1
Перед глазами Вилли кружились стройные березки. А в их зеленые ветви с молодыми зелеными листочками вплетались длинные косы русских красавиц в кокошниках и нарядных сарафанах. Все вокруг кружилось, как хоровод: голубое небо, белые облака... Вилли слегка приоткрыл глаза. Он не любил просыпаться в столовой на кухонной кушетке. Этот роскошный резной потолок в старинном родовом имении Швамбек в цветах голубого неба и белых облаков пугал его спросонья всегда. Однако, в этот раз Вилли не хотел открывать глаза. Он жадно вглядывался в это голубое небо и никак не хотел просыпаться. От этого зажмуривал глаза еще сильнее и сильнее. Стройные березы, тополя врезались острыми кронами в небо. В то самое голубое небо, в которое он никак не мог наглядеться во сне, с большими белыми облаками из далекого-придалёкого детства.
Во дворе роскошного поместья Швамбек, больше похожего на маленький уютный дворец с черепичной крышей, горела изысканная иллюминация. В которую никак не вписывались простенькие революционные плакаты на белом ватмане. Красной краской из баллончика размашисто повсюду были выведены лозунги Pe-re-stroj-ka! Glas-nosty! Gor-ba-tschov! Прислуга убирала посуду со столов. В глубине двора берайтор Отто выводил лошадей на прогулку. Подтянутый, сухощавый, в форменной жокейской одежде, давнишний друг семьи.
- Гутен морген, хэрр Штальц, - по-военному, кивком Отто поприветствовал Вилли.
- Да-да... Морген, морген... Гутен морген, - запричитал Вилли, как бы давая всем понять, что он прибывает в хорошем расположении духа.
На вчерашнем прощальном банкете был весь бомонд Баден-Вютемберга и почти все шишки из Землячества Гумбиннен. Абсолютно все пришли поддержать Вилли. Особенно отличились длинными тостами и не менее длинными речами функционеры из благотворительного фонда Землячества. Никто из них со времен войны не бывал на родине, в старой доброй Пруссии. А тут такое событие! Отпрыск самого Штальца едет на родину в Восточную Пруссию, в свое родовое имение Буйлин.
Вилли был любезен как никогда. Даже когда он уезжал в Австралию разводить бройлеров, ни даже когда он вдруг рванул в Штаты воплощать проект с выращиванием бычков Ангусов, - он и тогда не был так любезен. В этот раз Штальц-младший был абсолютно уверен в успех. Его глаза не то чтобы блестели, они излучали уверенность и удачу. Он смеялся, улыбался, отпускал роскошные комплименты. Члены Землячества Гумбиннен платили ему еще большей благодарностью. Подносы с пожертвованиями, чеками и пухлыми конвертами не успевали относить в рабочий кабинет Вилли. Фрау фон Шеффер отозвала Вилли в сторону и дрожащим голосом, слегка подергивая головой, пыталась серьезно напутствовать любимого отпрыска Штальцей. Тот пытался вырваться от настойчивой старушки, но безуспешно.
- Вилли, голубчик, задержись. Мне нужно с тобой еще раз все серьезно обсудить. - фрау фон Шеффер говорила тоном не требующим возражений, - вот фамильный перстень моего покойного супруга...
-Ну фрау фон Шеффер... - попытался возразить Вилли. - Мы ведь уже все сто раз обговорили. Под Вальтерсдорфом, в ста метрах от вашего дома, в огороде под дубом..
-Нет-нет, Вилли, ты все опять напутал. Сейчас у русских поселок называется Ольт-ко-ватка... и не сто метров, а 250... Ближе к кладбищу, под липой...
-Да-да, Оль-кховатка, вы как всегда правы, фрау фон Шеффер, - пытался оправдаться Вилли, выговаривая название деревни по-русски. - Это у старины Фритьёфа во дворе под раскидистым дубом. Там его фамильный фарфор и серебро закопаны. Вот видите, все помню. Да у меня это все записано в нотиц-блоке. И Вилли кивнул на пухлую записную книжку из которой торчало множество разрозненных листов с записками от членов Землячества.
-Я не об этом, - перебила его фрау фон Шеффер. - Будь осторожен..
-Фрау фон Шеффер, все прекрасно помню, - пытался отшутиться Шталць-младший. - Есть в мире дамасская шталь, а есть еще «польская диб-шталь»(игра слов в немецком языке Stahl-сталь и Dibstahl-воровство)... Помню-помню, тот забавный анекдот вашего покойного супруга, которым он всегда подтрунивал моего отца, когда тот увлекался рассказами про Россию, про их сельскохозяйственную ферму в концессии Круппа на Маныче, про Кремлевские интриги и чистки, про коварных КГБ-мэнеров...
-Нет, Вилли, все гораздо опаснее, чем ты можешь себе представить, - у фрау фон Шеффер на глазах навернулись слезы. Она протянула вместе с перстнем потертый кожаный ежедневник с золотым замочком-застежкой и отошла к окну. - Здесь дневник твоего отца. Перед смертью он принес его моему мужу в издательство и попросил распорядиться по своему усмотрению. Ханс не хотел печатать при жизни и велел издать после его смерти, если придет время. Но мой муж тоже не смог, не дождался лучших времен. Здесь подробные заметки о России, о жизни Ханса с твоей мамой... В этой ужасной, бескрайней российской степи... Ну и да, о московских интригах, а точнее - чистках. Ты же знаешь, это были сложные годы и у нас в Германии тоже. К тому же от дружбы твоего благородного отца с этим безродным выскочкой Генрихом Гетцем я никогда не была в восторге. И он так подло использовал его в темную, для своих грязных целей...
-Так уж и в темную..
-Тш-тш, тише-тише со своими дурацкими шуточками, Вилли. После войны на нас еще долго косо поглядывали соседи из-за этого Гетца и его друзей из Гелена. Возьми дневник с собой. Тем более сейчас, когда ты едешь в Россию...
-Ну фрау Шеффер, полно вам.. Да и причем тут этот Гетц, он тоже уже, наверное ... Да и какие сейчас времена. Пе-рэ-строй-ка... и Глас-ность. В России сейчас все по другому, - Вилли поймал строгий взгляд тётушки Шеффер и как послушный мальчик присел на кушетку у окна.
-Вилли, Вилли! Гетц жив и сейчас в России. Именно потому, что в России сейчас такие времена Гетц опять там. Конечно, он уже не в своем черном мундире, как пятьдесят лет назад. Возможно даже изменил внешность. Ему удалось избежать послевоенных преследований. В Патагонии с помощью новых хозяев он выправил себе новые документы. Под предлогом поисков Янтарной комнаты он морочит русским голову. Как представитель немецкого общества Дружбы городов побратимов Киль-Калининград Генрих Гетц теперь вхож в высокие кабинеты даже в Кремле. Там он показывает какие-то архивные секретные документы своего бывшего ведомства и спокойно разъезжает по всей области беспрепятственно. Ельцинские демократы дали ему такие полномочия, что он вхож в воинские части, и они оказывают ему содействие.
-Но откуда эти страшные подробности, тётушка Шеффер... Неужели русские настолько беспечны, что готовы пустить первого встречного. А уж тем более с таким военным прошлым, да еще и наделить полномочиями...
-Я точно не уверена... Но в сюжете о Кильской неделе, в новостях говорили, что большая делегация общества Дружбы Киль-Калининград отбыла в Особую экономическую зону «Янтарь». А глава делегации, кажется, Берг...
-Неужели Берг, как наш берейтор, старина Берг?..
-Не перебивай, Вилли... Он в конце интервью бросил фразу «...мы всегда об этом помнили, но никогда не говорили в слух». И меня это насторожило. Immer daran dencken – nie davon sprechen. Такая присказка была у Гетца, когда он перед войной колесил по Восточной Пруссии. Якобы в поисках духовной энергии, корней и вербовал единомышленников.
-Ну и что он там найдет этот Гетц, или как его там теперь величать?..
-Калининградская область, оторвана от России. Это очень непростой, особенный регион...
-Да-да, тетушка, регион напичканный ракетами Сатана, КГБистами... Особый-преособый регион, бла-бла-бла. Но все их секретные, даже сверхсекретные карты, с расположением ядерных установок, помощник Ельцина по обороне Баталкин, давно уже выложил на стол американцам. Янки за это заваливают Россию ножками Буша. Помилуйте, тётушка! В этой ситуации, что там делать бывшим подручным овчаркам Гетца или даже ему самому?! Это же, такой ризи-ко... В этой Свободной от всего экономической зоне Калининград сейчас рады любому инвестору. Главное не упустить время и вовремя застолбить колышек в нужном месте...
-Вот и я про это же... Главное - застолбить колышек. Гетц в этом деле мастер. У него есть секретная информация от наших МИДовских архивных кротов. Вилли, в узких кругах уже давно ходят разговоры, что есть какие-то соглашения на счет Калининградской области. Гриф секретности будет снят только через 50 лет... Да-да, в 1995 году, осенью...
У Вилли заблестели глаза. Он чуть не взлетел с кушетки, если бы не сжимал руку своей любимой тетушки, но строгая фрау фон Шеффер невозмутимо продолжала:
- Осталось два года. Как бы там ни было, постарайся не повторить своих ошибок американских и австралийских бизнес-похождений. Тогда за три года ты растранжирил состояние моей покойной сестры Эммы, а австралийских бройлеров и американской мраморной говядины от чистопородных Ангусов так никто в Баден-Вюртемберге и не отведал.
-Тётушка Эмма меня очень любила, и только она верила в мой успех. Дала денег на трехмесячные сельскохозяйственные курсы, а потом и на проекты в Австралии и Америке. Просто не повезло. Кризис перепроизводства в Штатах. Ну а в Австралии эти долбанные.., простите. Эти вездесущие экологи из партии Зеленых! Эти долбанутые, простите, вездесущие Гринписовцы с их лозунгами "За чистую Австралию" и "Бройлеров без уколов и антибиотиков"... Бред!
-Вечно у тебя кто-то виноват!.. Так вот, помни обо всем, что я тебе сказала. Обустрой фамильную усадьбу твоего отца и деда в Буйлине..
-Сейчас это Дуб-ра-ва, тётушка...
-Не перебивай меня! Займись усадьбой. Обустрой в заброшенной школе гостевой дом, заведи хозяйство и жди. Главное - репутация. Не поддавайся на авантюры немецких инвесторов, которые сейчас повалят на наши родные земли... И не связывайся с Гетцем, он погубит не только твою репутацию, но... - фрау фон Шеффер не договорила. Посоветовала прочитать мемуары Штальца-старшего, чтобы быть готовым к любым неожиданностям в России. Еще раз посмотрела в голубые глаза внучатого племянника Вилли и, покачивая головой, вышла из кабинета к другим членам Землячества.
Штальц-младший так и остался стоять. Стоял обалдевший, не то от будущей поездки в Россию, не то от рассказов тётушки Шеффер и наказов других членов Землячества Гумбиннен. Вилли хорошо помнил послевоенные сборища Землячества, на которые его всегда водил отец. Иногда, после таких ферзамлунгов(от нем. Versammlung-собрание), на обратном пути к дому они, вдруг, сворачивали на железнодорожный вокзал. Отец подолгу стоял, как будто потерянный, посреди зала ожидания у центральной тумбы с расписанием поездов. Маленький Вилли видел это лицо отца Ханса только здесь. Очень задумчивое, будто он с грустью вглядывался не в строгие буквы расписания поездов, а в самого себя. Временами шаффнер (Schaffner-контролер кондуктор, проводник) что-то менял, передвигал цифры в громоздком расписании, вставлял новые дощечки. Но одна дощечка снизу постоянно оставалась неизменной: «Штутгарт-Данциг-Кёнигсберг временно отменен».
А еще отец рассказывал Вилли о счастливых годах из его далекой молодости. Воодушевленный Веймарской республикой, Октябрьской Революцией, индустриализацией и НЭПом Штальц-старший в 20-е годы прошлого века работал в России, на Маныче. Вместе с молодой социалистической республикой помогал осваивать степные районы юга России.
Вилли всегда помнил эти глаза своего героического отца, когда тот рассказывал ему про Россию. Жаль, Ханс Штальц-старший не дожил до того дня, когда шаффнер поменял табличку на ж/д вокзале Штутгарта. Поезд на Кёнигсберг теперь регулярно курсировал с лета 1993 года раз в неделю по пятницам. Точнее сказать, это был всего один спальный прицепной вагон к поезду до Варшавы. Там его цепляли к дизель-электропоезду до Калининграда. Это была излюбленная дизельная электричка у «челноков», «спортовцев».