ГЛАВА 4
- Ты точно уверена, что это здесь, Пуна? – с сомнением спросил Пука.
- На все сто! – беспечно ответила Пуна. – Ты же знаешь, я лучше всех умею чувствовать камень.
- Похвальбушка!
- Нет, не похвальбушка, Пука! Не похвальбушка, не похвальбушка!
- Ладно, не обижайся. Давай-ка поглядим, что ты там нашла? Ого, большое…
- И живое, Пука! Пока ещё живое. Давай это вытащим.
- А вдруг оно ужасное и злое?
- Тогда бы Пазука заранее это почувствовала и объявила по всей деревне. Ну, пожалуйста, Пука, ну, пожалуйста…
- Ладно, не ной, от тебя же не отвяжешься. Отойди подальше, чтобы камнем не задело. Раз-два-три… Готово.
Дети склонились над своей находкой. Потом сели на корточки, и жалостливая Пуна принялась легонечко смахивать с тела мертвеца, с его лица и разодранной одежды пыль, песок, муравьёв и осколки камней.
- Ух-ты, а он красивый! – выдохнула, наконец, Пуна. – Такой белый. И умный. Пука, давай его оживим, а?
- Ты же знаешь, нам запрещено оживлять чужеродцев, - мрачно отозвался Пука. - Помнишь, Пазука рассказывала, как они оживили пришельцев, а те оказались захватчиками, и как начали стрелять, как начали! Пухук еле усмирил их. Пазуке потом пришлось три дня оживлять семью путуси. Пуна, нас могут хватиться. Давай бросим его и вернёмся домой!
- Жа-а-алко, – сморщилась Пуна. - Пука, разве тебе не жалко его? Он ведь один-одинёшенек. С ним рядом даже никто не лежит. И он ещё не совсем испортился.
- Но ведь кто-то его закопал.
- Неужели тебе не интересно узнать, кто?
- Ладно уж, приставака, оживляй, это у тебя потом зубы заболят, а не у меня.
- Вот и не заболят, я к Пазуке прислонюсь!
- Хватит болтать. Давай оживляй скорее – и побежали!
…Клой пришёл в себя внезапно, вдруг, словно выскочил на поверхность из тяжёлого, свинцового забытья. Он дышал тяжело, сердце билось совсем слабо и прерывисто.
Голова разламывалась, всё тело саднило и кололо, в ушах шумело и звенело.
Казалось, стоит ему размокнуть веки, как мир вокруг завертится с бешеной скоростью.
От неимоверной слабости Клой даже не смог застонать, лишь слабо, прерывисто вздохнул. Потом заставил себя сделать первую попытку разлепить веки. Попытка не увенчалась успехом, худшие опасения подтвердились: едва его веки шевельнулись, и в них заполз первый блик извне, приступ головокружения заставил его вскрикнуть и зажмуриться. Мир завертелся вокруг с бешеной скоростью, вызывая судороги по всему телу и отвратительную тошноту. Клой выждал – и упрямо повторил попытку.
Прошла целая вечность, прежде Клой сумел обуздать свой вестибулярный аппарат. Наконец он сумел пошагово, очень медленно, полностью раскрыть глаза, и увидел перед собою размытые, раскоряченные очертания двух существ. Они открывали и закрывали чёрные провалы ртов, издавали странные, завывающие звуки, касались его щупальцами, и на Клоя наплывали поочерёдно то горячая, то холодная волны, смешанные со странными, но не неприятными запахами. Он испугался и застонал громче. Что, если это некие звери или дикари, они подбили его и теперь хотят съесть?
Он попытался шевельнуться – и не смог, и задохнулся. Тогда горячие и холодные волны стали плескаться в его лицо чаще и гуще, а щупальца забегали по телу, вызывая мурашки озноба. Как ни странно, после этого в голове Клоя прояснилось, и мир стабилизировался. Очертания приняли более понятную форму, и Клой вздохнул с облегчением: существа оказались вовсе не монстрами.
Это были двое очаровательных детишек. Мальчик лет двенадцати и девчушка лет девяти. Очень смуглые и белобрысые, с белёсыми бровями и ресницами, словно выгоревшими от жгучего солнца. Взгляд Клоя наткнулся на взгляд девчушки, в глубине которого полыхал зеленоватый огонь, и он понял, что именно этот огонь приносил поочерёдно те самые горячие и холодные волны. Потом острая саднящая боль по всему телу стала превращаться в невыносимый зуд, заставляющий его дёргаться и содрогаться, зуд постепенно перешёл в щекотку, не менее неприятную и несносную.
А потом и щекотка пошла на спад, и от всех мучительных ощущений осталось лишь лёгкое покалывание. Спазмы прекратились, дыхание и сердцебиение успокоились, ослабевшие мышцы, разучившиеся напрягаться, вновь были готовы слушаться его.
- Я… разве жив? – с сомнением произнёс он, и сам поразился слабому звучанию своего голоса.
Детишки расхохотались: - Вот чудик! Он ещё и спрашивает! А ты сам как думаешь?
Клой подумал, наморщив лоб: - Думаю, что, скорее всего, жив. А что со мною было?
- Ну, разумеется, ты был мёртв, – снисходительно пояснил мальчик.
- Мёртв? Совсем?
- Совсем. Окончательно, – заверил Пука.
- А… значит, я на том свете… - с облегчением выдохнул Клой. – А вы – ангелочки…
- Вот ты всё и врёшь, - пробурчала девочка. – Никакие мы не ангелочки. Мы – просто Пука и Пуна.
- Если не ангелочки, почему я жив?
- Потому что мы тебя оживили. Какой же ты непонятливый.
Клой устал от вопросов, его замутило, он едва не потерял сознание и покрылся холодным потом от слабости, прикрыл веки, отдыхая. Он невольно подумал о том, что если он надоест детям, и они бросят его тут, он, несомненно, умрёт вторично. Настолько ему было худо. И тут же он почувствовал приятную свежесть в области лба, и очнулся. Мальчик и девочка всё так же сидели на корточках подле него и не собирались никуда уходить.
- А где я нахожусь?
- На ничейной земле, - ответил мальчик. – Правда, нам сюда запрещают ходить.
- Что же вы делаете на ничейной и почему запрещают?
- Ну, всякое случается. Глючки всякие, мертвяки, сбрендившие машинки… Потому и запрещают. Скучно рассказывать.
- Где вы живёте?
- А в деревне, недалеко. Тебя как зовут, чудик? Почему ты такой драный, словно с мукаками дрался?
После этого предположения дети так и покатились со смеху. Но Клою было не до смеха. Он напрягся так, что снова заломило виски: - Кажется, Клой. Клой Миртен.
- А что ты тут делал?
Клой снова принялся копаться в памяти – но ничего подходящего не смог там обнаружить.
- Не знаю, - удручённо признался он. – Не могу припомнить. Обкатывал новую модель пескохода? Устанавливал солнечные батареи? Прощупывал «чёрные дыры»? Не вовремя схватился за рубильник?
Ребятишки снова покатились со смеху.
- Ничего страшного, - успокоительно сказала Пуна. - Сейчас вспомнишь.
Она снова направила на Клоя глаза, загоревшиеся переливчатым зелёным огнём, в котором изредка проблёскивали рубиновые и синие огоньки. Его омыла чистая, прохладная волна, и он вдруг вспомнил. Вспомнил всё, что было – и потому застонал от отчаяния и боли.
- Ну вот, вспомнил – и ревёшь, как маленький,– обиделась девочка. – Радоваться должен. Мы же старались…
- Простите и спасибо за старания. Просто радоваться нечему. Нас было трое, и мы шли штурмовать Скалу Фа, чтобы спасти королеву Нирваны…
И Клой рассказал детям свою печальную историю. Пука и Пуна загрустили.
- …и теперь, выходит, никто, никто не сумеет ни помочь мне их догнать, ни узнать об их судьбе, ни вернуться назад…
- А может, путуси Туту и Пазука смогут? Вставай, лентяй, пошли в деревню! Мы тебя путуси покажем.
- А кто такой путуси?
- Самый главный, вот кто!
- Ага, вождь, - пробормотал Клой. – А Пазука?
- Не кто такой, а кто такая. Тоже самая главная, только она болезни отгоняет и умерших оживляет. Понятно?
- Ага, понятно, шаман-целитель…
Дети помогли Клою подняться, и они зашагали по едва заметной, петлявой каменистой тропке куда-то влево, мимо колючего кустарника и валунов, перепрыгивая через ручейки и острые обломки. Впрочем, «зашагали» - не вполне верное слово. Дети поддерживали Клоя под локти, и ему порою казалось, что он летит, не касаясь подошвами земли, причём под спиной его словно лежали мягкие подушки, на которые он откидывался – так что, несмотря на слабость и подгибающиеся коленки, ни разу даже не споткнулся и почти не устал.
Скоро тропка закончилась, и они уперлись в сплошную отвесную скальную стенку. Клой полагал, что, раз его ведут прямиком к скале, там имеется либо лаз, либо обходная горная тропка, либо пещера, где и обретается племя спасших его детей. Но теперь не обнаружил ни единой щёлки. И он встал (или его поставили), как вкопанный, или, вернее, как баран перед новыми воротами. Пука обернулся: - Ну, чего ты встал?
- А что я должен делать?
- Иди же… Ты уже можешь.
- Я не умею проходить сквозь гору… - пробормотал сконфуженный Клой.
- Ох, какие вы, чужеродцы, неумелые! – рассердился Пука. – И беспомощные. Ни оживить себя, ни вспомнить, ни войти в дверь… Ладно, давай руку. Пуна, бери его.
Пука взял Клоя за левую руку, Пуна взяла за правую - и они шагнули прямо в гору. Несколько мгновений в некой душной и глухой субстанции – и Клой вместе с детьми вынырнул по другую сторону горы, хватая ртом воздух. Он нашёл себя на обширной утоптанной площадки среди редколесья, усеянного тут и там скромными жилищами, сплетёнными из гибкой лозы какой-то лианы серовато-розоватого цвета и крытыми широкими жёлтыми листами. Хижины так гармонично вплетались в окружающий пейзаж, что непонятно было, выстроили их или вырастили.
И – никакого следа гор или той скалы, сквозь которую они только что прошли. Между хижинами и раскидистыми деревьями бродили козы, куры, индейки и маленькие симпатичные парнокопытные – не то пони, не то лани, не то ослики.
И тут же на них напустилась невесть откуда взявшаяся полуголая низенькая женщина с растрёпанными волосами, такими же белобрысыми, как и у детей. Она возмущённо размахивала руками с такой скоростью, что Клой даже ощутил исходящее от них дуновение ветерка, и испугался, что сейчас она устроит драку.
- Кого ты привёл? – рассержено вскричала женщина. – Вы только посмотрите на этого проходимца! Что у него с волосами? Что за одежда? Какое бесстыдство! Горе с вами, сорванцы! Опять шастали на ничейку? Сколько раз вам говорили, не оживляйте всех подряд без разбору! Неучи! Ослушники! А ну, отправляйте его назад, за гору!
- Мася, мы его лечили, он был совсем-совсем мёртвый, - оправдывался Пука. – Пуна его пожалела. Он сказал, что ему нужно к вождю, срочно, потому что он потерял друзей… и ему надо попасть на самый верх Скалы…
- Он такой же проходимец, как и прочие! Вечно они лезут, куда не следует! – не унималась женщина. - На Скалу ему нужно, скажите пожалуйста! Они наговорят, разевайте рот! А потом выкинут пакость! Никогда ничего хорошего не выходило из тех, кто явился оттуда!
- Масечка, так я позову Пазуку?
- Конечно, лапонька, – женщина сменила тон так же внезапно, как и набросилась на Клоя, перейдя от гнева к умилению, и даже заулыбалась. – Конечно, ненаглядные мои. Ах ты, бедняжка, намаялся в земле, бедолажка мой, сейчас Пука приведёт Пазуку, сейчас… Ах, натерпелся, страдалец, бедненький. А хорошенький-то какой! Прелесть ты моя!
Мася ходила вокруг кругами, восхищённо охала и причитала, и Клой тоже вертел головой, пока она снова не закружилась.
- Мася, Мася! – издалека прокричал Пука. Он бежал вприпрыжку и даже запыхался, неся радостную весть.
- Сейчас Пазука осмотрит тебя, иначе путуси не примет, - пояснил Пука, отдышавшись. – А потом они решат, что ты будешь кушать, и что с тобою делать.
- Да, да, - подхватила Мася. – Непременно накормить и напоить!
Жители деревни уже давно собрались и столпились поодаль. Все были одеты в такие же плетёные из цветных ленточек юбочки, гирлянды деревянных и металлических побрякушек-оберегов, искусные резные браслеты. В их позах и шушуканье не было настороженности или враждебности, только любопытство и благоговение перед Пазукой. Потому что когда Пазука появилась из нехитрого жилища, толпа перед ней бесшумно расступилась с синхронным почтительным поклоном.
Пазука оказалась представительной, крепкой женщиной, намного выше остальных туземцев и на голову выше длинного Клоя. Но самым замечательным в ней оказались изящная, заплетённая в косичку бородка и мужественные усики. Она без лишних слов склонилась, щекоча его кончиком косички, ухватила Клоя за левую руку и что-то пошептала. Потом положила тяжёлую широкую ладонь на лоб – и тоже пошептала. Сверлящая, тупая боль в висках, шее и плечах, вызванная неудобной позой в скале, утихла сама собою.
Затем дородная бородатая Пазука, не прикасаясь к Клою, «ощупала» его на расстоянии кончиками пальцев – и почему-то улыбнулась. Потом сделала знак толпе. Через минуту из того же жилища степенно и неспешно выступил сам вождь-путуси Туту. Он был невелик ростом и едва доставал Пазуке до плеча, но зато осанка его была поистине царственной, так что при его появлении невольно хотелось согнуться пополам в поклоне. Пазука вперила взгляд в путуси, что-то безмолвно ему сообщая, развернулась и встала от него по левую руку. Так вместе они и приблизились к Клою.
- Ты должен показать им, чтобы убедить в том, что ты здесь не случайный гость и заслуживаешь доверия, - сказал ему путуси чётко и значительно. Он говорил, как и все прочие, явно на незнакомом языке, но Клой – благодаря вмешательству в память Пуны - прекрасно его понимал.
- Показать – что? – изумился Клой.
- Ты знаешь, что. То, что спрятано под одеждой и находится на теле. Обнажи правое плечо и левое бедро, – приказал Туту непререкаемым тоном. Пазука довольно закивала.
Клою пришлось скинуть куртку, закатать правый рукав фуфайки и левую штанину. Он сам, словно впервые, увидел свои старые шрамы, полученные ещё в сражении с воинами Пиртуков. И на него накатила тоска: он вспомнил своих друзей и то чудесное время, которое он провёл с ними в Циннадели. Увы, он оказался слабоват для странствий по Скале Фа, подвёл друзей, и им ничего другого не оставалось, как похоронить его здесь, на этой ступени. Но хуже всего было то, что он ничего не знал об их дальнейшей судьбе.
Путуси Туту взглянул на шрамы, испуганно выпучил глаза и осенил себя каким-то знаком. Потом рухнул на колени, бухнулся лицом в пыль и принялся причитать на незнакомом языке, непонятном даже новорожденному Клою – видимо, очень древнему. Тело его мелко затряслось, тряска всё усиливалась и усиливалась, пока вождь не застыл в ступоре.
«Ну вот», - подумал расстроенный Клой, - «Он меня испугался. Что, если я не заслуживаю доверия?» Но вождь Туту вскочил, как ни в чём не бывало, и весело подмигнул Клою.
- Знаете, что значат эти шрамы? – путуси Туту обвёл племя грозным взглядом. – Это Знак Богов! Значит, пришелец Клой – не просто мукака, а настоящий чумасу, посланник Богов, и прибыл он сюда по архиважному делу – для борьбы со Злом!
Люди ахнули и всплеснули руками, многие тут же пали ниц, женщины тоненько заголосили.
- Срочно собрать всех для ритуала восхваления! – распорядился вождь Туту.
Всё остальное происходило, словно в каком-то нелепом сне. Клоя подхватили под руки, без усилий водрузили на носилки и потащили вглубь территории, которую Клой про себя назвал «саванной». Его поднесли к постаменту в центре небольшой площади, окружённой фасадами соединённых хижин, принадлежащих Туту и его многочисленной обслуге. Клоя усадили на мягкие подушки, аки султана, окружили сосудами с душистыми жидкостями, затем женщины и мужчины образовали вкруг него два хоровода, и началось настоящее представление.
Жители деревни оказались виртуозными и зажигательными танцорами, Клой получил истинное удовольствие от ритма и причудливых деревянных музыкальных инструментов, с виду примитивных, но обладающих невероятно красивым и полифоническим звучанием. Попутно оголодавшего Клоя кормили свежеприготовленным мясом, свежесорванными фруктами и тонизирующими молочно-травяными напитками, и он вовсю восполнял калории и питательные вещества, утраченные в течение «мертвого периода». Наконец осоловевший Клой уже не в состоянии был воспринимать танцоров, они слились перед ним в некий смазанный ореол, и он, откинувшись на подушки, уснул богатырским, здоровым сном. А, проснувшись поутру, на удобном ложе, под ласковыми солнечными лучами, он ощутил себя прямо-таки помолодевшим!
…
Шли дни, Клой понемногу восстанавливал здоровье, отношение необыкновенных туземцев к нему было благоговейным, пища здоровой, жизнь – простой и мирной. Клоя всячески оберегали и не давали перетруждаться. Зато кормили так обильно, что он вскоре запротестовал: - Друзья! Угомонитесь! Этак я растолстею. Нет ничего бредовей, чем растолстевший Клой Миртен – меня никто не узнает!
Женщины только хихикали – по их компетентному мнению, быть таким долговязым и тощим просто неприлично.
Каждый житель деревни обладал какой-либо необычной способностью, и скоро Клой привык к ним, но не переставал удивляться этой научной загадке: летающим чашкам и тарелкам с яствами, появляющимися и исчезающими предметами обихода, прохождению сквозь гору, поющему воздуху или курице, ощипывающей саму себя и сигающей прямо на сковородку. По вечерам детвора собиралась вокруг умиротворённой, расслабленной Маси, напившейся успокоительного грибного отвара, все брались за руки и «смотрели» кинофильм, концерт или цирковое представление, которое Мася вылавливала для них из других миров. Клой однажды попробовал подсоединиться к цепочке – и был поражён эффектом присутствия. Что удивительного в том, что добрейшая Мася была несколько неуравновешенной!
Но все попытки Клоя выяснить причину необычайных способностей не увенчались успехом, так как никто не мог ему объяснить толком, как у них это получается, и откуда взялось. Жители были благодушными и довольно легкомысленными, а исключительные таланты мирно уживались с мистическими настроениями и совсем не научным подходом. Способности передавались по наследству, но могли видоизменяться, и воспринимались как данность, привычная и не подлежащая сомнению. Клой сходил с ума от невозможности изучить сей феномен, ибо, разумеется, никакими научными базами и лабораториями тут и не пахло.
Заброшенная, изолированная деревушка. Затерянный мир с чудесами…
В конце концов, Клой предположил, что виной тому радиационно-магические мутации, происходящие по всей Скале тут и там. Возможно, сюда когда-то залетели некие флюиды перерождения, отголоски магических сражений или бурь. Или же местечко, где обосновались некогда предки жителей деревни, являлось чем-то вроде привала для Богов, этаким «пикником на обочине», и потому кочевников «осенило» некоей специфической благодатью, утерянной или брошенной Богами за ненадобностью.
Наконец Клой, уже вполне здоровый, но не имеющий возможности заняться научными изысканиями, не знающий пути наружу, вконец истосковался и извёлся в бездействии. Он направился прямиком к путуси.
- Глубокоуважаемый путуси, - начал Клой с поклоном, но маленький вождь проворно соскочил со своего кресла, ничуть не похожего на трон, и взял Клоя за руку: - Прошу вас, великий чумасу, зовите меня просто Туту. Для меня большая честь с вами общаться.
- Уважаемый Туту, я прохлаждаюсь у вас уже более двух недель. Я безумно благодарен жителям и вам лично за своё спасение…
- Это для нас величайшая честь – спасти такого достойного мукаку…
Клой вздохнул и стиснул зубы, но сдержался.
- Благодарен за спасение, но буду благодарным ещё больше, если мне позволят либо продолжить путь, либо вернуться к его истоку.
Туту замер в недоумении: - Либо продолжить, либо вернуться… Одно опровергает другое. Не соизволит ли чумасу растолковать своё желание?
- Короче говоря, мне надо покинуть вашу гостеприимную деревню.
- Да, да, но куда же чумасу направится? Проходить сквозь скалу он не умеет, летать не умеет, быстро бегать – тоже, значит, до вершины Скалы он не доберётся. До подножия – тоже. Не проще ли жить здесь, дожидаясь, когда рука судьбы сама протянется к нему, чтобы предложить победный поход на следующую ступень?
- Резонно. Но какой же я тогда буду чумасу, если не сделаю попыток помочь своим друзьям? – не менее резонно возразил Клой.
И тогда путуси тяжело вздохнул и потупил взор. Потом покаянно рухнул на колени: - Прости меня, прости, о, великий чумасу Клой! Я хотел задержать тебя в деревне, чтобы женить на своей племяннице и таким образом оставить навсегда! Я был корыстен! Простишь ли ты меня?
Клой нетерпеливо хмыкнул: - Туту, ты, в самом деле, решил, что чумасу можно удержать?
- Конечно, нет. Но ещё большая моя вина – в сокрытии информации!
- То есть? – насторожился Клой.
- Ты думал, что старый путуси Туту – существо никчемное? Так знай, что я прозрел твои печали, связался мысленно со скрижалями информатория и прочитал последние новости. Твои друзья…
Клой так и подскочил от неожиданности и возбуждения, схватил Туту за плечо: - Что ты знаешь о моих друзьях? Что?
- Сейчас твои друзья созрели для того, чтобы поспешить по линиям судьбы, дабы соединиться в одной точке, в Торклианидии, с целью дать отпор воплощённому Злу!
- Ур-ра! – завопил Клой так громко, что едва не оглушил путуси. И тут же сник, схватился за голову: - Я столько времени провалялся внутри каменюки, что упустил самое главное! Туту, ты можешь расшифровать свои прозрения? Уточнить? Что значит – «созрели»? Они уже спешат или только собираются?
- Сведения немного путаются - далековато, - виновато потупился Туту. - Увы, я знаю только то, что сказал. Видимо, исход на Торклианидию близок или только что произошёл.
- Эх! Саттал подери! Я не успею встретиться с ними и участвовать в схватке, даже если понесусь к подножию скалы со скоростью ветра. И где я отыщу космический челнок, и на какие кредиты найму его? Проклятие, я опоздал. Судьба не потрудилась протянуть руку!
- Я полагаю, что смогу помочь чумасу, в искупление своей вины, - ответил путуси, смущённый напором пришельца. – Но примет ли чумасу моё скромное подношение?
Клой обречённо махнул рукой: - Для меня даже велосипед нынче будет спасением. Показывай, что у тебя есть, вождь. Надеюсь, эта штука хоть чуточку быстроходней велосипеда. Хотя без карты – куда я докачусь?
- Карта – не главная проблема, путь наметить несложно, – негромко заметил путуси вскользь. – Куда важнее – горючее...
Клой, погружённый в свои печали, не обратил внимания на слова Туту.
Они шли долго, петляя по хоженой тропе, вглубь саванны. Редколесье постепенно густело и вырастало на глазах. Гигантские деревья-колонны почти по пояс утопали в шёлковых изумрудных травах, благоухали огромные цветы, по ветвям сновали и прыгали гибкие зверьки. Скоро среди ветвей завиднелось нечто такое, отчего Клою показалось, что он спит, и он принялся отчаянно тереть глаза ладонями. И вот путуси остановился перед самым настоящим военным ангаром, внутри которого мог находиться либо небольшой самолёт или вертолёт, либо автомобиль. Но то, что он увидел, лишило Клоя дара речи.
Когда путуси с заклинаниями и причудливыми телодвижениями распахнул скрипучую арочную дверь, то Клой увидел в полумраке не что иное, как одноместный звездолёт-челнок! Сердце его замерло. Он обошёл вокруг челнока, потрогал гладкую, тёплую поверхность.
- А вы уверены, что он… э… летает? – осторожно осведомился он.
- Конечно, он на ходу, - уверил путуси. – Ведь я сам его тестировал и ремонтировал фуфловый переместитель. Космолёт в полном порядке. Единственная проблема – маловато горючего. Если вы сомневаетесь, я покажу вам, как он работает...
И путуси показал! Клой наблюдал за его уверенными действиями с вытаращенными глазами. Ну и туземцы! Ай да путуси!
- Откуда у вас звездолёт? Почему вы не летаете? Почему живёте так замкнуто? Почему не развиваетесь? – засыпал Клой путуси вопросами.
- А зачем нам куда-то летать? – удивился Туту. – Нам здесь замечательно, мы общаемся с миром – только иными способами. Никто не пытается нас завоевать и пленить, чтобы использовать наши способности. Нас слишком мало, чумасу Клой. Нас много раз пытались завоевать, и мы отгородились горой. Но кто сказал, что простая жизнь – это регресс? – так сказал необразованный туземец, ещё раз поразив Клоя Миртена.
– В большом мире вы имели бы оглушительный успех! Само ваше существование – научная сенсация! Вас могли бы изучать учёные…
- Как подопытных кроликов? Только не это. Мася улавливала такие телепрограммы, что ой-ёй-ёй! У нас отпадала охота жить в Большом Мире. Вы делаете с людьми страшные вещи.
Клой не нашёлся, что ответить.
- А как же быть с горючим? - осторожно спросил Клой, помолчав.
- Придётся его выпечь.
- Вып… что?
- Выпечь. Мужчины наберут синей глины, затем Пакарача её преобразует. Только запасов синей глины у нас маловато, приходится ходить наружу, чумасу должен набраться терпения и подождать ещё денька два.
Нет слов, как волновался Клой в эти последние дни. Он вовсе перестал спать, он сидел неподвижно, уставившись на кудесника Пакарачу, который выделывал с комьями синей глины что-то совершенно несусветное. Он согревал её руками, шептал ей ласковые слова, страстно уговаривал, целовал, в экстазе намазывал на своё обнажённое тело, пока ублаготворённая глина не начала изменять цвет и консистенцию, превращаясь в высококачественную кристаллическую энергетическую массу для фуфлового двигателя.
Наконец Пакарача полностью «выпек» своей страстью горючее, путуси самолично загрузил в пульт навигационную карту, и день отлёта наступил.
Итак, после обязательных обрядов освящения челнока, к которым Клой теперь относился уважительно и трепетно, под плач и причитания женского населения деревни и восторженные аплодисменты мужского, Клой, с вскинутыми в прощальном приветствии руками, точно первый в истории человечества космонавт, погрузился в одноместный звездолёт.
Вот чудеса! Когда-то, в незапамятные времена, он со своими собратьями-учёными мира Тан, ставил рискованный эксперимент ради возможности добычи дешёвого и безопасного вида энергии, чтобы в дальнейшем изучать Космос – но они не успели выбраться в Космос, ибо грянула техногенная катастрофа, к которой он непосредственно приложил руку.
И вот теперь он сидел в звездолёте, впервые в жизни. Звездолёте, подаренном захолустными дикарями, и восторг захлёстывал его. Он предвкушал своё триумфальное возвращение, изумление друзей, охи и ахи, рассказы взахлёб о приключениях, сенсацию в научном обществе и дружеские объятия. Однако фанфары откладывались на неопределённый срок.
Потому что ровно на полпути в челнок Клоя врезался неопознанный летающий объект, закрутил его волчком, а затем изменил траекторию и увлёк за собой в совершенно неведомом направлении, после чего оказался прочно схваченным сетями патрульного крейсера Всемирных рейнджеров. От столкновения Клой потерял сознание, а очнулся уже в военном госпитале, где ему пришлось держать ответ о том, кто он такой и откуда явился. Но это уже не слишком интересная история, к тому же, завершившаяся вполне благополучно.