Она так и манила меня из-за бетонного забора. Видны были только покатая крыша и верх теплицы. Она была огромной. Или может быть это я был ещё маленьким.
Диковинные растения за стёклами вились, переплетались и тянули свои могучие листья к потолку. Такие растения не росли на улицах моего родного сибирского города ни летом, ни тем более - зимой. И потому, каждый раз, когда я проходил мимо этого места, моё сердце замирало от восторга. Выбирая маршрут в рациональной сетке улиц, я всегда стремился попасть именно на эту, и... восторг встречи с теплицей неизменно повторялся!
Однажды, двигаясь вдоль знакомого забора, привычно скользя взглядом по зелёному раю за стеклом, я обнаружил, что один блок забора сдвинут со своего места. Земляные работы по подведению коммуникаций были уже закончены, но наступили выходные и эту часть забора не успели поставить на место.
Как зачарованный герой книги Диккенса, обнаруживший таинственную дверь там, где её никогда не было раньше, я подошёл к заветной теплице вплотную. Зелень была настолько густа, что невозможно было увидеть внутреннее пространство. А мне так хотелось разглядеть, что же там внутри. Я двинулся вдоль теплицы, дошёл до угла и завернул за него, но с торца была та же самая картина - плотная стена зеленых растений.
Между забором и теплицей расстояние оказалось небольшим. Достаточным для того, чтобы, опираясь на выступы забора и железные рамы теплицы, как по лесенке, взобраться на крышу.
С припорошенной снежком крыши открывался восхитительный вид - теплица напоминала океанский атолл - по периметру шли кадки с тропическими растениями, а в центре, во всю длину помещения шёл сколоченный из досок стол, на котором стояли многочисленные горшки с цветущими растениями. Я залюбовался, по-детски нисколько не задумываясь о том, что крыша стеклянная.
Как зачарованный, я пошёл, словно по льду реки, по стёклам этой крыши, разглядывая открывшуюся мне красоту... Поначалу мне везло - я случайно наступал на мелаллические рамы и края стёкол и потому, наклонившись и разглядывая цветы, смог сделать несколько шагов. Наконец я встал двумя ногами на стекло и моё везение закончилось - раздался страшный громкий треск, стекло лопнуло и я полетел в открывшийся проём.
От удара спиной в глазах потемнело. Но мне снова повезло - летел я недолго и упал прямо на стол с горшками. Часть горшков свалилась на пол, с десяток растений были помяты и сломаны.
Я спрыгнул вниз и пошёл к выходу из теплицы. Теплица была огромной и по дороге от мыслей о помощи я перешел к мыслям об ответственности за содеянное.
- Моему отцу приходится работать так много - я почти не вижу его дома... И мама моя так устает на работе - она не раз нам об этом говорила... Что будет, если им придется заплатить за поломанные растения?... Такие красивые цветы наверное стоят очень дорого!.. - пробегали в голове одна за одной тревожные мысли...
В конце тесного прохода уже виднелась дверь. Слева от неё висел телефон внутренней связи. На полу стоял большой ярко-красный огнетушитель.
Я замедлился. Нерешительно подошел к двери и потянул ручку вниз. Закрыта. Дверь была заклеена или покрашена белым и что там снаружи не было видно.
Еще минуту поколебавшись, я принял решение не звать на помощь, а выбираться самостоятельно - попросту говоря - смыться.
Я вернулся к месту падения. Снял на пол несколько горшков со стола, чтоб можно было встать ногами, притащил небольшую табуретку и с её помощью взобрался на стол.
Моего роста едва хватало, чтобы дотянуться до разбитого стекла. В раме торчало ещё несколько осколков - как только я не изрезался ими при падении! Осколки были осторожно вынуты и скинуты мною под стол.
Ухватившись за края рамы, я понял, что сил подтянуться и выбраться наверх мне не хватает. Сделав несколько попыток, я спустился и взгромоздил табуретку на стол. Однако теперь, я сам не мог на него взобраться. Других вероятных подставок не нашлось.
Я спустил табурет и попытался со стола дотянуться до него, чтобы втянуть его на стол. Бесполезно, я не дотягивался.
Нарастала паника. Дверь закрыта снаружи, через крышу не выбраться... Мне больше ничего не пришло в голову, как пожертвовать ещё одним боковым стеклом.
- Разобью всего одно стекло и я на свободе!
Я взял крупный осколок горшка, свалившегося на пол и расколовшегося пополам. Отряхнул его от земли и с силой бросил в стекло. Осколок попал в раму и разлетелся на кусочки. Стекло осталось целехонько. Вторая половина разбитого горшка полетела следом - и снова угодила в раму.
Дальше всё было как во сне. Не могу в точности воспроизвести своё внутреннее состояние. Всё казалось нереальным, словно происходило не наяву. Я хватал с пола горшки с цветами, бросал их один за другим в стекло, они разлетались вдребезги, но стекло оставалось целым. Мне уже стало казаться, что горшки разбиваются о само стекло и я уже никогда не выйду отсюда. Тогда я размахнулся и что есть силы ударил кулаком по стеклу. Стекло разбилось, я выбрался наружу.
2.
На следующий день на тыльной стороне правой кисти у меня вздулся здоровенный абцесс - земля попала в небольшой порез и рана воспалилась. Родителям пришлось сказать, что порезался на прогулке.
Проходить мимо этой теплицы теперь меня тянуло не удовольствие, а чувство вины. Недаром говорится, что преступника тянет на место преступления. Это совесть в его душе желает, чтоб он был пойман и уличён, понёс наказание и освободился от бремени совершенного поступка.
Некоторое время вместо разбитых стёкол стояли прямоугольные фанерные вставки. Позже их снова заменили на стёкла. Абцесс мой тоже зажил. Зажила и совесть, захваченная новыми впечатлениями детства. Но в памяти снова и снова, как в замедленном кино, горшки с цветами врезаются в стёкла и разлетаются чёрно-зелёно-оранжевыми брызгами...
3.
Со временем я вырос, перебрался в Санкт-Петербург и купил для своей семьи в ипотеку дом на окраине города. Соседом через забор оказался предприимчивый мужчина, Леонид. В девяностые годы он выращивал розы на продажу, для чего построил огромную теплицу.
Когда регулярные поставки тюльпанов и роз из Голландии задавили малое предпринимательство объёмами и демпинговыми ценами, теплица опустела. Снегом понемногу подавило стёкла на крыше. И теперь я каждый день, словно в укор о том детском поступке, гляжу на её разбитые стёкла из своего окна.