Полгода учёбы в новом месте можно было назвать самыми гнусными терминами и понятиями на планете, но никак не «новым жизненным этапом». Уже на второй месяц эти серые, но при этом вычурно просторные коридоры и снующие в них люди вызывали если не тошноту, то головокружение. И это при том, что к людям он относился сдержанно-положительно, да и окружающие ничего смертельного ему пока не сделали. Но ненависть в нём вызывал лишь один человек – он сам, погрязший в рефлексии и смоляной паранойе, неспособный даже нормально поговорить с кем-нибудь. На людях он выглядел соответствующе: мрачный, как демон, задумчивый, замкнутый. Одногрупники понимающе держались в стороне, мол, не будем лезть, понимаем, что тебе так лучше. И он какое-то время жил спокойно. Прекрасно ведь, когда тебя понимаешь только ты, и то не до конца.
Но всё изменилось, когда он начал постепенно сближаться с теми, кого считал «стадом». Большинство вызвали в нём немного интереса, но некоторые заслуживали пристального внимания. Она была из таких. Русоволосая эпидемия с почти неиссякаемым оптимизмом.
Человек со стороны не заметил бы в ней ничего особенного – разве что миловидную внешность да вирусный позитив. Но мрачный обитатель собственной зоны комфорта и не был обычным. Простая, казалось бы, девушка, на деле оказалась самым настоящим волком в овечьей шкуре. Она была хищником, как и он. Он и сам с трудом смог бы объяснить, почему редкие индивиды заслуживают гордое звание «хищника», а остальных он моментально причисляет к стаду. Да и неважно. Главное, что она была рядом. Живая. Осязаемая. Она вовсе не казалась особенной, но при этом напоминала коктейль, в котором идеально смешано всё самое лучшее. Витаминный комплекс, заглушавший в нём демона и возрождавший человека. И хотя чёткого идеала не существовало, она была по-своему безупречна.
Их первый опыт общения напоминал те лёгкие, светлые чувства, которыми были пропитаны истории Рэя Брэдбери о влюблённых, будто жарким июньским днём тебя обволакивает прохладный ветерок. Они общались, как обычные подростки, но то, что творилось при этом у него в голове выходило за рамки человеческого понимания. Из-за её фраз, смеха и поддержки мрак потихоньку улетучивался из его гниющей души, а одна лишь её улыбка надолго заражала позитивом. Она, сама того не осознавая, лечила его. Это было весьма некстати. Уже много раз он брал в руки нож, собираясь с выкриком «Сдохни, сволочь!» располосовать себе руку, но в бессильной ярости и истерике падал, выговаривая «Ну нет уж, мучайся дальше!..». Удивительно, как при такой каменной ненависти к себе он смог восхищаться ею. И страшно оттого, что всё может пойти совсем уж не по плану. Скорее всего, он, придурок, опять влюбится, а девушка снова окажется занята, или её мысли будут заняты другим, он будет вынужден оставить её, тоска окрепнет, и как итог – та, что спасала, убьёт.
Но эти мысли испарялись, стоило ему лишь увидеть в коридоре идеально выточенную фигуру с копной русых волос на голове, которые ему виделись серебристыми. Смех, который окружающим казался странным, для него звучал божественной музыкой. Немного сумасшедшее поведение отражало умирающую позитивную сторону в нём самом. Прекрасная волчица, живущая свободно и ничем не тяготимая.
Ему нравилось читать людей, как книги. Большинство, к сожалению, по объёму занимали лишь небольшие брошюры. Ему встречались и те, чья изнанка вмещалась лишь в крупные общие тетради. Гораздо реже он пересекался с теми, кто напоминал ему эпические объёмные труды золотых классиков. Таковым являлся и он, но страшился своей кошмарной натуры, а потому, устав от вечного самоанализа, решил присмотреться к другим. Нет, в таком самоопределении не было ни капли нарциссизма: давший сбой сложнейший механизм его разума лишь страшил обладателя и навевал тревожные мысли о проклятии, коим помечены люди вроде него. Трудно было смириться с тем, что ты не такой, как многие, что тебе нет места в твоём поколении лишь потому, что ты думаешь иначе, и тебя беспокоят глобальные, вселенские вещи.
Но когда они сблизились в общении, стал чётко заметен один редкий феномен – при всей своей уникальности, она превосходно вписывалась в это же поколение, словно кусочек паззла в общую картину. Восхищённый столь ювелирной отточенностью её хрустальной души, он попытался прочесть её… и был приятно удивлён. Её внутренний мир напоминал не самый объёмный трактат, но достойный тщательнейшего изучения. Разве что жанры различались – она светилась каким-то отблеском авангардизма с примесью романтизма, он же являл собой чистейший концентрат постмодернизма со всей его многогранной, экзистенциальной и пугающей красотой. К тому же, содержание её книги было обширным и, как бы это сказать, качественным, пусть и не очень сложным. Он редко менял выражение лица (почти всегда оно было заспанно-уставшим), она каждую секунду излучала жгуче широкий спектр эмоций. Да, они разные, как Сахара и Арктика, но при этом отражали друг друга, выворачивая всё наизнанку.
Контраст стал заметен, когда они одновременно вышли на улицу. Тусклая небесная бирюза будто обволокла её куртку, он же шёл в неизменном чёрном полупальто, закрывался не только от холода, но и всего мира вообще. Одежда оказалась первым пунктом в их досье – она давала первые понятия о настроении хозяина. Он подумал, что вряд ли девушка будет выбирать одежду персонально под моральное состояние, но изобилие цветов в облике намекало, что всё сложилось без её участия. Кроме того, чёрный был его цветом – цветом ночи, в которой он жил, пока весь мир спал. А лазурь, залившая куртку его спутницы, давала понять, что с режимом дня у девушки всё в порядке. Нет, ну не ангел ли?
Шёл лёгкий, будто стеснявшийся своей торопливости снег. В снегопаде, пытавшемуся подражать настоящему бурану, иногда вспыхивали маленькие вихорки. Танец снежинок был под стать её настроению, он открыл перед ним другую девушку – впечатлительную, радующуюся самой незначительной мелочи, падкую на красоту окружающего мира, которым она жила и дышала. В памяти отчеканилось её улыбчивое лицо – столь прекрасное и милое на фоне заснеженного города. Она словно сияла, но свечение это было полярным – буйство красок, кружащихся в бешеном, по-своему великолепном хаосе. Идеальное отражение её внутреннего мира.
Он знал, что тоже светится, но его свечение было заглушённым, дабы не пугать окружающих филигранностью своей мрачной натуры, и похожим на чернильный блеск лазури. Иногда можно было заметить проблески его внутреннего пламени в глазах – о, этот знаменитый его взгляд, способный пугать, создавать дискомфорт, сжигать дотла любое спокойствие или радость… Даже сейчас, восхищаясь погодой вместе со спутницей, юноша улыбался, но как-то грустно, будто видит это всё в последний раз. И девушка замечала за ним такое странное поведение. Несмотря на то, что они ровесники, она чувствовала, что жива, дышит, полна сил, он же ощущал себя старым волком, который из последних сил охотится в одиночку и большего недостоин.
Но в те волшебные минуты он забыл о том, что уже несколько лет тревожило его в дневной тени и в ночном полумраке. За спиной словно опять выросли крылья, которые сами понесли его за ней – в небесный океан, полный тайн и свободы. Теперь она походила на ангела, у которого хватило доброты улыбнуться мрачному демону. И волосы уже не отливали серебром, а сливались в нимб, очерчивающий восхитительные черты лица. Понятие времени снова размылось, как акварель в воде. Но наваждение исчезло, стоило ей попрощаться и с жизнерадостной улыбкой пойти домой. Он какое-то время смотрел ей вслед, не веря, что один человек открыл для него целый мир. Впрочем, ему самому были доступны целые Вселенные.
Ну что такое? Опять влюбился?
Нет. Нашёл того, с кем можно держаться в стае. Это куда важнее.
Раз за разом видя её, он ловил себя на мысли о том, что в его сознании она засела очень прочно. Подобная высшему сорту героина, заменявшая алкоголь и воздух… Она стала для него тем самым лекарством, в котором он искал спасение от вечной тоски, разъедающей разум микрон за микроном. Она обладала редким для их поколения даром – эмпатией, которая в полной мере проявлялась на нём – озлобленном, пропитанным ненавистью и умирающем изнутри. Редкая поддержка, оказываемая этой девушкой, оказалась сильным конкурентом всему тому, в чём он находил утешение. Пожалуй, это восхитительное создание было одним из тех немногих, кто в непроглядном мраке его души различал лишь проблески света, кто в чернильном сиянии его разума видел сияние, а не чернь. Эмпатия, конечно, не такая сильная, как у него. Но лекарство было и ядом, густо сочившимся из её глаз, улыбки, слов, случайных касаний… Однако этот яд был таким сладостным, что им хотелось упиваться до потери пульса, в отравлении испытывать божественное наслаждение, он постепенно заменял ему кровь и вытеснял другую отраву, что заставляла его так мрачно сиять и твёрдо держаться на ногах. Словом, эта красавица вся сочилась божественным нектаром в форме липкой взвеси. То, что он испытывал рядом с ней, не было похоже на то, что описывали влюблённые: никакой нежности, щемящей-щенячьей нежности и трепетаний в каждой клетке; это была дикая, бушующая, огненная страсть, ураган, сметающий всё на своём пути, удар астероида, но всё это затаилось под маской внешнего спокойствия и простоты в общении. Она могла быть для него кем угодно – другом, врагом, сестрой, королевой, всё одно – обязательный отлёт в нирвану, когда она рядом, и исключительная педантичность в общении пополам с бетонным хаосом.
Со временем ему начало казаться, что, может быть, не такая уж она и особенная. Особая – да, но при этом не такая сложная и загадочная, как он, ведь понять и расшифровать её, как человека, мог кто угодно. Что, в прочем, не отменяет сам факт того, что в её голове содержалось побольше, чем у большинства ровесниц, а внутренний мир был достаточно богат и обширен. Да, она сверкает – самую капелюшечку, которая так мощно светится, что для кого-то эта русоволосая красавица затмевает Солнце. Идеальный симбиоз человека наподобие его и самого обычного подростка; именно та, за которой он долго гонялся.
Вот только было поздно. То ли жизнь решила его позлить, проложив между ними ментальную пропасть, то ли он сам крепко разочаровался в дружбе, любви и верности. А может, и то, и то. Неважно. Главное, что это светящееся чудо было рядом с ним – живая, осязаемая, но при этом далёкая и неприступная. Пока что она, сама того не осознавая, лечила его от болезни, которой являлся он сам, сдерживала его тёмную сторону внутри. Витаминный комплекс. Но он сам понимал, что это ненадолго, что скоро придётся искать ей замену – скажем так, пересаживаться на кокаин или морфий.
Ах да, ещё они оба выли. Но и тут волк волку рознь. Волчица выла днём – жизнерадостно, подтверждая своим зовом, что она жива и дышит, что жизнь для неё прекрасна и полна счастья, вроде радостей по поводу каждой мелочи. Он выл по-другому. Разрывающий ночь крик боли и отчаяния, в котором он призывал других волков обходить это проклятое место стороной, а соперников, грозно шипящих где-то вдалеке, – что здесь он, даже больной и измотанный, готов драться за свою жизнь.
Но рядом с ним была другая хищница, правда, как уже оговаривалось, в овечьей шкуре. Она нужна ему – не как девушка, подруга или верная спутница по жизни, а как стая. Без верных собратьев рядом он рискует погибнуть. Рядом с ней он чувствовал свой долг охотиться вместе с волчицей.
Тем не менее, она прекрасно могла обойтись без этого, и он с пониманием принял этот факт. Одиночество, так одиночество.
Однажды, провожая её взглядом, он сверкнул темнотой в глазах и прохрипел: «Мы должны держаться в стае».
17-18 января 2020 г.