Ах, папаша Павилли был действительно забавной личностью. У него были большие паучьи ноги, маленькое тельце, длинные руки и остроконечная голова, увенчанная рыжими волосами.
Это был настоящий деревенский скоморох, рождённый для того, чтобы смешить и играть роли – простые роли, так как он был крестьянином и сыном крестьянина, едва умевший читать. Да, Господь создал его затем, чтобы развлекать других, жителей деревни, у которых нет театров и празднеств, и он умел их развлекать. В кафе посетители платили за его выпивку, чтобы подольше его удержать, и он бесстрашно пил, шутя и улыбаясь, веселя завсегдатаев и никого не сердя, пока народ вокруг него корчился от смеха.
Он был таким забавным, что против него не могла устоять ни одна девушка, хотя он и был безобразен. Он с шуточками уводил их во двор, в канаву, в сарай, щекотал и так веселил, что они держались за бока, отталкивая его. Тогда он начинал скакать, делал вид, что хочет повеситься, и они корчились со слезами на глазах, а он выбирал момент и опрокидывал их с такими комментариями, что ему всё сходило с рук.
Однажды в конце июня он нанялся на жатву к мэтру Ле Ариво близ Рувилля. На протяжении 3 недель он развлекал общество жнецов и жниц днями и ночами. Днём его можно было видеть в поле, на ниве, в старой соломенной шляпе, которая скрывала его красный хохолок, как он своими длинными руками связывал колосья пшеницы в снопы, а затем останавливался, чтобы сделать забавный жест, заставлявший смеяться всех работников, которые не спускали с него глаз. Ночью он скользил, как змей, на солому в сараях, где спали женщины, и его руки начинали щупать и вызывали крики и шум. Женщины отгоняли его ударами деревянных башмаков, и он улепётывал на четвереньках, похожий на обезьяну, под общий хохот.
В последний день, когда разукрашенный шарабан с жнецами, полный криков, песен и хмеля, катился по главной дороге, запряжённый шестёркой коней в яблоках, управляемый парнем в блузе и с кокардой на фуражке, Павилли, сидевший среди женщин, начал танцевать, как пьяный сатир, заставляя сопливых мальчишек на склонах раззевать рот от изумления.
Внезапно, когда повозка подъехала к воротам фермы мэтра Ле Ариво, Павилли сделал прыжок, вытянув руки, но неудачно опустился на борт шарабана, перекувыркнулся и упал на землю.
Подбежали товарищи. Павилли не двигался; один его глаз был закрыт, другой – открыт и полон страха, а длинные конечности разбросались в пыли.
Когда тронули его правую ногу, он закричал, а когда захотели его поднять, начал отбиваться.
- По-моему, он сломал ногу, - сказал один из парней.
Действительно, так оно и было.
Мэтр Ле Ариво приказал положить его на стол, и всадник поскакал за доктором в Рувиль. Врач прибыл через час.
Фермер проявил большую щедрость и заявил, что оплатит лечение жнеца в больнице.
Павилли перенесли в экипаж доктора и отвезли в выбеленную палату, где позаботились о его переломе.
Едва он понял, что не умрёт и что за ним будут ухаживать и кормить задарма, пока он будет лежать в своё удовольствие, Павилли охватила огромная радость, и он начал беззвучно смеяться, показывая испорченные зубы.
Когда к его кровати подходила сестра, он строил ей гримасы, подмигивал, кривил рот и двигал длинным носом. Его соседи по палате не могли удержаться от смеха, а старшая сестра часто приходила, чтобы провести весёлую четверть часа рядом с ним. Он находил для неё самые смешные шутки, но, так как в нём жило зерно комедиантства, надевал личину праведника и говорил о Боге только серьёзным тоном, как человек, который знает, в какие моменты нельзя шутить.
Однажды утром он начал петь. Она пришла в восторг и начала подходить чаще, а затем принесла ему книгу псалмов. Теперь можно было видеть, как он сидит на кровати, так как он уже мог немного двигаться, и выводит фальцетом песнопения из богослужения, тогда как толстая сестра милосердия, стоя у него в ногах, дирижирует ему пальцем. Когда он смог ходить, старшая сестра предложила ему придержать сборник, чтобы участвовать в богослужениях в часовне, служа певчим и пономарём. Он согласился. Целый месяц он ходил в белой ризе, хромая, и распевал респонсории и псалмы с такими комичными движениями лица, что количество прихожан возросло, а паства коммунны поредела, так как люди приходили на службу в часовню.
Но всему в этом мире приходит конец, и ему пришлось уволиться, когда его нога срослась. Старшая сестра заплатила ему 25 франков в знак благодарности за труды.
Когда Павилли оказался на улице с такими деньгами в кармане, он задумался о том, что ему теперь делать. Вернуться в деревню? Не раньше, чем он пропустит стаканчик, ведь он уже так давно не выпивал - и он вошёл в кафе. Ему доводилось бывать в городе лишь пару раз в году, и от этих визитов у него остались разгульные воспоминания – особенно об одной оргии.
Он заказал рюмочку и осушил её одним глотком, затем опрокинул вторую, чтобы распробовать.
Едва крепкая водка с перцем коснулась его нёба и языка, действуя тем скорее, чем дольше было воздержание, и он ощутил этот любимый и желанный вкус алкоголя, который ласкает, покалывает, ароматизирует и обжигает горло, он понял, что выпьет всю бутылку, и немедленно осведомился, сколько она стоит, чтобы сэкономить на закуске. Ему посчитали 3 франка, и он их заплатил, а затем продолжил спокойно выпивать.
Однако у него была своя метода: он хотел сохранить ясное сознание для других удовольствий. Поэтому когда он почувствовал, что у него начало расплываться в глазах, он встал и ушёл неверными шагами, с бутылкой под рукой, в поисках публичного дома.
Он нашёл его не без труда, спросив сначала у кучера, который ничего не смог ему ответить, затем – у почтальона, который дал ему неправильный адрес, затем – у мясника, который принялся оскорблять его, обзывая старой свиньёй, и, наконец, у военного, который охотно дал ему справку, посоветовав выбирать Королеву.
Павилли вошёл в этот приют удовольствий, несмотря на то, что едва пробило полдень, и его встретила служанка, которая сперва хотела выставить его. Но он рассмешил её гримасой, показал 3 франка – обычную цену в подобных местах и не без труда последовал за ней по тёмной лестнице на второй этаж.
Когда он вошёл в спальню, то потребовал, чтобы к нему привели Королеву, а в ожидании её отпил из бутылки ещё глоток.
Дверь открылась, и девица вошла. Она была крупной, жирной и краснощёкой. Намётанным глазом она немедленно распознала пьяницу и спросила:
- Не стыдно в такой ранний час?
Он пролепетал:
- Чего, принцесса?
- Беспокоить даму, когда она ещё не пообедала.
Ему стало смешно:
- Для молодца – совсем не рано.
- А напиваться в такой час – тоже не рано, старая перечница?
Павилли рассердился:
- Я не перечница – это во-первых, а во-вторых, я не пьян.
- Не пьян?
- Нет.
- Не пьян! Да ты на ногах не держишься!
Она смотрела на него с гневом женщины, чьи товарки обедают.
Он встал:
- Я… я… да я могу станцевать польку!
И для того, чтобы доказать свою координацию движений, он встал на стул, сделал пируэт и прыгнул на кровать, где его грязные башмаки оставили 2 огромных пятна.
- Ах ты, негодяй! - закричала девица.
Она подскочила к нему и ударила в живот с такой силой, что Павилли потерял равновесие, упал в ноги кровати, сделал кувырок, свалился на комод, опрокинув кувшин с водой, и рухнул на пол с ужасным воем.
Грохот и крики были такими сильными, что сбежался весь дом: хозяин, мадам, служанка и девицы.
Хозяин сперва хотел поднять Павилли, но, едва того поставили на ноги, он упал снова и принялся кричать, что сломал ногу – “вторую ногу, здоровую, здоровую!”
Это была правда. Послали за врачом. Пришёл тот же самый, который приезжал к Павилли у мэтра Ле Ариво.
- Как, это снова вы? - спросил он.
- Да, сударь.
- И что с вами?
- Я сломал вторую ногу, господин доктор.
- Как это произошло, старина?
- Из-за бабы.
Все слушали: девицы в пеньюарах, с распущенными волосами, с ещё жирными после обеда ртами, и взбешённая мадам, и встревоженный хозяин.
- Это нехорошо, - сказал врач. - Муниципалитет плохо посмотрит на это. Лучше не рассказывайте правды.
- Что же делать? - спросил хозяин.
- Лучше всего отправить пострадавшего в больницу, откуда он недавно вышел, и заплатить за лечение.
Хозяин ответил:
- Хорошо, это лучше, чем иметь неприятности.
И вот через полчаса пьяный и стонущий Павилли вернулся в палату, откуда ушёл часом ранее.
Старшая сестра всплеснула руками, обрадованная видеть его вновь.
- Голубчик, что с вами на этот раз?
- Сломал вторую ногу, сударыня.
- Ах, вы, наверное, вскарабкались на воз с сеном, старый шутник?
Сконфуженный Павилли пробормотал:
- Нет… нет… не в этот раз… нет… я не виноват… поскользнулся на ковре.
Она не смогла вытянуть из него никакого другого объяснения и так никогда и не узнала, что это падение произошло из-за её 25 франков.
28 марта 1888
(Переведено 20-21 января 2020)