Чаще всего мы не можем воздать должное нашим родителям, и ещё менее мы способны воздать должное более ранним предкам. Но сохранить память о них мы обязаны.
Немного о себе и о своих корнях.
Я, Исаак Даматов, родился в 1948 г., и жил в г. Коканд, Узбекистан, бывший СССР. Розовое детство опускаю, т. к. в детский сад ходил неохотно, музыкальную школу посещал по принуждению. Дело в том, что это было во второй половине 50-х годов и практически весь педагогический коллектив Кокандской музыкальной школы составляли эвакуированные в войну из Украины, Белоруссии и западных регионов России, преподаватели классической музыки и давали они фундаментальное детское музыкальное образование. Я, по малолетству, видимо, просто это не понимал. Тем более что вокруг во всю уже звучала лёгкая музыка, другие соблазны, как то: всевозможные кружки, спорт и т. д. И всё бесплатно! (Тогда для нас это было само собой разумеющимся). Уже став взрослым я стал понимать, мимо чего я прошёл и не заметил. Из детских воспоминаний отпечаталось в памяти 5 марта 1953 года, мне было 4,5 г. В этот день распорядок в саду был нарушен, все воспитательницы и няни плакали навзрыд – объявили о кончине Сталина. Дома плакала мама, папа ходил насупленный.
В общеобразовательной школе учился спустя рукава, но не потому, что не тянул, а потому, что в начальных классах был оскорблён двумя учительницами, имена и фамилии которых помню до сих пор. Эти оскорбления звучали в ушах много лет, обида держится до сих пор. «Гоняться за хорошими отметками» я считал западло, хотя материал по всем предметам знал довольно прилично, был любознательным, читал не только учебники по предметам. Свидетельством этого было моё поступление в медицинский институт с первого раза в 1966 г. Этот год был знаменателен тем, что среднюю школу в СССР окончили и десятые, и одиннадцатые классы, т. е. абитуриентов во все институты и университеты Советского Союза было в два раза больше, чем обычно. На вступительных экзаменах набрал три четвёрки – по физике, химии и сочинению – и прошёл по конкурсу. Началась шестилетняя учёба в Андижанском государственном медицинском институте. Сама по себе учёба особых сложностей не представляла, учился с удовольствием. Мне, персонально, сложно было на сельхозработах, на сборе хлопка – с семи утра до семи вечера, под солнцем. Мучали носовые кровотечения. Мне самому было невдомёк, как это у здорового парня может быть такое? Я даже стеснялся этого. Врачи ничего не находили, родители – коммунисты, и не помышляли о том, чтобы освободить страдающее дитя от полевых работ. Это потом, в 2000 году был установлен диагноз заболевания крови, обусловленный хромосомной мутацией. Какую роль сыграла многолетнее – 10 сезонов – участие в полевых работах в возникновении моего заболевания? Точных данных на этот счёт нет, но 12 часов под палящим солнцем самочувствия не прибавляли.
Итак, в 1972 г. я закончил мединститут и избрал своей специальностью дермато-венерологию. Через год, после окончании интернатуры, я был призван на срочную военную службу, в качестве врача и в чине лейтенанта. 2 года служил в Забайкалье. После службы – дерматология, затем, с 1978 г. – психиатрия – уговорил перейти в психиатрическую больницу бывший тогда завдиспансером А. Х. Еводьянов. И одновременно меня назначили главным внештатным наркологом города. С 1986 – главный врач наркологического диспансера г. Коканда. В 1990 мы с семьёй, как и большинство евреев Узбекистана, после беспорядков, связанных с нападением представителей титульной нации на турок-месхетинцев в Ферганской долине, покинули Советский Союз. Израиль, Германия, потом США. В Германии прожил 18 лет, работал врачом в различных клиниках: кожная, психиатрическая для взрослых и пожилых, психосоматическая, реабилитационная для неврологических и терапевтических пациентов. Двое детей, четверо внуков. В 50 лет у меня началась манифестация болезни крови. В 59 лет разбежались с женой, в 62 женился повторно, в Америке, где и проживаю сейчас. Вот и всё, коротко о себе. А теперь о моих предках, так сказать наиболее значимых, оставивших след и в памяти потомков, а некоторые и в работах историков. Начну, пожалуй, с самого раннего, ставшего известным нашим современникам. Сразу оговорюсь, что в качестве источника я пользуюсь книгой проживающего ныне в Израиле кузена моего деда Гавриэля Рубинова «Израиль – имя твоё».
Самый ранний из известных нам предков по линии мамы, это Аго Мусо, родился в 1775 г. и проживал в Персии. Он был настолько богатым и влиятельны купцом, что «сам персидский шах охотно его принимал». В нашем роду из поколения в поколение передаётся легенда о том, будто Аго Мусо был прямым потомком тех евреев, что осели в Персии со времён Вавилонского пленения, т. е. после разрушения Вавилонским царём Навуходоносором Первого Храма в Иерусалиме. Известно, что лет через двадцать Персия завоевала Вавилон и пленники сменили хозяина и место жительства, их перевезли в Персию. Со временем они обжились на новой родине, пользуясь помощью властей, завели собственные дела. Многие разбогатели и стали относиться к Персии как к новой родине. И, когда персидский царь дал свободу пленникам и большинство вернулось в Иерусалим, часть из них, что успевшие обосноваться в Персии, пользовались свободой и процветали. Уже тогда, две с половиной тысячи лет назад евреи открыли для себя среднюю Азию. Тут надо заметить, что за две тысячи лет жизни в Персии происходили различные события и жизнь еврейской общины не всегда была безоблачной. Подъёмы сменялись падениями, евреи неоднократно подвергались преследованиям и гонениям, особенно после воцарения там ислама. Затем наступали периоды относительного благополучия. В восемнадцатом-девятнадцатом столетиях, среди прочих практиковался такой вид преследования, как принудительное обращение в ислам. Однажды Рубен, сын Аго Мусо, стал свидетелем публичной казни еврея, который отказался принимать ислам и был наказан кипящим маслом (На голову одевали чалму из теста и сверху наливали кипящее масло). Умер этот еврей в страшных мучениях. Подобные случаи повторялись всё чаще, и Рубен задумался о будущем своих 4-х сыновей, Барух-Хаиме, Моше, Эльяу и Катане. Посоветовавшись с отцом, поразмышляв, он решил отправить сыновей из страны, на север. Он слышал от отца об огромной стране на севере под названием Урус. Рубен Аго Мусо начал собирать большие караваны для каждого из них. Будучи, как и отец, вхожим во дворец Шаха он решил заручиться одобрением монарха. Шах, конечно дал высочайшее позволение, но с условием, что сам Рубен останется при дворце в качестве советника по торгово-экономическим вопросам. Рубен Аго Мусо, конечно, согласился. Он был счастлив, что удастся отправить сыновей, может быть рассчитывал и сам когда-нибудь выбраться из Персии. Чтобы сильно на затягивать, расскажу, что его третий сын, Эльяу, был моим непосредственным предком, а именно – прапрадедом по материнской линии. Он с караваном прибыл в Кизили (Казалинск), где проживала еврейская община. Сейчас это северный Казахстан, но в те времена границы между государствами были размыты да и религиозного давления никакого не было. Через некоторое время Эльяу женился на Зулайхо, дочери богатого и влиятельного купца Або (Бобо) Акила, бежавшего из Бухары от эмира, и первым ребёнком их был Исраэль, мой прадед (1863-1959). Я хорошо помню его похороны, мне было уже 11 лет. В его доме в Коканде я и жил со своей семьёй. Тут я должен коротко остановиться на личности Або (Бобо) Акила, которого тоже с удовольствием причисляю к числу своих выдающихся предков. Вот его краткая история.
Або (Бобо) Акил родился в Иерусалиме, получил религиозное образование в ешиве. Занимался просветительской деятельностью – обучал детей и взрослых грамоте, еврейской традиции. Имея склонность к врачеванию изучал медицину по трудам Рамбама. Примечателен случай, который передавался из поколения в поколение в нашем роду. В то время Або (Бобо) Акил проживал в Бухаре и, как обычно, учил и лечил. Однажды заболел сын эмира и никто не мог ему помочь. Придворные вынуждены были пригласить Або (Бобо) Акила, несмотря на то, что он был иноверцем. Он предстал перед эмиром и через неделю после начала лечения ребёнку стало лучше. Вместо предложенной эмиром награды он попросил послаблений для живших в эмирате евреев: поднимать голову в присутствии мусульманина, пользоваться всеми двенадцатью воротами г. Бухары, не носить отличительные жёлтые верёвки вместо пояса и т. д. Эмир выслушал и воскликнул: «О, у тебя ещё более острый ум (ок илм)». Вот примешь ислам и будешь главным врачевателем при дворе». После этого, кстати, к его имени прибавили слово Акил. Мои прадед Исраель и его сын Хананья, кроме фамилий, имели при жизни прозвище (лакам)– Исраель Акил и Хананья Акил. Кстати, хорошая новость для всех, кто носит фамилию Акилов или Окилов – мы с вами все братья и сёстры! Но вернёмся к Або (Бобо) Акилу. Конечно, он отказался от предложения эмира принять ислам и тот приказал бросить его в зиндан. Через некоторое время его старшему сыну Симхе удалось подкупить кого надо и вызволить отца. Семья срочно выехала из Бухары и вскоре они прибыли в Казалинск. Семья продолжала жить прежней жизнью, в доме постоянно собиралась еврейская интеллигенция города и велись беседы на философские, политические и религиозные темы, толковали Тору и Талмуд. Выросшая в этой среде Зулайхо получила прекрасное образование. Так вот на его дочери Зулайхо и женился мой прапрадед Эльяу, сын Рубена Аго Мусо.
Теперь вернёмся к их старшему сыну, моему прадеду Исраэлю (1863-1959), которого я хорошо помню, т. к. в 1959 г. мне было уже 11 лет (а ему 96) и я хорошо помню его похороны. Это был высокий, стройный, голубоглазый красавец. Воспитанный в семье очень образованных Эльяу и Зулайхо, их старший сын впитал в себя атмосферу этой семьи. Впоследствии он проводил богослужения в качестве кантора и в синагоге не оставалось ни одного равнодушного к его пению. Занимался он также и коммерцией. В 1887 г. он женился на Чини, дочери Магид и Арона Кандинова (Арони Кандин). Здесь я должен сделать ещё одно отступление.
Арон Кандин – это историческая личность, о котором я читал в монографии московского профессора Ольги Сухаревой «Бухарские Евреи во второй половине 19 века». Арон Кандин был сыном Моше Кандина, очень образованного и уважаемого человека и известного в Бухаре коммерсанта. Он много лет был калонтаром (предводителем) еврейской общины. Моше Кандин способствовал тому, чтобы все его сыновья открыли свои красильни и лавки, а дочери вышли замуж за достойных людей. Когда он состарился руководство семьёй подхватил его сын Арон, который стал также крупным купцом. Будучи образованным человеком, также снискал уважение членов общины и был избран калонтаром. В обязанности калонтара входило также представлять интересы общины перед властями, что Арон с успехом и делал. В конце концов Арон Кандин был приглашён на должность казначея, затем министра финансов и экономики в правительстве эмира Музафар-хана. Надо сказать, что жизнь Арона не была гладкой и безоблачной. Его соперниками была семья Ниязовых, тоже богатые купцы, завидовавшие успехам Клану Кандин. В ход шли наветы, оговоры, интриги. Нанимались убийцы против него. Однажды, как говорит семейное предание, в одном тёмном переходе арка (дворца эмира) его подкараулил убийца и перерезал горло. Арон много часов пролежал в луже собственной крови, пока не был кем-то найден. Но организм здорового мужчины переборол огромную кровопотерю. Однажды, после очередных интриг, Арон эмир под угрозой казни, обязал принять ислам и принудил жить на территории дворца. Шесть лет продолжалась двойная жизнь моего прапрадеда Арона Кандин – во дворце он мусульманин, дома – еврей. Даже в этом положении он помогал евреям и Бухары, и Палестины, в основном материально. После смерти Музафар-хана к власти пришёл его сын Ахад-хан, с которым у Арона отношения не сложились. Однажды (как рассказывала т. Панино, младшая сестра деда Хананья) Арон по заданию Ахад-хана поехал с богатыми дарами к русскому императору, его в Оренбургских степях догнал доверенный человек и сказал, что его в очередной раз оклеветали, и молодой эмир готов расправиться с ним. Арон, недолго думая развернулся и погнал караван на юг. Через Самарканд и Иран – в Палестину. В Бухару он больше не вернулся. Уже из Палестины он поехал в Санкт-Петербург, был принят Александром III и тот удовлетворил просьбу Арона о предоставлении российского подданства. А в 1888 г. Арон Кандин добился от турецкого султана Абдухамида разрешения поселиться в Иерусалиме на постоянное место жительства.
Итак, мой прадед Исраэль женился на дочери Арона и Магид Кандин, Чини. Исраэль и Чини прожили вместе 42 г. в любви и согласии. До 1917 г. Исраэль работал в качестве «мирзо» (по нынешним понятиям менеджером) у известных фабрикантов Потеляховых, был их доверенным лицом в г. Коканд. В его обязанности входило строительство и пуск в эксплуатацию заводов по переработке хлопка и коконов тутового шелкопряда в Ферганской долине и Намангане, работа с банками. На банковских документах он подписывался «Исроэль, сын Эльяу Рубинова», позже «Израиль Ильич Рубинов». Любил лошадей, был прекрасным наездником. Во времена НЭПа Исраэль, поверив властям, восстановил один из гренажных заводов в Намангане (который когда-то сам и строил по заданию Рафоэля Потеляхова), и даже получал хорошую прибыль, был богатым человеком. К сожалению, в 1929 году программа НЭП была внезапно закрыта, «непманы» были подвергнуты репрессиям6 обыски, конфискации, сылки. Пострадали и прадед Исраэль и его сын, мой дед Хананья, который отбыл несколько лет ссылки. Исраэль и Чини, дали детям прекрасное традиционное и престижное образование и воспитание. В декабре 1929 г. внезапно, я думаю, от воспаления лёгких, умерла Чини Кандин. У Исраэля и Чини (моих прадеда и прабабушки) было 8 детей.
Старшим был Хананья, мой дед, 1896г. рождения. Уже молодым человеком был крупным, стройным, высоким, красивым, учтивым и умным, обладал незаурядной деловой хваткой. Он очень рано был принят на службу к известному коммерсанту Рафоэлю Исахарову и вскоре стал его доверенным человеком. У Рафоэля был сын Нисим, с которым Хананья сдружился и дочь Споро, миловидная и умница, в которую Хананья был влюблён и мечтал жениться на ней. Однажды Хананья набрался смелости и зашёл к её отцу для главного разговора. Разговор состоялся, но Рафоэль ничего конкретного не сказал. Через несколько дней он попросил Хананью сопровождать его сына Нисима в Москву и в пути Нисим проговорился, что как раз в это время его сестрёнку Споро выдают замуж. Хананья окаменел, вышел на первой же станции и сел в поезд в обратном направлении. Приехав в Коканд, он убедился, что свадебные приготовления идут полным ходом, зашёл в кабинет к Рафоэлю Исахарову и сказал ему: «Или Вы дадите своё благословение на нашу женитьбу с вашей дочерью Споро, или мы с вами навсегда останемся в этом кабинете». Это было неслыханно, но Рафоэль дал своё согласие и был назначен дань свадьбы. В дни «бунта автономистов» в 1918 г. все они были разграблены, слава Б-гу, что хоть живы остались. Во времена НЭПа (1923-1929 г.) деду Хананья удалось восстановить ватночесальный цех и это давало неплохую прибыль. (В 40-70 е гг. на месте цеха, расположенного на берегу Левича-сая, находился госпиталь, затем медвытрезвитель). Пришёл 1929г. и, как я уже писал выше НЭП закрыли, началось «раскулачивание». Хозяев лишили предприятий, прадеда Исраэля отправили в ссылку в Павлодар, деда Хананью – в Турткуль.
Теперь несколько слов о Рафоэле Исахарове, который приходится мне прадедом со стороны мамы. Сведения я почерпнул от моего дяди Абрама Ильяева, о котором речь пойдёт ниже. Основоположниками семьи Исахаровых – из доступного мне обозримого прошлого – является Исаак бен Исахар (1803-1882) и его жена, Малка (1807-1914), оба уроженцы г. Герат. В 1866 г. семья переезжает в Бухару, где продолжают заниматься красильным делом (окраска нитей, пряжи и тканей), кроме прочей коммерции. В семье было пятеро детей, четверо сыновей и дочь: Хиския, Хия, Рафоэль, Цион и Мирьям, все получили традиционное в то время образование и воспитание. Сыновья крепко стояли на ногах, каждый имел свою семью и своё дело. В 1882г. их мать, Малка, после смерти мужа, Исаака бен Исахара, переезжает в Иерусалим и первое, что она делает – покупает участок земли и строит дом, куда должны будут приехать её сыновья. Параллельно она финансирует строительство синагоги в Шхунат Бухариим, известной ныне как «Бейт-кнессет шель Исахаров». Сыновья регулярно высылают ей деньги из своих доходов. Также госпожа Малко строит пансионат (ешиву) для детей-сирот на более чем 600 мест, Бейт-Хаятумим, по адресу ул. Яффо 91, который функционирует по сей день и носит имя своей основательницы – моей прабабушки – Малки Исахаровой. Кстати, по завещанию, которое она оставила, потомки не имеют права наследования на это здание.
Теперь кратко о моём непосредственном прадедушке, Рафаэле бен Исаак Исахарове, сыне Малки Исахаровой. Родился в Герате в 1864 г. В 1901 г. братья переехали в Коканд, так как там уже 25 лет прошло после упразднения власти Худояр-хана и бал правила Русская администрация, которая отменила многие средневековые законы и во многом споспешествовала развитию города. В Коканде Рафаэль организовал ставший знаменитым впоследствии торговый дом «Рафаэль Исахаров и братья», который имел оборот по продаже хлопка более 3-х миллионов золотых рублей в год. Главная контора была в Коканде, филиалы в Москве, Бухаре, Самарканде и Шахрисабсе. В 1901 г. компания «Рафаэль Исахаров и Вадьяев» (к ним присоединился сын Вадьяева) начал строить огромный особняк с офисом в центре города Коканда. Были приглашены строители из Армении, архитектор из Франции, для отделки интерьера – художники из Италии. Получился помпезный особняк с садом, в котором жили Рафаэль и ещё один из его братьев с семьями. Старожилы Коканда хорошо помнят Зимний кинотеатр «Марс», в который при советской власти переоборудовали особняк Исахаровых. В 1969 г. его стали использовать в качестве складских помещений для обувной фабрики, а в 1990 г. и вовсе разрушили – перед городом стоял выбор – расширения уже существующей обувной фабрики, или создания ещё одной в городе. Но конкурента для первой не стали создавать, чтобы не нарушать чиновничьего «равновесия» в городе. После революции 1917 г. братья Исахаровы уехали в Самарканд. Не могу сказать, когда, связано ли это было с «бунтом автономистов» или нет. В 1924 г. прадед Рафоэль умер, уже в Иерусалиме, куда прибыл за несколько месяцев до смерти и успел преподнести Сефар-Тору в дар Бейт-Кнессету шель Исахаров. Похоронен он был в Иерусалиме на «Харей Зейтим» (Масличная гора). Через 9 лет, в 1933 г. умирает и его жена, моя прабабушка Двора Исахарова, которую похоронили рядом с мужем. Да будет благословенна их память!
Все вышеописанные мои предки были со стороны мамы, Ривы Ильяевой. Теперь перехожу к предкам со стороны папы, Мишаэля Даматова.
Известные мне предки по папиной линии, это Натан Даматов, мои прадеды, жившие во второй половине 19 – первой трети 20 вв. и Авром Максум. Эта часть моего рассказа писалась с большим трудом, т. к. свидетелей уже нет, я пользовался обрывочными сведениями от внуков, правнуков, знакомых.
Итак, Даматов Натан Юшуваевич, дата рождения и смерти примерно 1865-1920 г. Их было 3 брата, Натан, Юно и Аврам. Жили они в Бухаре, организовали торговлю между Бухарой и Кашгаром (тогда – Восточный Туркестан, в котором с последней четверти 19 в. правила русская администрация. Сейчас – с 1949 г. – это Синцзян-Уйгурский национальный округ КНР. Это было первое завоевание Освободительной Армии Китая, под командованием Мао Цзе-Дуна). Братья торговали мануфактурой, фарфоровой посудой, другими товарами. В Кашгаре братья владели большим домом, который тамошняя русская администрация оценивала в 5.000рублей. Их караваны ходили между Бухарой и Кашгаром и величина их достигала 700 верблюдов. Семья Натана Даматова проживала, в большом доме, жена – Юшуо, дочери: Балор, 1899г., Хефси – 1901 г. и Сара – 1910 г. и сыновья: Хия – 1896 г., Завулун – 1904 г., Хиския – 1906 г. и Савихай – 1909г. Торговля шла успешно, доход составлял 500,000 – 600,000 рублей в год, за что Натан был принят в члены 2-й купеческой гильдии. Из дошедших до нас документов: «бухарский подданный еврей Натанъ Даматовъ, исполняющий обязанности торговаго старшины еврейского старшины въ Кашгарии, человек почётный и пользующийся всеобщимъ уважением, отличается безукоризненной нравственностью и поведениемъ», и т. д. (Пунктуация и грамматика документов сохранена). Переезд в Коканд был обусловлен тем, что, как и многие деловые люди Средней Азии того времени, желал сменить мракобесие местных властителей на более внятные и адекватные условия жизни и ведения торговли в условиях, предоставляемых русской администрацией. Хотя кто-то рассказывал, что их отъезд очень напоминал бегство – ночью они срочно нагрузили несколько подвод домашней утварью и вещами, взяли самое ценное и покинули Бухару. В Коканде быстро познакомились с деловой элитой и продолжили коммерческую деятельность. Неоднократно подавал прошение на русское подданство, но не преуспел.
Мой прадед, Авром Максум, 1872-1921гг. происходил из небогатой семьи, проживавшей в Бухаре. Ему удалось окончить 4 класса еврейской школы, в которой, кроме еврейской традиции давали знания из арифметики и других предметов. Рано начал работать, помогая семье. Лет в 14-15 он уехал в Россию, предположительно в Оренбург, где освоил русский язык, помогал торговым людям. Примерно в 20-21 год он вернулся из России и в 1894 г. переехал в Коканд, где вскоре был взят на работу в дом Натана Даматова на должность повара (из книги его правнука Аркадия). Очень скоро Натан Даматов заметил усердие, порядочность, грамотность нового работника и стал привлекать его к другим делам, давал ему отдельные поручения, которые Авром успешно выполнял. Статус Аврома в семье Даматовых неуклонно повышался, практически, он стал членом семьи. Вскоре Даматовы сосватали за него свою сестру Дворо, с которой они прожили много лет и родили шестерых детей: Яков 1900-1983г., Беньямин 1902-1916 г., Эмо-Шолом – моя бабушка – 1904-1975 г., Эстер 1907-1967 г., Яффа 1912-1988 г., Давид 1913-2004 г. и Яшар 1914-1979 г. Авром процветал и вскоре отделился от братьев Даматовых и продолжил коммерческую деятельность самостоятельно. Успешно развивались и контакты с местной элитой. Его обороты превышали уже 1 млн рублей, он построил большой дом. Стал купцом первой гильдии. В 1917 г. он выдал дочь Эмо-Шолом за сына Натана Даматова, Хию (моего деда, репрессиованного в 1937 г.) Была большая и громкая свадьба, конные экипажи растянулись более чем на километр. Невесте было 13 лет, жениху – 21 год. В 16 лет она родила моего папу, Мишаэля. Ну а далее – 1917-й год, 1918-й год, бунт «автономистов» и т. д. Большевик Полторацкий, посланник Москвы, издал закон о национализации всех банков, т. к. денег на революцию и установление нового порядка в Туркестане не было. Таким образом мои предки, хранившие деньги и драгоценности в банках, а их в Коканде было то ли 13, то ли 16, в один день лишились всего, что заработали, накопили, что передавалось по наследству. Дом прадеда был конфискован. Пришла советская власть, жизненный уклад в корне изменился. Все стали равны, в бедности и нищете. Авром Максумов продолжал заниматься общественной работой, но в 1921 г. заболел крупозной пневмонией и покинул этот мир.
Женившиеся в 1917 г. Хия Даматов и Эмо-Шолом Максумова жили в Коканде. Дед Хия первые годы помогал отцу в торговле. Длилось это недолго, так как Советская власть запретила коммерческую деятельность. Деду Хие пришлось искать работу. В 1920 г. родился первый сын, Мишаэль, мой отец, в 1924 г. – Нуриэль, в 1927 г. – дочь Адино и в 1936 г. – сын Натан. Дед, по свидетельствам людей, был кристальной честности человеком, в молодости получивший деловую закалку у отца и дядей. Работал бухгалтером на хлоппункте в г. Серово. Наверняка были недовольные сотрудники, которым он не давал греть руки на общественной собственности. Вполне обычная история во все времена. В 1937 г. по доносу Хия был арестован и осуждён. В 1941 г. бабушка Эма получила сообщение о его смерти в местах заключения. Она осталась одна и сама поднимала детей. Практически всю жизнь она прожила с сыном Нуриелем в Ташкенте и в 1975 г. умерла от заболевания сердца.
Вот краткий экскурс в прошлое и почти конспективный рассказ о наиболее значимых предках, о которых хотелось бы рассказать детям и племянникам, прямым их потомкам.
И несколько слов о моих современниках.
Моя мама, Рива Ильяева, 1922 г. родилась после нескольких погибших младенцев. Понятно, что над ней тряслись и по традиции, до достижении ею годовалого возраста её звали «Давид». Росла подвижным и непоседливым ребёнком. В 7 лет пошла в школу, отлично училась, говорила не только на родном и узбекском языках, но и прекрасно овладела русским. Памятна история, когда в 1938 г. Коканд посетил известный полярник, Герой Советского Союза Фёдоров. Для его чествования в городском парке организовали митинг и для приветственного слова избрали маму. Одели в узбекскую национальную одежду, заплели сорок косичек и она произнесла речь на чистейшем русском языке. После окончания школы её с ещё одной подругой и двумя другими бухарскими ребятами направили в Риштан – большое село с преимущественным таджикским населением, для преподавания в школе. В 1941 г. мама закончила Ферганский педагогический институт, физико-математический факультет. Училась отлично, за что получала Сталинскую стипендию и была приглашена в аспирантуру, но её мать, моя бабушка Спора категорически воспротивилась. Пришлось возвращаться в Коканд, где она поступила на работу начальником планового отдела сахарного завода. Кроме зарплаты мама получала 2 буханки хлеба ежедневно, что существенно поддержало в голодные военные годы семью с многочисленными родственниками и подселенными эвакуированными из Украины. После войны сахарный завод вернулся в Киев, на его месте в Коканде организовали масло-экстракционный завод, а маму перевели заведующим планового отдела Кокандского Горисполкома, где она успешно работала. В 1949 г. в Коканд вернулся из Самарканда её младший брат, Абрам, которого семья очень любила. Он в течение многих месяцев не мог найти работу и после беседы с ним мама приняла решение уступить ему своё место в горисполкоме. Сама провела переговоры с начальством, подыскала себе место в детском саду при 2- м хлопкоочистительном заводе и началась её карьера руководителя детских учреждений. После детского сада она работала директором дошкольного детдома, затем директором спец. школы-интерната. Везде работала творчески, на базе её детдомов организовывали областные и республиканские конференции. Приезжали делегации, с которыми она с удовольствием делилась опытом. Её труд был отмечен государственными наградами. При всём этом, будучи высокообразованным специалистом и деловой женщиной, оставалась простым человеком и хорошей мамой. В 1990 г. её настиг очередной инсульт, который был тяжелее прежних. 9 месяцев лечения без должной реабилитации были безуспешными и мы приняли решение вывезти её в Израиль, где она пролежала в больнице целый год, но выздоровления так и не наступило. Её врачом был палестинец, получивший образование в СССР, но с нами он на русском языке не разговаривал, просто стоял и молчал.
И последним современником, о котором я хотел поделиться с вами – это мой дядя, Абрам Хананьевич Ильяев. В нашем роду много достойных людей. О своей маме я рассказал, потому что она была замечательно образована, была интеллектуалом, прекрасным специалистом и, в то же время скромным человеком. Абрам Хананьевич был другим – также прекрасно образован, начитан, хорошо знал историю, был прекрасным рассказчиком. Крупный, розовощёкий, харизматичный, с красивой улыбкой, где бы ни появлялся – моментально становился центром внимания. Интересно было наблюдать за ним и мамой: если в то время, как он о чём-то в компании рассказывал и его отвлекали, тут же мама продолжала рассказ ровно на том месте, где он остановился. Понятно, что с такими личностными качествами он работал легко и играючи, вскоре был замечен и пошёл на повышение. Уже через несколько лет он был назначен заведующим промышленно-транспортным отделом горкома партии. Параллельно шла вверх и партийная карьера – он стал членом бюро горкома. Это было начало 50-х годов и длилось до 1961. Известно, что любое процветание параллельно взращивает зависть, интриганство, доносительство. Не обошла эта юдоль и дядю Абрама. Уже в конце 50-х над ним стали сгущаться тучи и в 1961 году он был переведён с понижением на должность директора завода «Электромаш». В 1962 г. был арестован, став жертвой «хрущёвских процессов». Обвинения были смехотворными, но приговор, вполне реальным – 7 лет в лагере строгого режима. В лагере, вполне закономерно, он возглавил «завод за колючей проволокой» и впервые в его истории завод начал показывать доход. Освобождён был условно-досрочно в 1966 г., переехал в Ташкент много лет работал заместителем начальника главка министерства промышленности стройматериалов Узбекистана, возглавлял отдел товаров народного потребления этого министерства. В конце 90-х с семьёй эмигрировал в Америку.
Вот, пожалуй, и всё. В нашем роду много других достойных родственников, но объём короткой статьи не позволяет писать больше, а писать книгу я не планировал. Очень часто я ударяюсь в воспоминания, вижу внутренним взором те или иные картинки из прошлого, кожей ощущаю обстановку вокруг, слышу до боли знакомые голоса, звон посуды, вижу сидящих за столом предков, вспоминаю темы бесед, соглашаюсь, или не соглашаюсь с говорящими. Да, я довольно часто играю в эту игру и тепло разливается по телу. Возникает полное ощущение, что я, воспользовавшись машиной времени, посетил предков, даже пообщался с ними. Чем старше становишься, тем больше потребность в таком общении. Хочется попенять родителям за то, что рано ушли, да некому.
Скажу только, что как в поколении наших родителей, так и, особенно в нашем поколении моих родных, двоюродных и троюродных братьев и сестёр практически все были прекрасно образованы, были востребованы обществом, занимали достойное место в жизни. Может быть, я решусь ещё на один рассказ и напишу о современниках. Писать, поверьте, есть о чём.
Нашему поколению выпал огромный труд эмиграции, с нами были родители и дети. Будущее покажет, как мы с этим справились.
Бостон, январь, 2019.