Я в ужасе закрыла лицо руками и... проснулась.
Гулко ухало сердце.
В комнате было тихо, тепло и пусто. Тикали старые часы на стене. Сопела у двери на коврике собака. Что-то капало за окном.
Половина кровати Марка была не разобрана...
Я спустила ноги с постели и посидела так некоторое время, раздумывая, хочется ли мне пить. Сон уже закрылся от меня, как спугнутый хищный цветок, но ощущения после него могли подсказать, в каких местах бродила моя душа, пока тело беспомощно лежало на кровати. Пожалуй нет, пить не хотелось... Значит они напали на меня уже здесь, в Старом Городе. Нужно ли было думать, что жизнь моя снова в опасности? Скорей да, чем нет...
Ох, Марк, Марк... Все у нас, похоже, с тобой развинчивается... Как только мы дальше вместе будем делать переправку? Вот вопрос.
На улице лило, как из гигантского душа. Я слезла с кровати и пошла к буфету за снотворным. Пару глотков “Белого орла” обещали согреть и успокоить меня. Я решила довериться “орлу”..., раз уж Марку было все равно...
“В любой непонятной ситуации - пей чай!” - говорил в прошлой жизни Пол Сойер. Знал бы ты, что я пью теперь, старый зануда...
Чтобы еще больше расслабиться, я взяла бутылку и стакан и вернулась в кровать. Так Марк и нашел меня утром с ними под одеялом...
- Мне нужно уехать на два-три дня, - сказал он за завтраком.
“Ну, да, конечно, - подумала я, чувствуя подступающую к горлу тошноту , - Милана же одна за товаром не съездит...”
Сказать ему?
А смысл? “Пьяные бредни” и “дурацкие сны” не заставят его изменить планы или хотя бы испытать за них чувство вины. Он уже вычеркнул меня из списка приоритетов. Хотя сам пока об этом не знает. Но бортовой компьютер ведет его уже параллельным курсом...
Это, конечно, больно. В моей ситуации - больно вдвойне. Не каждый день тебя бросает на произвол судьбы друг, напарник и почти брат... если бы вместе не спали... Больно настолько, что вдруг становится наплевать на то, что со мной будет дальше. Пусть едет... Пусть придут эти... И пусть будет, что будет... Потому, что жить в постоянном страхе, а теперь и без поддержки, нет уже никаких сил...
- Хорошо, - согласилась я, - до полнолуния у тебя полно времени...
Марк обрадовался. Он ожидал хоть какого-то сопротивления с моей стороны. А тут все так гладко прошло. Ай, да молодец, Марк! Это все потому, что он такой умный, добрый и терпеливый не стал упрекать бедную девочку за ночные возлияния.
И ни единой, даже самой крошечной мыслишки о том, что он, Марк, и является одной из причин этих возлияний.
Марк запихал в рюкзак кое-что из своих вещей и, уходя, положил мне руку на плечо, словно говоря - “держись браток, где наша не пропадала.” Он даже подмигнул мне - настолько в хорошем расположении духа он покидал наш общий дом.
- Вернусь к понедельнику. Не скучай.
- Ладно. Не буду.
Если эти все-таки в городе, то соскучиться они мне не дадут, уж будь покоен.
Закрыв за ним дверь, я сползла по ней на пол и сидела так, прижавшись к двери спиной, наверное, больше часа...
Вообще-то я запрещаю себе думать о прошлом. Нет в этом никакого резона, ведь то, что уже произошло нельзя исправить. Но прошлое... это такая странная штука..., не существуя здесь и сейчас, оно все же живет и здравствует, в укромных уголках сознания, и, как сквозняк в плохо утепленном доме, всегда находит щель, чтобы проникнуть в мысли и повлиять на настоящее... И чем меньше становится отрезок будущей жизни, тем сильней разрастается прошлое, и довлеет над беззащитным мгновением истинной жизни.
Много лет я тщетно силилась изолироваться от прошлого, чтобы научиться жить по-настоящему: ждать чуда, радоваться простым вещам, дорожить людьми, которые близки... Ключевое слово здесь - “тщетно” ... Потому, что у моего прошлого крепкие зубы. Потому, что, когда ты виновен в смерти одного из самых близких и родных людей, ты становишься тоже немножко мертв.
В дверь постучали. Залаяла Джеки.
Это вывело меня из оцепенения. Реальность вынуждала меня вернуться. Я с трудом расправила онемевшие члены, поднялась и открыла дверь, пренебрегая элементарными правилами безопасности.
На лестничной клетке стоял почтальон.
Забавно... Почтальон - одна из умирающих профессий. Кто будет писать бумажные письма в мире, где адресат может увидеть электронное всего через секунду после его написания и отправки? Остаются только “курьеры службы доставки”, имеющие дело с грузом, который пока еще не научились телепортировать... хотя и это уже не за горами... Но, не смотря на все эти современные обстоятельства, иногда к людям приходят почтальоны. “С цифрой 5 на медной бляшке, в синей форменной фуражке, с толстой сумкой на ремне” - все по канону.
- Здравствуйте - бодро сказал почтальон, - вам письмо. Получите-распишитесь.
Обычно почтой письма шлют муниципальные и коммунальные службы, налоговые или судебные конторы, а также лохотронщики, обещающие “гарантированный выигрыш”, в обмен на номер вашего банковского счета. Но иногда... очень редко... и только единицам, приходят письма из другой параллели...
- Спасибо, - сказала я, принимая из рук почтальона синий конверт, после того, как поставила в почтальонской книжке свою закорючку.
- Всего доброго
- До свидания...
На конверте в графе “обратный адрес” стояло: “Милабург. Улица Королевских морских пехотинцев, пансион Легран ”... У меня затряслись руки...
К сожалению (да, именно так - к сожалению), я не имею дурацкой привычки сразу открывать подарки, распаковывать покупки и читать полученные письма. Мне нужно дождаться для этого момента, как ждет своего момента сыровар, винодел или гончар. Что-то в этом должно для меня созреть.
Сейчас созреть должна была я.
Я прошла на кухню и включила обычный пошлый чайник с красным глазком индикатора. Он зашипел. Пока я готовила к процедуре стеклянный заварочный - мыла, ополаскивала, охлаждала, насыпала травяной ферментированный чай - в моей голове стаей кружили возможные варианты содержания письма - “да, нет, возможно, неизвестно, может быть, но...” И я внутренне готовила себя принять любой из них.
Наконец, с трудом унявшая свое тревожное бурление вода, вытекая из одного чайника в другой подхватила задремавшие было чаинки и закружила их в молчаливом загадочном вальсе, рождая внутри этого замкнутого пространства атмосферу локальной нирваны.
Три минуты я смотрела на синий конверт на столе. Письмо, когда оно еще не распечатано и не прочитано — это бумажный кот Шредингера, что несет в себе одновременно и хорошую и плохую весть. Поступил - не поступил, приедет - не приедет, любит - не любит, жив - мертв... Наверное поэтому, люди так легко отказались от бумажных писем, - каждый открыватель письма наполовину становится убийцей своего непрочитанного "кота". Это тяжелая миссия...
Чай созрел. Я, не спеша достала из шкафчика чайную чашку бело-розового фарфора. Мамин подарок. Единственное, что осталось от того мира... Их было две - голубая и розовая с такими же блюдечками в комплекте. Я хотела голубую, но получила розовую, потому что...
“Пожалей сестру, милая, она же больна. Уступи ей.”.
“А если я заболею я получу ее обратно?”
“Ну, что ты такое говоришь? Тебе не нужно болеть, чтобы быть любимой”.
“Мам, а когда она поправится, я тоже ей должна буду всегда уступать?”
“Нет, родная, только когда захочешь”.
Я называю эти внезапные наплывы воспоминаний - “фарфоровые сны”. Они тонки, как фарфор и через них просвечивает реальность. Они хрупки - любой звук, любое постороннее движение, даже мысль, залетевшая из вне, как птичка в комнату, разбивает их вдребезги. Они ценны для меня, потому что издают высокий чистый звук - звук любви. Безусловной. Настоящей. Утраченной навсегда.
Наверное, все это похоже на какой-то ритуал - письмо, чай, чашка... Это ритуал принесения себя на алтарь надежды. Крошечной, слепой надежды, не оправданной ничем. Уже через несколько минут я буду пить горький чай разочарований, а пока я только налила его в мамину чашку... и открыла конверт.