Однажды в начале нулевых годов нам после учебы в питерском университете пришлось добираться до дома на самом лютом вечернем электропоезде.
На дворе был конец мая, пятница, и все, кто часто бубнил своим родным - «май год кормит» - поползли по своим фазендам. Вместе с пахарями потекло и множество студентов, возвращавшихся по домам. Поэтому, когда мы примчались на вокзал, то просто обалдели от количества находящегося там народа.
Вскоре подъехала уставшая от людей электричка, и ее сразу же традиционно взяли штурмом. Люди лезли не только в двери, но и в окна. Разумеется, никаких скидок ни на возраст, ни на пол нынешнее общество не делало. Кто успел тот и сел.
Учитывая, что наша компания прибежала последней, нам достались замечательные вертикальные места в тамбуре вагона. Я сразу же обратил внимание, что вентиляционные жалюзи были замазаны многослойной краской, потому что мало кого из рабочих мама воспитывала в детстве: «запомни, придурок, когда красишь - открывай вентиляцию, чтобы ее намертво не склеило»
Мы тронулись. Во всем вагоне стоял многоголосый шум и зарождались зачатки несмелых еще пьянок. Пятница-пьяница-выпитница-поддатница, каких только уважительных откликов не звучало в честь этого светлого дня.
Казалось, ничего, еще терпимо в такой тесноте… Но ад только начинался, потому что пригородные электропоезда имеют привычку останавливаться на всех провинциальных полустанках. И как оказалось, там тоже живет множество садоводов, чьи дачи находились за десятки, а то и сотни километров от дома.
Вскоре меня припечатали к противоположным дверям. Мне досталась позиция, при которой я мог руками держался за потолок и стоять пальцами ног на второй ступеньке. А самое противное, что передо мной висел ящик помидорной рассады, за стеблями которой угадывалась усатая физиономия пятидесятилетнего мужика. Листья просто ****ски щекотали все мое лицо.
На очередной станции зашел флегматичный человекоподобный дебил с огромной овчаркой на поводке. Собака моментально перепугалась такого количества некусаных людей и поджала хвост. Она, как пластилин вжалась в несколько ног сразу, как бы втекая в свободное пространство.
На следующей остановке зашел молодой и явно интеллектуально недоразвитый парень, который поперся сквозь толпу в тамбуре к моим дверям. Этот недоумок с чего-то решил, что двери будут открывать с той стороны. Через две остановки ему объяснили его ошибку, и он буром пошел обратно. Разумеется, это сказывалось на плотности и устойчивости расположения людей.
В бессильной ярости от того, что не смог дотянутся до его наглой рожи, я перегрыз три стебля этих маячивших передо мной вонючих помидор.
Внезапно распахнулись двери в основное помещение вагона, и оттуда свесилась башка совершенно пьяной старухи. Она собралась травить в нашем тамбуре… На нее, конечно, заорали, но если ни родители, ни близкие, ни общество не смогло эту тварь превратить в человека, то с чего это вдруг кого-то там она послушает?
Народ с ужасом наблюдал за роковым качанием этой синей грязной головы и ждал, когда она начнет изрыгать всю свою гнилую суть. Но тут чьи-то руки из вагона схватили бабку за плечи и втянули обратно. Все выдохнули.
Прошло полтора часа потения и балансирования. К этому времени за окнами замаячила родная станция помидородержателя, на которой после остановки поезда он вышел со своим долбанным ящиком и обалдевшим от духоты сыном.
В тамбуре стало чуть полегче. Но в вагоне наоборот стало веселее. Ведь им там было удобнее, чем нам, напиваться пивом. И пиво вместе с температурой воздуха вскоре сработали, - вагонное пространство огласилось пьяным аукционном, на котором стартовали торги недоеденной курицы.
Наконец-то в вагоне вспыхнул скандал из-за знаменитых бабушкиных неподъемных рюкзаков. В этом году он чего-то долго зрел, ведь обычно ругань начиналась сразу после посадки в электричку. Но никого вокруг крики уже не задевали, потому что заканчивался второй час душной во всех смыслах поездки. А значит уже скоро конец одним мучениям и начало другим.
Когда мы доехали до своей остановки, мои ноги совсем одеревенели от такого экзотического стояния. Я медленно вышел и не спеша поплелся домой - не было никаких сил вообще. Такое ощущение, как-будто я два часа бегал кругами в натопленной бане.