Лиля ничем сильно не отличалась от своих ровесниц, не выделялась каким-то особенным умом или качествами своего характера, была, можно сказать, как все, ну, если только часто повторяла то, какая она умная, но и таких, уверенных в своём уме было помимо неё не мало, не сомневающиеся в своей умственной непревзойденности.
Правда, она и впрямь, имела два высших образования, закончив ещё в советские времена московский, она была москвичкой, институт электроники и математики, а потом ещё и поучившись в государственном университете имени Ломоносова на факультете философии. Но, как известно, наличие дипломов об образовании, это ещё не свидетельство наличия у тебя ума, тем не менее, видно полученные два высших образования, и особенно второе, оконченный философский факультет и позволил Лиле посчитать себя особо умной, о чём она без ложной скромности постоянно говорила: “А ещё, я умная!” , что подразумевало, что она всегда могла дать кому-нибудь дельный совет, она ведь была ещё, по её же словам, мягким доброжелательным человеком, который даже мухи не обидит, не то, что людей.
Давно закончились советские времена, Лиля, как и многие, выбрала свой путь в новой жизни, утвердившись в своем божественном происхождении. И это было нормально, после пропагандируемой идеологии полного атеизма кинуться в омут, и с головой окунуться в иные реалии, особенно, когда не хотел, чтобы твоими предками были какие-то непонятные обезьяны, сошедшие с деревьев и ставшие людьми при помощи эволюции Дарвина, то и принимал версию о боге и его сыне, и о том, что и ты к ним имеешь непосредственное отношение.
В общем, кому, что больше нравилось, тот так и считал, кто он есть, потомок обезьяны, или, что было более достойным, созданное по образу и подобию Всевышнего существо, но тоже вроде, разумное. На сколько разумное никто не уточнял, разумное и всё.
Возраст Лили тоже уже был подходящим, располагающим к походам в церкви на службу и слушанию там выступлений церковных служителей, их наставлений и рассуждений о жизни и смысле бытия, и к исполнению разных религиозных обрядов.
Она давно была даже не мамой, а бабушкой, воспитывающей в том же духе религии свою внучку. И потом, тут же был какой простор для разных празднеств, а значит и хорошего настроения, часто украшенного горящими свечами и лампадками, молитвами, крашеными яйцами и куличами, крёстными ходами и разными другими торжествами, когда не успели по одному поводу отгреметь колокола, как уже звенели по другому, и когда жизнь казалась сплошным праздником, и ты даже не замечал, не то что забывал о том, как всё не сладко -то на самом деле. Тебя не сильно волновало то плохое и часто очень плохое, что происходило здесь и сейчас, с тобой и с другими, тебя ведь ждала иная жизнь в обещанном загробном мире, и ты жил в ожидании этого чуда, когда тебя не станет здесь и твоё тело превратится в невидимый неощутимый прах и разлетится далеко и высоко над землей, не оставив кроме могилы никакого от тебя следа, а твоя душа, отделившись от того тела, что станет мёртвым, вознесется на небеса и там уже в бестелесном облике ты продолжишь свое весёлое неземное существование.
А для этого тебе надо было, всего ничего, ещё находясь на земле и в телесной оболочке, сделать как можно больше хороших и добрых дел, чтобы потом тебе воздалось за них, и ты непременно оказался в Раю, а не волею судеб залетел в Ад с чертями и с горящим костром и висящим над ним котлом, ожидающим именно тебя, грешника и просто плохого человека, коим ты был при жизни.
В общем, для исполнения своего желания, чтобы оказаться после смерти в Раю, много не надо было, и потому Лиля как могла прилагала все силы к тому, чтобы всё исполнилось, как задумала, став уже взрослой женщиной, не только матерью, но и бабушкой.
Но таких, как она, было не мало в сегодняшней, как и во вчерашней жизни, уверовавших в то, что для того, чтобы там было всё хорошо, надо в копилку ещё здесь собрать как можно больше хороших дел, не важно, что до того уже успел наследить, измаравшись по самые по уши. Но тут церковь приходила на помощь, она же тоже была доброй, её служителям тоже хотелось в Раю, а не в Аду оказаться, и потому она заранее об этом позаботилась о своём благополучии послесмертном и разрешила всем грешным стать безгрешными ещё при жизни, замолив свои грехи и покаявшись в них, а потом эти грехи, то есть попросту выражаясь, твои не лучшие, а когда и очень худые поступки тебе простят служители церкви, они ведь тоже люди, и им тоже хочется, как уже было сказано, того Рая небесного, тем более, что и за ними немало, чего водилось нехорошего, грешков разных, люди же... хоть и приблизившие себя максимально к Богу.
И вот Лилины подружки, те прихожанки, с которыми она нахаживала в церковь на праздники и просто послушать очередную проповедь о том, как надо и как нет, тоже из кожи вон лезли, чтобы мимо правильного места не пролететь, как фанера над Парижем, оказавшись на задворках царствия небесного.
То одной кумушке такой великовозрастной, уверовавшей вдруг, почти на старости лет в своё божественное происхождение, сон приснился страшный, и она на следующий день с глазами, наполненными дикого ужаса от увиденного, всё это перессказывала Лили и остальным, о том, как она уже оказалась на страшном суде перед Богом, совсем одна, а у неё ещё брат был, и грешили они вместе, а она в одном исподнем, а Бог-то глянул на неё, так строго, как учитель школьный математики Максим Петрович, он вообще, на него сильно был похож, этот Бог на того преподавателя, что Тане Коровиной от всей души колы ставил и не единожды за отличные знания математики, короче, этот Бог Максим Петрович глянул на Коровину и говорит:
— Ещё раз ошибёшься в вычислениях, вообще в Ад отправлю навсегда! Поняла?
А так как это был всё же сон и было это давно, тот учитель школьный, да и сама школа, но было ещё много чего другого в жизни Коровиной Тани, за что она смело сама могла бы своими ножками в чистилище проследовать, что б её там отмыли, отодрали и отчистили от грязи мирской, то она, быстро-быстро, поведав обо всё товаркам по церкви, собралась и в церковку вновь побежала, а там ей священник уже сказал, в какой уже раз наставив на путь истинный:
— Побольше добрых дел делай, дочь моя, и тебе воздастся. Бог, не тот что Максим Петрович, он милосердный, всё видит, а я тебя уже сейчас прощаю, все грехи твои тебе отпускаю. Ступай дочь моя, с Богом, и дела, дела добрые, не забывай и побольше побольше...
— Свечку, кстати, как, не забыла, дочь моя, купить там, у входа в церковь? — Спросил на прощание батюшка и уже совсем, как её школьный учитель во сне, строго добавил:
— Поняла?
И Коровина, вдруг из вечной разгильдяйки став прилежной ученицей, какой никогда не была, получив напутствие, тут же побежала всё исполнять и даже не оборачиваясь на храм божий, ей надо было до отбытия на тот свет успеть добрых дел в копилку насобирать и побольше, как велел батюшка.
И вот так они все и жили, Лили и её подружки, между делами добрыми и в ожидании своего часа, всё суетясь, и как им казалось, всё не бес толку, всё куда-то стремясь успеть, получить благодарность, записать её себе, как совершенный подвиг, увеличив им свой список добрых дел.
Потом они все собирались, эти кумушки и обсуждали, кто и что из них сделал, кто больше и кто меньше, кто квартиру свою сдал на безвозмездной основе кому-то, ту, которую нечестным путем приобрёл, но тут же и конкретный грех отмыл, заселив в неё каких-нибудь беженцев от врага, кто всё время денег одалживал тем, кому хуже жилось, хоть и временно, но всё равно ощущение такой сердобольности по отношению к несчастненьким, делало их высоконравственными матронами, правда только в их собственном понимании. В общем, дела их росли и множились, они продолжая отмечать все религиозные и церковные праздники, оказывая посильную помощь пострадавшим, тем несчастненьким, сами не замечали как та самая жизнь и их время, отпущенное им в этой жизни, неумолимо двигалось вперед, приближая личный конец каждой из них, впрочем, им это и надо было, побыстрее оказаться в Раю и ни в коем случае не в Аду.
И потому они спешили и делали, делали и спешили и снова делали, приумножая свой фонд развития добрых дел, забивая поляну себе на будущее, а правильнее на будущую смерть, когда все, те, кто обезьяны бывшие на кладбище будут покоиться в сырой земле и в гробу заколоченном, а все те, кто от Адама с Евой, на небесах находиться, тоже сначала в гроб уложенные и на кладбище отнесенные. Только зачем, гроб-то с кладбищем, не совсем понятно, их же ждали небеса и иже с ним на небесах, ангелы и демоны, та новая жизнь, которую они с таким нетерпением себе здесь подготовили и уготовили там.
Хотя, в этом был какой-то определённый смысл, ведь кладбища на всех могло и не хватить, а небо… Небо, оно, вон какое большое, огромное, можно сказать, бесконечное, и там они все, их души так называемые, рассеются по всему этому воздушному пространству, как тучки среди темного грозового небочка, а там глядишь, и выйдут в открытый космос, в галактику, она же тоже создавалась их Господом, и потому, почему бы и нет?
Ну, а бывшие обезьяны и сегодняшние атеисты, уж, как-нибудь тут , на земле, на кладбищенской земельке потеснятся, а если нет, места всё ж и им не хватит, так в печечку, а оттуда через дымоход к тем, что с ангелами уже в дружбе или с демонами.
Вот и встретились, и что называется, и снова здравствуйте, все те, кто верил в Бога, а мы тут в обезьян по Дарвину. А вы говорили нам, что нам такое запрещено, просто противопоказано, ваш Рай и ваш Ад, а зря, а то может, мы бы тоже тут старались бы и добрые дела делали по вашему примеру и в копилочку складывали, не всё же вам хорошими-то быть, эдаким божьим тварям.
Хотя, вот, Лили иногда думала всё же, что и атеисты люди ничего так, доброжелательные и терпимые к другим вероисповеданиям. Правда, всё ж понять никак не могла, именно это понимание ей давалось с особым трудом, что они, эти обезьяньи потомки праздники божьих тварей не отмечают, у них свои имеются и им их вполне хватает.
Моментами она всё же приходила к пониманию, к некоему просветлению, что рождение Иисуса или его воскресение, это не праздник для такой обезьяны, хоть и в человеческом обличье, но потом всё это понимание выпадало из её очень умной головы с двумя полученными высшими образованиями, и она, несколько раз повторив, своё "А ещё я умная!" , не успев даже предложить ещё какую-нибудь свою помощь, потому что какой-нибудь очередной праздник религиозный на повестке её дел мирских стоял, снова поздравляла с тем или иным событием из Евангелие ту обезьяну в обличье человека. К тому же она считала что отношения между людьми, это главное, а вероисповедание — второстепенно или вторично, как и была уверена в том, что в недавнем прошлом большинство были атеистами, а сейчас, вона как, глядишь, кругом одни верующие, и потому поздравить всех без исключения, это уже просто, даже не великодушный жест доброй воли, а обязаловка на уровне культурного поведения.
Но и потомки обезьян были не лыком шиты и хорошо воспитаны, и потому на такие, не относящиеся к их праздникам разговоры, отвечали хоть и сдержанно, но вежливо, чем, увы, провоцировали не только Лили, но и ей подобных умных индивидуумов к дальнейшим шагам, когда они могли уже и помощь свою, ту, для своей личной копилочки, предложить.
Лили же привычно, говорила о своих сотоварищах по вере и просто о людях, как-то так, уж очень философски выражая свои мысли, у неё же за плечами был философский факультет МГУ:
— Ну мы все разные, есть и хорошие, поверьте мне! Всех сторониться не надо — это ошибка! Просто, если у вас что-то случилось, что-то не самое лучшее(что именно, она никогда не уточняла, просто не лучшее и всё, чтобы можно было любую помощь предложить, по типу унисекс…), а рядом не оказалось человека, который бы вас поддержал и вы разуверились во всех людях, то это не правильно!
Это она знала точно, что правильно, а что нет, она же была умная.
— В гордом одиночестве, — продолжала она свои филосфствования, — полезно побыть, конечно, чтобы разобраться в себе, но не долго, потом нужно выбираться к людям.
И эти люди, по её разумению, просто обрадуются тому, кто выбрался к ним из тёмной норы своего временного заточения, загнанного в неё этими самыми людьми.
Но Лили, как всегда, ничего не слышала, как и про то, что кто-то, из тех кого на порядок меньше теперь, что пристрастий её они не разделяют, и потому продолжала с умным видом твердить своё, почти напевая хвалебные оды в адрес обрадовавшихся людей тому, вылезшему из своей норы затворнику, и на ноте, полной оптимизма, всё повторяла:
— Поверьте мне, они вам обрадуются и всё наладится! Сегодня такой день, когда исполняются желания! Даже самые невероятные!
А день то сегодня был, какой, кто бы знал, ни какой-нибудь, а день рождения Христа, ну, рождество, то есть христово, кто не понял, и потому, у того атеиста, у потомка обезьяны, всё должно было наладиться, об этом позаботиться конечно же, Иисус, исполнит все его желания, как Дед Мороз под Новый год, что атеисту будет хотя бы понятнее.
Ну, а для для Лили, это к тому же ещё одно доброе дело будет, в рождество Иисуса, которое она положит в свою копилку и тем самым приблизит благополучный исход своего пребывания здесь, на земле, оказавшись там, в Раю после смерти, она же умная и всё продумала, и как добро сделать, и как следом в Рай попасть, короче, попросту выражаясь, и как рыбку съесть и в воду не залезть, потом рыбку съесть и на ёлку всё же влезть, и на ёлку влезть и мягким местом на неё не сесть, что б не исколоть всю морду иголками, и снова рыбку съесть и на ёлку сесть и так до бесконечности просто от наличия огромного ума, она-то умная, она ведь так всё время и говорила “ А ещё, я умная!”
21.01.2020 г.
Марина Леванте