О жестокости в повести Аммалат-бек

Волга Муталиева
Открыла для себя удивительнейший по сюжету и манере повествования роман Александра Бестужева-Марлинского «Аммалат-бек». После прочтения звучало громогласное и единственное: «Дилемма!»

Как и сама историческая линия скрытого и явного противоборства Россия-Кавказ, так и безнадежная опасная эквилибристика между долгом следования своему слову и голосом крови, романтичным и военным, амбициями и совестью, драмой и трагедией, Марлинскому удалось нарисовать потрясающую картину театра военных действий.

С каждой главой мы углубляемся в чужую драматическую историю, не всегда понятные традиции, необычные колоритные порядки, сложную социальную иерархию. Марлинский изобилует терминологией и описанием нюансов кавказской культуры, пафосно и искусно вырезая характеры и взаимоотношения героев. Не зря он вводит и женский образ Салтанетты, символизирующий красивое и мирное начало, созидающую силу, как антипод разрушению и жестокости, влияющий на развитие событий и романтические устремления Аммалата. К сожалению, роль любви ничтожно мала, когда мечут кинжалы.

Мы не можем осуждать исторически сложившиеся традиции горцев. Нам их не так просто принять. Веками сложившиеся, они руководят поступками, они голосом предков указуют на судьбы целых семей и разжигают межклановые вендетты.

Осуждать сложно. Через десятилетия истории и сочувствие интуиция подсказывает выступить в оправдание главного героя. Тот накал страстей, который Аммалат переживает на протяжении всего романа, та изматывающая колоссальная ответственность, долг перед своим народом, те сильнейшие собственные амбиции, в подкорку прошитый гнев на Российскую Империю никак не могли быть усмирены чудесным спасением и последующей дружбой с Верховцевым, не могли быть нивелированы светскими ученьями, чтениями, дегустациями и обещаниями. И уж подавно в кульминационный час аффекта, столкновения взрывного инстинктивного с холодным разумным, не имел такой узды, чтоб удержать вырвавшегося внутреннего зверя Аммалат-бека!

Слова Марлинского выглядят крайне театрально. Однако через весь этот льющийся пафос мы наблюдаем глубокий кризис сложной консистенции в Аммалате. Воспитанный в одной традиции, он должен был подломиться под договоры с захватчиками его родных земель, угодить соседям и отцу своей возлюбленной, достичь мира со своими и интервентами, не забыть о собственных целях и сердечных желаниях. И при этом остросюжетном психологическом давлении действовать разумно, усмиряя врожденную огненную страсть.

На мой строгий взгляд, несколько нелепо и по-ориентальному приторно-ярко Марлинский вскрывает глубину трагедии Аммалат-бека и демонстрирует ее через двойное убийство своего спасителя. Сначала как выплеск долгое время сдерживаемых эмоций – само лишение жизни Верховцева, а далее для эффектности и в подтверждение запущенного уничтожающего механизма – отсечение головы. И, как фатальное подтверждение неконтролируемого безумства, – приношение головы Султану, решившее окончательно судьбу Аммалата.
 
Сфокусировавшись на жестокости действий Бека, мы не разглядели подоплеки влияния российско-кавказского конфликта. 

В романе никто из окружения не увидел трагедии одного человека за масштабной трагедией военно-политического характера. Никто не различил за общими историческими вехами страданий персональных. Никто не наводил резкость на внутренний микрокосмос, когда ставки были так велики и шел счет на державном уровне с имперским аппетитом!

Не каждому под силу задвинуть моральные мучения и задушить ментальные пытки в Большой игре. Аммалат-бек долго ходил по обоюдоострому краю выбора. Не стал ли он много счастливее, когда все это свершилось и беспощадные жернова провернулись?