Любовь живет три месяца

Вероника Ершова
Июнь

Ты лежишь на кровати поздней ночью на даче, смотришь в окно, а затем твой взгляд случайно падает на дату в телефоне, и ты видишь и осознаешь – еще только 5 июня. Самое начало лета. Впереди три месяца отдыха до долгих тягот, ждущих тебя в 11 классе! И это еще так далеко! И это так прекрасно! И так щемяще-тонко откликается радость..

В одну из таких ночей я и получила сообщение. Именно тогда я почувствовала, что грядет что-то такое, что либо спасет мою жизнь, либо – напрочь все разрушит.

«Сообщение» звали Марком Кастером. Ровно в два часа ночи, когда я только что положила телефон на тумбочку и приняла удобную для сна позу, он затренькал.

С Марком мы учились в одной школе, но не общались. Я смутно помнила, как он выглядит: худой, высокий, всегда в пиджаке. Похож на столб в очках. Ходит парочкой с неизвестным мне мальчиком. В общем-то, я совершенно не интересовалась его жизнью.

Ну-ка, и что же там? Ладно, посмотрю и сразу - спать.

«Привет. Пытаюсь тебе запрос в друзья кинуть, а ВК лагает и запрос не кидается. Мы с тобой практически не знакомы. Но могу я начать странности говорить?»

Сон в один миг ушел. Интересно, что он хочет мне сказать? Я сделала глоток кефира. Поняла, что у кефира какой-то противный кисло-жидкий вкус. Поставила чашку и включила свет.

Меня не покидало чувство, что это начало чего-то, сама не знаю чего. Минуты через две я поняла, что у Марка случилось что-то серьезное:

«Руки трясутся. Мысли в голове не вяжутся. Некрасиво, наверно, вот так вот вваливаться к тебе с диалогом о проблемах. Но мне почему-то хочется тебе написать, на душе у меня очень тяжко в этот момент».

Он начал рассказывать. А я пообещала себе, что не засну, пока не успокою его, пока ему не станет хоть немного легче. Раз уж он мне доверился…

Рассказ о «первой любви и первом расставании» Марка Кастера длился пять часов. Это было странное и какое-то сюрреальное действо: ко мне на смартфон через равные промежутки времени перетекали строки, полные кастеровских страданий. Пока я читала очередной фрагмент, он дописывал и присылал новый. Мысли у него путались, кое-где обрывались и провисали незаконченными. Он явно торопился, будто боялся, что мне надоест читать, надоест отвечать ему, и я прерву его исповедь.

Но я читала, периодически откладывая телефон в сторону, чтобы дать глазам отдохнуть минутку. И если в два часа ночи я еще чувствовала себя мудрецом и психологом, способным разрешить все его проблемы, то в шесть утра уже с трудом заставляла себя формулировать мысли.

«Но нет, – говорила я себе. - Лика, ты не уйдешь спать, пока ему не поможешь. Нельзя, нельзя бросать его в такой момент».

Типичная история. Девушка сначала не ответила ему взаимностью. Марк страдал. Потом они сблизились. Он был счастлив. Но его стала мучить обида: ведь сначала она ему отказала! Он говорил, что не мог контролировать в себе это чувство. Не знал, откуда оно взялось. Но поделать с этим уже ничего не мог. Иногда говорил ей что-то очень обидное, злое. Это его успокаивало. Она бросала его. Он еще больше злился. Она приходила снова, и наступало несколько примирительных дней, за которыми опять следовал взрыв. Она уходила легко и также легко к нему возвращалась.

«Что-то щелкнуло во мне. И чувства все отключились».

В пять утра, когда уже взошло солнце и его лучи прошили оконные шторы и желтыми полосами легли на потолке, он спросил, неужели я еще не сплю? Я не спала. Со мной происходило нечто странное: я почти не знала человека, который рассказывал мне о своей боли, и в то же время он с каждым часом становился мне все ближе.

Нет, Марк, я не брошу тебя в таком состоянии…

Мне захотелось сказать ему, что в любом случае теперь я буду рядом, что он всегда может мне написать, что я стану для него глотком свежего воздуха. Сестрой, другом, братом. Неважно кем. Но я стану той, которая всегда защитит его. За одну ночь он стал для меня родным человеком, как будто он был частью меня. Частью, о которой я не знала, но вдруг смогла ее отыскать. Вероятно, причина была в летней ночи. Или просто кефир оказался просроченным.

Вот так внезапно июньской бессонной ночью жизнь подарила мне что-то прекрасное.

С этого момента начался новый период моей жизни. Теперь не было дня, чтобы мы не общались по телефону с Марком. Это было удивительное виртуальное путешествие в жизнь друг друга. Он оставался в Петербурге, а я за городом на даче. В конце июня я отправила Марку фотографию моих черепашек: из высокой травы выглядывали две серые шейки с маленькими головками. Неожиданно от него пришло сообщение:

«Ну, смотри, их двое, а ты одна. Могу приехать помочь за ними присмотреть».

Так решено было, что мой новый друг в начале июля приедет ко мне на дачу, где мы, пожалуй, впервые увидимся «вживую».

Октябрь.

Я почти задыхалась от слез. Едва смогла дойти до своей комнаты. Выключила свет в квартире. Куда-то на пол бросила сумку, а сама упала на кровать, вытирая простыней слезы. Но это не помогало. Ничего не помогало. Рушилось, все рушилось. Боже, почему так больно? За что эта боль?

Я взяла наши общие очки. Розовые, в форме сердечка. Которые мы с ним купили в его день рождения. Я прижимала их к себе с такой силой, как будто сейчас кто-то ворвется в комнату и навсегда заберет их у меня. Но ведь так и было. Ты навсегда уходил из моей жизни. Но я больше не представляла жизни без тебя. Я прислонила очки к глазам, видела, как ты стоишь в них, а я рядом и улыбаюсь, держа в руках телефон и делая фото на память. Последнее наше общее фото на память. Нет, от этих воспоминаний лишь хуже. Все кружилось, в глазах темнело. Я целовала каждое стеклышко, измазанное расползшейся тушью, представляла твои глаза, губы.

Нет, нет! Нет, это невозможно! Все не может так закончиться, не может.

Мы еще столько всего не успели. Как я буду теперь без тебя? Как? Но ты сделал свой выбор…

Я закрыла глаза руками и шептала в пустоту: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Пожалуйста…

Август

Рядом с ним каждое мгновение напоминало отрывки из фильма. Фильма о нескончаемом лете, вечном солнце, малиновом закате и тихом рассвете. Я боялась, что вдруг вживую нам будет скучно друг с другом. Или вдруг ему что-то не понравится… Но нет. Все было идеально…Мы обсуждали все темы на свете, сидя за столиком на веранде. Мы понимали друг друга с полуслова. Порой он говорил именно ту фразу, которую я только собиралась

вставить. Он признался, что в ту июньскую ночь я спасла его, вернула к жизни. И что он не знает, что было бы с ним, если бы я решила ему не отвечать.

Мы сидели на качелях под яблоней, слушали музыку в его наушниках. Наши плечи соприкасались, он был так близко... А музыка в наушниках была слишком романтичной…

Затем он уехал. Я скучала. С каждым днем все сильнее и сильнее. Без него, без Марка, каждый уголок сада неожиданно стал пустым и лишенным красок. Теперь я практически каждую ночь спала в комнате, где ночевал он, представляя, как он сидит рядом, протирает очки мягкой тряпочкой и рассказывает сюжет какого-нибудь суперзакрученного детективного сериала, который я, возможно, когда-нибудь посмотрю. Представляла, как на стуле смирно сидит его огромный черный рюкзак, в котором легко уместилась бы половина этой комнаты.

Каждый вечер, как по расписанию, он присылал мне в инстаграмм видео с котиками. Это стало нашей забавной ежедневной традицией. Однажды он не сделал этого, и я всерьез испугалась. Три часа ломала голову над тем, не обидела ли я его или, может, вовсе ему надоела? Или он устал от общения… Тогда я решилась ему написать.

- Значит, если я один день не прислал котиков, то это выглядит так, как будто я обиделся? – ответил он и скинул два видео с котиками, которые моются в ванночке.

Душа моя успокоилась. Я потихоньку безудержно в него влюблялась: в его голос, в смех, в глаза, в очки. В его руки с длинными красивыми пальцами. Влюбилась даже в родинку на большом пальце его левой руки. Он был умен, готовился поступить в престижный физико-математический вуз. Был очень воспитан – такой английский денди. Его заботливость и внимание ко мне лишали меня порой дара речи. Я говорила себе: «Боже мой! Какое сокровище подарила мне судьба!»

Короче говоря, медленно, но верно я начинала сходить с ума. Мой палец постоянно отдалял и увеличивал, отдалял и увеличивал его фотографии в телефоне. Я чувствовала, что и он начинает испытывать ко мне те же чувства. Просто знала это.

Но мне почему-то было неспокойно. Каким-то седьмым чувством я ощущала опасность. Я не могла понять, что именно было источником моего страха. Может, тот самый уже не свежий кефир?

Этим летом мы встретились еще лишь раз, за неделю до начала учебного года. Я выбирала в магазине тетради и присылала ему фотографии покупок.

- Очереди большие? – писал мне Кастер.

- Не знаю, я далеко от кассы.

- Небольшие. Держу тебя в курсе.

И что же это значит? Я стала оглядываться по сторонам. И тут заметила, как кто-то промчался мимо касс.

Я полетела к нему со всех ног, по дороге чуть не сбив кого-то, буквально упала на него, спряталась в нем, скрылась от всего мира в его руках.

Только однажды, очень волнуясь, я спросила его о той девушке. Он равнодушно сказал, что не испытывает к ней никаких чувств.

Мне стало легче дышать.

Мы уже учились. Марк был из параллельного класса, и наши расписания уроков не совпадали. Поэтому в школе мы виделись редко. На неделе он ненадолго забегал ко мне домой. Свой день рождения в середине сентября Марк захотел провести со мной.

Я написала ему трогательное поздравление, прикрепив к нему коллаж с нашими фотографиями и с нашими шутками. И ждала утра, когда он зайдет

в ВК и его прочитает. Я знала, что таких поздравлений ему никто не писал. Оно было мной выстрадано.

Да, он действительно был поражен. Ему было сложно подобрать слова, чтобы как-то отреагировать на мое письмо. Я была счастлива. Из подарков я набрала ему множество всего: симпатичный блокнотик, коробочку конфет с предсказаниями, запрятанными в печеньках, маленького мягкого ежика, которого подушила своими любимыми духами, и, накрасившись фиолетовой помадой, поцеловала открытку. От подарков он был в восторге.

Мы гуляли по городу. Зашли в небольшой магазинчик, где продавали очки, и стали примерять их. Синие с большой оправой, с английским и американским флагами. Я выбрала маленькие розовые очки в виде двух сердечек и надела их на Марка. Мы решили, что они будут у нас общими, и мы будем носить их по очереди.

«В них я буду любоваться тобой », - сказал Марк чуть слышно, затем что-то пробубнил. Всегда, когда он стеснялся, он говорил так, что невозможно было разобрать ни слова. Но эти слова я поняла. Все во мне наполнилось радостью.

В китайском ресторанчике я долго рассказывала ему какую-то историю, но, увидев его грустные глаза, остановилась. Мне показалось, что Марк заскучал.

- Ой, прости, ты, наверно, уже устал меня слушать, – смутилась я.

Глядя мне прямо в глаза, он произнес:

- Я бы всю жизнь тебя слушал.

А потом началось то, чего я очень боялась. В его жизнь вернулась Она. Вернулась неожиданно, на пике наших отношений с Марком, на его признании в любви ко мне, на нашем первом поцелуе. Вернулась так, будто между ними ничего и не случилось.

Самым непостижимым для меня были перемены, произошедшие с Марком. Она присылала ему письма, он зачем-то отправлял их мне. Я спрашивала его, зачем он это делает. Он отвечал что я должна знать, что Она тоже есть в его жизни и ему нужны мы обе. При этом утверждал, что она для него лишь друг! Но я все равно сходила с ума – от ревности, от обиды, от двусмысленности ситуации, от его поездок к ней домой. Я сходила с ума от того, как на моих глазах Она специально обнимала его, трясла за плечи, затем каждый раз оборачивалась, чтобы проверить, наблюдаю я за этой их идиллией или нет.

Когда я поняла, что больше у меня нет сил, я предложила ему обсудить ситуацию. Марк согласился и назначил мне встречу в кафе.

Воспоминания об этой встрече до сих пор ввергают меня в ужас пережитого.

Он сидел за нашим столиком напротив меня. Вроде все, как обычно: на нем тот же пиджак, тот же рюкзак, но все другое. На лице – ни единой эмоции. Оно словно окаменело или заморозилось. От него веяло холодом. Мы оба долго молчали. Никто не решался заговорить первым.

- Ну что.., - собралась я, наконец, с духом, глядя на него и сжимая в руках уже остывший карамельный капучино. В глубине души я надеялась, что тот же столик, тот же напиток сотворят чудо, и все станет вновь хорошо. И мы лишь посмеемся над всей этой ситуацией.

Он молчал. Его глаза были направлены на дно чашки. Он тихо пил капучино и не произносил ни слова. Я ждала:

- Ты столько молчишь... Скажи хоть что-нибудь.

Он сделал еще глоток, выпрямился и заговорил:

- Я думал, с чего лучше начать и как все сформулировать. Я очень четко разделяю два понятия: любовь и влюбленность. К тебе. Лика, была

влюбленность. А к Ней – любовь. Фундаментальное чувство. Да и знаю я ее все-таки лучше и больше. В общем-то вот. Я понимал, что тебе не захочется, чтобы я с ней встречался, но меня это как-то не остановило.

Он пожал плечами и снова взялся за свою чашку с кофе.

Я едва сдерживала слезы. Мне не хватало воздуха. Человек, который признавался мне в любви, который давал мне столько надежды на отношения, вдруг так легко рассуждает о том, что со мной была лишь влюбленность. И все…? Человек, который глядя мне прямо в глаза, говорил, что больше ничего не испытывает к Ней, сейчас определяет свое чувство как фундаментальное!

Я решила уйти и встала:

- Я все поняла. Пойду. Прощай, Марк!

Марк как будто занервничал, но при этом совершенно развязным голосом сказал:

- Стой, Лика, ну подожди, подожди. Я еще не до конца тебя домучил.

- Чего ты хочешь?

Мирно допивая свой капучино и не глядя на меня, он произнес бездушно:

- Хочу сказать тебе, что у меня все хорошо. Мы встречаемся. С Ней. Мы счастливы.

Ему почему-то очень хотелось побольнее задеть меня. Он как будто за что-то мстил мне! У меня было ощущение, что Она незримо стоит за его спиной сзади, следит за нами, держит его за руки и контролирует каждое его слово. Нет, моего Марка больше не было. Человеку, который сидел напротив меня, было все равно на мои чувства. Он как робот выкидывал слова, не боясь меня ранить. Несмотря на шок, который я в тот момент испытывала, я поняла, что он пытается вывести меня из себя. Зачем? За что?

Нет, Марк, такого удовольствия я тебе не доставлю! Ты не увидишь ни истерики, ни моих слез. И будто в подтверждение моих догадок, он продолжил:

- Ты вправе ударить меня, дать мне пощечину, накричать на меня.

Он сказал это так, как будто продолжал играть свою роль и посматривал на стол, как на лист со сценарием. В этот момент во мне что-то щелкнуло. Я облокотилась на стол и посмотрела ему прямо в глаза:

- Знаешь, я не буду бить тебя или давать тебе пощечину. Я хочу, чтобы ты был счастлив. И всегда хотела. Ты же еще тогда, три месяца назад, сказал, что хочешь быть с ней. Теперь ты с ней. Марк, все получилось именно так, как мы с тобой хотели! Ты с ней. Марк, ты счастлив – значит, и я счастлива. Пусть в твоей жизни все будет замечательно.

Он смотрел на меня, не отрываясь, с изумлением, как будто из его рук выхватили готовый сценарий и разорвали его в клочья, и он теперь не знал, как себя вести и что говорить в изменившейся ситуации. В продуманном им алгоритме нашей встречи такой вариант моего поведения прописан не был.

- Каждое твое слово меня поражает, – сказал он и опустил глаза.

Я улыбнулась:

- Ну что, пойдем, – на выдохе произнесла я.

- Пойдем.

Мы вышли из кафе.

- Пока, Марк, – я приблизилась к нему и поцеловала его в щеку, мысленно прощаясь с любовью к нему, прощаясь с его щекой. Он замер. Мне показалось, что он хотел поцеловать меня в губы. Но он этого не сделал. Я ушла. Он ушел.

В этом году мы заканчиваем школу. Я все время в коридорах наталкиваюсь на Марка. Мы с ним не здороваемся. Мне по-прежнему больно его видеть. Я никак не могу от него освободиться. И все время думаю о том, почему он так со мной поступил? За что он мстил мне? Может, он не может простить себе слабости той ночи, своих слез и отчаянной просьбы ему помочь? Или его мучает стыд при воспоминании о моей самоотверженности, с какой я бросилась его спасать, а он отплатил мне впоследствии за это такой жестокостью? А, может, он злился на меня за то, что я разрушила его стереотипы и не стала, как ожидал он, ни плакать, ни умолять, ни оскорблять его? Ведь такой вариант был для него желателен. Он снял бы с него чувство вины. Не знаю. Но уверена в том, что человек, поступив так однажды, сделает это же снова...