся! Нет, это посыльный, принёс мне букет пионов. Ну что же, буду любоваться и ждать звонка…

Наконец то позвонил!
- Да любимый! Все замечательно, спасибо за цветы, мои любимые!
- Нет, я не скучаю, надо подготовиться к завтрашней встрече.
- До завтра, дорогой, целую. Я тоже тебя люблю!

Представляю, как он доволен в окружении семьи, его Елена Прекрасная конечно накрыла роскошный стол. Ну почему ей все, а мне - только ожидания? Когда же Сергей поймет, что только со мной он будет по-настоящему счастлив?

Подруги говорят, что мне пора снять розовые очки, он никогда не бросит семью, а мне уготована участь одиночки. Но я то знаю, что Сергей любит только меня, и ему нужно время.

Поэтому я решила подождать еще полгода. Если ничего не изменится,  я постараюсь забеременеть от Сергея и расскажу его тестю. Тогда-то наконец все решится, Сергей освободится от несчастливого брака,  я уйду с надоевшей работы и займусь  семьей. Мы будем очень  счастливы!

 Розовый - мой любимый цвет. Как прекрасны розовые пионы!

3. Сергей

Наконец-то я один и могу перевести дух.
Поездка выдалась напряженной, целыми днями проводил переговоры, а по вечерам приходилось уделять время Марине. Что поделаешь,  приходится стараться с молодой любовницей! Зато могу сказать что все удалось, получилось сочетать приятное с полезным.

А самое главное, у меня появилась классная идея: хочу замутить новый проект  и поставлять вина в наш городок. Вина Бордо слишком дороги, и я пока не решил откуда, сейчас во многих странах производят хорошие и не очень дорогие вина. Мне повезло побывать в Музее Вина  в Бордо, наша переводчица Светлана организовала эту поездку. Кстати, очень милая женщина, в следующий раз поеду один, было бы неплохо с ней поближе познакомиться, думаю, и она не будет возражать...

В музее я был поражен разнообразием экспозиции, ведь не спроста Бордо является мировой винной столицей.  Оказывается, что годовой объём производства вин высшего качества и массовых вин составляет 700 миллионов бутылок!

В Бордо производятся белые и красные вина. Светлана рассказала, что от цвета местного вина, которое при Петре I называли «бардеус», происходит русский эпитет «бордовый». Оказывается только вина произведенные из определенных сортов винограда считаются винами Бордо. Я даже записал, что красные вина должны  производится из винограда сортов каберне-совиньон, мерло, каберне-фран, пти-вердо, мальбек, а также  карменера. Белые вина производят из сортов совиньон-блан, семильон и мускатель.  Для сохранения марки здесь разрешено производить только определенное количество бутылок, избыточное же вино, несмотря на хорошее качество, не может считаться вином Бордо и соответственно продается дешевле (надо взять на заметку!).

 Вообще то я не любитель музеев и театров, но в Музее Вина все очень современно, можно посмотреть видео из различных винодельческих регионов во всем мире, узнать об истории, начиная с древнего Египта и Греции ( древности мне не интересны, я сразу прошел до средних веков во Франции, где рассказывали об истории шампанского и коньяка).

На следующем этаже можно было понюхать всевозможные ароматы вин: фруктовые, лесные, земли, орехов и даже кожи. Многое я бы не смог сам распознать, вряд ли из меня получится хороший сомелье,  но толк в хороших винах (как и в женщинах) я понимаю!

Кстати о женщинах,  надо позвонить Марине, но сначала налью-ка я себе рюмочку хорошего коньяка, не из Бордо, но тоже французского:
- Привет моя любовь! Я уже  соскучился по тебе!
- Пионы   принесли? Ну что ты, не стоит благодарности, ты прекраснее всех цветов!
- Не буду тебя отвлекать от подготовки, завтра увидимся в офисе.
- Целую моя любовь!

Все-таки повезло мне с Мариной, и умница, и красавица, занимается карьерой и не стремится обженить, не то что  мои предыдущие подружки. А какая страстная, даже мурашки по коже, как вспомню нашу последнюю ночь в Аркашоне!

Елену секс не интересует, да и понятно, какие страсти после 15 летнего брака… А так она - хорошая мать, прекрасная хозяйка, чего ещё можно желать? Правда с тестем сложновато, он мной не очень доволен, но надеюсь, Елене удастся убедить его дать мне денег на стартовый капитал. А когда бизнес развернётся (в чем я уверен!), смогу наконец то стать независимым.

Зачем что-то менять , если мне удаётся делать обеих женщин счастливыми!
Ещё глоток коньяка..
La vie en Rose*
Ля ви- а- а роооз…. Замечательная мелодия!
------------------------------------
*)La vie en Rose - Жизнь в розовом свете = жизнь в розовых очках
35 Мои мысли- мои скакуны
Лидия Парамонова -Фокина
Мои мысли- мои скакуны.

- Ты меня поражаешь! Отказываться от такого заманчивого предложения! «Если мне кто предложил такое, я приняла бы не задумываясь...».
- Ты не понимаешь меня, Таня! Я озадачена. С чего бы ради, в разгар сокращения штата мне бесплатный сыр предложили? Он таковым является лишь в мышеловке, да и то только для второй мышки.
«Вчера, рассорившись с Сергеем, подумала об отдыхе.  Сегодня шеф дал возможность подумать до утра об отпуске. Да уж, мысли материальны!».

- Ну, что ты опять философствуешь, Лиза! Соглашайся. Отдохнёшь. Всё включено. Море успокаивает, лечит душу. Сумела взять третью паузу в отношениях с Сергеем. Сделай одну в работе. Шеф, вычислив твоё состояние, постарался для тебя. Не стоит пренебрегать его добротой и заботой. «Поезжай, дай от тебя, удачницы, отдохнуть!».

Далеко за полночь.  Лиза ворочалась, лёжа в постели, и никак не могла уснуть. За стеной, у соседа Юрки, надрывался магнитофон. Отчётливо слышалось:
«Мои мысли-  мои скакуны
Словно искры зажгут эту ночь!»
 «Вот меломан! Опять фанатеет! Видать, трудно удержать себя от песен и ритмов Газманова?».
А слова летят устами певца: «Никому меня не удержать! Мои мысли умчат меня вдаль. Может быть, я обратно уже не вернусь...»
«Надо и мне «умчаться от рассвета в закат, от заката сквозь ночь» надолго прочь, на море, к новым приключениям...».

С первыми признаками рассвета Лиза провалилась в какой-то парк аттракционов, где сновали люди в костюмах и масках. Пыталась добраться до входных ворот, но её догоняли и возвращали назад. Впереди себя она увидела Сергея. Устремилась за ним. Но дорогу преградила большая белая «Крыса» в маске и процедила крысиными писком сквозь зубы: «Соглашайся. Отдохнёшь. Всё включено!»

По дороге на работу неотступно преследовала мысль:  «Что это Таня так печётся о моём отдыхе? Что-то задумала «подруга». Но что?».
 
В офисе тишина. Все работают или делают вид.
Елизовета зашла в кабинет к Эдуарду Романовичу. Протянула заявление.

- Вот и правильно. - «Кто, как не ты, Лизонька, заслуживает поощрительной путёвки?». - Сегодня ничего нового не будет. Введи в курс дела коллегу и можешь считать это концом рабочего дня. - Шеф, поседевший после измены жены и отъезда её заграницу с партнёром из Италии, ополчился на блондинок. Он никогда не называл Татьяну по имени. Какое-то негативное чувство она вызывала в нём. 

- Спасибо, что убедили. Мне просто необходимо сменить обстановку.
«Жаль, что Вам, дорогой наш шеф, работа не даёт отдохнуть! Махнули бы на недельку до второго, но не в Комарово, а на южное побережье Италии!». 

Уже в самолёте настроение приподнялось, несмотря на отсутствия звонков и смс от Сергея. «Что ни делается, всё - к лучшему!». Она запретила себе думать о нём и омрачать свой отпуск.
За спиной Лизы запел сигнал телефона: «Мои мысли-  мои скакуны... ». -  Некто нажатием кнопки прервал мелодию, быстро ответил: «Да, в самолёте!». Наступила тишина.
Весь полёт Лиза пребывала в  плену сна. Ей снился Международный аэропорт Неаполя Каподичано...  прекрасный отель... шикарный номер с видом на море.

    Прилетели утром. Гид объявил, что до самого роскошного и дорогого городка Южной Италии Позитано- пристанища аристократов, богачей, гламурных людей искусства всего ничего- шестьдесят километров. В пятистах метрах от него - отель «Villa Treville».
«Похоже, мне посчастливилось, ведь я непременно посещу городок и познакомлюсь с его достопримечательностями, традициями и... Ой, опасно помышлять о несбыточных  встречах. Тропинки их заросли бурьяном». В голове завертелось: «...обгоняет безумие ветров хмельных эскадрон моих мыслей шальных!» Заразилась! «С кем поведёшься, от того и наберёшься». Селяви!».

 «Так! Багаж отнесут в номер. Скорей на берег и- босиком!».
Мелкая галька совершила расслабления ног после полёта и трансфера.
«Мамма мия! Завораживающая картина! Душ, обед и  наслаждение в тени- слишком припекает! А вечером- в Позитано!».
 
 Шикарый городок на крутом склоне скалы с узкими улочками оказался расположен так, что северные ветра не задувают его, благодаря чему климат всегда стабилен. С моря город казался пирамидой: строения один за другим тянулись вверх. «Правду сказал гид о городе Амальфитанского побережья Италии, выражаясь словами итальянцев: «Позитано, Моnnaggia!». Теперь понятно, «Позитано, чёрт побери. Как же ты прекрасен!»-  Размышляла Лиза, потягивая лимончелло за столиком ресторанчика на берегу залива Салерно.

«А теперь пройдусь по узкой улочке наверх «пирамиды», хочу дать волю глазам.» Добралась до романской церкви ХIII века Санта Мария Ассунта. Снаружи купол облицован майоликой. А внутри - неописуемая красотища! Один алтарь с чудотворной иконой «Чёрная Мадонна с Младенцем» чего стоит! «Умели византийские мастера творить шедевры».

«Нагулялась я по частым подъёмам и спускам улочек, пора возвращаться. Желудок просит мясного бродо или боттаргу, или розитто с морепродуктами, или карбонаро с сыром пекарино и овощной минестры со свежеиспечённым хлебом фокачча. А если подадут трюфели- деликатес из едких белого или чёрного гриба, будет замечательно! Вперёд! А завтра - в Неаполь! Или отдохнуть в тишине виллы?».

Подъезжая к вилле, в открытое окно автомобиля с тёплым ветерком влетела громкая мелодия песни «Аmore mio» в исполнении Бруно Феррара. «Весело. Покой нам только снится! Нет уж! Ужин и отсыпаться, а дальше- «хоть трава не расти!».

Проснувшись утром, Лиза пыталась найти разгадку сна. Её преследовал некий мужчина в затемнённых очках, скрывающий своё лицо под низко опущенной полой шляпы и приподнятым воротом плаща. «Итальянец, не иначе! Не хватает пистолета. И музыки:
«Мы бандито, гангстерито, мы кастето- пистолето, о-йес,
Мы стрелянто, убиванто, украданто то и это, о-йес,
Банко- тресто президенто ограблянто ун моменто, о-йес,
И за это режисенто нас сниманто в киноленто, о-йес!».

Встретишь такого из-за угла и вырубишься от испуга. А если под окном у авто с букетом шикарных жёлтых роз, тогда - «аморе миа»? Ну даю, от солнца что ли крышу сносит? Взялась сны разгадывать! Они- тайна для науки, веками остаются загадками».
И всё же после завтрака Лиза присоединилась к группе уезжающей по маршруту « Неаполь-Помпеи».


Неаполь- мечта! По дороге к нему русскоязычный гид знакомил с историей города, его обычаями, религией, занятиями и отдыхом неаполитанцев. Оказывается, днём публику и туристов развлекают уличные артисты, музыканты, фокусники, шуты, а  ночью во время тусовок её угощают коктейлем.
 Лиза почувствовала дыхание города, его бурлящий ритм, итальянский темперамент, запах круглогодично цветущих лимонов, услышала его разноголосую музыку, ощутила ароматы цветов и кустарников, которыми был пропитан воздух, увидела блеск витрин, церквей, площадей. Одна из главных- Триесте и Тренто,  поразила Лизу неправильной формой и её украшением: фонтаном Карсио, а церковь Сан- Фердинандо с барочными фресками Паоло Де Маттеиса  начала  XVII века заворожила на ряду с Королевским дворцом, театром Сан- Карло, знаменитым неаполитанским пассажем- галереей Умберто I  с красивыми магазинами, множеством питейных заведений и легендарным гранд- кафе Гамбринус, которое посетили в своё время знаменитые:  Стендаль, Россини, Оскар Уайльд, Хемингуэй, Модильяни, Жан-Поль Сартр, сам Папа Иоанн Павел II незаметным движением благословил это легендарное заведение во время визита в Неаполь. 
Лиза медленно пила эспрессо и разглядывала  две грязные чашки в витрине за стойкой: знаменитые чашки, оставленные 2 января  2013 года после посещения президента Италии Джорджио Наполитано с и его спутницей. Какое совпадение- президент Неополитано родом из Неаполя!

 Каждую ночь площадь становится центром тусовок неаполитанской молодёжи и любителей ночного отдыха. Тусовки сумасшедшего Неаполя круглосуточны! Он,  как и Нью- Йорк, никогда не спит!

К площади ведут известные туристам улицы Неаполя- Толедо и Кьяйя.

 Гид повёл группу чуть ниже, ближе к набережной, где все увидели самую большую историческую площадь Плебишито-  центр и сердце Неаполя с её Королевским дворцом, неоклассическим зданием церкви Св. Франциска Паоланского. С двух сторон площадь замкнули, вписавшиеся по стилю палаццо Салерно и палаццо делла Префеттура. Площадь украсили два конных памятника Карлу III  и Фердинанду I,  невозможно к ним пройти с закрытыми глазами с другой стороны площади так, чтоб попасть между лошадьми: сбиваются все! Лизе тоже не повезло.

Помпеи-  мёртвый город, разрушенный от сильного вулкана Визувия,  с многочисленными остатками памятников, окутан тайнами истории.
 
Лиза продвигалась по пустынной улице Изобилия с чувством горечи. Главная площадь- Форум печально встречала туристов руинами и тишиной.

Два города, прекрасных по своему, оставили в душе тёплые воспоминания. А фотографии, сделанные в поездке, Лиза решила оставить для потомков.

На виллу вернулись очень поздно. Но все туристы из группы осталась довольны экскурсией.

«В душ и спать! - Командовал мозг. - Завтра лицо не должно быть помятым, иначе морская вода отшатнётся от его хозяйки!». Лиза улыбнулась- двойник ответил тем же.

Утром за завтраком Лиза чуть не подавилась, видя, как через зал уверенной походкой к ней приближался статный мужчина в белом льняном костюме при широкополой шляпе и затемнённых очках. Перед собой он нёс шикарный букет жёлтых роз.

«Не может быть! О, Боже! Мамочка, роди меня обратно!».
36 Живые и Мертвые
Аня Сиреневая
 Эта история начинается так. Однажды утром я встал с постели, умылся, подошел к зеркалу, но не узнал себя. У меня было другое лицо. Я сказал себе "привет", но не узнал свой голос. Я даже забыл свое имя. "Кто же я на самом деле?" - задался я таким вопросом. Я усиленно начал вспоминать, но тут ко мне приехала белая карета с красным крестом, и я оказался в Шамбале. Шамбала - такая загадочная страна. Я слышал, что в ней все возможно. Вы можете стать кем угодно и чем угодно. Эта страна абсолютной справедливости. Правда?
 Меня положили на кровать и привязали веревками. Сначала я не понял, зачем это надо. Верно для того, чтобы не беспокоить местных жителей. Не знаю сколько времени я пролежал без движения. Вокруг стояли койки, на которых лежали люди. В коридоре висело круглое зеркало – это мне сразу бросилось в глаза. Потом появились существа в белых одеждах – управляющие этой страны. Они начали кормить меня с ложечки, одели в халат. Так я оказался гостем из большого мира.
 Вначале все шло хорошо. Ведь это так заманчиво – все бесплатно. Только одно удовольствие. Но цена была огромной – это я сам. Моя личность. Вначале это казалось игрой. Я буду жить в Белом городе, а вечные стражи будут охранять меня. Я буду служить Высшему благу, а благо будет служить мне. Главная цель этого государства – сохранение личности Государства, но не его подданных. Рожденные свободными мы попали в рабство. Все, что у нас было — это мечты, фантазии, грезы, эмоции, музыка, стихи, само наше существо — самость, стало делом общественным. Всему этому причина — это мой огромный эгоизм, ложное эго, которое раздулось до невероятных размеров. С тех пор, как я попал в Шамбалу, меня не стало. Это билет в один конец. Если ты встал на этот путь, то дороги назад уже нет. Есть только будущее, которое мы творим совместными усилиями. Мой внутренний проводник обещает мне открыть все секреты, все тайны мироздания, бытия и вывести меня из духовного ада к познанию бога.
 Первое, что я почувствовал при встрече с Равносущным — это мистический страх бесконечности. Ночь, город засыпает. Благоговение перед непостижимой силой. И я ее часть. Я — живой. «Но как ты распорядишься своей силой?» — спрашивает проводник. Ты уже часть этой духовной планеты, но помни — Закон суров. Покой жителей Белого Города никто не может нарушить. Прошлое было игрой воображения, будущее — игрой в иллюзию. Настоящее — слово данное. В этом мистическом городе может случиться все, что угодно. Вы повстречаете мудрого человека, который передаст Вам свой дух, свое мироощущение. Осознание свободы космоса, мироздания, соединение с высшим Сверхбытием.
 Вечером город усыпляют. Последние звуки света. Я вижу врата рая. Готовлюсь к моменту истины. Когда же произнесут мое имя? Вера подкрепляется делами, поступками, словами. Живые и мертвые лица. Чтобы понимать людей, отображать характер человека, нужно работать над собой часами. Вечером, откушав волшебный порошок, я стал ожидать секрета: какой человек живой, а какой мертвый? Где обитает душа? И есть ли у души природа? Кто такие великие души? Как душа входит в бренное тело и как его покидает? Что такое духовная сила?
 Я очнулся и увидел перед собой комнату с двумя зарешеченными окнами. Из коридора падал мягкий свет. В комнате стояли кровати, на которых спали люди. Одна женщина разбирала свои вещи и позвала санитарку. Донеслась фраза: «В Освенциме мы живем!» В коридоре шла уборка. Я начал приходить в себя. Я подошел к своей кровати, сел на нее. Почувствовал запах человеческого кала. И я решил, что стал мертвым. Я смотрю в окно. Тепло от батареи. Вот когда начинаешь ценить жизнь… Родился, не приходя в сознание. В комнате на другой стороне девушка чихнула два раза. Дружба — лучший учитель. Богоосознание, божественное сознание, богосозидание. Мне приснился сон — мое тело сжигают в огне. Я просыпаюсь. Утро. Женщина Вера одевается и поет песню. Так радостно ей! Город просыпается. Еще немного — и женщина плачет. А я становлюсь бесстрастным наблюдателем. Солнце стоит высоко. Чистота сердца, высота сознания, радость сострадания. Я радуюсь новому дню. Как я утверждал ранее, я потерял лицо, т.е. чувство собственного достоинства. Попив кофе, я набрался сил, и выплеснул свое творчество на бумаге:
 «Чтоб мечта осуществилась, у меня силенок мало. Ощущение всесилия. Я — как белая бумага. Сон окончен. Я проснулся. Сильный дух достоин света. Я люблю, пишу и верю. Есть хорошая примета. Я отшельник мироздания. И в сознание вхожу. Только спутник понимания. Я хороший, я дышу. Я уверен в нашей встрече. Не разлука — это вечность».
 Опять солнце садится. Я боюсь того безграничного космоса, который разворачивается передо мной. Этот мир для меня подобен духовному аду. Мне надоело играть в людей. Если бы бог сказал солнцу: Остановись! — Оно бы остановилось. Я верю в абсолютное Да! — Ом — начало. Я выбрал себе религию, верю. И поэтому я считаю себя мертвым. Мне не нужны ни травы, ни цветы, если в мечтах нет тебя, мой бог.
 Осень — это волшебное время, когда на деревьях желтеют лица. Да-да, Вы не ослышались — у каждого дерева есть свое лицо. Одни лица бывают худосочные, другие накрахмаленные. Третьи — слабосильные. Эти деревья говорят: «За мной, вперед в светлое будущее!» Но я то знаю, что любовь — дело настоящее, а не вымышленное. Сколько сказок перечитал я по-русски, чтобы понять, что все это — только обман зрения. Дукха  называется. 




 Госпиталь Святого Стефана.
 4 утра. Я просыпаюсь от ужасных криков: "Помогите!" Передо мною молодая девушка. Она лежит привязанная к кровати и бьется в истерике. Я спрашиваю ее имя. "Мария!" - отвечает она. По характерному запаху алкоголя я понимаю, что девушка пьяная.
 Я вспомнил, что плакал вчера и сам лежал связанным, не понимая истинных причин своих слез. "Почему ты плачешь, это бренное тело?" Я подумал, что причина кроется в обиде на себя, в том что я отличаюсь от окружающих. Ощущая свою непохожесть, я одновременно хочу быть полезен им. Я почувствовал, что на миг меня отключили от системы, и я сорвался. Это проявилось в непроизвольных слезах и потере смысла, цели в жизни.
 После обеда я пребывал в прострации, но стремился к реальности. Я попросил у A.N. ключик от книжного шкафа. "Оглянись!" Перед моим взором предстала Алиса и тумаками отправила меня на койку-место.
 В истории меня больше всего интересуют личности, передающие духовный свет этому миру. "Кто бы мог стать объектом моего исследования?" - задался я таким вопросом.





 Выпив волшебного порошка, я снова бросился писать о женщине, которая осветила мой угасший путь. У меня не появлялись мысли о смерти, скорее о вечной жизни, которая всем нам уготована после смерти. Сейчас я ощущал себя живым здравомыслящим человеком, способным описать свой путь к бесконечности. Я знал, что этой бесконечностью всё и закончится. Моя частичка души сольётся с божественной реальностью. Это уже было в прошлом, и я надеюсь, что это повторится в будущем. Но пока здесь на Земле есть адресаты, которым я посвящаю своё послание.
 Осень встретила город холодным дождём. Я прошёлся по парку и сел около пруда. Осеннее солнце слепило мне очи, и рядом была она. Она привела меня к этому пруду, по которому плавали утки. Я особенно не задумывался о жизни, а что же будет завтра. Просто ощущал себя в реальности действующим лицом, субъектом, а не объектом деятельности. Знание того, что мои мысли субъективны, не сколько ни снижала моей надежды познать окружающую реальность, а доза волшебного порошка помогла мне сохранить своё тело для дальнейших мыслительных опытов с ним.
 Вечер подкрался к моему окну чёрной кошкой, и теперь всё, что осталось за окном, поглотили сумерки. Я как начинающий историк решил записать свою историю на бумаге. Началась моя история в один весенний вечер, когда мы сидели у костра, а моё тело страдало от голода и холода, но я был в коллективе, и по сути страдания ни какого не было. Просто это было реальностью: весна, вечер, костёр, люди и она. Она протянула мне вафлю, и я подумал, что вся эта история начинается с меня. Или скорее с появлением моего тонкого тела. Вот мы в палатке, я сжимаю её руку. (Нет, мне надоело про это писать). Как заглянуть человеку в душу? Как почувствовать эту душу? Простым перечислением фактов я не могу описать реальные переживания и свои ощущения.



Однажды, когда передо мной встал вопрос "быть или не быть", я выбрал "не быть". Я достал из ящичка стола горошину с надписью "не быть" и проглотил её. Я представлял себе "небытиё" так: как только я проглочу горошину, передо мною погаснет свет, и я окажусь в полном "небытие", но вышло всё не так. Сначала меня объяла тихая радость. Я лежал и пел свои любимые песни, а потом спокойно отошёл ко сну, но это был не сон. Я чувствовал, как жизненная сила медленно покидает меня. Нет сил писать.


Священный страх перед бесконечностью. Что такое реальный мир? Когда будут развеяны все иллюзии, останется истинная реальность. Но что это? Что будет с моей личностью в будущем? Когда будут сняты с личности все покровы, все оковы бытия, что произойдёт с моим сознанием? Если жизнь подобна сну, то что произойдёт при пробуждении? На эти вопросы при теперешнем бытие я не могу ответить. Но найдутся личности, которые знают ответы. Подобно цветку, распустившемуся при свете дня, моя душа открывается перед нектаром  искренности и чистоты.
Человек и цивилизация. Что может сделать личность в масштабах человечества? Ведь человек всего лишь песчинка на берегу океана первопричин.
Раньше я не задумывался о смерти как о чём-то реальном, но потом смерть вошла в мой дом, и я оказался один. Сейчас я духовно пуст. У меня нет учителя или наставника, который может судить, насколько верны мои воззрения на мир, на человека в нём. Я подумал, что личность нужно рассматривать в динамике. Её появление, её становление. Человек из толпы или "человек из бутылки". Что-то законсервированное, костное, не способное меняться перед новыми обстоятельствами. Мне представляется, что таким я стал в одиночестве. У меня появилась возможность "просыпать время". Ты засыпаешь, видишь иные миры, а потом просыпаешься и забываешь, чтобы снова заснуть.Что может значить письмо, написанное одиноким человеком в огромном по масштабам мире, где стираются границы осознанности и навязывается массовая культура почитания достижений цивилизации.
Природа осталась для меня за окном, и я погрузился в чтение различных текстов о человеческой природе. Так я познакомился с Ф.М.Достоевским, Э.Хемингуэйем. Я погружался в их мир подобно ныряльщику, который добывает жемчуг. Так я накопил небольшое состояние, и у меня возникла потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Моё теперешнее положение позволяет мне с помощью рукописи общаться с тем большим миром, с которым я всё ещё опасаюсь сталкиваться напрямую. Прошло полгода, я всё ещё открываю свою потёртую тетрадь и делаю кое-какие записи. Мои знания о мире не выходят за рамки небольшой комнаты, в которой я сижу на полу и предаюсь размышлениям о жизни. Меня стали больше волновать эти самые размышления, чем реальная жизнь.Сегодня был снегопад. Я стоял у окна. Скоро весна. Я затушил свечку в аромолампе. Необычное состояние в мозгу.Мысли куда-то уплывают, и я подобно лодочнику пытаюсь предать им нужное направление. Это тоже работа. Моя работа во всяком случае. Днём солнце пробивается из-за розовых штор, и я понимаю, что день ещё не минул. Это очень опасно, когда мысли не имеют правильного выхода. Клубок и спицы. Или крючок. Ты нанизываешь на него петли - это буквы в словах. Кстати, к весне я связал себе шарф. Он двухцветный - красный и фиолетовый по краям. Так прошла зима. Мне не спится после полуночи. Аромат эвкалипта наполняет комнату. Помню ночью я ходил гулять в ближайший парк, но это не помогло. Последний раз я дошёл до пруда и повернул назад, хотя раньше никогда так не поступал. Наверное, не возвращался вовремя. Комната как будто наполнена едким бесцветным дымом. Я дышу им, и голова медленно наполняется как сосуд с водой. Я раньше раздумывал о разных занятиях, но больше склонялся к труду творческому. Я написал пару поэм, понятным знакомым, и даже мечтал о романе, который воплотился в рассказ "Живые и мёртвые". Я, конечно, писал о себе как о главном герое, который всё чувствует, переживает. Но мне не хватало действующих лиц. Живым или мёртвым попеременно был я сам. Кстати, я стал собирать священные книги. У меня накопилась небольшая библиотека, но книги до сих пор пылятся на полках. Конечно, кое-что я прочитал, но когда я остался один, то понял, что конфликтовать мне не с кем, даже по поводу этих книг. Я очень много раз думал о паломничестве к святым местам, но моё желание оставалось не реализованным. Мир в себе. Я принялся глубоко копать как геолог, пытающийся найти источник чистой воды. Я один раз ходил на кладбище. Печальное зрелище. Мои стихи никогда не знали совершенства. Так я принялся за прозу. Описывать отражение мыслительной деятельности в черепной коробке под силу каждому. У меня на дверце шкафа висит колокольчик с выпускного вечера. Я окончил школу около десяти лет назад и только недавно избавился от тетрадок. Я пошёл в магазин и купил себе три чистые тетради: две с сиренью и одну чёрную с цветами. Мысли опять убегают туда, к Будде. У меня напротив моей "кровати"
стоит изображение Будды. Золотое божество на синем фоне в белой рамке. Мне когда-то подарил один монах. Я даже как-то мечтал родиться в те времена и встретить живого Будду. И ещё нирвана. Как-то я нашёл в своих записях, что это такое особое состояние сознания, когда ум начинает творить. Возможно, я заблуждаюсь, но ведь нирвана - это "выход из леса".
  Сегодняшний вечер начался у меня с состояния неведомого страха. Чего боится разум? Или такое состояние присуще сердцу. Остановить в потоке время. Из глубины веков позвать озарение и включить сознание на полную мощность. Когда-то в прошлом один философ писал, что он уникальная личность в мире и противопоставлял себя другим. Я даже перевёл его текст к себе в тетрадь, но по давности лет забыл его имя. Мой рассказ "Живые и мёртвые" начинается с того, как я забыл своё. Ещё там упоминается волшебный порошок, который рассказчик временами употребляет. Когда герой был болен, то один учитель, он же и врач, сжалился над ним и дал ему этот порошок. Герой исцелился, но чтобы болезнь не настигла снова, он принимает это лекарство. Так учитель ушёл, а волшебный порошок остался. А болезнь эта связана с потерей души, у героя хотели похитить душу. Когда запасы волшебного порошка заканчиваются, герой становится другим человеком, злобным и мстительным, мечтающим обладать тайной времени и останавливать солнце, ищущим когда-то потерянную возлюбленную, с которой они когда-то встречались в лесу. Сейчас герой ведёт затворнический образ жизни и не мечтает о подвигах материального характера. Он мечтает как когда-то во сне увидеть первопричину и пережить слияние Атмана с Брахманом. Я даже читал книжки по древнеиндийской философии, но пока не нашёл там подходящего мне толкования этого процесса. Это как будто пущенная стрела попадает в цель. Но герою пока не с кем поделиться мыслями в своём затворничестве, и он общается неведомым образом со мной. Я подошёл к столу и зажёг свечу в аромолампе. Стрелки часов показали далеко за полночь. Мой герой примостился у стены и начал свой рассказ. Многие люди помнят себя с детства, но я считаю, что начал свою сознательную жизнь с юности. Раньше я жил неосознанно, но потом после описанной мною ночи я пробудился к сознанию. Сохранять достигнутое состояние у меня не всегда получалось, но сейчас благодаря волшебному порошку я способен рассуждать здраво и не путать жизнь со сном. По крайней мере, бессознательное теперь всё меньше вторгается в мою жизнь и я не вижу наяву причудливые грёзы небытия. Я знаю как я родился и умер, и этого пока с меня достаточно. Даже просто помнить об этом. Я изучил много сакральной литературы и мечтал всегда дойти до вершины того или иного учения, но как только я достигал пика и хотел остановить мгновения, я снова оказывался на Земле. Потом я познакомился со смертью и понял, что выход есть всегда. Я решил занять себя полезным делом и решился описать одну древнюю цивилизацию. Я понял, что всегда жил в ней, но раньше в это не верил, а просто жил. Я слагал стихи про своих возлюбленных, а потом сходил с ума, но меня прощали. Сейчас всё изменилось, я остался один и захотел стать свободным от "ложной мирской любви".


  Я подумал о том, что когда я оставлю это тело, моя душа устремится туда, где ей будет хорошо.
  Она выберет меня, потому что там, где я окажусь не будет раздоров и склок. Там будет мир, благоденствие и процветание. И тогда там буду я.
  Я запахнулся в домашний халат и начал слушать музыку. Прошло несколько часов после принятия волшебного порошка. Облака плывут по голубому небу, а я так и не смог прочитать цвет твоих глаз. Я читал улыбку, но глаза - зеркало души - оставались для меня тайной. Я вспомнил "три секунды" одного дня. Четвёртой секундой была твоя улыбка вчера. Я удивился, что моё сердце это выдержало. Человек поместил душу в сердце. А когда душа выходила из сердца, он умирал. Он мог часами бродить по зелёным улицам и паркам в поиске своего сердца. Часами. "Где моё сердце?" - спрашивал человек. "Кто я и куда я иду?" Но на этот вопрос ему никто не мог ответить.
 Однажды в этот мир пришёл зверь. И он решил съесть человека. Но человек сказал, что самого вкусного ( а это его сердце) у него нет, и тогда зверь отступил. Но зверь продолжил охоту: "Верни мне своё сердце!"
  Мы с другом часами могли говорить о поэзии. Говорить стихами. Но в каждом из нас живёт этот зверь. Победи зверя в себе.


  Я понимаю, что перед лицом высшей силы моя жизнь не имеет никакого значения. Я всего лишь песчинка на берегу океана Первопричин. Я всего лишь песчинка, моя жизнь не имеет высшей ценности, и Абсолют властен делать со мной всё, что угодно. Если океанская волна смоет меня и перенесёт на другой берег, то я покорюсь её воле, разве смеет песчинка роптать. Если на берегу найдутся миллиарды подобных мне песчинок, то я буду рад этому. Разве можно роптать на одиночество, когда всё одушевлено - и этот берег, и океан, и время. Кем бы ты не был - мирянином или отшельником - ты всегда находишься под покровом Божественной сущности, веришь ты в это или нет.
  Как солнце, что встаёт на востоке и заходит на западе, как луна, что сияет на ночном небе, так и душа сияет на небосклоне проявленной Вселенной. Божественная сущность - это сокровищница, из которой душа черпает неповторимую энергию сути жизни. Когда душа вступает в поток, то жизнь начинает наполняться неизъяснимым нектаром. Душа начинает искать эту сущность в самой себе. Океан сладости, умиротворённость, благость приходят в душу, и ей начинает открываться высшая истина, то к чему она всегда стремилась и искала.
  В потоке лет мы не замечаем мгновений, но каждое мгновение по своей сути прекрасно. Если взять временную спираль и раскрутить её в обратном направлении, то непременно к тебе придут гости из прошлого. А сам ты станешь гостем из будущего.




   Белочка боялась Мастера. Мастер любил Белочку. Когда Мастер был сыт и здоров, работы не велись. Зато когда Мастер был пьян, то он садился, брал в руки перо и писал какую-то только ему понятную абракадабру. На дворе стояла осень. Был вечер. Мастер был наедине со своими мечтами. Ещё 68%, и батарея разрядится, думал он: "Наедине со Вселенной. Где-то таится загадка внеземного разума". Был ли у Мастера Разум, оставалось загадкой даже для нас.


   Я выпил чаю, покурил и принялся читать новую рукопись романа "Живые и мёртвые". Мастер боялся умереть, и Белочка боялась за Мастера. Их сердца - камни, их души - личности дьявола. Кто же я? Люди - это мои руки и ноги, Я - Божественный Разум. "Кар-кар!"- говорит мне ворона. Она предупреждает меня об опасности такого знания, которое получают посвящённые в практики бахти-йоги. Вокруг меня не духовный мир, а матрица, в которой я нахожусь. Куда ты убежишь от себя? С какой скоростью надо писать, чтобы чего-то достичь? Уважения, славы, семьи, контроля над собой, секса, оргазма или безумия.
37 Милосердие
Константин Задорожный
- Донна Виола, поешьте что-нибудь… У нас есть сухари, несколько яблок, - молодой матрос виновато смотрел на неё.

- Спасибо, Рикардо, я не голодна. – Виола нашла силы улыбнуться. – Может быть, утром.

«Если оно настанет, это утро» - мрачно сказала она про себя. - «В таком плавании всего можно ожидать…»

Девушка устроилась на корме баркаса, на жестких канатах, и накрылась теплым плащом, отороченным мехом рыси. Боль утраты, голод, усталость притупились, осталось только невыносимое ощущение страха перед неизвестностью. Она уткнулась лицом в пушистый мех и закусила воротник, чтобы не расплакаться.

«Я дочь гранда, мне нечего бояться. Мы живы, есть запасы еды и воды. Опытные моряки найдут дорогу домой – рано или поздно».

Она вспомнила свою наставницу, седую, сморщенную старуху Адаки. Провожая её на пристани, Адаки говорила: «Неизвестность нужно встречать лицом к лицу, а опасность – тем более. Не трать силы на страх, они понадобятся тебе для решения задачи. Любая угроза – это лишь задача с некоторым числом неизвестных. Раскрывая их по одному, ты найдешь правильный ответ. Только и всего, моя милая, только и всего…»

Больше суток их носило по бурному морю, после того, как «Прекрасная дева Арнита» отправилась на дно, в царство русалок и морских змеев. Её спутница, донна Анна де Контильяс, вечно хмурый боцман и ещё пять человек никогда больше не вернутся домой, к зеленым холмам Заячьего острова. Сейчас матросы, вымотанные борьбой с волнами, вповалку спали на дне баркаса. Ночное море было тихим, они спустили парус и только Виола и Рикардо, сидевший у руля, видели серп молодого месяца и россыпь звезд над головой. Матрос еле слышно напевал грустную песню, девушка поплотнее закуталась в плащ и незаметно уснула.

***

Проснулась она от холода. Над морем стоял густой туман. Онемевшее тело ныло, Виола, подавив стон, пошевелилась, разминая руки и ноги. Ночь плавно перешла в серый, промозглый рассвет. Девушка огляделась. Рикардо спал, опустив голову на руки. Лодка дрейфовала сама по себе. Виола протерла лицо напитавшемся сыростью краем плаща и … замерла от страха. Низкий, гнусавый стон просочился сквозь туман и наполнил её ужасом. Казалось, баркас плывет в пасть Левиафана, отвратительного морского чудовища, собирающего кровавую жатву прошедшего шторма. Зов повторился и Виола, найдя среди лежавших двоюродного дядюшку, капитана де Марко, на четвереньках добралась до него.

- Дон Стефано, дон Стефано!

Седой капитан потёр лицо и приподнялся на локте.

- Что такое, чика? Что случилось?

Виола вцепилась в его камзол.

- Слушайте, дон Стефано… Там… Что это?

Протяжный звук снова наполнил туман, на мгновение оживив серые тени.

- Не знаю, чика… Но, пожалуй, пора на вахту. Не волнуйся, милая, мы тебя защитим. Эх, а я ведь помню, как качал тебя на коленке. Какая ты стала большая...

Де Марко погладил её по голове и встал.

- Подъем, подъем, дохлые каракатицы! Пречистая Дева уберегла ваши душонки от адской сковородки, так постарайтесь оправдать её надежды!

Матросы зашевелились.

- Рикардо, раззява ты этакая! Спишь на руле! Пните его там как следует! Живее, живее, креветки вареные!!!

Капитан удовлетворенно подправил усы, прислушался и вдруг гаркнул.

- А ну тихо все! Молчать, как рыбы!

Дождался тишины и, поставив ладони рупором, закричал в серую непроглядную пелену: «Ого-го!» На мгновение замер, кивнул и обрадованно заорал: «Все на вёсла! Гребите, черти полосатые! Рикардо, курс прямо!»

- Я услышал эхо, чика. Может быть, впереди берег, - медленно сказал дон Стефано, вглядываясь в туман.

«А может быть – чудовище» - подумала девушка, поёживаясь.

- Что бы там ни было, я предпочел бы встретиться с ним на суше, - ответил на её мысли капитан. – Впереди рифы! Право руля, Рикардо, право руля! Пречистая Дева услышала наши молитвы!

***

Через несколько минут Виола услышала шум прибоя. Матросы налегли на вёсла, баркас рванулся вперед и, подгоняемый волной, скоро зашуршал дном по гальке. Берег казался стылым и неприютным. За небольшой полосой отлива, покрытой темными водорослями, виднелся каменистый обрыв.

Виола взяла дорожную сумку и вопросительно посмотрела на капитана. Де Марко ободряюще улыбнулся.

- Не пропадём, чика.

Понемногу поднялся ветер и по берегу покатились серые клочья тумана.

- Вы двое охраняете баркас, остальные за мной!

Капитан проверил, хорошо ли выходит меч из ножен и церемонно подал девушке руку.

- Прошу, моя принцесса! Если эта земля необитаема, клянусь, я назову её вашим именем!

Виола смущенно покраснела и спрыгнула на сушу.

***

Они довольно долго шли по пустынному пляжу. Высокий обрыв по-прежнему тянулся неприступной каменной стеной, тишину нарушали лишь хруст гальки под ногами и пронзительные, тревожные крики чаек. Наконец капитан остановился и хмуро покачал головой.

- Вернемся к баркасу и пойдем в другую сторону. Должен же этот обрыв где-то закончиться?

Низкий, протяжный звук рога заполнил пространство, заметавшись между сушей и морем. Матросы, озираясь и доставая ножи, столпились в круг. Мгновение, и из тумана показались тёмные, причудливые фигуры – то ли люди, то ли чудища. Рогатые, шипастые, в страшных масках, вооруженные арбалетами и длинными рогатинами. Под оглушающий рёв рога показался предводитель, восседавший на рослом коне, покрытом броней из костяных пластин. Пару ударов сердца он молча смотрел на моряков, потом поднял руку и показал на девушку, прорычав короткую команду. Нападавшие дружно шагнули вперед. Рикардо загородил Виолу собой и, натолкнувшись на толстую арбалетную стрелу, рухнул ей под ноги. Виола всмотрелась в темные глаза всадника, блеснувшие в прорезях маски и лишилась чувств.

***

«Теперь ты». - Адаки переходит к следующему больному. – «Он безнадежен и мы можем лишь облегчить страдания».

Адаки печально кивает. Виола кладет ладони на горячие виски старика, закрывает глаза и начинает негромко, протяжно петь: «Хайо-хейя, хайю-хейя… Айю-айо, хейя-хейя…» Постепенно дыхание больного успокаивается, на губах появляется улыбка. Через полчаса, когда послушницы уходят, старик умиротворен и тих.

«Пока есть жизнь – есть надежда», - старая Адаки снова удручающе права. - «Только мертвецы не могут вести игру. Твоя партия заканчивается только смертью, всё остальное – лишь изменение условий задачи. Поражения не существует. Впрочем, и победы эфемерны… - но это мы рассмотрим на следующем уроке. А сейчас скажи мне, что такое милосердие?»

«Милосердие?» - Виола медлит. – «Милосердие это…»

«Смотри внимательно. Стежок к стежку, вот так…» - Донна Анна грозит ей пальцем. – «Виола, ты совсем не слушаешь!»

Девушка откладывает рукоделие и заглядывает подруге в глаза. «Анна, расскажи о своем возлюбленном!»

Та смеётся. «Ах, Виола, тебе ещё рано думать об этом!»

«Вон там – звезда Алголь. А вот эта, голубая, - Странник».

«Ты скучаешь по дому, Рикардо?» - спрашивает Виола, наматывая на палец выбившийся из прически локон. Матрос доверчиво улыбается.

Виола отворачивается к стене и сжимает в руке серебряный оберег. Она лежит в маленькой комнате, на простой деревянной кровати. Холодные каменные стены, охапка сена и ночная ваза в углу. Высоко под потолком отдушина, сквозь которую проникает тусклый солнечный свет.

Слышатся шаги. Дверь со скрипом отворяется, на пороге стоит верзила с неряшливой рыжей бородой. Некоторое время он молча смотрит, потом качает головой.

- Пошли.

Полутемные коридоры приводят в залу. Здесь жарко пылает очаг, на полу разбросана солома, на стенах висят копья, мечи, щиты... За грубым деревянным столом сидит крупный черноволосый мужчина в потертой кожаной одежде. Какое-то время он делает  вид, что не замечает вошедших и занят исключительно трапезой. Жадно вгрызается в куски жареного мяса, запивая пивом из кувшина. Запах дразнит ноздри, рот Виолы наполняется слюной.

- А, пришли! – Хозяин вытирает рот и кидает кость под стол, откуда раздается утробное ворчание. – Присоединяйтесь, благородная донна, мы тут люди простые.

Виола насмешливо кривит губы, не двигаясь с места.

- Что, не нравится? Вилли, ей не нравится! – указывает на девушку костью. – Она брезгует! А, точно! Я ж забыл представиться!

Хозяин встаёт и шутовски кланяется.

- Я Эрик. Лорд этого замка и острова Трех Камней. Ты, детка, можешь звать меня Эрик Красивый, если захочешь.

Чернобородый облизывает губы и, похотливо оглядев Виолу, громко хохочет.

Рыжий Вилли присоединяется к веселью своего лорда.

- Ладно, - Эрик опускает тяжелую руку на стол. – Ты Виола де Бранко, единственная дочь владельца Заячьего острова. Дурацкое название! Но денежки у него водятся. И если твой папаша хочет получить дочку назад, то пусть платит. Как считаешь, Вилли – пять тысяч золотых не слишком маленькая цена за такую красавицу?

- В самый раз, - хрипит верзила.

- А ты что думаешь, молчаливая моя? – Эрик слегка подается вперед.

- Для тебя хватит одной крепкой веревки, - негромко говорит Виола.

Эрик хохочет, но глаза его наливаются злобой.

- А у нашей пташки есть коготки! Впрочем, судить о выкупе – не бабье дело. Я добрый, детка. Я не буду повышать цену. Я даже не возьму выкуп за твою команду.

Он снова прихлёбывает из кувшина и вытирает рот, глядя на Виолу бездонно черными глазами.

- Они мне и даром не нужны. Я их просто повешу. По одному человечку в день. Один день – один висельник. Поняла? Если ты не будешь со мной поласковее, крошка. Нам здесь так тяжело без женского общества…

Виола молчит.

- Так мне ждать тебя сегодня вечером? – вкрадчиво интересуется Эрик.

- Да.

- Потрясающе! У нее добрая душа, Вилли! Я сейчас заплачу…

Виола закрывает глаза.

- Человеческая жизнь бесценна. Я приду.

Эрик глубокомысленно кивает.

- Да-да. Вилли, проводи красавицу в ее… келью. И захватите жратвы, что ли. Пусть подкрепится перед бурной ночью.

***

Сегодня красивый закат. Небо чистое, только вдалеке над горизонтом плывут редкие облака. Розовые, малиновые, оранжевые. Внизу прибой с грохотом разбивается о камни. Виола стоит у открытого окна в комнате Эрика. Человеческая жизнь бесценна и тот, кто отнимает ее – преступает законы и дольнего, и горнего миров. Участь его печальна, грех его безмерен и поступку его есть лишь одно оправдание – когда человек, прерывающий жизнь, делает это для общего блага, согласно Божьему промыслу.

«Пречистая Дева дает нам большую силу, девочка», - Адаки сегодня грустна. – «Ты можешь уменьшить боль, принести человеку покой. Всегда помни, что твои руки– только инструмент и их действие – лишь маленький эпизод в вечной борьбе света и тьмы. Просто делай, что должно и не кори себя, если что-то идет не так, как ты думала».

За дверью шаги. Эрик вваливается в комнату и ухмыляется.

- Привет, красавица. Я опасался, что ты бросишься вниз. Не передумала?

- Нет. – Виола пожимает плечами. – Здесь красиво.

Эрик берет ее за подбородок и грубо и жадно целует. Виолу передергивает.

- Не торопись, - девушка гладит его по груди. – Доверься мне и эта ночь будет лучшей в твоей жизни. Сядь.

Виола усаживает его на низкий табурет, кладет ладони на виски и начинает древнюю песнь: «Хайо-хейя, хайю-хейя…»

***

Крики чаек пронзительны и резки. Солнце за окном давно встало и морская гладь видна до самого горизонта. Погода тиха и волна мягко и лениво набегает на песок. Виола, улыбаясь, потягивается. Мягкая постель – одно из самых невинных и приятных удовольствий. За дверью грохот.

- Эй, Эрик! Просыпайся, черт тебя дери! Сколько можно дрыхнуть?! Или ты так утомился, что не можешь пошевелиться?!

Рыжий Вилли со смехом вваливается в комнату и застывает на пороге. Девушка невозмутимо смотрится в маленькое серебряное зеркальце, а седой, как морская соль, Эрик, сидя в углу, брезгливо обирает с себя невидимых букашек…

***

- А ну, пошевеливайтесь, креветки вареные! Педро, что ты ходишь в обнимку с грязным тряпьем? Выброси эту дрянь за борт! – дон Стефано, бледный, с перевязанной головой, тяжело оперся о планшир. – Ей-богу, чика, надо мной смеяться будут – ушел на «Прекрасной деве Арнита», пришел на «Плешивой утопленнице». Ну надо же так корабль назвать…

- Не будут. – Виола ласково погладила старика. – А хотите, по дороге закрасим название? Заведем новый судовой журнал…

- Они не обижали тебя, чика? – капитан нахмурился. – Странные какие-то разбойники. Сначала нападают, потом корабль дарят.

- Нет, дон Стефано, - Виола вздохнула. – Благодарите Пречистую Деву. Ничего, сейчас привезут пресную воду и отчалим.

Над замком раздался пушечный выстрел. На берегу показалась подвода, груженая бочками. Через несколько минут она добралась до пристани и матросы принялись закатывать темные бочки по громыхающим сходням.

Худой человек в черном плаще поднялся на борт и с поклоном подал девушке небольшую шкатулку. Виола осторожно подняла крышку. Внутри оказался серебряный браслет в виде змейки с рубиновыми глазками и свернутое в трубочку письмо.

«Драгоценная донна Виола де Бранко! Я приношу извинения за досадное недоразумение, случившееся с вами в моих владениях. Примите на добрую память этот маленький подарок. Корабль ваш, не трудитесь возвращать. Счастливого пути.
Рыжий Вилли, Лорд Трех Камней».
38 Сорока-помощница!
Нина Гаврикова
                СОРОКА-ПОМОЩНИЦА!
 
Никита бесконечно мотался по командировкам, поэтому отдыхать ездил только в деревню, в тишину и покой.

Отпуск – долгожданный, желанный, заслуженный!

Не нужен ему ни теплый берег моря, ни бескрайний океан, он и в родительском доме неплохо  почивал от дел праведных. Хотя последнее время стал называть себя дачником. И то, правда, жил в городе, а домой наведывался только на выходные да на праздники.

Лето выдалось дождливым, и осень несла сырость, промозглость, слякоть. Вечерело. Никита с женой ехали по размокшей чернильно-чёрной дороге, их тянуло на родину, хотелось надышаться чистым, родниковым воздухом, посидеть, как в юности, у костра, забыть о заботах и проблемах, да просто выспаться.

Прибыли на место, когда начало смеркаться. Вокруг ни души: стариков не осталось, молодежь давно по разным городам разъехалась, да и дачников с каждым годом становилось меньше.

Никита занёс в дом сумки, затопил печь. Валентина расположилась на кухне. В давно нетопленной избе выстыло, женщина зябко подёргивала плечами. А муж, управившись с дровами, притащил из терраски зимние рамы и сразу начал вставлять. Уговоры жены, что надо бы обтереть стекла от пыли, были тщетны. Русский богатырь и слышать ничего не хотел, главное оправдание – улицу-то не натопишь?! С молодецкой удалью заскочил на табурет, достал с полатей пакет с ватой и, как умел, законопатил окна. Валентина, вздохнув с досадой, махнула рукой – делай, как знаешь.
 
Поужинав, супруги вышли на крыльцо. Неуёмный ветер-труженик растащил тяжелые тучи в разные стороны. К ночи небо вызвездило. Подмораживало. Скромное обаяние северного предзимья растревожило души, каждый вспоминал своё и их общее житьё-бытьё. Безмятежная тишина убаюкивала сознание, лишь откуда-то издалека, из-за перелеска с автотрассы доносился еле слышный гул машин, да внизу между пологими берегами тихонечко пела колыбельную песнь река, её голос то становился отчетливее, то затихал. Взглянув на часы, супруги всполошились – пора спать.

Дом прогрелся, стало как-то по-деревенски уютно. Никита только положил голову на подушку – сразу захрапел, Валентина ещё долго ворочалась.

Раннее утро. Лучики солнца рассыпались по остывшей земле и с лёгкостью скользили между занавесками. В окно кто-то громко, требовательно стучал.

– Да что это такое?! Даже в деревне покоя нет. Ну, кто там ещё? – Никита, раздражительно поджав губы, в одних трусах прошлёпал к окну.

Звук то усиливался, то прекращался. Мужчина, отдёрнув лёгкую ситцевую занавеску, спросонья протёр кулаком свободной руки глаза и недовольно фыркнул:

– Ишь, чего удумала? А ну-ка, давай, лети отсюда. Кыш-кыш.

Через какое-то время послышалось шумное хлопанье крыльев и сердитое стрекотание сороки.

– Кто там? – спросила Валентина.

Никита, пожав плечами, присел на лавку:

– Представляешь, сорока на подоконнике клювом зацепляет и отрывает от стекла бумажный скотч, а мелкие кусочки на землю сбрасывает. Я занавеску откинул, стекло летней рамы запотело, видно вчера плохо проконопатил. Смотрю на сороку, она настырная и так увлечена, что ничего вокруг не замечает. А, когда услышала человеческий голос, безумно испугалась, головой во все стороны закрутила, потом меня в окне увидела, глаза в глаза посмотрела и так переполошилась, что с подоконника чуть не свалилась. Слышала, как громко застрекотала?
 
– Сорока–помощница! Увидела беспорядок и давай исправлять! Рамы-то мы с тобой ещё летом покрасили, а скотч убрать не успели, – Валентина соскочила с кровати и начала метаться по дому, отдёргивала занавеску за занавеской и с изумлением замечала – скотч до полуокон оторван.

Тогда  она спешно оделась, взяла в одну руку нож, в другую – табурет и выскочила на улицу. Муж в два прыжка оказался рядом:

– Куда это ты понеслась с утра пораньше?

– Пошла сороке помогать, а то ей выше не достать, - просияла улыбкой Валентина.
39 Я вернусь...
Ирина Кашаева
Небо над этим полем  поражает  своей чистой , лазурной синевой.
 Но эта земля помнит, как в 43-ем здесь  рвались   снаряды, как горели заживо  и умирали русские солдаты. Это был Ад.
 
Наши воины молили  Богородицу о помощи. Встав на колени перед боем, все они  крестились  и читали молитву.
И , во время побоища, ошеломлённые гитлеровцы видели Женщину в длинной одежде, заслонившей собою русских! Спустя годы,  они напишут  в своих воспоминаниях:
"Женщина была очень высокой, от земли до неба. Встала, широко раскинув руки и закрыла собою большевиков. Мы стреляли, но пули отлетали от Неё. В то же время, русские стреляли в нас и мы падали. Кто-то сказал, что это Мадонна. Она защищала русских..."
Шёл кровавый 41-й год. Родимая земля полыхала в огне.  Анна проводила на войну мужа и через год получила  похоронку.
Вдова не успела оплакать его, как пришла повестка её единственному сыну , восемнадцатилетнему Саше. Мать не хотела отпускать своего мальчика. Сердце кровью обливалось при одной только мысли, что Саша может погибнуть! Но шла война. Её сын родился мужчиной и встать на защиту Родины было его священным долгом.
Провожая сына, мать перекрестила его,  сняла с себя серебряный крест с распятием и одела  на Сашу.
-Я вернусь, мама!  Я отомщу им за батю! Жди меня!"-пообещал сын и... И всё!  Ни единого письма мать не получила от него...
Война полыхала всюду. В июне 1943-го их деревню разбомбили фашистские самолёты.
 Перепуганные сельчане твердили,  что немцы скоро  войдут в село и  расстреляют всех до единого. Все, как один оставили свои дома и ушли. И Анна с  соседкой Дарьей ушли тоже.

Женшины выкопали в лесу землянку,  покрыли  лапником и поселились в ней. Принесли с собой кое-какие съестные припасы из дома: картошку, квашеную капусту, сало. Собирали землянику, коренья.Всё шло в пищу.
 Лес вымер, в нём даже дичь не водилась.  Было голодно и очень страшно. Но  больше всего Анна боялась за свою кровиночку.  Как он там? Ни одного письма! Ни одного! Жив ли? Жив он! Жив! Если бы с Сашей что-то случилось , материнское  сердце тут же сказало бы ей об этом! Сашенька, сыночек! Кончится война проклятущая и её мальчик вернётся! Обязательно вернётся! Он обещал!
 Фронт приближался. Всё отчётливее слышался яростный  грохот  танков и лязг их железной брони.
 -Кто это? Наши или немцы?"-с ужасом гадала  Анна и  приближение  страшной неизбежности  охватывало её.
Однажды жуткий грохот стал просто невыносим.
 Голубое летнее небо почернело  от пыли, смрада и гари.  Вдруг... Долей секунды всё смешалось. Чёрное небо взорвалось и с грохотом рухнуло вниз.  Оглушительные взрывы сотрясли всё вокруг, дым побоища  закрыл солнце. Перепуганные женщины забились в своём крохотном укрытии. Грохот не умолкал, он становился всё невыносимее.  Казалось, что  кровь  вот-вот хлынет из ушей! И землянка не выдержит, рухнет и заживо похоронит их обеих.

Анна не знает, сколько времени продолжался Ад. Может быть, день,  неделю, может быть, целый месяц. Было черно от дыма и пыли, не разобрать, день  это или ночь. Вдруг она почувствовала, как сердце испуганно дёрнулось,  остановилось и задрожало беспомощно,словно  предчувствовало  беду.
-Саша, Сашенька! Родной мой!"-зарыдала её душа.
-Саша?!... Нет, я не могу даже подумать об этом! Не могу! Саша жив! Жив! Он вернётся ко мне!Господи! Не допусти! "
Но материнское сердце говорило   обратное... И Анна молилась. Молилась Богородице, Заступнице нашей, чтобы Сашенька  выжил!   Женщины не помнят, сколько времени они не выходили из землянки. Вышли, когда совсем стихли взрывы и  затих  грохот сражения.
Всё было черно вокруг, смрад выедал глаза. Очень хотелось есть, ещё больше-пить.
 
- Много, видать,  солдатиков наших  полегло! Нюра, пойдём,  посмотрим. Снимем с убитых  сапоги, рубахи, если они чистые и обменяем   на еду. Слышишь? Дело говорю!"-упрямо  теребила её соседка.
Но на Анну тут словно ушат ледяной воды вылили!
-Да ты в своём ли уме? Грех-то какой- покойников обирать! Они жизнь за нас отдали, а ты раздеть их хочешь?!"-яростно взбеленилась она.
-Дура ты малохольная!  Мёртвые они! Одёжа им теперь ни к чему! А мы живые с тобой! Живые!  Пошли!"-  Дарья талдычила своё и настырно тянула её за собой. 
 Анна  сопротивлялась. Говорила что  это не по-христиански, что ребятки -герои и что они за них погибли...
Но  Дарья всё-таки уговорила подругу. Когда дым  рассеялся и небушко  немного просветлело,они  вышли наружу . 
Поле было изранено, искалечено,  перепахано танками и усеяно человеческими трупами.  Вперемешку там лежали и наши, и немцы...

Напившись  людской крови, земля стала  багровой. Бессильно опустив стволы, стояли  некогда грозные  танки. Они горели. Анна прислушалась, может, живой кто? Нет, тишина. Зловещая,  гробовая тишина...

Женщины медленно  брели по израненному полю, снимая с убитых бойцов одежду и сапоги. Анна плакала. Ей казалось, что и её сын лежит где-то вот так же ,  раскинув руки. Она гнала от себя эти страшные мысли, но они  не уходили....

Наконец, нагруженые , женщины вернулись в землянку и легли спать. Дарья уснула сразу, а Анна долго ворочалась. Не спалось ей. Чудилось, что сынок её где-то рядом...А потом...  Анна  не помнит, спала она или нет.  Она увидела своего сына! Саша стоял перед ней почти голый, в одних кальсонах. Голова разбита и  окровавлена,  лица практически не было. Но это был он,  Саша! Её  сын!

-Зачем ты это сделала, мама? Зачем ты сняла с меня крестик?Зачем ты раздела меня? Мне  холодно..."-тихо произнёс сын и пропал...
 Вопль , вырвавшийся из материнской груди, сотряс землянку и разбудил Дарью. Анна была ни жива ни мертва. Дарья долго не могла понять, что произошло, долго не могла успокоить подругу.  Анна была в ужасе. Она рассказала Дарье о своём сне. Только сон ли это ?! Анна отчётливо помнит запах сыновней крови и слышит его голос... Она перетрясла все вещи, которые сняли с погибших и нашла свой  крестик! Тот самый, который  одела на Сашу!   А в одной из гимнастёрок мать нашла  красноармейскую  книжку с его именем и  фамилией! С его фотокарточкой! Фото было залито кровью, но мать узнала бы его из тысячи! Боже мой! Её сын! Она  уговорила Дарью
пойти вместе с ней на   поле  и отнести то, что они принесли оттуда накануне.
Над  полем недавней битвы занимался рассвет. Заря была ярко-алой, даже багровой. Как будто израненная земля отдала ей всю свою кровь.
Обходя убитых воинов, Анна  пыталась найти  своего сына. Но не нашла...
Тогда женщины  выкопали братскую  могилу и захоронили  солдат. Столько, сколько смогли. В ту могилу Анна положила крест  сына, его красноармейскую книжку  и одежду, которую они сняли с убитых. 
Вскоре немцев погнали на запад и женщины вернулись в родную деревню.

Мать так и не смогла принять,  что её мальчик никогда не вернётся к ней.  Молилась Царице Небесной, чтобы Она  явила чудо и Саша пришёл живым! И, хотя  этого не случилось, Богородица пожалела несчастную мать. Она явила великую милость и послала ей утешение: маленького мальчика-сироту. Анна подобрала этого малыша,   взяла к себе и вырастила  как родного. 
До самой смерти  мать ходила на место гибели сына,  как на его могилу...
40 Телефон
Саша Воробей
Она проснулась рано утром в субботу, вся в ожидании праздника. Как никак уже несколько дней ей 18 лет. За окном было ясно, солнечно, по-летнему. В общаге, как и во все субботы, было темно, все спали, а мирное посапывание стояло не только над ее комнатой 563, но и во всех коридорах и над самим зданием общаги. Быстро перекусив, она почти вылетела из холодного здания и побежала на остановку. Настроения прибавил тут же подъехавший «91-с», ее любимый автобус, который всегда отвозил ее к железнодорожному вокзалу, откуда она отправлялась на свою родину, в деревню. В душе был праздник - она ехала домой. Не просто так, а за телефоном.

Телефоны тогда только появлялись. Это были тяжелые «кирпичи», у которых еще не было тех функций, которые сегодня предлагают наперегонки нам смартфоны. На ее первом курсе у большинства студентов телефоны уже были, а у нее еще нет и ей так этого хотелось, что она «выпрашивала» телефон у родителей почти весь год, а они и пообещали.

И вот после звонка по случаю дня рождения от мамы она услышала заветное «Приезжай поскорее. Тебя ждет подарок, который ты так просила!». Долго тянулась неделя учебы, ничего так не хотелось ей, как сесть в этот автобус. И вот это случилось.

А в нем, всегда аккуратном, с чистыми выглаженными шторками и добрым кондуктором, в такой ранний час были только старушки и старички. Она села у окна в самом конце автобуса, достала мелочь. Снова остановка, за ней еще одна, в автобус заходят пассажиры, по больше части пожилые. Нужно уступить место добрым бабушке и дедушке.

Спасибо, дочка! Школьница? - спросила бабушка, улыбаясь.
Нет, студентка.
Какой курс?
Первый.
Куда это так рано?
В деревню, к родителям.
Юристом небось будешь?
Нет, филологом.
Это кто такой?
Я буду учителем русского языка и литературы - ответила она с застенчивой улыбкой.
Ой, ну надо же. Трудно же тебе будет. Не уважают это у нас… - с каким-то сожалением ответила старушка, но она точно знала, что все получится. Или уже смирилась с трудной жизнью в будущем.

Да, профессия была у нее нелегкая, но она любила ее, любила читать, чувствовать родной язык, наслаждаться его безграничностью… Еще в 11 классе она не представляла себе, кем будет и на кого будет учиться. Просто когда шла домой мимо леса с оврагом, молила бога о том, чтобы получала образование для души. Просто для души, а не для заработка, положения или потому что модно. Поэтому она попала на «фф», как называли старейший факультет его студенты.

Автобус подъехал к остановке с вокзалом. На этих мыслях о будущем она спрыгнула с последней его ступеньки и помчалась покупать билет, оставив все сочувствия и возможные тяжести жизни в этом автобусе, из которого с жалостью на нее смотрели старики.

Обычный синий пыльный поезд, обычная суматоха в поисках платформы, удобного места, чтобы из окна ничего не пропустить - все это радовало ее, предвкушало долгожданное двухчасовое путешествие сквозь красивые леса, таинственные горы, аккуратные бескрайние поля, незнакомые города и деревни. Вот и тронулся поезд. Можно уйти в свои мысли. Учеба, книги, будущее, фильмы, может быть, Тарковского или Феллини…

Тепло на платформе у родной деревни. Никто не встречает, но это не беда. Ее деревня… Она любила ее как Родину, любила поле напротив дома с ягодами, синие манящие горы вдалеке. Вот и снова это поле, а на нем старый дуб, по которому она любила лазить ради прекрасных видов.

Нахлынули воспоминания… Та огромная гора в Большехехцирском заповеднике тем утром, когда они поехали с отцом за кишмишом? Она была вся окутана легким невесомым туманом, делавшим ее таинственной, неземной, воздушной, но огромной, величественной, недосягаемой. Сам воздух здесь был иным. У подножия горы она почувствовала себя песчинкой, от соприкосновения с великим захватило дух. Такое не забыть. Тем более что она принесла домой клеща, сумела сама сорвать его с плеча и смыть в туалет, чувствуя себя героем.

А эти небеса? Бескрайние, в которых либо тишина, либо настоящие бури вселенского масштаба. А эти названия в лесах? Элеутерококк, заманиха, аралия манчжурская, бархат, лимонник, зверобой, магнолия, актинидия, женьшень. А имена В.К.Арсеньева, Крашенинникова, Окладникова, Дерсу Узала? Если бы только знал их царь об этом подлинно и по-настоящему, а не издалека, если бы мог проникнуться уникальной культурой региона и тем более его людьми, не было в народе мыслей о том, что «нас отдадут Китаю», что «мы все равно не нужны там, в центре», что «там справятся и без нас». Нет, не справятся. Мы тут и мы - ваша часть, уважаемые.

Природа, прекрасная дальневосточная природа, тишина до звона насекомых, чистый воздух и вода… Напитавшись всем этим, она отправлялась в город, к знаниям, карьерам, возможностям. Все было бы хорошо.

Но она не ладила с отцом, который познакомил ее с лесом, травами, деревьями, той горой. Когда она была маленькой, они ходили «по ягоды», «по марям», горам и она видела огромный отпечаток лапы тигра, слышала рев медведя, не пугаясь этого, ведь она была здесь не одна, а с отцом. Но время шло, жизнь становилась сложнее, она стала отдаляться от него, не находила слов для общения, уехала в город. Его жизнь тоже была непроста - еще дети, обязанности, кредиты…

Нет, телефон ей почему-то не подарили, хотя этого так хотелось. Было очень обидно и, попив чай, она, не поговорив с отцом, ушла на вокзал. Ее душили слезы, ведь телефон ей обещали, ведь это было нужно больше всего, больше природы, встречи с родными, их поздравлений и каких-то других подарков.

Все шло к дождю, пропала легкость и на ее месте возникла тяжесть, становилось пасмурно, - и в душе, и снаружи. Ждать поезда пришлось около трех часов. Нечего делать, придется сидеть в здании вокзала. Время шло как-то быстро, под звуки проносящихся мимо поездов сердце сжималось от боли, обиды и нелюбви. Все-таки не любят. Не заслужила этого. Ну зачем тогда обещать? Но он мне нужен, больше всего нужен и его не дали…

Рой мыслей проносился в ее голове и она понимала, что приехала зря, что не приедет больше. Вокзал оживился теми, кто собирался ехать в город по своим делам. Можно развеяться и она, тяжело вздохнув, стала рассматривать все вокруг, а когда это наскучило, вышла в первую комнату вокзала и стала у окна. Дверь скрипнула и открылась. Это был ее отец. Он был в грязной одежде, грязь была на штанах, сапогах, на руках. Он пришел сюда сразу с огорода, не стал переодеваться, спешил успеть. Было ли ей до этого? Она не стеснялась этого никогда, любила его таким, каким он был, - трудолюбивым, мудрым, сильным, философом, так тонко размышлявшем о жизни.

И вот он дал ей ее первый  телефон. Просто телефон, который так был нужен ей. Которого на самом деле не могла себе позволить многодетная семья, но он так был нужен, его так сильно хотелось… Какой-то обычный Сименс, «печенька» без игр, а только звонки, сообщения, будильник. Она улыбалась, все тяжелое куда-то ушло. Они чуть-чуть поговорили, но, скорее, стояли молча, потому что в этом общении не всегда нужны слова. Потом он отдал ей коробку с документами на этот телефон, чтобы она прочла инструкцию.

Но не от телефона, а от какой-то безысходности ее снова душили слезы. Ведь они, многодетная семья, еле сводили концы с концами, ведь она еще ничем не могла им помочь. Она сказала отцу «Спасибо», они обнялись. Хотя они почти ни о чем не поговорили, ей было тепло. В такой большой любви, в особенности любви отца, можно было отправляться в город.

Этот телефон. Темно-синий, маленький, тяжеловатый. С ним так много было связано, так много тепла. И как он резко зазвонил на лекции, аудитория засмеялась, а преподаватель подпрыгнула и схватилась за сердце. Да что там эта преподаватель, она тоже схватилась за свое, испугавшись, что сейчас ее выгонят… И как она пыталась «переделать» его тем, что сдирала надписи маленьких буковок с клавиш, потому что уже знала их, а потом оказалось, что нет, не знала.

Да, она закончила этот институт, получила целых два диплома, стала работать. Но сквозь эту нелегкую жизнь она пронесла великую любовь. К малой родине, тому миру, который открыл ей отец, настоящий Мастер. Она всегда эти помнила бескрайние просторы, тот самый чистый воздух, от которой кружится голова. И эту любовь она несла и несет дальше сквозь строки, правильные запятые и тире, свои работы, и значит, все живо, а у царя еще есть время оправдать себя и обратить внимание на границы рубежей великого государства, где живут люди-легенды, народ, сила и подданые его.


Посвящено моему отцу…
41 Третий день отдыха в Тунисе
Алёна Шаламина
Елена и Петер отдыхали на берегу Средиземного моря, в Тунисе, в Сканесе - это район города Монастир. Они прилетели из Берлина и поселились в отеле в пятницу, а в воскресенье после обеда и послеобеденного купания в море пошли в торговый центр неподалеку, чтобы купить пляжную сумку. 

Когда в магазине платили за купленную сумку, продавец спросил Елену и Петера, не из Франции ли они.

- Нет, из Германии.

Продавец сказал по-английски:

- Мы любим людей из Германии. Мы не любим людей из России.

- Почему? - спросила Елена, тоже по-английски.

- Агрессивные, невежливые, - сказал продавец.

Выйдя из магазина, Елена сказала Петеру:

- А русским он, небось, говорит, что любит русских и не любит немцев.

Петер, хоть и имеет к людям из России опосредованное через Елену отношение, вспоминал слова продавца каждый раз, когда ему что-то не нравилось в Тунисе. Говорил, что продавцы в этом магазине должны каждого покупателя "заворачивать в вату" и радоваться, что к ним едут туристы.

Петер сел за стол на крыльце перед магазином. На широком крыльце с колоннами лежали три верблюда - скульптуры, выложенные мелким кафелем, - и стоял большой железный стол с железными стульями вокруг него.

За столом сидел молодой человек с мобильным телефоном. Петер обратился к нему по-французски и спросил, где ближайший супермаркет. Тот рассказал, что ближайший супермаркет - магазэн женераль - находится в Монастире, куда можно доехать на автобусе, билет стоит один динар.

Стали ждать автобус. Автобусную остановку распознали только потому, что там стояли четыре человека, а на другой стоороне улицы был зеленый навес со скамейкой под ним, похожий на те, какие стоят на в Берлине на автобусных остановках.

Подошла, цокая копытами по асфальту, низкорослая лошадка, тянущая за собой коляску. Возница спросил:

- Франсэ?

- Найн, дойч.

Тогда возница, молодой парень, предложил на немецком языке отвезти их в Монастир за десять динаров. Петер ответил, что они поедут на автобусе за один динар. Парень сказал:

- Армер шлюккер, турист! - и отъехал.

Armer Schlucker - по-немецки нищеброд; arm - бедный; schlucken - глотать. Елена спросила Петера, почему бедного человека называют армер шлюккер.

- Наверно, хотят сказать, что у него нет денег даже на приличную кружку пива, - предположил Петер.

Петер спросил сам себя:

- Или зря я отказался, и нужно было согласиться?

Подъехало такси. Таксист спросил их, из Франции ли они. Предложил отвезти их в Монастир за пятнадцать динаров. Петер и ему тоже доложился, что он и Елена поедут на автобусе за один динар. Таксист стал выразительно браниться непонятными словами. Петер растерянно спросил Елену:

- Почему он ругается на меня?

Елена успокоила его:

- Арабский язык, похоже, вообще звучит как ругань, стоит только погромче заговорить.

Лошадка с коляской вернулась. Возница сказал по-немецки:

- Пять динаров.

Елена сказала Петеру:

- Едем?

Они поднялись по ступеньке в коляску, и коляска тронулась в путь. Возница стал уточнять, куда им нужно. Петер ответил:

- Магазэн женераль.

Возница стал уговаривать их ехать в магазин сувениров, перечисляя, что там можно купить: футболки, кепки, туники, бижутерию... После того, как Елена и Петер несколько раз отказались ехать за сувенирами, возница стал завлекать их в магазин с кока-колой и водкой.

Петер сказал, что он как all-inclusive-пациент (так он называл туристов, которым "все включено") должен был бы сойти с ума, чтобы покупать водку, когда с  "все включено" есть возможность пить водку в отеле круглые сутки. Елена сострила, что в перерыве с двух часов ночи до десяти утра можно было бы пить купленную водку.

Возница спросил, куда же они хотят. Петер сказал по-немецки: аптека.

- Ах, аптека, farmacie! - сказал возница. - Двадцать динаров туда и обратно.

- Хальт! - сказал Петер.

Возница остановил свою лошадку. Петер вылез из коляски, а за ним, смеясь, вышла Елена. Возница сказал им по-немецки:

- Гутен таг!

- И Вам тоже хорошего дня! - ответила Елена.

Она была довольна, что все же прокатилась в коляске, которая катится за живой лошадью.

Стали дальше ждать автобус, а он все не шел и не шел. Елена сказала, что молодой человек, посоветовавший им ехать на автобусе, наверно, привык подолгу ждать, для него это не проблема, вот он и думает, что и для Петера с Еленой тоже ничего не составляет подождать полчаса или подольше.

Подошел автобус. Люди стали все заходить в последнюю дверь, Елена и Петер тоже.

В автобусе сидел кондуктор перед кассой - ящик с щелями для монет. Петер заранее дал Елене монету в один динар. Петер прошел в автобусе вперед, Елена замешкалась и отдала монету кондуктору, когда Петер был впереди. Кондуктор стал спрашивать по-французски:

- Один или два?

Елена сначала не поняла, о чем он, потом ответила, что два.

- Тогда платите два динара, а не один, - сказал кондуктор, уже по-английски.

Елена обратила вопросительный взор на Петера. Петер вернулся к кондуктору и отдал ему свой динар. Пробормотал:

- Зачем же он махнул рукой, чтобы я проходил?

Елена сострила:

- Может быть, тут принято, чтобы женщина платила за обоих?

Петер с сомнением ответил:

- Может быть.

Петер указал на свободное место рядом с парнем арабской внешности:

- Садись, если хочешь.

Парень указал на место рядом с ним и сказал:

- Пожалуйста, мадам.

Елена читала когда-то в учебнике турецкого языка, что в Турции не принято, чтобы в автобусе сидели рядом чужие друг другу мужчина и женщина, и отказалась садиться. И тут же подумала, что зря отказалась, ведь парень мог обидеться.

Мимо Елены по проходу автобуса прошла женщина в черных, немного запыленных брюках, обтягивающих толстые бедра, в черной рубашке, с костылем, одна нога в сандалии, другая в грязном гипсе. Волосы были до лопаток, пышные, волнистые, светлые с еще более светлыми прядями.

Елена, не видя ее лица, уже придумала, что это европейская туристка, искательница приключений, которой понравилось в средиземноморской арабской стране и которая стала кем-то частично как проститутка, частично как бродяжка.

Женщина прошла вперед и села лицом к Елене рядом с девушкой в черном одеянии до пят и в платке, закрывающем лоб и шею.

Лицо у женщины с костылем оказалось породистым, с красиво очерченными полными губами и с тонко очерченным носом с горбинкой. Глаз не было видно под очками, но видны были изогнутые черные брови. Или француженка, или все-таки арабка.

Парень, сидевший на сиденье напротив, заговорил с ней. Она, улыбаясь, отвечала и показывала в улыбке крупные белые зубы. И скоро пересела на сиденье рядом с этим парнем. Елена видела, как она показывала на свою загипсованную ногу. Когда Елена проходила мимо них, то прислушалась к их разговору. Разговаривали они по-арабски, не по-французски.

В автобусе ехали долго. За окном тянулись безрадостные пейзажи, неряшливые, запыленные и растрепанные  пальмы - не пустыня, но запустение.

Елена увидела дом с вывеской "Farmacie", о чем сказала Петеру. Они вышли из автобуса из передней двери, причем Елена сказала водителю мерси. Петер распорядился, чтобы они сразу перешли на другую сторону дороги, где должен был останавливаться автобус, идущий в направлении отеля. Елена спросила, как же аптека. Петер сказал, что аптека закрыта. Он видел, когда проезжали мимо нее на автобусе, что жалюзи опущены. Наверно, сказал он, аптекарь христианин и по воскресеньям не работает.

Перешли на другую сторону дороги. Там стояли два навеса со скамейками под ними, типичные для автобусных остановок. Зашли под один, под ним воняло помойкой, и за скамейкой и под скамейкой была настоящая свалка. Пошли под другой навес, там уже не воняло, и под скамейкой был только бумажный мусор.

На противоположной стороне улицы было кафе под навесом. За столиками сидели мужчины, человек пятнадцать. Рядом с кафе был двухэтажный дом, на первом этаже были магазины. Один маленький магазин школьных принадлежностей, что было понятно из вывески на арабском и французском языках. Другой магазинчик был без вывески.

На улице не было никакой зелени, даже пальм не было. Проезжали туда-сюда легковые автомобили, мотоциклы и мотороллеры. Велосипедов не было ни одного.

Елена обратила внимание Петера на то, что на улице одни мужчины, женщин совсем не видно. Только она это сказала, как из-за дома напротив вышла девушка, обвязанная платком, в белой рубашке с длинными рукавами и в брюках. Она зашла в магазин и вскоре вышла оттуда с женщиной в черном одеянии до пят. У обеих в руках были полиэтиленовые мешки. Они перешли через дорогу, рискуя быть перееханными, и высыпали мусор из мешков в контейнеры для мусора, стоявшие недалеко от автобусной остановки. Это из-за их близости остановка стала свалкой.

Петер посмотрел на наручные часы и сказал:

- Подождем до шести часов. Если в шесть часов автобус не придет, то возьмем такси.

Елена наблюдала за проходящими мимо машинами. Только что проехал с ревом мотоцикл. За ним на мотороллере ехала женщина в длинном и широком черном одеянии. Рев мотора перешел в мелодичный гул. Елена сначала подумала, что это женщина на мотороллере едет с играющим плейером с громкоговорителями.

Но гул оказался вовсе не гулом, а протяжным пением, заполнившим все пространство. Петер объяснил, что это муэдзин с минарета призывает к молитве.

Минарет - белая башня - возвышался вдали, до нее Елена и Петер не доехали на автобусе. В такт мелодии на верху башни вспыхнули зеленые огни. Пение продолжалось.

Машин на улице стало меньше, мужчин в кафе тоже стало раза в два меньше, но улица не опустела.

Пение закончилось, и улица опять заполнилась шумом проезжающих машин.

Петер остановил такси. Таксист спросил, не французы ли они. Петер спросил, сколько будет стоить поездка до их отеля. Шофер ответил: десять динаров. Петер сел рядом с водителем, а Елена сзади.

В такси звучали изумительно красивые песни, и шофер подпевал им. Улицы, по которым они проезжали, в темноте производили впечатление уже не запустения, а поэтической арабской ночи.

В отеле вечером играла скрипка. В черной ночи с балкона Елена любовалась пальмами, которые были освещены луной, звездами и фонарями. Черное море сливалось с черным небом, и по морю двигались волны белыми светящимися полосами.

Скрипка замолчала, и раздалось пение Марсельезы хором. Петер сказал:

- Они с ума сошли? Это французский национальный гимн. Они что, тоскуют по тем временам, когда Тунис был французской колонией?

Вскоре умолкли и пение, и разговоры, и слышен был только шум моря. 
42 Разбежавшись, прыгнул со скалы...
Виктор Владимирович Зубарев
 Конец восьмидесятых. Мне тридцать лет и я уже капитан, почти майор, не в какой-нибудь дыре, а в самом Питере и не в войсках, а в научном институте (но, правда, в военном).
Мой шеф – подполковник Олег Михайлович -  кандидат наук, умница и уважаемый человек. Кроме того, его друг и собутыльник – зам по науке, который ещё недавно командовал нашим отделом, а после защиты докторской, пошел в гору.

Под Приозерском находился небольшой испытательный полигон, где мне с Михалычем предстояло провести научные эксперименты, необходимые для внедрения  образцов новой техники. Согласно программе испытаний надо было задействовать анемометры, которые заправлялись спиртом.

Путём расчёта количества опытов и разных перезаправок приборов, чтобы соблюсти требуемую точность результатов, Михалыч доказал необходимость спирта в количестве трёх литров.

С этим добром  ( плюс различное вспомогательное оборудование и инвентарь), на служебной машине нас привезли и выгрузили на полигоне около небольшого вагончика.

Уложив имущество (спирт забрали с собой), мы пошли заселяться в заранее забронированный номер единственной в этом посёлке не то общаге, не то гостинице.

А, тут, хлоп! И накладка.

Дежурный администратор с извинениями сообщает, что мест нет, а наш номер ещё не освободили две девчонки из горного института, которые здесь на практике. Должны уехать завтра.

- А где, прикажите, нам ночевать?- заинтересовался Михалыч.

- Ну, не знаю. Хотя, там номер четырёх местный. Если вы договоритесь с девчонками, я закрою глаза на инструкции,  и возражать не буду. Только не поднимайте шума и не устраивайте, пожалуйста, скандал.

Сами понимаете, что перспектива оказаться с двумя молоденькими девочками в одном номере, нас только воодушевила, а не заставила думать о нерадивости администрации.

С видом скромных и застенчивых мальчиков, мы упросили девчонок (раз уж такая накладка) запустить нас на две свободные койки. Поклялись никак их не потревожить.

Дело шло к вечеру. Хотелось уже и поесть. В номере всего один стол. Разложили, привезенные из дома харчи. Есть самим – как-то по жлобски. Пригласили студенток. Они, немного поломавшись для приличия, в итоге, согласились.

Олег Михайлович достал банку спирта и, как Верещагин из «Белого солнца пустыни», сообщил:

- Ну, вот это допьём и больше не будем. Ха! Ха! Ха!

- А, это – что? Самогон?

- Нет, девочки – это спирт!

Ой! Мы – не будем.

- А вы его пробовали?

- Нет.

- Ну, какие же вы тогда геологи? Сейчас я вас научу, как его надо пить. Это и будет настоящая преддипломная практика.

- Ну, разве что, чуть-чуть попробовать.

Постепенно завязывалась оживлённая беседа. Чтобы произвести на девчонок впечатление мы стали рассказывать о себе всякую всячину.

Я, например, « вспомнил» о суровых штормах  с двадцати метровыми волнами, о дальних походах к неведомым берегам Африки и Мадагаскара да, и ещё чёрте, о чем из того, что мог придумать романтического подогретый спиртом мозг.

А Михалыч, которому было уже за сорок (даже для меня он казался старпёром), так заливал и вдохновенно сочинял, что на глазах на столько помолодел, что разница в возрасте за столом совершенно стерлась.

Он, оказывается, воевал в Афгане. Маджахедов мочил налево и направо. И, даже не знаю, что ещё вспомнить из той пурги, которую нёс шеф. Короче: супермен, коммандос, спецназ и космонавт в одном флаконе.

У девчонок тоже развязался язык и они щебетали, как воробушки.

Часов в одиннадцать (ночи были белые) шеф предложил освежиться, т.е. сходить на Ладогу и искупаться для протрезвления. Идти было меньше километра.

Вода оказалась холодная. Я, брезгливо поводив по ней пальцами ноги, отошел в сторону. Одна из студенток, словно укоряя меня за трусость (а, может, по пьяному делу), не стесняясь, разделась (на ней было нижнее бельё, а не купальник), быстро забежала в воду  и поплыла.

Недалеко от нас над водой нависала скала метров 10-15 высотой.

Воодушевленный крутой Михалыч, залез на неё и, разбежавшись, прыгнул «ласточкой» вниз. В полёте его развернуло и он болезненно шлепнулся о воду спиной, задницей и ногами.

-  Вот даёт, мужик - подумалось мне.

В номере снова выпивали и закусывали (не понятно: зачем трезвели?)
Дальше, не помню, как отрубился и уснул.

Утром очнулся еле живой. Во рту – помойка, голова – трещит. Сушняк.
А, где же шеф? На месте его нет!

Оглядевшись по внимательнее, я обнаружил его в койке одной из студенток. Светленькая головка тихо посапывала на плече Михалыча.

- Вот даёт, Мужик!

Вечером проводили девчонок, и шеф объявил, что завтра с проверкой наших экспериментов приедет зам по науке.

- Наверное, надо срочно собрать экспериментальную установку?

- Нет, надо срочно готовить стол и закуску!

Как самый молодой, я был на раздаче: то колбасу порезать, то налить, а то и солёный огурец достать из банки.

А в это время, два больших ученых обсуждали предстоящие эксперименты.
Сначала поговорили о бабах, за тем – о « придурке» Горбачёве и его дебильной антиалкогольной компании, потом снова о бабах, ещё немного о рыбалке. И так – два дня, пока не кончился спирт.

Протрезвев, начальник стал собираться в город.

- Олег, ты потом в протоколы зкспериментов за эти два дня впиши меня. И ещё, давай новую заявку на спирт. Я её подпишу с припиской, что необходимость ты обоснуешь в отчёте по командировке. Завтра отправь Витька в институт на электричке.

Ну, мужики, оторвался я у вас тут немножечко, а то на службе – ни как, дома жена запилит. Так, что – всего хорошего. Трудитесь…

На этом «внезапная проверка сотрудников на полигоне» закончилась.
Через день я заявился к начальнику отдела снабжения с заявкой на спирт.

- Вы, что, мужики, обалдели? Я вам его четыре дня назад выдал!

- Смотри, - говорю, - «Сам» подписал.

- Да, вы ему мозги запудрили! Сейчас, не поленюсь и схожу к нему.

 - Сходи!

Минут через десять он вернулся, насупленный.

- Ну, что?

- Что? Что? Сказал выдать вам пять литров…

Итак, наука всё же победила бюрократию. Ну, а я поехал продолжать эксперименты.
43 Экзамен Из цикла Учились два товарища
Виктор Владимирович Зубарев
  Приходилось ли вам сдавать экзамен 31 декабря? Удовольствие, прямо скажем, сомнительное. Особенно, если получить двойку.
Но, обо всём по порядку. За три дня и три ночи до экзамена мы с Андреем впервые увидели учебники и конспекты (не свои) по сдаваемому предмету. Чтобы успеть написать шпоры, разделились: он писал на чётные билеты, а я на нечётные. К экзамену я успел сделать всё по своей части плюс половину Андрюхиной. Он, примерно, так же.

Во время сдачи мне попался билет, на который у меня всё было, и я благополучно списал. Андрею не повезло. Ему досталось то, на что он шпор не делал. Каким-то образом мне удалось передать ему нужные бумажки, но преподаватель заметил.

- Так, друзья. Один – свободен! – это он к Андрею. – А второй – ко мне!

Погонял по билету с ворчанием: «Ну, здесь, понятное дело, всё списано».

- А давайте-ка,  график и диаграмку нарисуйте,- и задал мне из темы, где я не в зуб ногой.

- Ну вот, что и требовалось доказать. Ничего вы не знаете. Приходите… Когда там сессия ещё не закончится? Ага. 20 января.

Расстроенные таким новогодним «подарком», часов в шесть вечера пришли домой (мы вместе снимали квартиру). До праздника оставалась ещё много времени. Было принято решение немного поспать (хоть раз за трое суток).
И, конечно, бой курантов мы проспали.

В половине первого вскочили, как ошпаренные, и рванули в другой район города, где собралась наша компания. Над нами немного посмеялись и начали вторую волну празднования. Шампанское, хлопушки и танцульки длились 1-го и 2-го, а уже 3-го января стало тошно от осознания, что следующий экзамен через два дня.

Подготовиться к нему толком не успели и с большим трудом получили  по тройке. Потом сосредоточились и закономерно, а может, повезло, сдали оставшиеся экзамены на четвёрки.

Последний из них был 19-го января. А на следующий день назначена пересдача двоек. Если получить четвёрку, то будет стипендия. Но, как это сделать, когда на подготовку остался один вечер и все силы отданы на прошедшие экзамены?

Утром, понимая, что четвёрка нереальна, Андрей решил не идти и не позориться, а сдать когда-нибудь потом, основательно подготовившись. Я тоже осознавал, что остаюсь без стипендии, но решил отмучиться (если повезет) хотя бы на тройку, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу.

Преподаватель встретил меня, как родного.

- Где же твой друг? Что, сломался?

- Да, нет. Заболел.

- Ну-ну. Ладно. Садись со мной за стол. Будем сдавать.

- А время на подготовку билета?

- Списать, что ли? Давай уж начнём. Если что-то знаешь, нащупаем.

Я взял билет. И, о, ужас! Это был тот, на который шпору писал Андрей.
«Всё. Капут!»- подумалось с грустью.

- Мне достался один из шести билетов, к которым я не успел подготовиться.

- У тебя же было много времени после двойки.

- Нет. У нас вчера был последний экзамен. И то, с чем я приходил к Вам в прошлый раз, так и осталось.

- Ладно. Бери другой.

Я взял. Это был несложный билет, и шпоры на него готовились мной. В голове, оказывается, много чего осталось. Я четко начал излагать материал. После второго вопроса преподаватель сказал, что достаточно и открыл зачётку.

- Следует заметить, что прошлый раз ты был готов лучше. Но, так и быть, пожалею. Судя по всему, стипендии тебе не видать. Надо, вообще то, учить, чтобы получать четвёрки. А своему другу передай, что в жизни необходимо всегда верить в успех и бороться до конца.

Смысл его последних слов  до меня дошел окончательно уже дома, когда я открыл зачётку, а там… Четвёрка!
44 Корочка хлеба
Головачук Виктория
Мой дед очень любит рассказывать разные истории из жизни. Про рыбалку с соседом Николаем, про то, как он познакомился с бабушкой, про нашего кота... И сегодня, сев рядом с ним на лавочку я ждал очередную веселую историю, но мимо нас пробежала дворняга, в которую кидали камни незнакомые мальчишки.
 Я никогда не видел своего деда таким злым. Ух, как он ругался. Даже я чуточку испугался.
Дети оставили собаку в покое и убежали, а дед, вернувшись на свое место, грустно вздохнул:
- Знаешь Алешка. А ведь собаки - они все понимают. И так любят людей, что все им прощают и ничего не просят за это взамен.
Я не знал что сказать и поэтому молчал.
- Когда я был маленький, возле моего двора поселилась огромная собака. Куда бы я ни шел - она всегда со мной. И хвостом так радостно вертит. Будто я самый дорогой для нее человек в мире. И стал я ее прикармливать. То борща в миске вынесу, то каши, но самым ее любимым блюдом была корочка черного хлеба. Так мы и жили... А потом наступила зима. Решил я с ребятами пойти в лес, посмотреть на зайца беляка. И заблудился.
 Звал ребят, звал, но они не откликались. Долго бродил по лесу и очень сильно замерз. А когда замерзаешь - очень спать хочется. Вот я и не заметил, как задремал. А Жучка, собака эта, меня не бросила, а рядом легла, согревая меня своим теплом. Так меня и нашли.
 Жучку мы к себе жить взяли, а я с тех пор всех животных подкармливаю. Понял, что добрые они. И зла не помнят. И ты Алешка, никогда зверей не обижай. Что им ведь в жизни надо. Всего ничего. Доброе слово - да корочка хлеба...
Погладив меня по голове дед ушел, а я сидел утирая слезы. Так мне было всех зверушек жалко, но я не знал чем им помочь.
И тут вспомнил рыжую дворнягу, что мальчишки гоняли. Она ведь может быть голодная.
  Поспешив домой, я взял хлеб и отправился на ее поиски.
Быстро прошагав до конца улицы, но так никого и не обнаружив, мне стало очень грустно.
- Алешка! А что это ты с хлебом ходишь? Хочешь, я тебе его маслицем намажу, да с вареньем. Так гораздо вкуснее будет, - позвала меня баба Маша.
- Я не себе. Я здесь рыжую собаку ищу, - признался я.
- А! Это ту, что сейчас в кустах сирени прячется, - вспомнила Баба Маша. - Так ты с ней поосторожнее. Злая она. На людей бросается.
Посмотрев на бабушку, я быстро побежал к сирени. Нужно было быть очень осторожным. Так как собака теперь всех боится и никому не доверяет. Но и оставлять ее голодной я не хотел.
Рычание послышалось еще издалека. Я не решился подходить ближе и решил положить хлеб в ста метрах от куста.
- Ты не бойся. Я тебя не трону, - пообещал я. - Я вот тебе хлеб принес. Я знаю, ты его любишь. Меня зовут Алеша, а тебя я назову Бимом. Как моего любимого пса из фильма.
Собака не отозвалась и за хлебом не вышла. Пожав плечами я пошел домой. Не могу же я ее заставить взять хлеб если она не хочет.
Вечером хлеб был на месте. Бим так его и не тронул. Но и сам не двинулся с места. А все так же лежал в кустах и рычал. Я очень расстроился и рассказал все деду, на что он мне ответил: Утро вечера мудренее и все образуется.
На следующее утро я сразу помчался туда. Хлеба не было, но я не знал, его съел Бим или кто-то другой. Но главное, что его съели. Значит, кто-то точно не остался голодным. Это меня очень обрадовало и я побежал еще за одной корочкой.
 
Когда я вернулся к сирени Бим был уже там. Бросив ему хлеб я стал ждать, но пес не трогался с места.
- А ты отойди подальше, - посоветовал мне дед.
Как только мы отошли, пес схватил корочку и умчался прочь.
Так и кормил я его неделю, ни разу не увидев как он ест. А в воскресенье, когда мы с дедом шли на рынок, он меня загадочно поманил пальцем и сказал, весело смеясь: - Смотри. Это не твоя ли собака?
Возле куста сидел мой Бим с двумя рыжими щенками, которые весело грызли корочку черного хлеба.
45 И тайны откроется суть
Ольга Гаинут
1.

За завтраком Алина увидела на столе книгу, которую мама купила недавно, а читать могла только по выходным и то урывками: совсем не было у неё времени, она вся в науке. Открыла наугад и выхватила глазами кусочек текста: «Только двадцать процентов людей – искренние, добрые, преданные. Но двадцать процентов – это лишь каждый пятый. С ним, пятым, можно и не столкнуться за всю жизнь».
- Хм, интересно. Вот бы мне встретить того - пятого! - принялась было размышлять. – Ой, я же опаздываю на уроки.
 
И понеслась. Пробегая мимо школьных деревьев, увидела, как с одного из них спрыгнул в кучу жёлтых листьев паренёк. В руке он держал дрожащего котёнка.
- Залез, глупый, на высоту, а вернуться не мог, пищал и звал на помощь, - Захар выпустил рыжего и, как бы извиняясь, объяснял однокласснице свой поступок, видя её удивлённо открытые глаза.
Пока отряхивал форму, Алина прошмыгнула мышкой в толпу спешащих, как и она. А ей так  хотелось идти вместе с ним, говорить о чём угодно, разглядывать его вьющиеся волосы,  слушать разные истории. Она бы даже могла не проронить ни слова, лишь бы он был рядом.

Мальчик учился в их классе второй год. Алина присматривалась к нему, как к новенькому. Забегая в школу, все резко распахивали входную дверь и мчались, не думая ни о ком. Захар же обязательно придерживал дверь, чтобы она не ударила следующего. Другой раз он увидел, как уборщица тётя Даша пыталась прочитать какой-то текст, и щурила глаза, и наклонялась вплотную, но без очков буквы ей не поддавались; Захар помог и поддержал улыбкой.  Тётя Даша тоже улыбнулась.

И Алина влюбилась. Ей хватило того немного, что узнала из своих наблюдений. Её сердце безошибочно почувствовало доброту мальчишки и отозвалось на неё. Когда он отвечал у доски, девочка будто слышала нежную мелодию.

«В классе думают, что я слишком серьёзная и потому не дружу ни с кем. Фыркают на меня, что я только об учёбе думаю. Из зеркала на меня смотрит нормальная девчонка, худая, правда, зато глаза зелёные и ямочка на правой щеке. Не уродина.  Такая же шестиклассница, как и все. Да нет, все вокруг болтают и хохочут, а во мне сидит какая-то заноза и мешает общаться. Характер такой ужасный. Вроде бы должна быть смелой, но чего-то не хватает, всегда кажется, что я хуже всех».
Она долго и мучительно думала, видя, что главное для общения не внешность, не ум и не одежда, а есть что-то совсем другое, самое важное. Вон Маша и толстенькая и нос широкий, а с любым заговорит. Около неё всегда толпятся и девчонки и мальчишки. С ней бы Алина хотела дружить.
 
- Эта Фролова - зазнайка, - услышала разговор девчонок за спиной.
Она страдала от их неправильного мнения. Ну не умела почему-то запросто подойти к любому в классе и рассказать что-нибудь интересное или смешное. Никак не могла решиться. Хотя мечтала именно об этом. А они - зазнайка... Обидно.

- Почему ты такая грустная?
Резко развернулась и увидела... Захара. Сердце ухнуло, кровь прилила к лицу.
- Я за тобой на кроссе наблюдал. Ты неслась, как машина.
- Да... Бегать я люблю, - схватила со стола тетрадь и принялась обмахиваться ею, как веером. – Физрук хвалит, что ноги у меня быстрые.
- Только на вручении медали ты была красная как рак, вот как сейчас. Наверно, много сил отдала?
- Нет... Совсем не поэтому... Не могу я, когда все на меня смотрят.
- Ничего себе! - мальчик то ли удивлённо, то ли восторженно смотрел на неё.
Знал бы он, как девчонка мечтала вот так стоять рядом с ним и разговаривать, но первой подойти точно бы не решилась.
После уроков Захар ждал, пока Алина соберёт ранец.
- Ты домой? Айда вместе.
«И нечего трястись. Пора уже побороть свой дурацкий характер. Почему он должен ставить булыжники на моём пути и портить жизнь?»

2.

- У меня нет ни брата, ни сестры, - делился мальчишка, - родители работают за границей, а я живу с бабушкой. Она у меня лучше всех. На все вопросы знает ответ, всегда поможет.
- А мои преподают в нашем университете на кафедре прикладной математики. Они доценты. Это научное звание такое. Мама с тринадцати лет помешана на математике.

Родители Алины приходили с работы усталые и молчаливые. За день наговаривались во время лекций, а потом со студентами на семинарских занятиях, а дома становились похожими на сдувшиеся воздушные шарики. Шарики не порвались и могли ещё долго служить, просто нитка ослабла, и воздух потихоньку вышел. Утром шарики снова надувались, крепко завязывались ниткой и, полные сил, летели на работу.  Для дочери их энергии и заботы не доставалось. Зато студенты боготворили и маму, и папу.  Шла как-то Алина сзади девушек-студенток и услышала имя своей мамы. Прислушалась. И узнала, что мама у неё и  душевная, и чуткая, а уж по знаниям вообще мало кому уступит, разве мужу, который тоже самый-самый.
Дочь, переполненная впечатлениями, сразу подбегала к маме, чтобы поделиться с ней своими новостями, а та почти не слушала. Папа делал вид, что пытается вникнуть в  переживания своего ребёнка. Наверно, думал, дочка ещё не умеет чувствовать фальши. Поэтому, про Захара они ничего от неё не узнали.
«Я в своё время превращусь в такую же усталую и равнодушную к детям? Совсем не хочу. Постараюсь помнить мои переживания. И детей у меня будет двое, чтобы не знали  одиночества.  Нет, лучше трое».

- Я же всегда одна. Нет, не так. У меня много верных друзей. Это книги. У нас книг много, родители собрали, - Алина не верила сама себе: может, потому взахлёб рассказывала столько Захару, что страстно мечтала  разговаривать с ним долго и обо всём? –  Мне нравится забраться в кресло, немного подержать в руках книгу, медленно открыть и вдохнуть запах страниц. И только потом читать. А электронные книги ничем не пахнут, они... у них... души у них нет.
- Точно. Ты столько знаешь, так просто рассказываешь, а в классе трусишь? – Захар слегка задумался, а потом уверенно заявил: - Я познакомлю тебя с моей бабулей.
 
Бабушка Захара оказалась высокой и худой. Глаза, как у внука, умные, пытливые. С дипломом философского факультета всю жизнь преподавала в университете, имела десятки научных трудов.
После беседы с внуком об Алине, задумчиво глядя в окно, произнесла: «Заниженная самооценка вопреки полному набору качеств, от которых любая другая сошла бы с ума от радости. Знакомая ситуация... Как мне мешала эта черта характера! Однако был бы самородок, а оценщики слетятся... Кто-кто, а я-то знаю».

Девчонку бабушка нашла точно такой, как рассказал внук. Умная собеседница без труда разговорила Алину, а потом  улыбнулась как-то хитренько: «Э-э, то ли ещё будет. Ты пока – маленький дурачок. Но скоро засверкаешь. А мы с Захаром порадуемся за тебя».
Что это означало? Откуда она могла знать, что будет? Хоть ответа Алина не нашла, но почему-то поверила. Может, все бабушки – особенные?

Прощаясь у двери, старушка приобняла Захара и Алину, и глядя куда-то вверх и вперёд, сказала с чувством, словно стихи читала: «Львёнок, пока мал, боится мира, всех и всего. Но проходит время. Он вырастает. И становится Львом. Царём зверей».
 
Мальчик провожал гостью до её дома. Подростки шли молча. Летели то ли дождинки, то ли снежинки. И мысли обоих  были под стать времени года – неразбериха, сумятица, предчувствия, непонятные ожидания.
Внезапно Захар сорвался с места и кинулся на другую сторону улицы. Он увидел, как женщина с двумя сумками обронила перчатку. Парень догнал хозяйку и вручил находку.
Алине объяснил:
- Знаю, как расстраивается бабушка в таком случае. Не хочу, чтобы так же переживала эта женщина. Мне же не трудно.
«А ведь это он, - озарило девушку,  - тот пятый, о котором мечтала». Прижала руки к груди, кулачками к подбородку, и боялась поверить своей догадке, спугнуть её.

3.

В середине зимы в классе появилась Яна. Сначала девчонки запаниковали: с такой красотой соперничать было нельзя, это безоговорочно понималось. Но потом рассмотрели новенькую внимательнее: сапоги явно не по размеру, хлопающие при ходьбе широченными голенищами и, похоже, с чужой ноги. Подозрительная сумка, исцарапанная, залитая то ли краской, то ли клеем. Одежда не то чтобы плохая, а неопрятная. Вслед за девчонкой тянулся какой-то специфический стойкий запах неблагополучия. Не физический запах, а социальный, что ли. Очень быстро расползлась неприятная новость: родители Яны – пьяницы, шляются по помойкам, потом пропивают то немногое, что удалось раскопать и продать. И вся одежда дочери -  оттуда, из мусорных баков.
- Убрала быстро с моего стола это, - презрительно искривившись, указал пальцем на сумку Яны толстый Сидоркин. – И греби отсюда! Шевели копытами! Тут ты сидеть не будешь!
Девчонка молча потянула сумку и направилась к последней парте. Но и там не нашлось желающих сесть с ней рядом. Она видела в одних глазах насмешки, а в других -  угрозу, почти ненависть. Прислонилась к стене в надежде, что учитель, придя на урок, найдёт место новой ученице.
Алина быстро представила себя на месте Яны. Какая-то сила подкинула и толкнула к столу Сидоркина.
- Чем это ты лучше неё? Сбегай к зеркалу и посмотри на себя. Яна сядет тут, - за себя Алина никогда бы не кинулась в драку, но видеть, как травят другого, не могла совершенно.
- Убери грабли, - толстый мальчишка медленно поднялся. Злые глаза и сжатые кулаки выдавали намерение наговорить кучу гадостей. Тут рядом встал крепкий и высокий Захар.
- Ты что, не понял? Это место – для новенькой, - с неожиданной твёрдостью  проговорил опешившему однокласснику и махнул рукой, подзывая Яну.
- Да пошли вы! Сидите с ней сами.

3.

- Давай покатаемся на велосипедах, - весной Алина позвала Захара.  День был замечательный.  В такую погоду сидеть дома – просто преступление.
- Сегодня я не могу. Мне... В общем сегодня я занят, - ответил, почему-то пряча глаза.
- Ну занят, так занят, - сказала Алина упавшим голосом.
- Как-нибудь в другой раз. Ладно?
- Хорошо, - буркнула  и  медленно пошла прочь.
 «Ну тогда и я не поеду. А пойду-ка я к маме на работу. Мне нравится ходить по коридорам, заглядывать в аудитории, особенно в те, которые полукругом, с кожаными сиденьями и висящими телевизорами».

Главный университетский корпус красивой круглой клумбой и рядами скамеек отделялся от городского кинотеатра. А слева по центру длинного проспекта, построенного по наклонной линии,  слышался перестук трамвайных путей. Алина хорошо провела время в храме науки и, возвращаясь домой,  легко скакала на левой ноге, потом -  на правой, как будто  представляла нарисованные на асфальте классики.

Случайно глянула на входящих смотреть фильм и остолбенела: одной рукой Захар подавал контролёру билеты, а другой... другой держал ладошку Яны. Воздух словно уплотнился до твёрдой дубинки и наотмашь хлестнул по лицу, оставляя красные, похожие на языки пламени, раны.
Ноги у Алины подкосились, и она шлёпнулась на скамейку, не видя её.
"Занят!.." – подумала с осуждением и развернулась в другую сторону, но перед глазами так и стояла потрясшая её картина.
Такой удар для юной девочки оказался страшным, будто боксёр промахнулся мимо подвешенной груши и попал в грудь стоящей рядом Алины. Она прижала голову к коленям, закрыла лицо руками и зарыдала.

«Я-то думала, он для меня – пятый. А он выбрал мордашку куклы... Преданный? Да уж, такая преданность хуже предательства. Но ведь он не знал о моей любви. Он видел во мне товарища. Чем же он виноват? Разве он не добрый, не искренний? А почему скрывал? Значит, виновата я сама. Так запрятала свои чувства, что он не мог догадаться... Нет, если бы повторилось всё сначала, я бы ничего не изменила  в своём поведении».
Алина резко выпрямилась: она приняла решение...

Но додумать мысли ей не пришлось. Крик незнакомой девчонки на велосипеде прервал размышления. Полная девочка не могла отвернуть руль, уже почти пересекла дорогу, несясь прямо на трамвайную линию, при этом  беспомощно кричала. «Только учится кататься», - догадалась Алина. Сверху по наклонной ехал трамвай. Со стороны было ясно видно, что эти две точки вот-вот столкнутся. Да ведь тогда случится беда!
Забыв обо всём, побежала быстрее ветра, кинулась наперерез велосипеду и сбила девчонку. Почти одновременно мимо них пролетел трамвай.

- Вставай... Лучше просто упасть, чем упасть под колёса, - поднимала она стонущую "велосипедистку". – Маша! - Да, это была одноклассница Маша: полненькая, с широким носом.
- Я понимала, что надо свернуть, а сделать ничего не могла, - она испуганно оглядывалась по сторонам, будто ей везде мерещились трамваи. – А ты как ураган налетела. Спасибо, Алина. Ты меня спасла. Ой, только теперь мне стало страшно, - и Маша открыто залилась слезами.
- Ну не надо. Всё же хорошо закончилось. Значит, так было нужно, чтобы я... сидела на скамейке. Пошли, - тихонько тронула одноклассницу за плечо, подняла её велосипед.
Девчонки проходили мимо большой красочной афиши. Как назывался фильм, Алина не запомнила, но львёнок, нарисованный по центру, сразу привлёк внимание.
И вспомнилось: «Львёнок вырастает. И становится царём».

Дома у Маши пили чай.
- Да, Алина, а правда, почему ты оказалась на той скамейке?
Алина и не заметила, как поведала о своём потрясении около кинотеатра. Одноклассница умела слушать.
- Мама говорит мне, что я сама должна поступать хорошо, - Маша внимательно смотрела добрыми глазами. - Мама верит в меня. И я поверила. Это помогает мне. И тебе может помочь. Я не думаю, как выгляжу, и не боюсь сказать неправильно, я же не академик какой-нибудь, да? Поэтому мне легко общаться с любым человеком.
 «Как просто, - не верила Алина своим ушам, - меньше думать о себе и помогать другим. И всё получится».
 
4.

Муж и старшая дочь ушли в парк, а я, уложив младшую двухлетнюю шалунью, расставляла по полкам мягкие игрушки. Зазвонил домофон. Открывая дверь, прижимала к груди  любопытного львёнка, любимую игрушку дочерей. Это пришла Маша – моя верная подруга и друг нашей семьи. Я не рассуждала о её порядочности или искренности. Просто знала, что дружу с тем, пятым, уже много лет. В шестом классе я, и правда, была маленьким дурачком и, разглядывая неприметную коробочку, не знала, что внутри может лежать драгоценный камень.
46 Наблюдения старого ворона
Амир Секамов
   Смотрю я сверху на всю эту суету: некуда  глаз положить, порадоваться. Пролетал я как-то  над зоопарком, вижу народу скопище, да и зверья разнообразного полным-полно по клеткам распихано. Дай думаю, посмотрю, чем живет наш брат от людей защищённый.

   Привлекла мое внимание одна обезьянка: симпотная такая, шустрая. Обстановка оказалось для меня довольно  спокойная: кошачьи в клетках, эти, которые с рогатками, при родителях, да и местные не прогнали с «хлебного», так сказать, места.  Вот и решил я сделать остановку в своих одиноких путешествиях по миру, заодно и понаблюдать за этой забавной обезьянкой, да и за жизнью остальных обитателей зоопарка тоже.

   Впечатления  оформлю в виде рассказа, чтобы убрать по возможности свое отношение к действительности. Здесь так же, кроме моих наблюдений, будут пересказаны мнения, сплетни и домыслы моих соседей по веткам. И так, поехали:

   «Обезьянка была уж очень хороша собой, что не говори. Ни один посетитель, подойдя к её клетке, не оставался равнодушным. Конечно, после крокодила или бегемота, увидев более-менее родственное существо, зрители этого театра приходили в восторг. И судя по их реакции, ей не надо было иметь большого ума и зеркала, чтобы понять со временем свое превосходство перед остальными обитателями зоопарка. Мало того, что обезьянка была красива, она к тому же обладала добрейшей и чистейшей душой. И как вы сами понимаете в наше время, да еще и в зоопарке – это такой нонсенс, что без последствий, которые не заставили себя долго ждать, не обошлось. Да, совсем забыл сообщить, что звали ее Лили.

   То ли для рекламы, то ли ради показного благородства начальство разрешило выпустить ее из  клетки и дать полную свободу действий, естественно в пределах зоопарка. Всеобщая любовь в совокупности с полной свободой очень быстро принесли свои плоды: зависть, зависть и еще раз зависть – вот она причина всех несчастий на нашей планете.

   Вы можете себе представить состояние того же крокодила, когда увидев его, дети начинают плакать от страха и жалости, но пройдя всего пару метров, только взглянув на нашу красавицу, их лица наполняются радостью и восторгом. Это какими же бесчувственными людьми надо быть, чтобы ребят и зверят доводить до модного ныне, шокового состояния.

   Нашу красотку принарядили. И разгуливала теперь Лили по зоопарку не только как хозяйка, но и как благотворительница. Она ходила в белой панамке с красным крестом и с небольшой корзинкой, на  которой было написано той же красной краской: «Дающему, да воздастся». В неё она  складывала все, что ей удавалось выпросить у посетителей. Собрав полную корзинку, наша честнейшая из честных, не взяв себе даже маленькой карамельки, направлялась к своим запертым товарищам и, жалея их всем своим горячим сердцем, поглаживая и скорбя, угощала не только своих соплеменников, но и остальных обитателей зоопарка.

   Что там у них за жизнь – тоска, разговоры об одном и том же: «Эх, на воле я бы разгулялся или, а  вот у меня на Родине… хотя ни один из них там ни разу не был.  И так день за днем, год за годом одно и то же. Развлечений кот наплакал: ну, поесть, посмотреть, как молодняк бесится, на посетителей, что ходят туда-сюда – все ж на одно лицо.  Иногда, правда, попадаются экземплярчики  разноцветные, но редко. А вот детёныши их, всех  достали: пальцами своими тычут, глаза выпучат и радуются не понятно чему. Некоторые, правда, жалеют, прямо до слёз доходит…   Но вот это – и есть самое обидное: звери уже и забывать начинают, что в клетке живут, а тут опять на больное.  Ладно, от них хоть конфеты достаются – и на том спасибо.

   Бывает весело, конечно, когда среди них клоуны появляются; прыгают, дразнятся, гримасничают – смешно. А в основном, толпа серая. Смотришь на эти лица измученные, тоскливые, равнодушные – сразу видно, что, как и постояльцы здешние  тоже насилию стороннему подвержены. Казалось бы, свободны, а нет – маются: глаза-то затравленные – это мне ни с чем не спутать. Большинство из них, как из клетки на мир смотрит, а может они со страху сами себя в неволю  загнали?! Тоже мне! Вершина эволюции – Божественные создания. А если у них не голова, а маленькая такая клеточка на плечах держится, а она, конечно же, потеснее, чем у любого из обитателей зоопарка будет. Да и парк этот, видно, не зря в центре города построили. Он, наверное, для того и предназначен, чтобы знали, в каких условиях могли бы они жить. Так что, свободу передвижения скорей всего они получили, как плату за послушание...  а, в общем-то,  мне их тоже жалко. Долго я размышлял над этим, да так и не понял – кто в клетке, а кто на воле».

   Всё-таки вставлю один небольшой комментарий о себе: как не крути, все познается в сравнении. Вот и я, глядя на Лили, себя вспомнил. Ведь таким же был общительным…  Ну может не таким красавчиком, как бы хотелось, но тоже ничего  (по нашим меркам естественно).

   Так о чем я?..  Да, жить ради других дело хорошее, но больно хлопотливое,  да и не особо благодарное… уж слишком большое терпение на это требуется. Задумался я тогда: «А осилил бы  ещё раз на себя такую обузу взять?»  Да и отложил на неопределенное время эту мысль благородную. Может чуть позже – там видно будет. Спешить мне  некуда,  да и посмотреть интересно  – надолго ли моей обезьянки хватит.

   Нет!.. вернусь – надо разобраться, на чем же я споткнулся? Дай Бог вспомнить, когда и с чего, вдруг, я один остался? Любовь…  больно.  Но это я пережил кое-как – родственники помогли.  Да и сейчас, если вернусь к ним – примут с радостью. Друзья и знакомые имелись, даже в избытке, но только пока интересы общие были, а теперь – хрен их соберёшь.

   С чего же началась моя тоскливая, никчемная, никому не нужная жизнь? Вот ответь ты мне, то есть я сам себе честно, как наяву: «Почему сидишь ты, то есть я, такой правильный, одинокий – и нет никому до тебя дела?»…

   Давай  по порядку: ведь весело было, хорошо, беззаботно, всем старался помочь... Ну почему тогда?.. Помощь?!.. А-а, вот с этого всё и началось – это когда я понял, что моя забота идет не во благо,  я и перестал им помогать. Вот они последствия, которые не заставили себя долго ждать… А может и не тогда, а когда я впервые задумался о смысле бытия – существования, стало быть…  Точно! –  всех потихонечку и сдуло: и с моей ветки, и из моей жизни. Им нужен был шут и благодетель, а не смысл. Смысл жизни у каждого свой и никто в неё посторонних пускать не собирался, а я, как и эта обезьянка, всегда был только для развлечения.

   Ладно, оставлю пока… вернемся к моей красотке. Мне бы ее в молодости встретить: мы бы перевернули этот безумный мир. Ох, обломают её, думал, но надежда была – может она  посильней меня будет и выдержит. Времена-то другие стали: нет той зажатости, что ли?.. да какие другие-то – всё по кругу идет, ни хрена не меняется. Ладно, смотрим –  а вдруг по спирали?.. тогда и у меня еще шанс есть. Все! Поехали дальше:

   «Подошла Лили с полной корзиной сладостей к клетке со львом. А этот-то!.. Хоть и в клетке, но царь – никуда не денешься.  Кровь есть кровь. Не переделаешь, сколько не старайся и не воспитывай – все ему должны.

   - Молодец, не забываешь традиции, почитаешь законы предков, - сказал лев, приняв благородную позу.

Обезьянка смутилась, не совсем понимая, о чем он говорит.

- Да я к вам… вы ближе, - начала она, запинаясь, но лев не дал ей закончить.

- Не надо, не надо оправдываться, - остановил ее хитрый лев. - Давай сюда корзину – делить буду.

- Только на всех, пожалуйста, - тихо сказала Лили.

- Ты меня не учи делить! Как положено, так и поделю, - сказал лев, высыпая из корзины содержимое.

- Но я же не только для вас собирала, - испуганно произнесла она.

- Не волнуйся, все по справедливости: мне, как царю – половина, - говоря это, лев выбирал всё самое вкусное. - А остальное, - лапой махнул в сторону разъяренного медведя, - вон, пусть этот, как его там? На всех разделит.

Обезьянка собрала остатки обратно в корзину. Лев посмотрел на медведя и бросил туда еще пару конфет.

- Всё, свободна, - сказал он величественным тоном и уставился вдаль. Не успела Лили опомниться и отойти хотя бы  на пару метров, как услышала вслед, - завтра жду в это же время, - неуверенным, но как бы властным голосом  то ли крикнул,  то ли визгнул лев, чуть пригнувшись, как старая дворняга к земле.

- Хорошо, - сказала наша красотка, повернувшись – лев сидел уже в прежней позе.


   - А че это ты ко льву сперва пошла? - даже не поздоровавшись, прорычал медведь. - Ты на какой земле живешь, детка? На российской – на русской значит! Понимаешь, ты это или нет? Это Русь, а кто на Руси главный? Я!!! И вашего Царя «по бумажке», которого я не образно, а взаправду порву одной левой…  да он для меня как котёнок. А ходит-то… если б не клетка – я б ему показал нашу Кузькину маму.

- Ну что вы меня мучаете, дяденьки, - чуть не плача, вымолвила Лили.

- Что ты, что ты деточка! Да я это так, для красного словца – не хотел я тебя пугать, - заволновался медведь, глядя на расстроенную и готовую в любой момент заплакать обезьянку.

- Он половину забрал, а я же на всех хотела – теперь вот вы, - сказала она, потупившись.

- Так ты из-за этого…  ой, какая ерунда, да мне ничего и не надо. Иди себе с Богом, - ласково погладив ее по голове, сказал медведь. - А за советом ко мне приходи – все же какой-никакой, а я здесь еще главный. Ну иди, иди и никого не бойся. Чуть что – сразу сюда.

- Спасибочки, - обрадованно сказала Лили, - а как делить-то?

- Завтра придёшь – разделим поровну.

- Так тоже нельзя: слон – вон, какой большой, ему же одной конфеты не хватит – он же не попугай!

- Разберёмся. Ты даже и не рассчитывай всем угодить. Ох! И опасное дело затеяла – хрупковата ты будешь для этого. Ладно, небоись, помогу.

   «Хватает же у некоторых  наглости! - подумала она о льве, отходя от медведя, - прикрывшись какими-то привилегиями хапнуть (другого слова Лили не смогла подобрать, пришлось выразиться на не свойственном ей лексиконе) долю предназначенную половине зоопарка».

   Не успела она подойти к клетке с волком, как тот зарычал на неё, сверкая злобными глазами:

- Даже близко не подходи – загрызу! Нарядилась!.. Под этих косишь? – лапой указав на посетителей. - Мне твои подачки не нужны! Иди, раздай их шакалам и таким же прихвостням, как сама. Слышал я, сколько ты льву отсыпала.

- Это он сам взял. Я даже опомниться не успела, как он меня...  если по-вашему – развёл, - начала было оправдываться она.

- Не надо мне лапшу вешать! Завтра нам принесешь. Мы это всё в общий котел, а потом по надобности и по совести раскидаем.

- Я уже с медведем договорилась, - совсем сбитая с толку, только и вымолвила обезьянка.

- Прошла его власть. Ступай и не вздумай промолвиться о нашем разговоре – ты теперь в деле.

- Как же так?! –  я не хочу быть ни в каком деле. Можно я всё-таки сама буду решать, как мне жить? - наивно хлопая глазами, сказала Лили. - Возьмите конфетку, а я дальше пойду.

- Смотри, не пожалей потом! Я никого, ни о чём, никогда не просил, так что катись от седова со своими подачками по-добру, по-здорову.

- Хорошо. Я тогда пойду, ладно? - и быстренько засеменила к следующей клетке.


   Следующим был вольер с птицами, чьи крики и пение всегда были слышны даже за пределами зоопарка. Но что же здесь началось, когда она приблизилась к нему; птицы носились, сбивая друг друга и не понятно было, что происходит – радуются они или возмущены до предела?

   Лили полезла в корзину за конфетами, но лапа остановилась на полпути: она и представить себе не могла, как будет распределять гостинцы в таком бардаке. Тут прямо напротив неё сел на сетку попугай и, подморгнув одним глазом, как бы понимая её недоумение, прикинувшись мудрым вороном, прокартавил:

- Что, влипла? Добренькой прикинулась?! Благодетельницей?! Вольная птица, видишь ли!.. Мне вон ту в золотой обёрточке, пожалуйста.

- Возьмите на здоровье. Вы меня извините, но я и сама не думала, что окажусь в такой ситуации.

- Да ладно мне сказки сказывать. Знаем мы, как ты перед начальством заигрывала.

- Что вы такое говорите?! У меня и в мыслях не было.

- Это для птенцов ты правильная такая, а я-то жизнь долгую прожил: насмотрелся на вас – на бесстыдниц. 

- Ваше право – думайте, как считаете нужным. Мне вас не переубедить, - сказала Лили, смерившись. - Можно попросить вас? Мне, наверное, не справиться одной; вот у меня есть пачка семечек – помогите раздать каждому по одной, а не то я запутаюсь.

- Да бросай все – сами разберутся, - сказал попугай, поудобней  устроившись для просмотра намечающегося зрелища.

- Что вы такое говорите?! Да они покалечат друг друга, - возмутилась  обезьянка.

- Бросай, говорю!

- Как же можно?

- По-другому не выйдет. Они привычные – для них это тоже развлечение, - уговаривал попугай, потирая крылышки.

- Ну, как скажите, - и обезьянка высыпала всю коробку через окошко для кормления.
 
   Ей пришлось закрыть мордочку и глаза лапами, чтобы не видеть весь ужас происходящего. Когда наступила относительная тишина, сквозь щелочки между пальцами, она увидела на месте бойни покалеченного скворца. Он лежал на спине и тихонько подергивал лапками. Лили бросила корзину и помчалась за ветеринаром.

   Ветеринар Сан Саныч, услышав приближающийся к его медпункту не то крик, не то визг, даже бросил пациента, выйдя на крыльцо посмотреть, что случилось. А возмущенная этим пренебрежительным поступком, но сильно любопытная черепаха, лежавшая раздетая на операционном столе, поспешила следом.  Доползла до края стола, зажмурилась, сделала шаг в бездну и, сильно шмякнувшись об пол, почёсываясь, последовала за ним.

   Не успел доктор разобраться, что происходит, как обезьянка, перепрыгнув и через забор и через перила, оказалась на его руках. Она прижалась к нему, и чуть ли не плача, пыталась объяснить жестами и мимикой, что произошло.  Но видя недоумение на его лице, спрыгнула на землю, схватила за руку и потянула к месту происшествия.  Хорошо, что он успел посмотреть под ноги – там ему преградила путь, вставшая на задние лапы и хвост черепаха, всем своим видом показывая, что пока доктор не закончит операцию, она его не пропустит. Не могла же она признаться ни ему, ни себе, что операция просто фикция и, треснувший панцирь, всего на всего повод, чтобы избавиться, хоть на время, от невероятной скуки, которая преследовала её на протяжении всей жизни.

   Доктор, всё прекрасно понимая, сказал ей, взяв на руки:

- Не волнуйтесь дорогая, пойдёмте вместе посмотрим, что там случилось, а уж потом закончим. Ничего страшного с вашим здоровьем за это время не произойдет.

   Черепаха довольная таким вниманием, устроившись на его плече, с удовольствием отдалась обстоятельствам. Когда подошли к скворцу, доктор автоматически потянулся рукой к карману со статоскопом.

- Надо же! Забыл! – на стол положил, а тут ты с криками, - обратился он к обезьянке, а та уже неслась к медпункту.

   Только-только доктор закончил осмотр, а Лили уже протягивала ему статоскоп, глядя на него с надеждой, что это поможет искалеченному скворцу.

- Да-а, не зря про тебя столько разговоров – умна, - сказал доктор, поднося трубку к сердцу скворца, но тот, испугавшись, встрепенулся, отряхнулся и улетел. Непередаваемая радость отразилась на мордочке Лили. - Я слышал, обижают тебя за твою же доброту, а не хочешь ли работать со мной?..

   На этом заканчиваю, потому что никак не смогу описать то, как восприняла обезьянка предложение доктора».

   Даа, вернусь к зависти, о которой я упоминал выше.  Хотел рассказать о ней, как о страшном недостатке окружающих, а пришел к тому, что сам страшно завидую обезьянке. Надо же! Казалось бы, открытое и уязвимое, довольно слабое создание, а нашло себя в этом жестоком мире.
47 Исповедь музыканта
Любовь Казазьянц
(Посвящаю своему отцу - Арутюну Аршалуйсовичу Казазьянц)

Как известно, у нас в Израиле, приезжим музыкантам приходится не сладко. В музыкальных кругах популярен анекдот: что «из людей, приезжающих на ПМЖ из бывшего Союза, если из самолёта выходит человек без скрипки или другого инструмента, то он – пианист». Из-за строжайшей конкуренции скопившихся в стране лучших профессиональных музыкантов из Союза и приезжающих из других стран, в силу сложившийся ситуации совершенно не хватает рабочих мест в оркестрах. А их в Израиле  - раз - два и обчёлся! На культуру у государства, как правило: денег нет. 
Однажды, сидя в кафе, я невольно стала свидетелем интересного разговора в связи с этой темой между профессиональными музыкантами-струнниками из какого-то оркестра. За столиком сидели двое мужчин – один лет тридцати пяти, а другой – седоватый, лет за сорок. Они пили кофе, курили и беседовали. Тот, которому за сорок, сидел и в расстроенных чувствах жаловался второму:
«-Знаешь, Гарик, хочу тебе искренне признаться, что в последнее время, к моему великому сожалению, меня часто замещают молодыми талантливыми музыкантами, окончившими наши местные Академии музыки, или приезжими скрипачами из-за границы. Мне очень больно ощущать свою несостоятельность! И нет никакой возможности помешать нашему руководству, творить такое беззаконие! Ведь я столько лет верой и правдой служу Музе нашего оркестра! Казалось бы, должны ценить более опытных исполнителей. А на деле получается совершенно наоборот. 
-Да, дорогой Исаак, ты прав! Разве не заметил, что у нас в стране такая несправедливость царит во всех без исключения сферах деятельности! И подобные случаи у нас в Израиле происходят сплошь да рядом. Не привыкли здесь по-настоящему ценить труд опытных и преданных работников! Не то что в Америке! 
-Да, Гарик, ты совершенно прав. Вот теперь мне приходиться это испытывать на собственной шкуре. Мало того, что копейки платят, каждый раз, приходя на работу, с опаской ожидаю увольнения! – прикрыв глаза рукой, озабоченно признался другу Исаак.
-Никто в нашей действительности не застрахован от потери работы, тем более на музыкальном поприще. А в скором будущем живую музыку полностью заменит техника. Мир к этому очень близок! Нашу специальность ожидает крах! 
-И не говори, друг. Специальность музыканта просто исчезнет, тает на глазах. И в конечном итоге, мы останемся за бортом жизни! – удручённо произнёс Исаак. – И знаешь, хочу тебе поведать о самом сокровенном: мне чаще и чаще приходится искать «халтуру» и даже играть на улице. Раньше я считал зазорным побираться. Но в последнее время сделал удивительный вывод: только играя на улице, музыкант может себя почувствовать совершенно свободным от навязывания музыкального материала, то, что происходит во всех массовых оркестрах. А главное, только на улице исполнитель может по-настоящему отдаться воплощению музыкального образа того или другого композитора. И самое важное  – никто не довлеет над головой! Когда хочешь, пришёл, когда хочешь, ушёл, устал – отдохни. А заработок на улице гораздо больше, чем платят в день за репетиции и концерты! Понимаешь друг, что с нами происходит!? Такая свобода даже начинает затягивать! Боюсь, как бы не превратиться в бомжа, - тоскливо заключил Исаак.
-Да-да-да, радоваться нечему. Что будет с нашей богатейшей культурой!? Молодёжь только и слушает свою «умца-умцу»! Этот гвалт Рэпа так засоряет им мозги! Деградация!
-Ничего невозможно сделать!
-Да, Гарик, к сожалению, мы ничего не можем изменить!»
По дороге домой я задумалась  о том, как эти двое оказались правы. Ведь я тоже отношусь к вымирающей музыкальной братии.
48 Розовые майские дожди
Любовь Казазьянц
Фантастический рассказ.

 "Утверждать – этого нет, потому что этого не может быть никогда – прямолинейно и скучно."
(Н.Волгин – кандидат философских наук, уфолог.)

В нынешнем году майская погода москвичей не баловала. Небо словно превратилось в старое прохудившееся решето. Дождь то усиливаясь, то ослабевая, лил неделю. Наступил момент, когда вода затопила самые низменные районы города. Нельзя назвать это наводнением, но в быт жителей столицы сырость привнесла лишние проблемы. Несомненно, что далеко не каждый мог позволить себе приобрести личный водоплавающий транспорт.
Необъяснимое явление наблюдали жители Нагатинского затора. Когда в этом месте шёл дождь, затопив прибрежные улицы, Нижнего моста не было видно под водой. А Верхний мост оставался совершенно сухим. В безоблачную погоду над верхним мостом стоял туман, из бледно-розовых облаков капал того же цвета дождь. Первое время прохожие наблюдатели ахали, зеваки толпами глазели на розовое чудо, машины останавливались и хором сигналили. Но люди постепенно привыкли к чуду, - как привыкают к бутылочному пиву или к суррогатному кофе, а потом и вовсе перестали замечать.
Никто не изучал, почему мост не мокнет. Подумаешь, розовый дождь! Никому и дела нет до редкостного феномена из области легковесной фантастики. У простых смертных и так забот полон рот. Ясное дело – тут не до цветных дождей!
Но в этом году москвичи стали свидетелями такого зрелища, о котором умолчать равноценно преступлению. (Кому не интересно  –  может с ироническим видом перелистать страницу.) 
Оказывается каждое майское утро, в четвёртом часу, в Нагатинском заторе над верхним мостом зависало Нечто неизвестного происхождения. Этот объект оказался настолько пунктуальным, что по его появлению можно было сверять часы.
НЛО каждый день меняло цвет, как капризная модница: день в оранжевом, день - в голубом. И так до бесконечности.
Майский гость буквально изощрялся в цветовой гамме, но никто не мог понять, что бы это значило.
И тогда неопознанным объектом заинтересовались учёные и пресса. Несколько представителей республиканского НИИ решили понаблюдать за пришельцем. Группа учёных собралась время под Верхним мостом. И действительно ровно в четыре часа утра появилось Оно: бледно-бирюзового цвета, прямоугольной формы. Объект висел над мостом неподвижно в течении часа. Вдруг он неожиданно изменил цвет: из бирюзового моментально стал сиреневым, вытянулся в длинную "сигарету" и, мерно покачиваясь, лениво двинулся в сторону Волгоградского проспекта. Остановился в раздумье. В этот момент один из членов группы решил снять объект на видео камеру. Только этот человек успел приготовиться к съёмке, как НЛО резко развернулся в сторону смельчака. В следующую минуту, группа замерла в шоке – фотографа поднял в воздух и закружил невидимый смерч. Он поднимался вверх с вытянутыми руками и вывернутыми наружу ладонями. Словно невидимая сеть тянула его в небо, закручивая по спирали в бешенном вихре. В вышине его обволокло туманом, и НЛО вместе с фотографом бесследно исчез в просветлённом небе.
Люди из исследовательской группы замерли, глядя в небо, словно в немой сцене. Для них время остановилось.


Туман рассеялся. И тут все увидели лежащего на земле фотографа. С минуту он лежал без движения. Затем открыл глаза и прошептал еле слышно, указывая в небо:
-Я был там, у них...Они всё знают о нас... Изучают, исследуют...
Учёные окружили фотографа и засыпали его вопросами:
-Славик, какие они?
-Ты их снял на видео?
-На каком языке общались?
Фотограф, по-прежнему сидя на земле беспомощно развёл руками.
-Всю силу из меня высосали. Им, видите ли, мужчин подавай!
-А что они от тебя хотели? – гладя Славика по голове, сочувственно спросила блондинка из группы.
-Чего, чего?... Ясно – чего! Население у них одного пола, женского.
-Ого! Так вот их корабль цвета менял! ...
-Ты их видел? Они такие же? – настойчиво интересовалась блондинка астроном.
Славик смерил её взглядом.
-А ты что думала?! Руки, ноги на месте и всё остальное – тоже. Я проверил.
-Значит, они к нам на охоту прилетают? Изголодались без мужиков! – воскликнул физик. – Да, повезло тебе, Славик, ничего не скажешь!
-И не покажешь, - с сожалением прошептал фотограф. – Камеру мою неопознанные ведьмы захватили. Теперь вряд ли вернут, а я за неё такие бабки отдал, японская...
-Да ладно, не плачь! Наши скинутся, подарят тебе новую. Зато в Книгу Гинеса попадёшь как первопроходец. Расскажешь потом тет-а-тет как это... с инопланетянками.
-Да брось ты, Серёга! Ничего приятного. Они из меня всю жизненную энергию выкачали. И главное, молчат стервы. Общаются... на телепатическом уровне. Розовые ведьмы! Но красивые  –  как перри!
Тут приехала "скорая". Славика увезли в больницу на обследование.

Нам так и не пришлось узнать подробности этой истории, так как после «выздоровления» Славика затаскали по загранпоездкам на симпозиумы и конференции по уфологии.
49 Светлый праздник
Наталья Аношко
- Мама, мама! Посмотри, какой мне бабушка купила пирожок! – Алексейка радостными возгласами встретил маму в прихожей. – Смотри, какими он усыпан разноцветными горошинками! А как он пахнет!
Мама прошла на кухню и увидела на столе пасхальный куличик. Совсем маленький, с кулачок. На белой глазури красовалась пестрая посыпка. Несмотря на свой крохотный размер, кулич издавал аппетитный сдобный аромат.
- Это же кулич! Очень красивый, - ответила мама. – Молодцы, что купили, а то завтра мне будет некогда.
- Мам, я хочу его съесть? Бабушка сказала, спросить разрешения у тебя, - Алексейка заглянул в глаза маме жалостливым взглядом, которому совершенно не хочется отказывать. Но она, собрав волю в кулак, сказала:
- Сейчас не надо, куличи едят в Пасху. На то он и пасхальный.
- Но почему? – мальчик огорченно оттопырил губу вперед.
- Потому что куличи, крашеные яйца, пасха – все это праздничное угощение. Люди постятся, а в праздник разговляются этими замечательными угощениями.
- Но ведь кулич – это просто хлеб! Мы же хлеб едим в пост, значит, и сейчас можно кулич попробовать! – спорил мальчик.
Мама посадила его к себе на колени и начала объяснять:
- После своего воскрешения Христос стал приходить к своим ученикам. Они всегда ждали его и оставляли для него кусок хлеба за столом. Считается, что до распятия Христос и ученики ели только пресный хлеб, а после воскрешения Христа они стали есть сдобный хлеб. Поэтому куличи раньше Пасхи не едят.
Мальчик задумчиво слушал, смотрел на пирог, который так заманчиво пах и влек к себе своей разноцветной посыпкой.
- Но ведь никто не узнает, если я чуть-чуть попробую? – наконец спросил он с надеждой в глазах.
- Кто не узнает? – мама засмеялась детской наивности. – Бог он все видит, все знает. Он видит не только наши поступки, но и наши мысли и сердце!
- Значит, он видит, как мне хочется этот куличик!
- Конечно, видит. И он обязательно оценит, как ты смог себя преодолеть!
Мама погладила сына по голове и поцеловала в затылок. Мальчик слез с коленей, подошёл к столу, провел носом над посыпной корочкой кулича. Прищурив глаза, он тихо сказал: «Хоть чуточку! Пожалуйста!»
Мама вздохнула, сняла с кулича пакет и сказала:
- Выбор твой. Делай, как знаешь. Но только знай, что когда я в свой час предстану перед Господом, ругать он будет меня.
- Почему тебя? – удивился мальчик. – Это же я его съем! При чем здесь ты!
Алексейка иногда бывал непослушным, спорщиком, упрямым, но всегда оставался справедливым. Он понимал, что собирается сделать неправильный поступок, но почему отвечать за него должна мама. Этого он не мог понять.
- Потому что ты пока ребенок! – начала объяснять мама. – Какой с тебя спрос! А мне скажет Господь: «Что же ты, мама, взрослый человек, не смогла донести до ребенка, в чем суть праздника Пасхи, почему куличи раньше времени есть нельзя»! А я склоню голову и понесу свое наказание.
- Какое? – мальчик со страхом смотрел на маму, широко раскрыв глаза.
- Не знаю. Там назначат.
С этими словами мама вышла из кухни, оставив Алексейку наедине со своими мыслями и тяжелым выбором. Мальчик раздумывал над словами матери, стоя над куличом. Из бочка выпечки аппетитно выглядывал краешек изюма. Аромат кружил мальчишке голову, будоражил обоняние. Он уперся взглядом в цветную посыпку. Пальцы сами потянулись к ней. Вот он отщипнул горошинку и сунул в рот. Закрыл глаза. Потом вторую, третью. А потом выдернул изюм, торчащий из теста, и быстро съел.
Прожевал, вздохнул. Посмотрел на дырку, оставшуюся от изюма. Развернулся и пошел с кухни. Но тут какая-то невидимая сила развернула его назад, он стремительно подошел к столу, широко открыл рот и прямо-таки наделся зубами на кулич, захватив всю поверхность посыпки.
Тут в голове громом прозвучали мамины слова. Он представил, как ругают маму, за то, что он съел кулич раньше праздника. Ей скажут, что она плохая мама, а она ведь хорошая! Она его любимая мама. Алексейка отошел от кулича и решительно вышел из кухни. Прижавшись к маме, он спросил: «А что же мне тогда можно вкусненького?»
В страстную субботу Алексейка с мамой и папой пошли вместе в церковь на службу. Весеннее солнышко ласково пригревало землю. Первая листва придавала земле свежести, оставляя воздух прозрачным. Хотя страстная суббота у православных – скорбный день, казалось, что уже вся природа замерла в ожидании грядущей радости. Наступление Пасхи чувствовалось во всем: в пение птиц, первых одуванчиках, тоненьких листочках, лучиках солнца!
Вся семья планировала причаститься, и родители встали в очередь на исповедь. Желающих было много, очередь растянулась во весь предел храма. Алексейка наблюдал за подходящими к батюшке прихожанами: кто-то что-то рассказывал, кто-то подавал листочки, а кто-то даже плакал, вставая на колени.
- Что они делают? – спросил мальчик маму.
- Исповедаются в грехах, - шепотом ответила мама.
- А что это значит?
- Значит, рассказывают батюшке о своих плохих поступках?
- А взрослые тоже делают плохие поступки? – удивился Алексейка.
- Еще как! Постоянно грешат! – улыбнулась мама.
- А еще детей учат, как себя вести надо! – хмыкнул под нос мальчик.
На минуту он замолчал, обдумывая что-то про себя.
- А дети тоже должны рассказывать о своих поступках?
- С семи лет считается, что дети уже способны осознавать свое поведение, оценивать себя и должны исповедоваться, чтобы причаститься. Утаивать грехи нельзя. Это очень плохо.
Мальчик снова замолчал. Он смотрел на людей, которые по очереди подходили к священнику. Кто-то отходил с просветлившим лицом, кто-то в слезах.
- Батюшка их ругает за плохие поступки? – тихо спросил Алексейка маму.
- Нет, кому-то дает совет, кого-то выслушивает.
Мальчик задумался о своих грехах. Он вспомнил, что часто не слушается родителей, упрямится, его иногда даже ругают.
- Что же получается? Когда я делаю плохие поступки, меня ругают. Значит, я плохой. А тут столько людей стоят! Мама, все люди плохие? – с удивлением спросил мальчик. Его глаза расширились, словно он сделал небывалое открытие.
- Разные есть: хорошие и плохие. Все ошибаются, грешат. Но кто-то пытается осознать свою вину, исправиться, покаяться, а кто-то нет.
«А я какой? Плохой или хороший? Я умею раскаиваться или нет? – мальчик думал, смотрел на мерцающие огоньки свечей, перевел взгляд на распятие. Подходила очередь его родителей. – Какие, интересно, у них грехи? В чем они провинились? За что ругают себя? Может, за то, что сами ругают меня? Или ругаются между собой? А может они обманывают кого-то!»
И вдруг мальчик вспомнил свой пасхальный кулич! Перед глазами всплыла откусанная посыпная верхушка. Его озарила догадка: «А что если, мама будет каяться в том, что не отговорила его съесть кусок кулича! Ее сейчас отругают, а это же я! Я виноват!» Алексейка с тревогой смотрел на распятие. Ему казалось, что сам Спаситель ждет от него признания. Он уже не слышал голосов хора, не крестился, он растворился в своих мыслях, тревогах.
Подошла очередь его родителей. Сначала папа подошел к батюшке, потом мама что-то рассказывала священнику, а он ей отвечал. Наконец они отошли в сторону, освободив проход другим кающимся. Их становилось все меньше. Сердце мальчика билось тревожно, он чувствовал каждый его удар. «Мне тоже надо подойти! – думал он. – Но ведь мне нет семи лет, меня и так простят! А если не простят? А если меня простят, а маму – нет!» Он закрыл глаза, потому что голова его кружилась. Вдруг он услышал голос священника: «Есть еще кто-то на исповедь?» В голове Алексейки пронеслось: «Все. Он сейчас уйдет! И тогда все!»
- Мама! – дернул он за руку мать. – Я тоже хочу к батюшке подойти, покаяться.
- В чем? – удивилась она неожиданному повороту, растерялась, не зная, что делать.
- Мне надо, пошли со мной, - заторопился Алексейка, видя, что батюшка собрался уходить.
Они подошли к священнику. Это был еще молодой человек, с добрыми глазами, небольшой бородкой. Мама тихо сказала: «Подождите, извините, но тут мой сын хочет что-то спросить». Мама сама заметно волновалась, она не знала, что хочет спросить ее ребенок.
- Что случилось у тебя? – спросил батюшка, наклонившись к мальчику.
- Покаяться хочу, - робко ответил ребенок.
Священник взглянул на маму, но по ее лицу понял, что та не очень понимает, в чем дело.
- Очень хорошо, молодец,- подбодрил батюшка мальчика, обнял за плечо. – В чем ты хочешь покаяться?
- Я кулич съел! Вернее не съел, но откусил, там, где горошек сладкий. Я немного. Чуточку.
Батюшка хотел улыбнуться, но увидев, как серьезно лицо мальчика, как дрожат его губы, срывается голосок, как глаза наполнились слезами, сдержался.
- Ты до праздника съел? – догадался, в чем дело батюшка. Мальчик кивнул.
- Я не хочу, чтобы маму ругали из-за меня. Она же не виновата, - волнение взяло верх. Две слезинки скатились по щекам ребенка. У священника тоже дрогнуло сердце.
- А при чем здесь мама? Почему ее будут ругать? – спросил он.
- Потому что она меня не научила, что до Пасхи куличи есть нельзя. Батюшка, передайте Богу, пожалуйста, чтобы он ее не ругал. Она меня учила, а я не послушался.
Священник слушал исповедь ребенка. Он обратил внимание, что мальчик не выговаривает некоторые буквы.
- Сколько тебе лет?  - спросил он.
- Пять, - всхлипнул мальчик.
- А как звать тебя?
- Алексейка.
- Ну вот что, Алексей! Обогнал ты всех своих сверстников. Прошел первую исповедь не в семь лет, а в пять. Да еще так осознанно. Ты очень мужественный молодой человек! Всегда так поступай, - батюшка потеребил мальчишку по плечу.
- Мне нельзя причащаться и куличи теперь есть, наверное? - вздохнул Алексейка.
- Ты же говоришь, что не весь кулич съел, а только корочку надкусил?
Мальчик кивнул.
- За эту корочку ты уже ответил! Молодец, всегда думай не только о себе, но и о близких! Празднуй завтра Пасху спокойно. А подрастешь, поститься не забывай и молиться почаще.
Алексейка снова кивнул в ответ. Батюшка ушел. Мальчик поднял глаза на маму. Та стояла в изумлении, глаза ее были влажными. Она обняла сына крепко-крепко. А он ее. На душе у него было так по-пасхальному радостно, светло и легко.
Наступила Светлая Пасха – праздник Воскресения Господня. Дома собирали праздничный стол. Мама поставила перед Алексейкой его надкусанный маленький куличик и улыбнулась. Папа отрезал от него кусочек и помог мальчику намазать его творожной пасхой. Каким вкусным был этот кулич! Гораздо вкуснее, чем тогда, когда он украдкой хотел съесть его на кухне.
- Христос Воскресе! – сказал папа.
- Воистину Воскресе! – радостно отозвалась семья.
50 Молоко
Елена Филимонова
          На окраине Радужного города, там, где у подножия высоких гор раскинулись бескрайние зелёные луга, на ферме господина Крюка, жила девочка Полли.  Солнце ещё дремало в своей небесной колыбели, заря только замешивала краски, чтобы разрумянить облака, а Полли уже принималась за работу. Она умывала лицо колодезной водой, надевала простое платье, заплетала волосы в косу и шла вместе с другими работницами доить коров. Ослик Тучка, верный друг и помощник Полли, запряжённый в тележку, в нетерпении топтал копытами сочную травку.

          Наконец,  все кувшины полны парного молока.

— Хорошего тебе дня, милая Полли! — сказал старый  пастух Абель, помогая составлять девочке кувшины с молоком на тележку.
 
          Каждое утро он провожал Полли в дорогу. Когда-то Абель был лучшим столяром во всём городе. Мебель, созданная его умелыми руками, стоит даже у самого мэра Радужного города. Но теперь Абель состарился,  руки его ослабели, глаза потеряли былую зоркость.  Он доживал свой век на ферме господина Крюка, работая пастухом всего  за два гроша в неделю.

— Твоя мама очень любила смотреть на звёзды, — вполголоса сказал пастух.  — Она говорила, что если загадать желание на падающую звезду, то оно непременно сбудется.

          Абель часто рассказывал Полли добрые истории о её матери, которую  девочка совсем не помнила.  Её мама умерла семь лет назад от тяжёлой болезни, когда Полли было всего два года.

— А ты когда-нибудь видел падающую звезду?

— Нет, не довелось мне, — печально ответил старик. — Но ты обязательно её увидишь! — он мягко улыбнулся. — Только придумай такое желание... такое... самое важное...

          Полли повязала на шею ослику шнурок с бубенчиками.

 — Славный сегодня надой, Полли! Хватит всем, — почти шёпотом произнёс пастух, таинственно подмигнув девочке.

          Никто, кроме Абеля, на ферме не знал о том, что когда молока было в избытке, Полли отвозила его крестьянским детям.  Девочка  надела белый передник и взяла под уздцы своего друга.

 — Держи, это тебе. — В кармане передника оказался сахарный пряник, заботливо припасённый Абелем ещё  с вечера.

—  Спасибо,  Абель. Скоро увидимся.

          Пастух открыл ворота  и девочка с осликом отправились в город. Им            предстояло до полудня обойти все богатые дома  Радужного города, чтобы ни один их житель не остался без стакана свежего молока.

          Дело в том, что несколько лет назад господин Крюк скупил все окрестные луга и пастбища.  Он построил деревянную изгородь, на которой тут и там пестрели большими буквами таблички:

          "За выпас одной коровы каждый  житель Радужного города  должен уплатить господину Крюку две монеты, за выпас одной козы  — одну монету".

          Бедным крестьянам ничего не оставалось, как избавиться от своих рогатых кормилиц, продав их тому же господину Крюку. Так, жадный и расчётливый господин Крюк  стал единственным хозяином Радужной фермы. 

—  Вы заслуживаете самых высоких похвал, господин Крюк, —  говорил мэр Радужного города, читая бумаги, которые ему принёс главный казначей. — Благодаря вашему уму за последние три года городская казна пополнилась вдвое. Вы — человек дела, господин Крюк. Не то, что эти простолюдины. Их совершенно не заботит судьба Радужного города. Только и знают, что просить освободить их от налогов  да снизить цены на хлеб и овощи.  Неблагодарные!

          Господин Крюк довольно потирал руки.  В его голове зрел новый корыстный план...  "Нужно поднять цену на молоко!"

          На следующий день только знатные и состоятельные горожане могли позволить себе этот вкусный и полезный напиток.


***

          ...Ещё часы на городской башне не пробили свои привычные восемь ударов, а звон бубенцов уже радостно приветствовал жителей Радужного города. Раскрывались окна, отпирались двери — горожане встречали маленькую молочницу.

          Полли продала чуть больше половины  молока, как случилась неприятность. Ослик Тучка споткнулся и все кувшины, пустые и полные молока, дружно покатились  с тележки на мостовую. Молочные ручейки, сливаясь в одну речушку, весело побежали вниз по улице туда, где жили бедняки.

          Из окна дома главного городского повара господина Плюха выглянула  женская  фигура в пышном розовом платье.  Полли без труда узнала мадам Плюх.

— Ах ты, растяпа! Негодная девчонка! И за что только господин Крюк тебе платит! — пронзительно закричала  мадам Плюх, размахивая полными руками. — Ты оставила моего мальчика без стакана свежего молока на завтрак! Я всё расскажу твоему хозяину!

          Из-под многочисленных оборок и кружев мадам Плюх появилось круглое розовощёкое лицо мальчика лет девяти. Сначала он с удивлением разглядывал Полли и разбитые кувшины, затем его лицо исказилось гримасой обиды и мальчик громко зарыдал.

          Полли не было жаль этого мальчика, она не боялась гнева господина Крюка, она думала только о бедных детях, которые сегодня останутся без молока.  Из глаз Полли покатились слёзы...


***

          Далеко-далеко, там, где рождаются и умирают звёзды, мчатся кометы и кружатся планеты, жил маленький астероид Лютик.  Он очень любил мечтать и смотреть на звёзды.

— Какие они яркие  и красивые: белые, жёлтые, голубые, красные!  — вздыхал астероид Лютик. Непонятная тоска овладела им. — Я совсем не похож на них.

— Не огорчайся, малыш, — сказала старая звезда Лили. — Когда-то, давным-давно,  ты был самой настоящей планетой.

— Расскажи, какая она была!  — Сердечко астероида затрепетало от радостного волнения.

— Самой красивой во всей галактике, со множеством голубых рек и озёр.

— Что такое реки и озёра? — не отступал Лютик.

          Но старая звезда уже не слышала ни слов астероида, ни биения его сердца. Она очень устала, ей захотелось спать. Она принялась зевать  и вскоре крепко уснула.

          Лютик помчался навстречу молодой звезде по имени Мия. 

— Скажи, Мия, ты знаешь, что такое реки и озёра? Какие они?

— Что за глупости ты спрашиваешь, малыш? Зачем мне это знать! — Мия звонко засмеялась, от чего её свет стал ещё ярче и белее. Ей совсем не хотелось разговаривать с куском серого невзрачного камня. Гораздо интереснее поболтать со своими очаровательными подружками, такими же прекрасными, как и она сама.

          Тяжело вздохнув, астероид  Лютик помчался  к  своему красному соседу  — Марсу.

 — Скажи, Марс, ты знаешь, что такое реки?  Старая звезда Лили рассказала мне о том, что когда-то я был самой красивой планетой с голубыми реками и озёрами.

          Марс знал. Он ничего не забыл. Много-много миллионов лет назад на  его землях текли полноводные реки, шумели водопады, били родники. Но потом русла рек пересохли, озёра и ручьи исчезли. Планета превратилась в мёртвую бескрайнюю пустыню. С тех пор Марс стал злым и неразговорчивым, от того и покраснел он.
 
— Лети куда подальше, глупый астероид,  —  сердито проворчал Марс. Ему стало горько от того, что старая звезда, мудрее которой не было никого во всей галактике, не вспомнила   о нём. Вскипая от обиды, Марс покраснел ещё больше. Бока его разгорелись ярче пламени. — А не то я так толкну тебя, что от твоего глупого каменного тела  не останется даже облака пыли.

          Не на шутку испугавшись, малыш Лютик поспешил оставить угрюмого соседа.  Он спрашивал у всех, кого встречал на пути, что такое реки и озёра. Но пышнохвостые кометы проносились мимо, не дослушав маленького астероида, легкомысленные звёзды смеялись над ним,  планеты высокомерно отворачивались. Утомлённый, Лютик вернулся к старой Лили.

          "Дождусь, когда она проснётся", — решил он... 

          — Пожалуй, есть одна планета... — задумчиво произнесла Лили, стряхивая остатки сна со старого тела. —  Она очень похожа на ту, которой ты когда-то был. Она голубого цвета, на ней миллионы рек и озёр. Есть среди них очень-очень большие.  Кажется, они называются моря и океаны.

— Я хочу её увидеть! — оживился Лютик.

— Это невозможно, малыш, — тихо сказала старая звезда. Свет её стал как-то мягче, тише. Она будто ослабела. — Ты погибнешь, если приблизишься к ней. Исчезнешь навсегда.

— Скажи, где она живёт? Я хотя бы издалека взгляну на неё! — не унимался Лютик.

— Нужно лететь в сторону жёлтого Солнца, за Марс.

          ... Прошло несколько дней. Задумчивый и молчаливый, маленький астероид кружил по орбите. Старая звезда старалась его развеселить, отвлечь от грустных раздумий, но Лютик будто не замечал Лили. Его неукротимое желание увидеть голубую планету росло день ото дня.

"Я должен посмотреть на неё," — наконец решил он и  с силой, на какую только было способно его маленькое каменное тело... сорвался с орбиты. Старая звезда, заметив это, неистово закричала:

— Вернись, малыш! Ты погибнешь!

— Прощай, Лили! Спасибо тебе за всё-ё-ё!

          Напрасно несчастная Лили  кричала, стараясь образумить своего любимца. Все её усилия были тщетны. Лютик не слышал её. Он летел навстречу жёлтому Солнцу, к голубой планете.

          Мерцающий свет знакомых звёзд поглотила темнота, леденящая тишина окружила Лютика. Ему стало страшно, захотелось вновь ощутить тепло доброй Лили, услышать её тихий спокойный голос. Но маленький астероид уже не мог замедлить своё падение. Повернуть назад было уже невозможно. Сердце его сжалось от тревоги и страха. Как вдруг... он увидел белые облака, очертания островов, синюю гладь морей и океанов, изгибы рек и величественные снежные вершины. Они приближались, становясь всё отчётливее и красивее...

          "Это она, голубая  планета! Как она прекрасна!.."

          — А-а-ах! А-а-ах!..

***

          Полли не спеша брела обратно, к ферме. "Вот бы увидеть сейчас падающую звезду, — думала девочка, — я бы загадала желание, чтобы у всех детей бедняков каждое утро на столе стоял стакан парного молока".

          Ослик Тучка, виновато опустив голову, плёлся рядом.  Вдруг в небе что-то хлопнуло. Полли подняла голову. Большое белое облако вспыхнуло, будто кто-то зажёг позади него огромную свечу. Яркий огненный шар, переливаясь всеми цветами радуги, вылетел из-под облака и стрелой полетел вниз.

— Это падающая звезда! — всплеснув руками, громко воскликнула девочка.

          Ослик Тучка с удивлением взглянул на хозяйку.

— Кажется, она упала на Болотной улице!
 
          Полли поспешила на Болотную улицу, где жили бедняки. Дойдя до самого крайнего дома,  она остановилась. Там, под старыми яблонями, творилось что-то невероятное. Девочке показалось, что под раскидистыми кронами собрались все жители улицы. Все, от мала до велика, были охвачены каким-то непонятным ликованием. Слышался звонкий детский смех, возбуждённые голоса взрослых. Даже бездомные собаки виляли хвостами и задорно лаяли, разделяя общую радость.

— Я видел, видел! — кричал звонким голоском чумазый мальчуган. —  Он упал прямо сюда!

— Полли, Полли! — люди, заметив маленькую молочницу, приветственно замахали ей руками. Их лица светились от счастья. —  Посмотри, что падающая звезда принесла нам!

          Полли подошла ближе. Она не верила своим глазам. Прямо из земли бил ключ... только не родниковая вода журчала в нём. А молоко! Настоящее тёплое белое молоко!

— Посмотри, что я нашёл здесь, — чумазый мальчик протягивал Полли ладошку.

          Небольшой кристалл, размером с лесной орех, переливался в лучах солнца так ярко, что Полли даже зажмурилась.  Она осторожно взяла необычную находку. Кристалл оказался на удивление тёплым и приятным на ощупь, ни одной острой грани.  В прозрачном, как слеза, теле кристалла, в самом его центре, Поллли заметила маленькое красное пятнышко.  Оно пульсировало, как живое.

"Должно быть, это сердце падающей звезды,"  —  вдруг подумалось Полли.

          Две прозрачных горячих слезинки неудержимо покатились по щекам и упали на кристалл.