Будимир где-то читал, что адвокатов за глаза называют слугами дьявола. А на войне он кому служил, если не дьяволу? В адвокатуре, он решил, будет служить людям.
Его первое уголовное дело на первый взгляд было совсем простым. Бытовая поножовщина. Подсудимая обвинялась по части первой статьи сто одиннадцатой Уголовного кодекса Российской Федерации в причинении тяжкого вреда здоровью своей матери. Ссора произошла, как и водится в русских селеньях, при умопомрачительной пьянке, когда в портвейне, по шутливому выражению медиков, уже не различимы признаки крови.
В пригородном поселке, известном старым монастырем четырнадцатого века и цыганскими наркобаронами, молодая бабенка и ее сожитель второй день с большой охотой помогали пожилой матери пропивать ее нищенскую пенсию. Дым от дикого застолья, выражаясь фигурально, стоял коромыслом. Все пьющие уже давно превратились в эдаких чудищ Иеронима Босха, но им все было мало. Сбегали еще в сельскую кооперацию за дополнительной порцией портвешки.
Гуляки оттягивались допоздна и по всей программе. Первым, как отмечено в протоколе допроса, не выдержал тяжести возлияния и ушел спать в маленькую комнату мужчина. Старуха, по версии следствия и со слов самой потерпевшей, отключилась второй, завалившись спать на диванчик, стоявший в большой комнате. Там же находилась сама подсудимая и двое маленьких дочек, трех и четырех лет.
Душа женщины, окунувшись в поганое зелье, радостно пела. Ей захотелось музыки и танцев как на поселковой дискотеке, куда еще не так давно она бегала незамужней девчонкой. Включила магнитофон и поставила кассету со своими любимыми Тату. Особенно она тащилась при рефрене знаменитой песенки девчат: «Нас не догонят, нас не догонят…». «Вот бы и мне так», - подумала и загадочно улыбнулась.
«Ей богу, так надоели эти слюнявые и грубые ласки сожителя. Он просто козел и точно такой же вонючий. И толку с него мало. Торопливо залезет на нее, придавит потным животом к засаленному матрасу. Потыкает, потыкает своим щекотливым клювиком ее горячую плоть и скорей спать, мордой к стенке. К этому времени у нее фантазия только – только разыграется и такое возникает желание, что сама бы всех, да что там всех, весь свет бы перетрахала. А этот хрен, прости Господи, и сейчас дрыхнет, скотина. Ну и пусть себе, а она потанцует».
Молодая женщина, по версии следствия, взяла на руки маленькую дочь и с нею стала совершать быстрые и плавные движения в центре комнаты, при этом все громче и громче прибавляя музыку. Куда бы еще, кроме сто одиннадцатой, завели эти движения подсудимую, одному Богу известно, если бы не вмешалась бабушка. «Выключи музыку, оглашенная! – потребовала проснувшаяся от шума мать, - и отпусти дите!».
Какое там! «Оглашенная», судя по протоколам допросов, только громче сделала музыку и в приливе чувств так прижала девочку, что та заплакала. Осерчавшая бабка сорвалась с места и схватила неуправляемую дочь за волосы.
- Брось, гадюка! – дочь заорала на мать, - пасть порву!.
- Рви! – не поддалась старуха, - только я сперва твою хлебаловку так раскромсаю, что будь спок!
Бабенки принялись тузить друг дружку, по - поросячьи повизгивая. Ребенок упал на пол барака и так заревел, что со старых стен малосемейки посыпалась штукатурка.
Молодая женщина, совершенно обезумев, кинулась на кухню. Схватила разделочный нож и метнулась к старухе.
- Доченька, неужто мать свою? - испугавшись не на шутку, завопила старая женщина и попятилась к выходу из комнаты.
- А на какого хрена я нож брала? – спокойно спросила дочь у матери, - получай, получай, получай! - При этих словах она располосовала старушку как чукчи жертвенного кита. Только по чистой случайности насмерть не зарезала. Потом полураздетая выбежала на улицу, где и была задержана через какое – то время оперативной группой.
Старушка оказалась живучей и спустя полтора месяца вышла из больницы, прикрыв прядью волос уродливый шрам на левой височной части головы. Они уже и примирились с дочерью, но сто одиннадцатая, есть сто одиннадцатая, это вам не частное обвинение и за примирением сторон уголовное дело не прекращается.
Занимаясь этим делом, Будимир обратил внимание на странное спокойствие сожителя, который во всей истории выглядел ну просто ангелом. Он и в ссору не влез. Первым вызвал милицию и скорую помощь. Давал объективные по виду показания, всячески помогая следствию. Одно маленькое «но» мешало поверить сожителю: он не явился на судебное заседание, хотя и был назван свидетелем со стороны обвинения.
- С работы не отпустили! – вступилась за него подсудимая, - он так долго работу искал.
В перерыве Будимир подошел к подзащитной. Он знал, что адвокаты по назначению не стараются проявлять особенную прыть. Да и стоит ли ему усердствовать за бесплатно? За так и прыщ не вскочит, а тут ломай голову и рви нервную систему. Но Будимир то ли по неопытности, то ли по велению души не укладывался в стереотипы. Ему была небезразлична судьба этой молодой несчастной женщины, по виду еще совсем девочки. Интуитивно он чувствовал, что здесь что – то не так.
- Вы на себя не наговариваете? – спросил он у подзащитной. Она промолчала, низко опустив голову. «Вам грозит длительный срок лишения свободы» - предупредил Будимир. Она одними глазами спросила: «Какой?». - «До восьми лет». Женщина заплакала, отворачиваясь в сторону. - «Вы его боитесь?». Она не ответила на вопрос.
Будимир настаивал.
- Кто после всего произошедшего вымыл полы в комнате? Ведь не вы же? Это первый вопрос. Второй: почему, когда приехала милиция, вы оказались на улице? – Будимир продолжал добиваться ответа.
- Не знаю, - только и смогла сказать женщина. - Поверьте, я ничего не помню, а все, что помнила, то уже сообщила следователю. Оставьте меня в покое, прошу вас!
Будимир пожал плечами: «Не вы порезали мать? Ведь так?».
- Я, не я! Какая разница! Виновата и буду сидеть!
- Но ведь это не ваша вина? Так?
Женщина ничего не ответила и только глубже втянула голову в плечи.
- Посмотрите мне в глаза! – потребовал Будимир, применив свои старые командные навыки.
Женщина медленно подняла голову и посмотрела адвокату в глаза. «Не она!». Надо только доказать это в суде. Не годится невиновную осуждать, пусть и с ее согласия…
Еще был случай, когда рецидивиста за похотливую племянницу малолетку по самой строгой части позорной для злодеев статьи 131 УК осудили, хотя в деле ничего, кроме показаний лжепотерпевшей не было. Судья даже не принял во внимание, что в соседней комнате квартиры трое смотрели телевизор и ничего не слышали.
- Почему вы не позвали на помощь? – спросил адвокат потерпевшую.
- Я боялась?
- Чего вы боялись?
- Он мог порезать».
- Чем?
- Рядом на столе лежал нож.
- Он хватался за нож?
- Нет, - сначала ответила потерпевшая. Потом, поколебавшись, добавила: «Я не видела».
Подсудимый все отрицал и говорил, что до этого они хорошо жили с племянницей. Он ее кормил и одевал, но потом кончились деньги и теперь он на мели и никому не нужен.
Судья, женщина средних лет, часто поправлявшая свою пышную модельную прическу, не приняла во внимание, что бывший зэк имел постоянную работу, воспитывал сироту. Соседями характеризовался положительно и никогда до этого руки не поднимал на девочку.
Та ходила прилично одетой и уже пользовалась дорогой импортной косметикой, явно выпирая пышными формами из своей школьной одежды. Не кончились бы у дядюшки деньги, Будимир был уверен, так и жила бы маленькая шалунья в свое удовольствие с сорокалетним мужиком довольно приличной и даже в чем-то голливудовской внешности. Так нет. Обстоятельства изменились и дядюшкины халявные ласки стали племяннице в тягость. Загремел дядюшка по всей программе на свои рецидивные десять лет. Старушки – зрительницы в зале суда ласково посматривали на судью, которая во время провозглашения приговора заботливо поправляла свои, отметил адвокат, красивые волосы.
Потом было еще много интересных дел. Постепенно приходил опыт. Но вот к чему Будимир не мог привыкнуть, так это к страданиям людей ни по одну, ни по другую сторону барьера правосудия. Особенно к мукам подсудимых малолеток, хотя ангелы среди них не встречались совсем. Вот только сегодня Будимир участвовал в процессе, где одного мальца засудили «насмерть». Парень и сам был хорош: воровал вещи у своих детдомовцев. Сначала по мелочи. С ним, очевидно, какая-то педагогическая работа велась.
Скорее всего, что сами воспитанники применяли давно испытанные методы силового воздействия. Воспитатели при этом не особенно вмешивались или реагировали таким образом, чтобы детдом стал для парня чужим и ненавистным домом. Нервы подростка не выдержали. Он все стал делать назло воспитателям, однокашникам и самому себе.
Пацана окончательно довели, был уверен Будимир, до совершения преступлений. Он стал у своих же одноклассников похищать зимнюю одежду и продавать ее на блошином рынке, чтобы потом вырученные воровством деньги пропить со случайными знакомыми. Сам мальчишка перестал жить в детдоме, обитал в подвалах многоэтажек, где его нашли старшие мальчики и сдали в милицию. На предварительном следствии потерпевшие воспитанники дружно, в один голос заявили о привлечении вора к строгой уголовной ответственности. Но на суд ни один из них не явился. Было понятно, что они не смогли бы повторить то, что им для протокола, вероятнее всего, надиктовали старшие.
Будимир, выступая в прениях, не выдержал и высказал все, что он думал о современной системе воспитания детей в отечественных государственных образовательных учреждениях. Господи, что здесь началось! Воспитатели подсудимого малолетки, оскорбившись, бросали в адрес адвоката гневные филиппики. Они, видите ли, сделали все, чтобы навести порядок в родном детдоме. А то, что подсудимый вместо детского учреждения попросился в тюрьму, так это его личные проблемы. Он эгоист и злой мальчик. Не надо было детдомовских обворовывать.
Коллега Будимира, адвокат с которым они вместе осуществляли, рассказал ему по секрету, как он подслушал в детдоме приватные разговоры воспитателей о том, что «хорошо бы избавиться от этого оболтуса, который им все показатели портит». Судья пресекла реплики и повела суд дальше.
«Ах, этот когда-то самый «гуманный суд в мире», во что же ты за годы перетрубаций превратился? Или менялся не суд, а изменились отправляющие правосудие люди, как и вся страна, теперь «благополучно» живущая по понятиям? О чем можно говорить, если оправдательные приговоры неофициально стали показателем брака в работе судьи.
Любому студенту юрфака известно, что оправдательный приговор в идеале – это такое стечение всех обстоятельств уголовного дела, когда по каким – либо причинам невозможно установить обличающие виновного улики и использовать их в качестве доказательств. Причины могут носить как объективный, так и субъективный характер. Их анализ – дело кассационных и апелляционных судов да прокуроров. Хуже, когда вместо указанных причин органы, ведающие правосудием, усматривают в этом «низкий профессионализм» судьи и делают в отношении последнего соответствующие организационные выводы.
Как же навредила и продолжает вредить российскому судебному менталитету и всему общественному мнению фраза, когда-то походя кинутая братьями Вайнерами: «Вор должен сидеть в тюрьме!» Должен-то должен, но только при наличии всех признаков состава преступления, когда деяние общественно опасно по закону, совершено виновно и запрещено Уголовным кодексом, во – первых. Во – вторых участие виновного в совершении преступления доказано. И все это в совокупности установлено следствием и судом. Уже навязли в зубах упоминания и сравнения со злополучным тридцать седьмым годом.
Задаться бы вопросом – отчего так, отчего навязли? То, что от частого упоминания надоели, ясно. Но это еще далеко не вся правда. Как ни странно, но, по мнению Будимира, полный ответ лежит на поверхности. Никто и никак на подобные ссылки о страшном времени уже серьезно не реагирует, относя их к области историко-философских экзерсисов или, в лучшем случае, к издержкам конъюктуры, не подозревая, что мамонты вымерли не все и благополучно живут и мутируют среди нас. Один адвокат даже окрестил это явление «латентной ситуацией времен репрессий».
В годы построения социализма боролись с пережитками капитализма, часто огульно и с перебором. Сейчас отвратительные явления эпохи «революционного переустройства мира» даже не имеют своего определения. Чиновничий произвол получил было в начале перестройки изящное наименование «бюрократизм», но постепенно при усилиях тех же чиновников снова стал безымянным, все больше и больше обретая в тени коррупционное, а местами и просто бандитское лицо. Кумовство, заединство, трайболизм, именуемое в коммунистической идеологии круговой порукой, названное в уголовном законе группой, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, уже не вмещается в рамках статей Уголовного кодекса и не ограничивается просто преступным сообществом, все больше и больше определяя настоящий облик современного российского общества, нежно именуется диаспорой или землячеством. По аналогии Сталина сейчас бы наградили чертами харизматического лидера.
Берия сошел бы за лидера либеральных демократов, а Ежов - опростоволосившегося недотепу-строевика в министерстве самых деликатных внутренних дел.
Нет пророка в своем отечестве. Но ангелы-хранители есть. Иначе чем объяснить, что мы еще не вымерли, как те мамонты и еще что-то пытаемся понять в нашей жизни». - Так думал Будимир, выезжая по приглашению клиента в один из районных центров области.