Воровство сердца. Глава 1. Крещение

Немусеву Алекусэй
    На человека постоянно оказывается влияние. Это может быть, как не значительная мелочь, например, случайная фраза незнакомца-прохожего, так и сверхсистема постоянной частью которой является этот самый человек. А что случиться, если деталь поменяет машину? Ответ я получил на первом курсе.

    Школа была позади, все знакомства, связи, соглашения и договоры перестали иметь значение и влияние. Впереди были новые товарищи и ещё не созданные связи с ними. Это и пугало! Как меня примут? Если разница нынешнего общения со школьным?

– Конечно! Это уже другой мир, здесь нет места детскому саду, – громогласно объявил мне одногруппник, чьё лицо давно стёрлось из памяти. Кажется, его звали Олегом.

– Я пока разницы не увидел.

– И не увидишь, пока живёшь прошлым. Взбодрись, этап свободы сменил тюрьму, – ему очень понравилось своё сравнение. Ещё пару раз он повторил фразу, смакуя её.

– Первая неделя учёбы только. Это пока нас жалеют, потом будет всё серьёзно…

– Да ладно тебе! Хочешь ходить на каждую пару ходи, хочешь развлечений – так каждый вечер где-нибудь вечеринка. Только ты делаешь свой выбор, - он перебил меня своей эмоциональной тирадой, ведёт себя как старшеклассник в школе.

    Вторая сессия Олега не пожалела, и он ушёл даже не попрощавшись, но слова о выборе только лучше запомнились. Я их воспринимаю, как его последние слова, финальное напутствие перед уходом на войну.

    Нельзя сказать, что у меня было много друзей в школе, поэтому неудивительно, что и в университете их изобилие не наблюдалось. Но на момент первого знакомства, я смотрел на будущее намного оптимистичней. И авангард этого будущего мне охотно поддакивал.

    Первый день был обыденными смотринами, первокурсники привыкали друг к другу, искали типажи прежних знакомых. Правда ко мне это не особо относилось. Мне не привыкшему вообще к какой-либо смене обстановки, новым знакомствам и отсутствия прежних жизненных опор, выход из зоны комфорта отключил голову. О, как я понимал в этот момент своего деда! Тело не хотело двигаться, слова образовывать предложения или хотя бы фразы, все же соседи казались картонными стендами с рекламой очередного фильма.

    Еле пережив один такой день, я уже подумывал об уходе из университета, и социума заодно, когда всё круто изменилось. Второй день встречал красками, смехом и людьми, жаждавшими общения, и что удивительно, общения со мной. Все картонные персонажи обрели трёхмерность, а дальние парни и девушки стояли уже практически в плотную ко мне. Никогда я себя не ощущал таким нужным, востребованным и всеми любим!

    Однако тщеславие долго закрывать глаза не могло. Подсознание всё чаще обращало внимание на то, как одни люди говорили ласково со мной, но с другими одногруппниками иначе, на то, как у большинства оказывались одни и те же интересы, что и у меня. Как же быстро слух, что я богатей дошёл до каждого в группе! Олег был один из тех, кто не желал идти в стаде:

– Ты, если честно, не особо интересный человек. По крайней мере для меня. – начал свой монолог одиночка. – От тебя прямо тянет сказочным миром, который большинству не доступен. И как же он приторно сер! Нет честно, твоя сказка не инфантильно красочна, а пресна. Ты не должен быть интересен для художника, а педагог – это всегда художник. Видимо не многие на нашем курсе истинные педагоги.

    После этого мнения, мне открылись две дороги: души компании и художника. Я выбрал второе, и, боже, как я просчитался. Отгородившись от излишнего внимания, я незаметно сам стал подлизой, жаждущей внимание от кумира. И это было круто: беседы о высоком, непостижимом, недостижимом и о банальности. И нет моим кумиром не был Олег, мой кумир – это образ романтичного одиночки, деревянный истукан. Был. Но как подобно выбросу поруганного божка в реку, меня разбило известие об отчислении первого встреченного одиночки – Олега. Это был его выбор – не учиться. Как же смешны его слова о единственном художнике! Единственный истинный педагог, который при этом не справился с одним из простейших экзаменов за время учёбы.

    И на момент истинного одиночества, когда Олег ушёл, менять путь было уже поздно. Все поняли, что псевдодрузья мне не нужны, да и особой щедростью и расточительством я не обладаю. Нужно ли было мне общение? Нынешний я сказал бы да, но первокурсник не признался. Вплоть до встречи с Яной, я был романтичным одиночкой. Хотя, как я и говорил раньше, одиночество вещь коллективная, и в этом статусе я был далеко не одинок.

– Неужто можно предположить, что кто-то делает выбор самостоятельно?! – театрально воскликнул студент с параллельного курса, назовём его Олег номер два, или просто Второй.

– Когда-то стоит научиться выбирать самому, – ответил я, не отворачиваясь от конспекта.

– Нельзя научиться невозможному, мой друг.

    Я никогда не мнил себя Цезарем и не мог делать две вещи одновременно. Поэтому, пусть до меня и дошло значение слов собеседника, моя очередь говорить осталась неиспользованной.

– Невозможно научиться летать, сидя в клетке. – но опять не увидев моей реакции, Второй как бы случайно меня толкнул и продолжил. – На человека постоянно что-то влияет, поэтому нельзя сказать, что мы самостоятельно делаем выбор.

– Это верно. – вздрогнул я . – Да только есть разница между выбором условно твоего разума и выбор кого-то иного…

– Эта разница не различима! – вспыхнул он.

    Второй был одним из тех людей, что фанатично сражались за свою идею, но эта самая идея у них могла сама собой измениться в любой момент.

– Какая разница в выборе, если все варианты произойдут!? – не поздоровавшись начала Третья, она же безымянный Олег номер три.

    Далее разговор проходил без моего участия, что позволило мне продолжить подготовку. Однако, как могут быть одиночки близки друг к другу! Позже, на последнем курсе они сыграли свадьбу, но тогда предположить это было очень сложно. Как могут быть соперники влюблёнными в друг друга?