Девичник

Екатерина Щетинина
Что-то нынче тоска глухая, липкая, непонятная навалилась - постновогодняя, наверное.
Силы куда-то делись, надежды улетучились. Статья не пишется. Пирог не печётся. Дети не звонят опять же. Своя у них жизнь. И мысли появились о ненужности собственной, о конце, что маячит на горизонте. И так далее. Вдохновение? Нет, тоже не идёт на связь. В зеркале - привидение с потухшим взором.
Словом, нормальное состояние деградирующего русского интеллигента.
И сам себе такой не нравишься, сам себя не устраиваешь - какой из тебя строитель-зодчий души бессмертной? Доброго, вечного созидатель... Нет. Не нравится всё! Включая смену правительства. И что прикажете делать? Мрак один...

И тут звонок - подруга Машка еще с перестроечных лет. Приглашает встретиться у нее, посидеть, винца выпить, девичник устроить. Именно дома, не в кафе-пиццерии, где голос друг друга не слышишь и только "штокаешь".
И еще одну дамочку-подружку позвала - из той же серии: вместе когда-то обретались в НИИ.
Вместе... да всё вместе. Принимали непредсказумеую историю нашу. Переход из одной формации в другую. В мясорубке крутились...
И устремилась я на этот зов. И ничего больше в городе, проезжая его на такси, не видела - вся туда, в прошлое улетела, к Машке с ее мужем Севой, тогда еще живым, к молодости своей и коллективной. И водитель, слава Богу, понимал, что он тут не вписывается со своим контентом, и молчал. Меня вообще поражают наши таксисты: дивные существа, прямо племянники Ванги внучатые  - всё считывают, всё по делу вставляют, когда тебе это надо, а когда не надо - их будто и нет... Ангелы - ни дать ни взять. Но это отступление.
Приехала. Номер этажа и квартиры, как всегда, не помню. И это уже повод для смеха: склероз - значит, каждый раз что-то новенькое. И дальше всё - повод для юмора и радости. Странный феномен! Чему радоваться? Маша – вдова уже двенадцать лет. Тихая, скромная, но внутри - кремень. Вторая подруга - Рита - с тахикардией сумасшедшей, инвалидом-мужем и сыном - безработным уже третий год. Эта, наоборот, громкая, шумная, всё собой заполняет. И нисколько не молодеем мы с каждой встречей, не клиенты лицевой пластики. Но…
- Ты классно выглядишь, слушай. Как никогда!
Врут, как дышат. Но это, тем не менее, обнадёживает. А может, и не врут...

Салфеточки, салатики, конъячок. Ёлочка ещё поблескивает. Тихо как в раю. Машка недавно переехала из центра на окраину, в крохотную однушку, чтобы дать жизненное пространство дочке с ее растущим семейством. Ипотеку платит, до работы - час, но не ропщет нисколько. Ищет плюсы...
Милые мои девчонки  - с закрашенной сединой, забавными морщинками у висков и чуть опустившимся бюстом. Но лихие как прежде -  как в те далекие девяностые, когда, забравшись восьмером, включая своих мелких, в Севин "Запорожец" (у остальных еще ничего из ТС не имелось), мы ехали на базу отдыха какого-то агонизирующего завода. И пели Окуджаву: «И муравей создал себе богиню – по образу и духу своему». И прочие чудные псалмы своего века.
И каждая была этой богиней – не в ущерб другим. На своем поле. И видела мир по-своему, и в то же время мы составляли одно целое, отвязанно летящее в постоянно новую Вселенную. Богини не считали судорожно курс валют и зарплатные деньги, особенно чужие. Да и свои. А что их считать? Всё в обрез и предельно прозрачно: сто двадцать своих и сто сорок мужниных. Смета расходов отработана. Плюс минус рубль. И без излишеств.  Поэтому мозг свободен думать о нефинансовых вещах, читать толстые журналы и воспринимать действительность в натуре. И любить – друг друга, непритворно хвалить нехитрую пищу, приготовленную друг другом, а также  светлую речку Нежеголь и  крупичатую россыпь звёзд в ночном небе.

Пережили вместе похороны Брежнева – сакрально-долгий гудок над городом в ноябре, потом вакханалию девяностых с амаретто и поляроидами,  созданием брокерских контор при нашем НИИ, где типа на сахарной бирже торговали унитазами и полотенцами (лоты-опционы называется - и смех и грех), потом 91-й и 93-й - перед экраном то с ГКЧПистами, то с горящей, неузнаваемой Москвой, потом разорение наших друзей, задумавших столовую для дальнобойщиков, потом заведомо провальный прожект кролиководства на уровне региона, потом … да разве всё перечислишь? Разве теперь представишь тот фантазийный, утопический мир с МММ, Чумаком и Кашпировским? Нет, это всего лишь сновидение, достойное Булгакова и Чаянова, -  мы поглощали все эти литературные яства залпово, как средство для повышения иммунитета. Не в пример своим потомкам, увы...

И сегодня, может, именно потому мы снова молоды и сильны. Мы помним то, что было. И в двадцатом веке, когда к виску Риты-бухгалтера приставляли пистолет - директо задолжал бандитам, и при первых аккордах двадцать первого. Его новой и мощной энергии не выдержал Машин муж – он буквально сгорел от своих невероятных космических идей, которые не были положены менеджеру Промбанка. Несовместимость эта на наших глазах убила Севку, нашего самого уникального и самого компанейского друга. Но мы, очумев, оглохнув от его петли  на время,  продолжали жить. Устремлялись куда-то – в столицы мира - наши сыновья, неожиданно беременели дочери, получали инвалидность родители. Всё как у всех. Но мы снова  и снова собирались с силами, чтобы  сказать хорошие слова друг другу. И оборжать всё и вся. Кроме святого…

Мои подруги… Изучившие всё, что было надо и не надо (а вдруг пригодится?): бухгалтерию, менеджмент персонала в кукольном театре, английский для гидов, иглоукалывание по-китайски, диджитал-маркетинг, бэбиситтерство, а попросту быть няньками малым и старым. и т.д. и т.п. И не потерявшие обаяние своих улыбок, иногда совершенно дурацких. Их внуки уже скоро пойдут в школу, их мамы и тетки с трудом, но ещё живут – благодаря  бессонному лЕкарству этих уже не юных, но прекрасных девочек. Они где-то подрабатывают, как-то ухитряются выглядеть, хохмить, и они помнят всё – самое главное, самое смешное и красивое, самое жизнеутверждающее, что преподнесла нам жизнь, судьба, страна. Все ее сомнительные и драгоценные подарки.
И сегодня, пока они курят на балконе, я (не курящая по причине хронического бронхита), обалдевши сидя на Машкином сером диванчике (для Дюймовочки), осознаю  своё великое счастье: быть подругой – века, а точнее двух веков, и моих потрясающе-божественных современниц. И я даже старомодно вспоминаю Некрасова – тему русских женщин, которые и в избу горящую, и дальше... Я не скажу им, моим девочкам,  об этом их сходстве с героинями русского эпоса – обсмеют. Они такие… Пафос у них не в чести. И меня они знают насквозь - не сотворишь мифа о себе. Однако любят, а значит, принимают - такой, какая есть.
И я счастливо-блаженно чувствую: моя депрессия исчезает как туман в лучах восходящего и ничем не затмеваемого солнца. Наверняка, вечного - по-женски...