В детстве всё казалось большим: летняя кухня, двор, наш переулок Кедровый. Мама и папа высокие. Мама красивей всех мам, папа - сильнее всех пап. Мир добрым, честным и справедливым.
Наш дом был уютней остальных - так казалось нам. Даже запах имел особенный. А точнее его не было, напрочь он отсутствовал. Говорят, что хозяин не чувствует, как пахнет его дом. Наверняка просто принюхался к своему добру, а чужое оно и есть чужое - дух не свойский, так сказать. В детстве мы всегда удивлялись этому факту, как так - у других в доме пахнет чем-то, а у нас нет.
В детстве много что казалось лучше или хуже, чем было на самом деле. Грибы казались ужасными на вкус. Четыре ложки сахара в чае очень вкусно. А вот специи в еде не очень. Время дневного сна - каторга. Старые черно-белые фильмы скучные. Книги без картинок неинтересные.
Когда бывало расшибёшь в кровь коленки, казалось, боль эта самая сильная из всех болей, что доводилось испытывать раньше, но мама поцелует, пожалеет и вроде бы всё прошло, не болит. Снова ноги несут вприпрыжку по деревянному настилу во дворе. Доски шатаются, прыгают в такт, труха из них сыплется в разные стороны, а тебе хорошо от этого, весело.
Кот Кеша, сибирской породы, важный господин, никогда не ходил по этим доскам, когда мы находились во дворе, а только по крыше и заборам. Старый плут передвигался высоко, очень не нравилось ему наше шумное детское общество. Всегда удивлялась почему он не сидит подолгу у нас с братом на руках, а если и сидит, то не может расслабиться: то лапами дёргает, то нервно шевелит хвостом. У мамы всегда спокойный и у папы тоже. Казалось, что он слишком деловой и надменный и совсем не товарищ нам. А когда однажды зимой он ушёл из дома и не вернулся больше, то как-то перестало вериться, что вокруг всё так безоблачно. Грустно стало от этого. Мама ещё помню сказала:
- Коты так уходят умирать. Больше не вернётся к нам...
И в детском сознании постепенно начинало что-то происходить. Будто рисунок рисовался и чистый холст заполнялся невнятным ещё текстом, который не скоро предстояло прочесть и осмыслить. Кот не вернётся больше домой и чёрная точка ляжет на белое полотно не изрисованного ещё листа.
- Надо бы заменить доски во дворе или вообще выбросить, пусть травой зарастает всё к ядрёной Фене... - рассуждал вслух папа.
- Как выбросить? Как травой? Ведь по ним так прыгать хорошо, ну и что, что коленки в кровь, это ведь ничего... А червей как интересно разглядывать, когда приподнимешь въевшуюся древесину в землю. - думалось мне, а где-то на белом листе чёрный карандашик рисовал эти тёмные точки и даже чёрточки.
Пойдёшь вечером в туалет, туда пешочком, а обратно бегом, так что пятки сверкают. А вдруг сзади чудище огородное бежит за тобой, дверь в огород ведь открыта как всегда. Страшно даже оглянуться. На крыльцо по ступенькам забежишь, тут уже и лампочка светит и жизнь вокруг неё кипит - кружится мошкара. Не страшно уже, можно и передохнуть, на небо посмотреть, звезды посчитать. И о чудище тут даже не думается. Взгляд с неба переведёшь вдаль и опять что-то мерещится страшное, будто в черёмуховом кусте что-то или кто-то сидит и обязательно на тебя таращится. И зачем было вглядываться только? Много что казалось, много что рисовала детская фантазия.
До 6 лет я бегала в кровать к родителям, потому что ночью бывало насмотрюсь в темноту, взгляд переведу на одеяло, а по нему куча паучков, всяких жучков будто бегает. Заплачу. Папа или мама придут, одеяло моё потрясут и нет пауков, но всё же уже не засыпалось больше.
- Маааам, можно с вами спать? - стоя босыми ногами на холодном полу, жалобно спрашивала я.
- Иди сюда. - мама приподнимала одеяло, и я залезала туда, как под крыло, комочком сворачивалась и сразу засыпала. Как же здесь было уютно, тепло, мягко и безопасно, что самое главное.
Наверняка на самом закате жизни, полотно человека исписано вдоль и поперёк. Есть здесь не только чёрные точки. Размашистыми мазками, яркими красками, тонкими полосками и штрихами пестрит оно. Не только от владельца зависит будет ли оно цветным и ровным...
Зачастую, под влиянием многих факторов, событий и людей, встречающихся на жизненном пути, полотно может бугриться, рваться, истончаться. Как же тяжело сохранить его незапятнанным чернотой, изрисованным только радужными красками. Как тяжело его каждый раз латать и очищать. Прятать от постороннего глаза, когда это необходимо. В старости оно становится почти прозрачной, невесомой тканью, полностью пропитанной и радостью, и тревогами, страданиями, бесконечным счастьем и непомерным горем одновременно. Но от этого оно не становится тяжёлым оно настолько невесомо, словно шаль. И тёплое... Не у каждого, но у большинства, я уверена. Ему под силу вместиться в спичечный коробок.
В последний день жизни человека коробок открывается и полотно улетает из него, а коробок этот уже не закрыть, полотно не остановить. Всё! Нет человека! Закончился он... А полотно или холст его, то бишь душа (если вы не поняли), пропитанное тем, что всю жизнь казалось, о чём мечталось и тем, чем былось, наконец-то освободится от тёмного и тесного хранилища и наверняка отправится туда, куда заслужило. Хорошего заслужило, то в небе блеснёт его звезда. Плохого, то станет пустотой, не будет звёздного часа. А люди, с закрытыми ещё коробками, там, внизу на Земле, не смогут вспомнить даже их лиц. Наверное, это самое горькое из горького, когда тебя не помнят и не хотят, потому что заслужил.
- Философия! - скажете вы.
- Может быть. - подумаю я и не стану доказывать, промолчу, что бывает со мной, увы, не часто...))