Силёля - АнтиТузик.
Почему Силёля? Не знаю. Сколько помню, Силёля и Силёля. А его помню столько же, сколько и себя. Нет, имя есть — Сергей, но все звали — Силёля. Так вот, с этим Силёлей одни неприятности. Претерпел от него много. «Казацкому роду — нет переводу», это из - за него. А как иначе, если он ходок из тех, что всё, что шевелится? Метр девяносто, сто кило, феромонами пышет. Бывало идёшь, беседы ведёшь, а он: - Подожди немного — и шмыг! Через полчаса вылазит, отряхивается, морда довольная. Когда, как, - буквально, буквально! на ходу успевал договориться? Не знаю, потому как не ходок! Не ведаю! Потому и не ходок…
А ленивый… В институт от его, его лени поступили. Он на морях служил, потому весной пришёл на дембель позже меня, сапога. Пойдём говорит поступать. А зачем? Не поступим, точно! За службу то всё забыли. И что? Отдохнём. Времена то суровые, Брежневские, советская власть не работающих шибко не любила, тунеядцами обзывала, пакости строила. А тут законный отпуск, учебный. Это же сколько отдыха потребить можно? Ну и пошли.
Пошли, потреблять. Нет, и тут нагадил. Второкурсниц, ремонтом вместо картошки пробавлявшихся при институте, обаял. Да так обаял, что они всем дружным коллективом принуждали нас. К поступлению. Говорят форму наденьте. И что, что смотреть на неё не можете? Надо! Ну надели, слабы, к женщинам. Молоденьким. И приняли нас. А как не принять? Два лихих матроса в степном городе? Почему два? Так у него два комплекта, я и носил второй. Дрогнули сердца экзаменаторов! Не устояли!
Вот и стали студентами. Живи, радуйся, работать не надо.
Работать не надо? Щас! Сижу, ждём автобуса, на картошку. Ну, на самом деле табак ломать. Но сама процедура студенческих осенних работ называется — на картошку? Вот пусть так и будет. Автобусы подали, однокурсники грузятся… Боже, какие же молоденькие! Шейки, ручки — ножки тоненькие, как ниточки. Так жалко их…
И себя жалко, нервничаю. Нет Силёли. Садится в автобус надо, а его нет. Прибегает. Глаза бегают блудливо, ну прости, не сдержался…
Да, а ехать нельзя. Как нельзя? Отчислят. Нельзя, на винт намотал, с конца капает… Блин… Одни неприятности от тебя…
Парень ходит, наших лет, электриков спрашивает. Силёля подпрыгивает, пихает меня. Подхожу, спрашиваю. При институте, дежурным. А картошка побоку, будешь сотрудником, институтским. После занятий, так, пару лампочек поменять. За зарплату. И опять же преподаватель к коллегам по работе мягкий. Ну не знаю, не знаю, морщу лоб, думаю, сомневаюсь…
Любуюсь! Как за спиной этого парня Силёля прыжки двухметровые делает, умоляющие гримасы строит, пальцем грудь свою ломает, - меня, меня не забудь. Не забыл. Вот и работаем, дежурными, после занятий. И не хотелось, но с этим Силёлей… Сколько от него претерпел...
Стипендия, зарплата, опять же кормят. Хорошо кормят. В округе кафешки, блинные да столовки. Кто работает? Женщины работают. А мы не только Силёля, ещё и электрики. Потому и кормят. А денег всё равно нет! Вот нет! Как жить, где брать? Ага, сессия у заочников. Курсовые, лабораторные… Старшекурсников надо поспрашивать…
- Да, Силёля?
А его нет. Пропал, растворился. Озираюсь в растерянности, назад возвращаюсь. А он за колонной, бледный, вжимается. Шёпотом:
- Крокодил… Крокодил… Там… Там… Сходи, скажи нету меня. Уволился. Помер. МЕНЯ НЕТ!!!
Пошёл. Около деканата приметил, глазастый, свою пассию, Иринку, по каким то неведомым мне причинам называемой Крокодилом. Ну, то же неугомонная. Может съесть Силёлю, или его часть норовила, то и крокодил? Не знаю, да и не моё дело, моё дело прискорбную весть сообщить.
- Жалко, жалко… Невезуха - то какая. Зарплату получила, хотела с ним посидеть. А оно вон как…
Я поцокал языком, к Силёле, с прискорбной вестью, пролетаешь ты с зарплатой… Ага!
Улыбка до ушей, бодрый ход, разыграли, здравствуй, давно тебя вижу, обнимашки…
Да...