Мы присели назад, и стали обдумывать, как вернуться. Сеня от ступора отошёл, и теперь глаза его бегали по салону, точно стараясь найти спёртый бумажник. В какой-то момент он смирился и проговорил:
- Миша нас может забрать?
- Он сегодня на смене
- Прекрасно! - выкрикнул Сеня
Осколки сверкали на переднем сидении, когда позади проносились машины
- Ты, разумеется, деньги не взял? - спросил Сеня
Я покачал головой
- Конечно, - продолжил тот, - зачем брать деньги, когда есть Сеня!
На его лице линий краснело не меньше, чем у меня. Я сказал:
- Звони родителям
- Да иди ты!
- Звони
- Нет!
- Предлагаешь нам здесь остаться?
- Пойдём пешком
- Одиннадцать километров? - возмутился я, - тебе этого не хватило? Мы прошли где-то шестьсот метров, а до Лужина в двадцать раз больше! - я посчитал, - нашими темпами мы дойдём к утру!
Сеня молчал, злобно стирая зубы
- У нас нет другого выхода, - сказал я, - только родители, - Сеня надулся, - в конце концов, мы можем их попросить довести нас до Дятлова и оставить
- Да, и сказать, что мы вызвали четырёх проституток
- Да, и тогда они точно не назовут нас педиками
- Да, вот только я не хочу весь следующий год слушать, как "мы тебя, скотину такую, спасли в новый год" и "если б не мы, ты бы там к чёрту замёрз"
- И ты предлагаешь замёрзнуть?
- Да! - крикнул Сеня, - Да! Да! Да! Именно так! Лучше замёрзнуть, чем потом ежедневно слушать это дерьмо! - Сеня ударил по боковому стеклу, - я не хочу видеть их сегодня. И батя нажратый, он не поедет! И знаешь что, они не повезут нас на Дятлова! И не упустят такой возможности показать, какие они властные и крутые, ясно? Мне, да мне девятнадцать почти! А они... я должен показать... показать им, что я независимый... они... Они довлеют и запрещают мне, как годовалому, всё. Вообще всё! И творят не пойми что! Телефон отбирают, наушники, комп, заставляют носить шапку, как у Лужкова, подсовывают презервативы, это... это - позорище! Срам!
- Ага, - сказал я, - мои себе такого не позволяют
Сеня замолк, остудился, и голова его стала раскачиваться, как у собачки с панели. Он усмехался нервно, дёргал губами, растирая лицо ладонью, осанился, хмурился, опускал виновато взор, и вновь загудел вентилятор в его голове, и наконец он смирился, выдохнул и сказал:
- Ладно. Только звони ты, пожалуйста
- Без проблем
Я принял мобильник, позвонил на домашний его родителям, сказал, что "хотели покататься, но угодили в небольшую аварию". Взволнованным голосом Сенин отец ответил, что выезжает, что скоро будет и чтобы мы согрелись там "любым способом, каким бы то непристойно ни было"
Я завершил вызов, и земля ушла и взорвалась где-то внизу: то кирпичная башенка обвалилась на снег. С потолка посыпалось, и мне стало невыносимо холодно, руки задёргались, затряслись, как у последнего алкоголика, и страх наплывал и наваливал, и казалось, будто те кирпичи падали не внизу, а сверху и прямо в лоб, на порезы
Сеня придвинулся и что-то сказал. Голос его исходил откуда-то издали, теряясь и застывая в холодном воздухе, а я полетел вниз, и фрагменты разных предметов: осколки тарелок, хвоя и кирпичи, кружили сейчас в темноте надо мной. Темнота была предрассветной, и я...
- Рома! - запах мочи прервал мой полёт, - Рома, очнись, - Сеня тыкал в меня ватой, смоченной в нашатыре, - давай, вот так
Я очнулся в облачке пара, и Сеня дал затянуться, поддерживая мне подбородок
- Зачастил ты в последнее время, - отметил Сеня, - на выхах к врачу сходи
- Нормально, - я потянулся, зевнув, - зато выспался
Я отходил, как обычно, зевая, потягиваясь и улыбаясь блаженно. Сеня убрал флакон с раствором и стал парить. Он затянулся дважды и пробасил:
- Это...
Слова застряли
- Как бы...
- Чего?
- Ты, кажется, говорил, что в последний раз ты с родителями повздорил сильно, - Сеня смотрел на меня и говорил, запинаясь: - если что, это не моё дело, только твоё, только ваше, и ты можешь не говорить, но мне интересно знать, из-за чего вы повздорили?
Я усмехнулся, опустил взгляд, и пальцы мои потянулись в карман, где лежал белый пакетик, похожий на чайный, с чёрным брикетом внутри. Я достал его, развернул и сказал:
- Вот из-за чего
Сеня нахмурился
- В смысле?
Я утвердительно покачал головой. Тогда Сеня спросил:
- И сколько ты уже куришь?
- Два года
Я спрятал пакетик. Сеня был удивлён
- И зачем?
Затем ли, чтобы казаться двухтонным шнуром в приходе или огромным пламенем, или чтобы забыться и тявкать, как бешеный лис, весь вечер, или чтобы земля не уходила из-под ноги, я толком не знал, зачем я начал курить
Сене я хотел ответить честно, и я не знал, что сказать, я думал и вспоминал, и в хаотичном потоке воспоминаний блеснула правда, которую я так старательно эти два года теснил, скрывал от себя и тогда я ответил Сене:
- Показать им... что я независимый... наверное....
Салон заполнился ежевичным паром. Ветер гнал снежные хлопья в щель от лобового стекла, от чего намокали сиденья. В деревне слышались взрывы залпов
- Сень, можно я что-то спрошу?
- Валяй
- А чем ты отличаешься-то от годовалого? - Сеня внимал, - Давай-ка, топ-десять взрослых поступков Сени, ну? - Сеня молчал, - Ты жрёшь на деньги родителей, спишь и ноешь, как тебе плохо с ними, как они над тобой довлеют, мешают жить и прочее. Ну, чем? Да, шапка как у Лужкова, и что? И что? Они не хотят, чтоб ты помер от менингита! Презерватив, чтоб не помер от спида. Отец же не знает, в каких шествиях ты там шагаешь, а ты ему и не объяснил, а он слышал только, что шествие незаконное, и всё. Всё. И да, права забирает, и сейчас заберёт, когда он увидит тебя в машине, и наподдаст тебе, как последней скотине, и будет прав, Сеня, потому что... Ты просто представь, что тебе звонят и говорят, что твой сын - в машине наполовину в кювете, без денег, еды и в холоде, просто представь... И да, он сейчас пьяный, и ты бы сейчас был пьяный, не будь мы такими кретинами. Только ему придётся, рискуя правами, ехать сюда, чтобы спасти твою задубевшую задницу. А для него права - это жизнь, чувак. И он имеет полное право напоминать об этом столько, сколько захочет
Сеня бурлил, выпускал облачка, смотря в одну точку. Выпустив очередное, он сказал
- Можно же нормальную шапку взять?
Голос прибавил громкости:
- Так возьми, ты же не годовалый, - ответил я, - сходи в магазин, купи, заработай. В чём дело?
- Но неужели им невдомёк, что они лишнее делают? Когда батя засовывал презерватив. Он его покупал, засовывал незаметно, зачем? Неужели им это тупо не в тягость?
Забомбило:
- Нет. Им не в тягость забота. Они любят тебя не за размер кошелька, как и не за твоё чувство юмора и умение пускать кольца. А просто по факту, по умолчанию, по дефолту, понимаешь? - я выдохнул, - и в любом случае хотят для тебя лучшего. Да, иногда они делают странные вещи, но не потому, что хотят довлеть, Сеня, а потому что не знают, как сделать иначе. Когда ты в последний раз с отцом разговаривал? Не да-да-нет-да, а по-нормальному, по душам, за рюмочкой или чаем. Ты знаешь, какой у него там: любимый фильм или книга. А с матерью? Конечно же, спят и видят они, как бы над сыном своим подовлеть! Они же для этого растили тебя, меняли твои обгаженные пелёнки, ковырялись в твоём дерьме и думали: "вот! вырастет, буду довлеть над ним, издеваться". Это же бред, Сеня, ****ый сумасшедший бред!
Во мне, моим языком словно бы говорили мама и папа в тот миг. Я ретранслировал Сене их мысли, и от того становилось как-то спокойнее, лучше, бодрее. Казалось, будто они прямо здесь, подсказывают мне слова с передних сидений:
- И всегда, какое бы дерьмо не приключилось с тобой, они будут рядом. Приедут, прилетят, приползут. И даже если не получится ничего, они постараются сделать так, чтобы твой зад оказался в безопасности и тепле
Голова Сени чертила линии вертикали, а задница поелозила на холодном кресле. Я завершил:
- И никто так не постарается, как они