Следуя за дородной фигурой домработницы,- Саша робко вошла в небольшую, светлую комнату. Остановилась, выжидающе оглядывая больного. Лёгкое, зелёное покрывало, облегало худую фигуру, очерчивая угловатые формы тела. Зелёный отсвет материи ложился на бледное лицо, придавая ему, землистый цвет, подчёркивал болезненное выражение страдальческого лика. Заострённые черты, некогда красивого лика, напряжённость проницательного взгляда, говорили о невероятном страдании обречённого человека. Застывшая мимика, скрывала мучительную боль.
Грубоватым, басовитым голосом, домработница пояснила:
«Вот, твоё рабочее место, Александра. Больного зовут Владимир Иванович, меня Дарина Самойловна. Хозяйка наша, дочь Владимира Ивановича – Катерина, отец и сын зовут её Като, но ты не вздумай к ней так обращаться, хоть вы почти ровесники. Она для нас -хозяйка. Сын Максим живёт отдельно. Приходит редко. Всем заправляет Катя. Вот дверь в смежную комнату. Там ты будешь жить. Но и по ночам ухаживай за больным. Для того и поселили тебя в смежной комнате. Рядом с больным!».
Саша превела взгляд на смуглое, широкоскулое лицо Дорины Самойловны. Желтовато-коричневые глаза в узком разрезе, странно смотрели на неё, словно, пытались влезть внутрь сокровенного.
Пожилая служительница дома изучала молодую сиделку с затаённой дотошностью. Александру покоробило.
Девушка слышала от приёмщицы конторы, благожелательный шепот о не лестной репутации семейства, в которое её направили, но выбирать не пришлось. Она бросилась на объявление сайта набора сиделок, как к спасательному кругу. Одна в чужом городе, без средств к существованию, девушка ухватилась за первое же предложение о работе. Катерина выбирала сиделок придирчиво миловидная, стройная Александра, с открытым, по детски, доверчивым лицом, привлекла её внимание. Обаятельная открытость, большие, салатного цвета глаза, в пушистых ресницах, смотрели на неё честным, открытым взглядом. В них было что-то притягательное, затягивающее, нежно гипнотизирующее, глубоко-поглощающее. Светлая, блестящая, здоровая кожа, приятная улыбка, ровные, жемчужные зубки, стройная, изящно-выточенная фигура. К тому же, девушка из села, Мягкий, тихий, но звучный голос. Чётко выговаривает слова. только что окончила сестринские курсы. Ясно светилась не испорченная, чистая, доброжелательная натура. Поручив домработнице новую сиделку, дочь Владимира Ивановича, ушла по своим делам. Александра не успела разложить свои вещи, как надрывный, мучительный стон позвал её к больному.
«Дора, Като привела свежатину, молода, красива? Где она?»
В комнату больного, бесцеремонно, вошёл высокий брюнет, с непропорционально большой головой. Оскалив в улыбке большие, лошадиные белые зубы. Полные, подвижные губы не прикрывали их. По этим лошадиным зубам, Саша вспомнила мужчину, панибратски, с дружками, обнимающегося на перроне. Гогоча во всё горло, он шутил, явно, надеясь на эффект пошлой шутки:
«Мужики, начало зимы! Пора на сезон определиться по бабам!».-
-Александра, презрительно, молча обошла компанию. Косой выпад взгляда шутника, зацепил её стройную фигуру.
«Девушка, Вам новый муж нужен? Деревенский пропойца не надоел?», -
понеслось вдогонку комом смеха. Мужчина тоже узнал её. Больной на кровати замычал, сжав в кулак покрывало. Саша резко обернулась, готовая грубо оборвать вошедшего, но тут вошла домработница и доброжелательным тоном вмешалась в ситуацию:
«Пойдём, Павлуша, на кухню, потом познакомишься. Обед остынет!»
Павел приобнял женщину, скользнув рукой до её таза. Желтовато-коричневые глаза Доры, заискрились.
«Правду говорят, ласковое дитя две тити сосёт, а, как думаешь Дора-Гуша?», -циничный подтекст сопровождался хлопком по ягодицам пожилой женщины. Увесистый, звонкий хлопок, словно, разбудил больного, тот открыл глаза. На бледном лице застывшая мимику сменилась судорожным движением мышц щёк. Синева больших глаз поразила Александру ясной чистоты цвета, даже синюшность кругов под нижними веками, не умоляла их красоты. Восхищение девушки было настолько искренним и впечатляющим, что она замешкалась. Нагловатый басок в дверном проёме, заставил её вздрогнуть.
«Подумаешь, недотрога! Мужиков дефицит. Любую бабу пальцем помни, она с радостью навстречу побежит. Вон их сколько молодых и старше, все замуж хотят, выбирай, не хочу!»
Опершись на косяк, в дверях, слегка пошатывался, Павел, впиваясь взглядом в девушку. Владимир Иванович сжал в кулаке покрывало , что-то, невнятно, надрывно пробормотал. Бледное лицо исказилось в боли. Саша растерялась и испугалась. Тут же грозно и чётко прозвучало:
«Забыл, о чём я тебя предупреждала? Опять пристаёшь к сиделкам. Одна родила, вторая на сносах ушла! Выгоню из дома, не посмотрю на папино обещание своему брату перед смертью, данное отцу твоему. Достал уже, сексуальными похождениями, братец двоюродный . Запомни, станешь приставать к Александре, выгоню!»
Высокая, худощавая женщина, в модном, элегантном платье, грубо схватила Павла за воротник, развернула и вытолкнула из спальни отца, прямо в объятья Дорины Самойловны, стоящей в просвете двери. Стальные нотки голоса Катерины вонзились, как иглы в слащавое лицо братца. Вздрогнув, как от удара, тот оскалил лошадиные зубы, проныл, с видом побитой собаки:
« Не трогаю новенькую. Самойловна сама меня на кухню пригласила. Я не виноват, что эта старая конка влюбилась в меня, как в молодого кота. Сами ко мне бабы липнут, я ни при чём!»
«А ты, Александра, за больным смотри, а не на мужиков!»
Гневные искры больших, синих глаз уже жгли сиделку. Виновато лебезя, домработница предано заглядывала в очи госпожи:
«Простите, Катерина Владимировна, Ваш наказ выполнен. Вещи сиделки в её комнате, она смотрит за Вашим папочкой. Сейчас я покажу ей какие таблетки и когда давать!»
Саша участливо поправила постель больного. Синие глаза Владимира Ивановича улыбались ей. Смягчилось болезненное выражение, казалось, ослабли заострённые черты лица. Дорина ловко разложила по кучкам таблетки, на бумажке написала часы приёма, розовея от удовольствия перемене настроения хозяйки. Павел, незаметно, выскользнул из комнаты. Катерина подошла к больному, наклонилась, прижалась всем телом, нежно, по детски, залепетала:
«Папочка, папуленька, я тебя так люблю, так люблю, аж задыхаюсь от этого чувства, постоянно, целовать тебя хочется, как сейчас!»
Она страстно расцеловала отца, потом повернулась всем корпусом к Александре:
«Закрутишь шашни с Павлом, мне не жалуйся, не вой по ночам, горько не плачь. Не маленькая. Соображай, что делаешь, Не прячься за слово «переклинило», не пожалею. За папулей следи денно и нощно, головой за него отвечаешь!,- повернувшись к домработнице, спросила:
«Митка опять по телефону отца проведывал: Звонит раз- два в месяц, вроде бы об отце беспокоится. Весь уход за отцом на меня взвалил. Если отец, по доверенности, пенсию на меня перевёл, так ему ни о чём беспокоиться не надо. У меня ведь тоже личная жизнь есть, а я по врачам и анализам отца вожу, продукты покупаю, сиделок нанимаю. Ему хоть бы хны! Спросит по телефону два-три слова и опять месяц молчок, до следующего телефонного проведывания. Всё на мне, всё на мне!»
«Като!»,- простонал больной и замолчал.
«Порой мне кажется, что отец не так болен, как нам кажется, притворяется больным! Внимания особое к себе требует. Разве я мало ему внимания уделяю. Да, он детям своим квартиры купил, и мне и Мишке, образование нам дал, финансами обеспечил, так это долг каждого родителя. Что мне теперь молодость на него тратить? У меня работы по компьютеру не в проворит. Не успею, работу перехватят, а это большие деньги, больше его пенсии. Кстати, Дора, я пошла работать с компьютером, веди хозяйство, за сиделкой смотри, что бы лишнего не взяла и не объедалась на халяву!» Обидные Саше слова вылетали легко и свободно, словно, сиделки не было рядом. Выговорившись, Катерина ушла, обдав запахом дорогих, французских духов.
«Что она на всех сиделок так?»,- обескуражено, спросила Саша.
«На всех!»,- Простодушно ответила домработница.
«Так часто у вас меняются сиделки?»
«Часто»- вздохнула Дора,
-почти каждый месяц-два. Питание тоже дозируется, потом из зарплаты прокорм вычитается! Хватит вопросов, и так много говорили!»,
Домработница быстро поднялась и вышла, унося с собой не высказанные фразы. Александра занялась больным. Владимир Иванович смотрел на неё открытыми, синими очами, озарённое умилением лицо больного стало приятным и вызывало у сиделки ответную доброжелательность. Вскоре больной уснул. Саша откинулась на спинку стула. Тревожное, гнетущее состояние души, усугубил голод. Уже сутки она не ела ни крошки, однако, идти на кухню, просить еду, не хотелось. Омерзительное чувство от слов Катерины, глушило аппетит, коробило. Преодолев себя, Саша пошла на кухню. Сияя кухонным гарнитуром, просторная кухня слепила роскошью. Дора Самойловна сидела за столом. Подперев ладонями скулы лица, плечи её слабо вздрагивали. Александра участливо приобняла прислугу:
«Что с вами? Я могу помочь?»
«Зачем ты только сюда сунулась, бедняжка!», полные губы пожилой женщины скривились в еле сдерживаемом плаче.
«А что тут такое, скажите!»,
Испуганно присела на стул девушка.
« Да то, что выть хочется,-
-но, вдруг, осеклась и поправилась,-
Это я просто так оговорилась. Думай о хорошем, плохое само придёт. Многое мы не знаем, что нам знать следовало бы. Хозяйская семья особая, состоятельная, высоко-значимая. Они гордятся собой. Павел, мутный человек, тебе проходу не даст. Михаил, коли заявится, тоже не промах. Не успеешь глазом моргнуть, обрюхатят!»
«Это мы ещё посмотрим!»,-
Тряхнула головой сиделка. От её слов, Дора расцвела, словно от отмщения обидчику, встала и захлопотала у плиты, накладывая в тарелку жаркое из курицы и гарнир к нему.
«Ой, это блюдо поди дорого стоить будет, ведь Вам учёт вести, что-нибудь по скромнее. Я не притязательна в еде!»
«Ешь, коли даю, а то исхудаешь. Владимира Ивановича, порой, переворачивать придётся. Силы свои поддерживай. Сам-то Владимир Иванович человек хороший, лётчик-испытатель был. Инсульт его разбил. Деточки не очень путёвые, вот он и переживает. Михаил лоботряс, а Катерина личность загадочная, закрытая для доступа. Где работает, в доме никто не знает, с компьютером не расстаётся. Что-то секретное делает. Вообще-то тоже не плохая, если подход к ней найдёшь.»
Саша глотнула слюну. Запах вкусной пищи покорил. Саша и не заметила, как быстро
Опустела тарелка, взялась за чай. Дора протянула ей бутерброд с сыром, вкус которого, девушка даже не ощутила.
«Ну, ничего себе, проголодалась!»,
Сочувственно произнесла домработница, но добавки не последовало, зато возникло между ними, доверительное отношение. Дорина Самойловна начала изливать душу, запричитала, слова прорвались, как вода сквозь надломленную плотину:
«Я ведь тоже из голодной деревни приехала после войны в этот город, такой же молоденькой, как ты и сразу в дом Безродных попала. С тех пор и живу здесь, избитая жизнью, безропотная прислуга. Не привыкла защищаться и решать свои проблемы. Похоже,
ты такая же не пробивная, замкнутая!»
Саша впервые, открыто, глянула на домработницу. В пожилой женщине было что-то заблокированное, недосказанное, а в узковатом разрезе широко поставленных глаз, запряталась глубокая боль. Девушке захотелось сказать доброе и нежное слово, сломленной судьбою, женщине, как ,вдруг, в прихожую ворвались двое, мужчин, спешно захлопнув за собой дверь. Дора вскинулась и бросилась к вошедшим:
«Мика, что случилось? Тише, пожалуйста, Владимир Иванович отдыхает!»
«А когда он бодрствует, не скажешь?!», развязный тон сына прервал вошедший с ним товарищ:
«Михаил, мы не вошли, а с шумом вторглись, можем вызвать у больного стресс!»
«Он всю жизнь прожил в стрессе, переживёт. Это что за новое, миленькое, прекрасное личико, иди сюда, познакомимся!»
«Новая сиделка!»,-
Поспешно пояснила прислуга.
-«Опять? А где Полина»
«Вроде бы в больнице, на сохранении беременности»
«И что только, Пашка, со своими детьми от сиделок, делать будет? Где денег на столько алиментов найдёт?»
« А разве он кому-либо что платит?»,
С горчинкой в голосе спросила домработница.
«Гляжу, ты смелеешь не по дням, а по часам!»,-
Оборвал прислугу Михаил. Дора прикусила губу. Александра вышла в прихожую, намереваясь вступиться за пожилую женщину, однако, поняв, что может только навредить ей, осеклась. Было ясно, привыкший к вседозволенности, сынок, считал, что прислужница не может иметь своего собственного мнения. Такая же участь ждала и её. Друг Михаила растерялся, с восхищением глядя на красоту Александры.
Михаил ухмыльнулся:
«Лучезарная, светлая, открытая девушка! Таких у нас ещё не было! Давай вместе знакомиться будем, я Михаил или просто Мика, мой товарищ-Олег Юрьевич или просто Олежка- расстрига. Зовём его по Имени Отчеству за философию утопий его высказываний. Его сила в надёжности. Уточняю, бывший студент Духовной академии, отчислен за ненадобностью.»,
Михаил рассмеялся звучным, заразительным смехом. Отчисленный студент не обиделся и заулыбался, обрадованный знакомству. Молодые люди прошли в комнату больно. Мика наклонился над отцом, здороваясь трёхкратным поцелуем:
«Извини, отец, за шум. Завелись бурей эмоций на митинге протеста. Накричались лозунгов от души, с тем и ушли, не остыли пока. Ты же ведь любишь политику, не осуди!»
«Михаил, может чайку поставить?»,-
По- матерински, заботливо спросила домработница.
«Конечно, Дорушка, и к чаю твои пироги, постряпушки, на кои ты такая мастерица!», заулыбавшаяся на похвалу Самойловна, пошла на кухню, по пути, лукаво толкнула локтем Сашу:
«Лови, не упусти момент!», -
Чуть слышно
прошептала она. Сашу передёрнуло. Внезапно вошёл Павел, обнялся с братом, поклонился больному. Сел рядом с Михаилом. Оба в упор смотрели на сиделку. Наглые взгляды мужчин коробили девушку, она чувствовала, как её раздевали любопытные искорки их вожделенных глаз. Олег Юрьевич, смущённо, отводил глаза. Синие очи больного, с укором смотрели на пришедших.
«Мика опять на митинге призывал к обществу социальной справедливости?!-
Ядовито хихикнул Павел,
«Папа любит слушать эту тему! Привет, Олег, с Микой я уже виделся»
Павел вёл себя слегка развязно, старался обратить на себя внимание девушки. Хлопнув по плечу Олега, игриво добавил:
«А ты народ к молитвам призывал?»
Товарищ Михаила, без обиды, произнёс:
«Церковь управляет волей и сознанием человека, я против ложных ценностей, за что и отчислили из Академии. Протестующий против насилия. Признаю истинную демократию. Открыто заявляю, мы не имеем своего государства, оно приватизировано олигархатом! Россия, по сути, превращена в коммерческую организацию под диктат США и Западных стран»
«Не так уж мало выгодопроизводителей поддерживают это!»
«Мразь гниющая, и те, кто старается жить за счёт других, всегда будет за капитализм!»
«Однако, ты слишком радикален и резок. Советую быть мягче и дипломатичнее. Могут неправильно истолковать!»
«Обнародованы документы, о незаконности проведённых преобразований в России. Документы подтверждают, что мы, в действительности, иностранная, коммерческая организация!»
«Будем бороться за свободу России, за её светлое будущее, как говорили коммунисты и были правы!»
«Это лозунги сегодняшнего дня и на будущее!»,
-вставил Олег.
Павел продолжал пиариться, искоса бросая взгляды на сиделку:
«И как только, Олег, твои протестные акции с демонстрациями уживаются. Ты, Олег, ведь верующий, по зову души поступал в Духовную академию и сам ушёл. Запутался в мирском и духовном?»
«Я не страдаю грехоманией. Не люблю артистические уловки. Религия – противостояние борьбы бедных с богатыми. Не хотел я использовать психические, психологические, энергетические приёмы для доверчивого разума не просвещённых людей. Хочу познать энергетические субстанции, влияющие на человека, в иных слоях мироздания!»
«Бесов что ли?»,- громко расхохотался Павел, с расчётом произвести словесный эффект на девушку. Он видел, Саша задерживает взгляд на Олеге. Друг Михаила был очень привлекателен, подтянут, прекрасно сложен в мужской красоте. Мускулы груди и бицепсы рук, выделялись крепкими бугорками. Саша заметила пристальный взгляд, резко встала и вышла на кухню.
Скрывая мучительную боль, Владимир Иванович медленно выдохнул:
«Ну и дурак же ты, Пашка!» После небольшой паузы, с трудом выговаривая слова, добавил приятным, бархатистым басом, растягивая слова:
« Не красуйся перед Сашенькой. Она неприкосновенна», Молодые люди переглянулись. Павел обмяк. Приподнял плечи, словно старался втянуть большую голову в грудь. Пальцы Владимира Ивановича нервно сжимали покрывало.
«Не нервничай, отец! Никто твою новую сиделку не тронет. Если Пашка к ней сунется, я ему морду набью!», успокаивал отца Михаил.
«Выгоню!»,-
выдохнул больной и закрыл глаза.
«Дело пахнет керосином,-
процедил Павел, примирительно уступил:
« Понял, понял! Я к ней не притронусь, ни один волос не упадёт с её головы!»
«Смотри, Пашка, я тоже не дам тебе , в отцовском очаге, детский дом разводить!»
«Да понял я, понял! Перевернём пластинку новой темой, на любимую вами, воровскую политику в России!»
«Воровство, во имя прогресса!», -
шутливо добавил Олег, как бы, невзначай, бросил быстрый взгляд в сторону Александры. Та, невольно, зарделась. Ей хотелось уйти из общества разговорившихся мужчин, но оставить больного она не могла. Владимир Иванович, постоянно, переводил синие глаза в её сторону, словно хотел услышать мнение сиделки. Михаил и Павел, без церемонно, рассматривали девушку, как купленную, красивую вещь.
« Современная Россия, как при царизме, уже отстала сейчас от цивилизованных стран лет на сто. Бывшая сильная, передовая Советская Держава, развеяна, растоптана. Под эмоциями первых впечятлений, мы и не заметили, приближающейся бездны пропасти, запутавшись в правительственной паутине паучьих манипуляций!»
«Хищники ходят тихо, бесшумно, нападают, не редко, исподволь!»
«Слушали, верили, мозгами не шевелили. Кто бы мог подумать, так хитро и быстро пала мощнейшая Держава мира. Создавшаяся ситуация возбудила умы. Страна оказалась перед фактом: уничтожены индустрия, сельское хозяйство, научная электроника, бесплатная медицина, образование, социальные достижения, нарушена грубо конституция страны, воровство, сплочённая коррупция. Деструктивная политика олигархата и деспотизма несменяемой власти. Наглость, хамство, давление свыше, подтасовки, приписки, переписки протоколов и прочее, практически лишили нас свободных выборов во властные структуры, свободомыслия, независимой прессы. Амбиции бездарной, самовыборной, самоназначаемой самозваной касты, захватившей рычаги власти, так называемой элиты, превратила Россию в сырьевую колонию, засыпав наши головы словесной шелухой искусной лжи, липучей, как смола. Сам себе удивляюсь, как я все эти годы, глотал всё это? Какие же они там умники, аж мозг через язык вываливается. Напыщенная каста авторитарной власти глушат всё прогрессивное свободомыслие. Вы только вдумайтесь, какой урон несёт страна. Уехало из России за рубеж 500 физиков, 1300 врачей, 700 химиков, на смену им приехало 200тысяч дворников. Во что мы превращаемся? Для большинства населения, нищенская ситуация жизни в стране, выборы во властные структуры – это просто лохотрон.
Телевизионные каналы, в угоду власти, пичкают неправдоподобной информацией, якобы в стране всё хорошо, экономика развивается. Какая была страна в девяностые и стала сейчас, сравнить нельзя по улучшению жизни и экономики. Так лгать? Уму непостижимо. Что было в девяностые и стало сей час, отличается лишь заменой декорации, а направление и разрушения ещё хуже. На самом деле, вот до чего довели страну: экономика в коматозном состоянии. 96% экономики России в руках иностранного капитала.
Вооружённые силы, как трубят бывшие профессионалы- генералы, не в состоянии защитить рубежи Родины»,-
Олег говорил страстно, эмоционально, как бы вещая в рупор, при этом жестикулировал руками. Резкие движения правой кисти, сорвали пуговицу ни обшлаге рубашки, обнажив на запястье два красных родимых пятна, размером с копеечный пятак. Саша подобрала пуговицу. Азарт Олега ей нравился. Он говорил то, что думала она и большинство сельчан в её деревне, которая вымирала, хотя в прежние времена была сильным, процветающим хозяйством.
«Фильтровать, фильтровать надо информацию, обмозговывать! Мышление конструктивное быть должно,-
с трудом, запинаясь на слогах, выговаривал на выдохе, больной,-
Кто торгует недрами, тот торгует Родиной, так ещё Сталин сказал».
Обстановка в помещении накалялась.
Павел, судебным тоном, заключил:
«Никто не даст гарантии, что сытый человек не сделает того, что так яро осуждает, когда сам окажется голодным. Родина там, где у тебя есть в достатке деньги»
Олег нахмурился и сказал с неприязнью:
«Патриоты так не рассуждают, такое говорят не добитые фашистские полицаи, пресмыкающиеся , продажные души, что смотрят в рот душегубам и глотают подачки с их стола, ждут вознаграждения за своё предательство и отсутствие совести, понимая, что губят Родину.»
Павел, взъерошено, вскипел:
«Осторожней бросайся словами, так и срок получить можешь!»
«Это ещё что за толчея у постели отца. Устроили тут митинг, виляете словами и фразами, со злостью и ненавистью к успешным людям, а попросту, завидуете, занудное сборище оппозиции к существующей системе? Кто дал вам право хаять то, чего толком не знаете? Когда не могут переплюнуть, стараются оплевать! Не позволю в моём доме чернить власть, которую я обожаю и поддерживаю! А ну-ка, все от сюда! Папа устал от вас».
Катерина, твёрдым шагом хозяйки, вошла в спальню. Навстречу ей поднялся Олег, но, прежде чем уйти, гневно изрёк:
«Когда преступником становится государство, право судить его, принадлежит каждому гражданину!»
«Мы за правду! Не приветствуем пустую похвалу и ложь!», поддержал его Михаил. Мужчины, с достоинством, поднялись со своих мест.
«Чай на столе!», услужливо позвала гостей Дора Самойловна. Катерина развернулась на каблуках, но синий свет глаз отца, заставил её промолчать. Саша отметила про себя, от этой властной, молодой женщины, исходит тяжёлая, гнетущая мёртвым, энергетика, от которой люди отступают и стараются не касаться её. Чувство самозащиты, подсказало девушке ни во что не вмешиваться и чаще молчать. Саша опустила веки. Молодые люди тоже приумолкли. Домработница вернулась на кухню, следом за ней вошла Саша и попросила воды. Она увидела, как дрожат пальцы прислуги, на пастозных щеках, застыла одинокая слеза.
«Дора Самойловна, успокойтесь, Владимир Иванович, на Вашей стороне!»
«Хозяин добрый, весь в погибшего отца, отец его очень хорошо ко мне относился. Грубого слова ни разу не сказал, голоса не повысил!»
«Что же с ним случилось?»
Дора , словно, запнулась в речи, тихо ответила:
«Я тогда в роддоме была, сын родился, но я его так и не рассмотрела. Помню только родимые пятна на ручке, потом темнота, глухой мрак, тупая боль внизу живота, больше ничего не помню. Сознание потеряла. Очнулась, а сына нет, сказали врачи, умер мой мальчик. Только я не верю, что сразу две смерти на меня свалилось невосполнимой утратой: Иван Михайлович разбился точно, он ко мне в больницу ехал, а вот сыночка, чувствую, забрали и отдали в чужие руки. Боялись родственники внебрачного сына. Любил меня хозяин, и он был моя первая и последняя любовь. Жениться обещал. Домочадцы хозяина на дыбы встали. Спасибо, что из дома не прогнали. Куда бы я пошла, сирота бездомная. Не береди рану, ни о чём не спрашивай! Смирилась я, живу в прислугах больше двадцати лет. Карабкаюсь, безумная, к забвению, боюсь сказать лишнее, терплю унижения, оскорбления, угрозы, Пашкино приставание. Только бы угла не лишили». От услышанного, девушка сама чуть не заплакала. Прижала к груди седеющую голову прислуги
«Моя мама говорила: помни, закон обратной силы природы. Обстоятельства бытия, влияют на судьбу. Чего человек боится, то и случается. Не причитайте в горе, не унижайте себя упрёками, что чего-то не сделали, упустили, забыли, не смогли изменить. Плохое, как смола, сразу липнет, не отмоешься. Хочешь изменить ситуацию к лучшему, не предполагай плохое, даже шуткой не унижай себя. Попробуйте найти сына!»
Дора подняла голову, тоскливо глянула на Александру:
«Пробовала искать сыночка, да куда там! Говорить со мной не стали! Старею, боюсь промёрзлой пустоты в будущем одиночестве. Уже ничего не вернуть, ни изменить. Чего ты в пальцах вертишь?»
«Пуговица у Олега Юрьевича оторвалась, пришить надо!»
«Давай пуговку сюда. Чай попьют, я ему пуговицу пришью.!»
Мужская компания ввалилась в кухню.
Самойловна, давай пить чай!»,-
Наперекор сестре, хозяйничал Максим, подчёркивая требовательным тоном, что и он тут хозяин. Сердитый окрик Катерины, тональность, кипящая негодованием энергетика её голоса, заставил Сашу вздрогнуть.
«Где сиделка? Почему больной без присмотра?»
Саша кинулась в спальню.
«Собственно, что ты раскомандовалась? - проводив взглядом сиделку, Макс принял оборонительную позу,-
Ходил бы я чаще к отцу, если бы не ты здесь!»
Олег попробовал продолжить дискуссионную тему на кухне, доказательными фактами:
«Вы, Катерина Владимировна, постоянно, листаете новости в интернете, значит знакомы с информацией:
График ввоза пальмового масла и график роста онкологии у населения, совпадает. Растёт беспризорность в стране. Беспризорников уже более двух миллионов, а в послевоенные годы страшной, кровавой, разрушительной войны, В России их было всего семьсот тысяч. Вот Вам морально-этический аспект нынешней власти бездарных, самовлюблённых самодуров, кои не могут натешиться властью. За двадцать лет бессменного правления, умерло более семи миллионов русских, смертность только продолжает увеличивается. Вымирают деревни. Стрессовые ситуации привели к высочайшему показателю в России: роста несчастных случаев, самоубийств, отравлений. Эти показатели на уровне Анголы и других Африканских стран. Мы уже привыкли к тому, что вокруг убивают, воруют, не добиться правды в чиновнических инстанциях, охраны в школах, больницах, учреждениях. В большей своей части. Народ России выживает, а не живёт полноценной жизнью. Как грибы после дождя , плодятся, геометрической прогрессией, мошенники, лжецы, грабители, воры, торгаши, даже торгаши поддельными лекарствами и человеческим материалом. Развели взяточничество, тотальную, чудовищную коррупцию и различные клановые направления для отъёма денег у населения. Такое положение унизительно, это геноцид народа. Накапливается, кипит злость, ненависть к навязываемому порабощению. Люди протестуют и негативно оценивают, распознают обман, замаскированный под постоянные, навязчивые, однотипные обещания правительства, одурманивания, доверчивого народа. Я хочу гордиться своей Родиной, а не краснеть за неё.»
«Вам надо всё и сразу. Так не бывает. Интернетной статистике я не верю. Ложь и обман, провокации для озлобления народа»,
Катерина пылала негодованием
«Это твои, нижеплинтусовые, сочиняют показатели везде и всюду. Держатся за рычаги власти, как впившиеся клещи»,-
рубил Михаил. В полемику вступил Павел:
« Спеси в тебе сестричка, как чешуи на рыбе. Высокомерные слова, что когти, в душу вцепляются,-
напирал, как бы оправдываясь, Павел.-
-За то и любишь власть, что она не мешает тебе, с бывшими одноклассниками, как Салтычихе с крепостными, разговаривать. Куда Полину упекла? Чем мешала тебе скромная девчонка, с мордочкой куклы «Барби».
Като, сверкнув синими, как у отца, глазами, зло огрызнулась: «Сексуальный наш братец! С тебя спросить надо. Ребёночком её наградил и в кусты подался.»
« Ты ей помочь обещала. Ни Полины. Ни помощи. Может к Альбиносу своему пристроила?», -
Макс перехватывал инициативу, чувствуя, что сестра теряется в
ответе.
«У всех состоятельных мужей, жёны учат и воспитывают прислугу»
«Твои состоятельные мужья давно старых жён на малолеток заменили»
Катерина пошла в наступление на брата:
«Тебе завидно, да? Сиделка Марина тебя тоже не приняла. И ту и другую Пашка увёл. Что ты за мужик такой? С прислугой справиться не смог! Кидаешься на Пашку со своей запоздалой местью!»
«Като, а куда ты моих беременных краль отправила? Правда, к своему Альбиносу?»,-
Павел слащаво улыбнулся, довольный, что уколол сестру. «Однако, -
добавил он,-
Не там ли твои любовники и поклонники, коих ты меняешь, как перчатки?»,-
По лицу Катерины промелькнула еле заметная, тревожная тень.
«Заткнись!»,-
Бросила ему Катерина.
«Всё, всё,-
театрально замахал руками Павел,
-Понимаю. Загадочная эволюция семейной жизни. Женятся «зайки», а разводятся с «козлами»».-
Павел явно кичился, безудержный адреналин в его крови, вызывал эйфорию. С хамоватой улыбкой, он колол Като словами
хулиганских намёков.
«Заткнись, сказала, бездомный «Казанова».-
-Холодные, твёрдые, цепкие пальцы сестры врезались в плечо брата, острые ногти вонзились в кожу, призывая к благоразумию. Тот съёжился, как от удара плёткой.
Поставив угощение и чайные приборы на стол, Самойловна тихо удалилась. Перепалка хозяев привычное дело, прислуги не стесняются, кидаются дерьмом друг в друга. Пашка, скабрезно, улыбаясь, пропел перед носом Катерины, натянутым, наигранным, хамоватым баском:
«Пока тикают во мне биологические часы, будет жить во мне базовая, романтическая потребность к сексу. Она рьяно восстаёт против целомудрия и не поддаётся нравоучению и вероисповеданию, сестричка. Угрызений совести в отношении женщин, не имею, но, иногда, любопытствую о последствиях любовных связей».
«Какой же ты дурик!»
«Мы с тобой одной крови. Ты женщина-загадка с запечатанной душой, проще, тёмная лошадка в лунном свете, только вместо копыт – коготки, острые, как бритва. Красива, холодна, умна, спесива, жестока, но, поразительно, притягательна» Катерина быстро глянула на Олега. Парень сидел твёрдо, уверенно, был недоступен её сердцу. Для неё, его вмешательство в разговор, было сравнимо, с ядовитым укусом. Равнодушно глянув на синеглазую красавицу, Олег изрёк свою точку зрения, стерев тлеющую надежду в сердце Катерины.
-«Однако, более ценится красота, над которой годы не имеют власти, это красота чистоты, верности и преданности женского сердца!»,-
Чётко проговорил Олег и улыбнулся в сторону Александры.
«Человеческая глупость порой преподносится, как вердикт. Вы хотите переделать моё мышление под себя? Вы, аллергические блохи! Я переделаю вас под себя!»,-
Женщина, ревностно, сверкнула синими глазами и встала в воинственную позу.
«Таких, как Вы, не пробьёшь, не уступите!»
«Тайм-аут! Обмен любезностями окончен!,-
громко прервал диалог Макс.
«Чай стынет!», вмешалась Дорина Самойловна., расставляя чайные приборы на столе.
«Как я вовремя! Устал, взбудоражен митингом на улице. Хочу чая, Като, разрешаешь?»
Голос, привыкший повелевать, бесцеремонно, хватко, прозвучал, как гром, среди ясного неба.
Бритоголовая, мощная фигура, словно, прорезалась в дверях. Его экзотическая внешность, поражала, вызывала немой , кратковременный ступор. Жгучие, белёсые, с кровинкой, глаза, белёсые усы и белёсая, остроконечная бородка, пепельно-белый цвет кожи. Длинные, худощавые, жилистые руки, с лопатистыми кистями, короткие, как обрубки, толстые ноги. Альбинос, тяжёлой, медленной, вальяжной походкой, смело направился прямо к столу, сам налил себе чай и удобно уселся напротив Михаила.
«Какой запах от пирога клубится! Устоять невозможно! Отрезаю кусочек на пробу!»
«Ни чё себе, кусочек. Чуть ли не полпирога откромсал!»
«Павел, это неприлично»
«А незваным за стол садиться прилично? Да себе ещё чуть не весь пирог отмахать?»
«Като, я не обижаюсь. Твой братец, брюнет, зазноба женщин, меня недолюбливает, а я его уважаю»
Всё это время, Олег Юрьевич, решительно, поджав губы, сидел молча, рассматривая каждого прожигающим взглядом. Вошедший не смутился, ухмыльнулся, проницательно , заметил:
«Вы, молодой человек, родственник этой семьи? Очень похожи на деда Макса. Поразительное сходство. Я бы сказал, Вы его двойник!»
«Двойники есть у каждого человека!».
Легко и просто ответил Олег.
Альбинос дёрнул плечом, представился:
Будем знакомы- Андрей Карпович Жарковский, сослуживец прекрасной Катерины. Работаем бок о бок уже более трёх лет!»
В глазах сослуживца промелькнуло психическое напряжение. Белёсые глаза подёрнулись сероватой дымкой, затем начали розоветь, приобретая алый цвет крови. Оскаленная, дьявольская жесткая улыбка застыла в углах рта.
Катерина бросила на сослуживца быстрый, колючий взгляд и отвела глаза.
«Вы мне нравитесь, Олег Юрьевич-,
добрым тоном простодушия, чуть растягивая слова, мягко говорил Альбинос, но кровавые его зрачки, сверкнули ледяным блеском,-
эдакая Вы сочная индивидуальность, здоровая личность!»
Катерина, грациозным движением, чуть сощурила глаза в сторону парня. У Олега похолодело внутри. Навязчивая пара сослуживцев не вызывала у него доверия, щемила тревожным предчувствием. Чувствовалось, их связывала какая-то затуманенная тайна. Однако, как порядочный и честный человек, он не допускал предвзятого мнения о незнакомом Андрее Карповиче, потому молчал и наблюдал. Задавал и отчесал, сам себе, на свои вопросы, Олег. Кровавые глаза вновь обесцветились так же неожиданно, как и заалели. Поведение Альбиноса врождённая, патологическая наглость или приобретённый цинизм? Какой же он всё-таки настырный! Явная назойливость знакомства. Это не без причины. Но не стоит спешить с выводами.
Всё тайное всегда когда-то становится явным. Чаепитие продолжалось недолго. Разговор общения не получался, доверительные слова не клеились. Макс и Олег, попрощавшись с Владимиром Ивановичем, ушли. Павел сонно потянулся за столом и тоже ушёл спать. Андрей Карпович преобразился, стал более расслабленный, развязным, уверенным в действиях и поведении. В обращении с Катериной держался независимо, с начальствующим апломбом:
«Эти два тела мне понравились, доставь их!»
«Полина может увидеть Павла!»
«Не увидит. А если и встретятся- не беда. Свидание станет не долгим. Марину она тоже встретила, сделала вид, что не знает её. Теперь никто больше Марину не встретит».
«Полина надеется спасти свою жизнь?»
«Пока она со мной, ей тревожиться не о чем!»
«Как сказать. Живой игрушкой ты долго не пользуешься!»
«Тебе ли это говорить, дорогая Като!»
Катерина лукаво улыбнулась, но тут же приняла серьёзную мину на лице.
«Я предлагаю в обмен на Олега, прехорошенькое тело, новую сиделку. Здоровая, молодая, красивая. Думаю, тебе пора сменить декорацию. Александра намного моложе Полины.»
«Воспылала чувством к расстриге?»,
Отрицательно качнув головой, женщина философски ответила:
«Чувство, что костёр, вспыхнет, разгорится, пылает, потом затухает. Олег мне нравился, но, с некоторых пор, я тоже вижу в нём поразительное сходство с дедом, а это чревато определёнными последствиями»
«Похоже я начинаю понимать в чём дело. Тогда цена возрастает. Борьба за наследство, особая статья, -
Катерина открыла рот для ответа, но Альбинос предупредил её первым,-
Я не стану вмешиваться в твою семью. Твою мужскую симпатию я уже забронировал, уступить не могу, за прехорошенькое личико доплата особой премии. Твой изобретательный ум, избавит тебя и от этой проблемы. У меня большой дефицит в поставках, я ни от чего не отказываюсь. С декорациями, я разберусь сам , без твоей помощи, привык запах самки выбирать самостоятельно. Спасибо за угощение, мне пора в операционную!».
«Я тебя провожу!»
В косяк двери осторожно постучала домработница:
«Катерина Владимировна, со стола можно убирать?»
«Можно и нужно!»,-
Повелительно, надменно, отрезала хозяйка. Самойловна обострять разговор не стала, услужливо принялась за работу, подумав про себя:
« Какое-то ублюдство готовит, спаренная змеиная пара. Придёт и ваш черёд!»
В след уходящей паре подумала прислуга,
убирая со стола.
«По наклонной вниз, очень мало остановок». Так предчувствовала душа несчастной Доры заносчивость своих хозяев. Зашкаливающая самооценка господ, но право голоса за ними. ею не оспаривалась.
Резко, громко хлопнула входная дверь. От неожиданности, домработница выронила фарфоровую, чайную чашку. Та разбилась на несколько частей, поранив кисть. Капли густо-алой крови оросили разбившийся фарфор. Дора Семёновна спешно спрятала осколки. Битая посуда – плохая примета, кроме всего ещё и высчитывалась из её заработка. По подъездной лестнице тяжело спускались тяжёлые шаги, отражаясь глухим эхом. Альбинос торопливо уходил. Из коридора послышался ласково- дружелюбный голос Катерины:
«Люстрация Вердиктовна, здравствуйте! Олег дома? Передайте ему, что сестра Мики хочет с ним встретиться. У неё важная информация. Что Вы так нервничаете?. Ваша тайна не вышла за пределы дозволенного. Олег ничего не знает. Однако, смею заверить. Зов крови налицо. Они с Микой, как братья, дружат со школьной скамьи, между ними искренняя, бескорыстная дружба Заходите. Обговорим проблему. Да, прислужница живёт у нас до сих пор, как дань памяти деда! Не тревожьтесь. Всё в пределах досягаемого…Хорошо, жду!». Дорина Семёновна бухнулась на стул. Она хорошо помнила акушерку со странным именем, отчеством. Именно, Люстрация Вердиктовна принимала у неё роды. Она же сообщила о смерти сына. У Доры перехватило дыхание. Катерина и бывшая акушерка знакомы, хозяйка имеет чутьё железной хватки. Зов крови это же доказательство кровного родства между Олегом и Михаилом. Сознание мутилось. Тело била мелкая дрожь. Застучали каблучки. Катерина ушла в свою комнату, в кухню не заглянула. Подойти к хозяйке с вопросами, Дорина Самойловна не решилась, но, тихо, позвала Александру.
«Сашенька, эта пуговица от рубашки Олега Юрьевича?»,
С необыкновенной теплотой и нежностью, спросила Дора дрогнувшим голосом.
«Да, оторвалась, когда он жестикулировал»
«На его руке ты ничего не заметила?»
«Особого – ничего, правда, на запястье два пятна родимых, чуть ли ни с десятикопеечную монету!»
Дора Самойловна рухнула на пол. Сиделка заметалась и, вдруг, оцепенела. Рядом стояла Катерина.
«Что это ещё за замашки Тургеневских барышень? Что с ней?»
«Не знаю. Упала без сознания. Скорую вызвать?»
«Сама очухается. Брызни на неё водой. Опять поди занималась аутоагрессией. Вспоминала, да винилась , пока себя не довела до приступа…Будут меня спрашивать, проводи ко мне!», -
С величаво поднятой головой, плотно сжатыми, тонкими губами, уверенным, неторопливым шагом, хозяйка ушла в свою комнату. Суровый вид Катерины не предвещал ничего хорошего. Александра растерянно оглянулась. Домработница, беспомощно, лежала на полу, под кистью её правой руки, тонкой струйкой сочилась каплями кровь. Падая, Дора поранилась. Помочь некому. Со стонущим надрывом, из спальни, прозвучал голос Владимира Ивановича:
«Что случилось. Кто упал?»
Саша было метнулась к больному, но остановилась и ответила, стараясь придать голосу бодрость:
«Обморок у Доры Самойловны, но она уже приходит в себя!»
Александра старательно брызгала через рот, на лежащую, холодной водой. Та зашевелилась, открыла глаза. Саша усердно помогла ей встать, сочувственно, обняла. Быстро накапала сердечные капли в стакан и подала прислужнице. Между ними нарастала энергетика, почти, родственного сближения. В прихожей раздался звонок. Саша побежала открывать двери.
«Кто?»
«Я к Катерине Владимировне, о встречи договорились, она ждёт!»
Саша открыла дверь. Пожилая, худенькая женщина, с выцветвевшими до песочной мути, большими глазами на серовато-бледном лице, робко, переступила порог, с опаской осмотрелась. Помня указание хозяйки, Саша повела её в комнату Катерины. Домработница качнулась на стуле у стола, протянула руку вперёд, но не смогла сказать ни слова. Саша ушла к больному. Она сидела около кровати хозяина и, невольно, слышала не громкий, разговор между Катериной и вошедшей женщиной. Слышал его и Владимир Иванович, хотя некоторые слова терялись в приглушённом тоне, порог восприятия обострился, смысл был понятен. Владимир Иванович смотрел на сиделку чистым, синим взором с болью и тоской. Завеса обыденности разорвалась. Открывалась семейная тайна. За стенкой, женщина слёзно умоляя Катерину не делать анализ ДНК между Олегом и Михаилом, призналась, что, будучи бездетной, забрала и усыновила ребёнка Доры Самойловны. Катерина не уступала. Просила провести анализ ДНК. Доведённая до нервного срыва, женщина, спросила , какую сумму хочет получить Катерина за молчание.
«Я не торгую родной кровью. Обещаю одно., если Олег узнает тайну своего рождения, она не скажет об этом домработнице. Однако, Олег должен сдать кровь на ДНК, у её знакомого врача Андрея Карповича. Племянник Павел знает, где найти этого врача и проводит Олега к нему».
Плачущим голосом, женщина согласилась на условия Катерины. Александра вопросительно смотрела на больного. Тот отрицательно качал головой. Саша поняла, он просил её ничего никому не говорить об услышанном. Было видно, Владимир Иванович сильно нервничал. Известие о Олеге потрясло его и без того подавленное состояние. Поддерживая под руку плачущую женщину, Катерина провожала её у выходу. В дверях кухни стояла Дора Самойловна. Она сразу узнала акушерку, принимавшую у неё роды, но одеревеневший язык не мог произнести слов. Несчастная прислуга грузно осела на пол. Вернувшаяся Катерина поняла в чём дело и , как бы, мимоходом , бросила.
«Днк всё поставит на свои места. Результат я тебе сообщу»
Домработница только кивнула головой в знак согласия. Дора бережно взяла сорванную пуговицу с рубашки Олега, прижала к губам и зарыдала. Александра прибежала на горькие звуки рыданий, обняла домработницу, как могла, утешала, в бессилии помочь чем-либо. В прихожей трижды зазвенел долгий, настойчивый звонок телефона. Дора встрепенулась, включила скрытую связь, быстро прошептала Саше:
«Тише, это тайная прослушка разговоров. Катерина установила. Я случайно её обнаружила. Не думала, что и мне пригодится. Протопали спешные шаги Като. Три следующих друг за другом телефонных сигнала, был условный знак вызова от Альбиноса. Притихшая на кухне прислуга слушала разговор. Альбинос говорил изменённым, гнусавым голосом:
«Благодарю, оба тела в приёмной. Небольшое ЧП. Возможно, идёт приведение, предупреди»
Катерина вздрогнула. Приведение на их языке общения, означало, возможную, слежку право- хранительных органов.
«Вспомни лицо человека, подобравшего куриную ножку и бросившего её обратно в окно нашего купе. Этот человек бывший офицер милиции, он напал на наш след!».
Катерина молниеносно вспомнила этот вопиющий случай на перроне, навсегда въевшийся в память. Они ехали с Альбиносом в обезьяний питомник за контейнерами перевозки органов. Андрей Карпович, особо щекотливые моменты их деятельности, выполнял лично сам.
На станции, Альбинос забеспокоился. Белёсые глаза дёргал нервный тик. В такие моменты лицо его было страшным, жестоким, не проницаемым, окаменелым. На перроне, шумная суматоха посадки в поезд. Сновали люди с багажом и детьми. В воздухе висел неразборчивый гул разнотональных голосов и детского плача, окрики железнодорожных служащих. В бритую голову Альбиноса пришла шальная мысль, как уйти от возможного наблюдения подозрительных людей.
Андрей Карпович, вдруг, вскочил, открыл окно купе и начал кидать на перрон куриные окорочка «Ножек Буша». Куриное мясо шлёпалось на асфальт перрона прямо под ноги людей. Некоторые спотыкались о «Ножки», скользили по ним, падали, вызывая злобно-ядовитую улыбку доктора. Многие хватали дармовую подачку с пола, спешно пряча по сумкам и пакетам, заворачивали в газеты и даже заталкивали в карманы. Вид картины, множества людей, судорожно хапающих курятину с асфальтированной площадки перрона, производил удручающее впечатление, но веселил душу Альбиноса. Подчёркнутое отвращение, презрение к потерявшим самолюбие людям, передалось и Катерине, высоко возвысив обоих над взбудораженной массой народа. С серого неба, как из сита, посыпал мелкий дождь. Месивший на асфальте пыль с грязью, а люди хватали обмазанную грязью, дармовую добычу, своими ухватками, действиями, вызывали истерический хохот Альбиноса.
«Смотри, Като, как деградирует человеческая сущность!» Неожиданно, высокий, плотный мужчина, поднял несколько куриных ножек и бросил их обратно в окно купе, едва не попав в лицо доктору, крикнув:
«Мразь, ты что делаешь? Здесь люди, а не собаки!»,
И смачно выругался. У его ног, пожилая женщина ухватила куриную ножку и сунула в пакет. Мужчина повернулся к ней всем корпусом:
«Брось ему обратно в морду. Что? Не понимаешь, как это унизительно, гадко, подло, мерзко!»
«Да пошёл ты…» огрызнулась та, хватая другой окорочек. Обратно брошенное мужчиной, куриное мясо, шлёпнулось рядом.
Альбинос побелел от ярости и злости. На перроне мужчина тоже пунцовый от негодования, впившись глазами в надменного, развлекающегося богача, бросающего мясо кур. Огонь горящих глаз скрестился. Казалось, искры огненного смерча, снопами вонзались, впивались въедались в окно купе.
Поезд тронулся, разгневанный гражданин, прерывисто дыша, прищуром глаз, провожал фигуру в окне уходящего вагона, отвесив несуразный, оскорбительный поклон, поднял руку, и, помахал в след поезду, сжатым кулаком.
«Никчёмные, вонючие, неполноценные людишки!», -
сплюнул на пол Андрей Карпович. Лицо его передёргивалось судорогой. Давно он не испытывал унижения. Воспоминания детства зароились в памяти. Они были в его голове постоянно. Внешний вид Альбиноса, с рождения, вызывал неприязнь, насмешки окружающих. Особенно его травили в школе, смеялись, издевались, превратили в изгоя. Даже учителя пытались не смотреть на него, как бы, обходили стороной, отстранялись. Первая школьная любовь, откровенно, презирала, надсмехалась над его чувствами. Уязвлённый мальчишка возненавидел весь мир, дал себе слово «мстить», возвыситься над людьми, получив лучшее образование и рычаги власти. Ослеплённый местью, он никого никогда не жалел. Стал богат, любил только изысканных красавиц, загребал земные блага, насколько ухватит размах его рук. Катерина с преданным восторгом смотрела на своего кумира, млела перед ним. Ей казалось, от него исходит истинный запах мужчины, жадно, вожделенно, впитывала этот пьянящий запах в себя. Небрежный выброс куриных окорочков в толпу, вызывал у неё восторженную, безудержную эйфорию. Рядом с ним, она, как и он, ощущала значимость своего превосходства. Альбинос салфеткой вытер руки от куриного жира, отряхнулся, перевёл белёсые глаза на спутницу, жестом подчёркивая слова:
«Такой комфорт в купе поезда, как у меня, может позволить не каждый самый богатый бизнесмен.
Запомни, Като, деньги- маркер уровня положения человека в социуме. Внутренняя природа человека - это оценка своей значимости, ценности себя, как индивида. Ты стала бы поднимать для еды грязные окорочка?»
«Нет! Лучше бы умерла с голоду»
«За что я тебя и уважаю! Твой маркер осуществлённое время, достигнутая цель, жажда изменения своей жизни. У тебя есть понимание, что и как надо решать Умеешь правильно, тонко снимать психологический зажим. Эти людишки не хотят ничего менять, любят лежать, ленятся в работе. Их всё устраивает. Они терпят невзгоды, ожидая, кто-то придёт и изменит жизнь к лучшему. Сами ничего не делают, чтобы изменить ситуацию, хватают то, что им бросают на пол. Довольствуются малым и прозябают в скандалах склоках, сплетнях и прочих аморальных развлечениях, придумывают не бывалое, воображают утопию мечты- разбогатеть, не понимая, как это осуществить. Нашу устроенную жизнь ненавидяь лютой завистью. Мы даём им работу, а они называют это паразитическим угнетением, но, чтобы не потерять работу, боятся рот открыть. Мы показываем свою власть этому глупому народу. Уровень жизни зависит от твоего дохода, твоих действий, твоего участия в осуществлении данного тебе времени жизни, овладения и развития навыка к жизни»
-«Приспособления?»
«В какой-то степени – да. Момент для счастья, время для мечты. Оценить себя, свою значимость, навык умения продать выгодно себя, получить доход . Время оценивается по- разному в денежном эквиваленте, отсюда и получаемый доход. От дохода зависит и положение человека в обществе.»
Доводы учителя, Катерина твёрдо запомнила, одержимо строила повседневную жизнь, по его заповедям. Атрибуты богатства стали стимулом её жизни. Она обрела твёрдую уверенность в себе…. Однако, формирующиеся по своим, неведомым законам, дальнейшие события разрушили иллюзии недосягаемости сильных мира сего. Настороженно, тревожный тон доктора в телефонном разговоре, возымел действие. Необходимо было предупредить об опасности персонал хирургического стационара, но рисковать собой Катерина не стала. Нет гарантии, что телефонная связь не прослушивается. Не подозревая, что прислуга слышала её разговор, Като вошла на кухню. Пунцовая от рыданий Дора Семёновна, приподнялась и тут же, как подкошенная, села обратно. Катерина быстро прокручивала в голове ситуацию. Возможно, Дора что-то заподозрила, увидев старую акушерку. Выяснять причину расстроенного вида у прислуги, не было времени. Посылать её с донесением, тоже нельзя, несомненно, вызовет подозрения у окружающих. Красивая, молодая мозгоклюйка, Александра, больше подходит для роли курьера, сработает, вслепую, точно по указанию. Мягко, с лаской в голосе, Хозяйка повела Сашу в свою комнату, поручив домработнице присмотр за больным.
По нарисованному хозяйкой маршруту, Саша довольно быстро нашла нужное здание Условный код карточки хозяйки , без осложнений, открыл ей доступ в стационар, но только до приёмного отделения. Дальше её не пропускали, но встретили с дружелюбной улыбкой, даже радостно, как родного человека. Александре казалось в глазах некоторых лиц, при общении, проглядывали колючие льдинки или вспыхивали трагические искры жалости к ней. Набегающими, крутыми волнами, её охватывало не хорошее предчувствие, мелкой дрожью, вкрадчиво, закрадывался страх. Дежурная медсестра, сама лично, понесла шифровку в кабинет старшего врача. Передав послание, Саша не уходила, осматривалась по сторонам. Чистое, светлое помещение напичкано камерами слежения, обставлено современной, дорогой мебелью, высокими комнатными цветами, но, изысканный интерьер, нёс на себе отпечаток тяжёлой тёмной энергетики, затаённой, смертельной опасности, словно пульсирующая смерть , незримо, стояла за плечами, ожидая удобный момент захвата. Холодное, яркое освещение вызывало озноб. Голову сверлила мысль, как же ей найти Олега и Павла?
«Следуйте за мной!», раздалось над её головой. Статная, милая особа в белом комбинезоне, облегающим фигуру, приветливо коснулась плеча девушки. Саша не подозревала, что Катерина запретила отпускать обратно сиделку живой, потому покорно пошла следом за женщиной в белом. За угловым поворотом, незнакомка, внезапно, толкнула Александру в косяк дверного проёма, который, мгновенно, захватил и протолкнул жертву вглубь полутёмной комнатки, где её схватили за плечи сильные, мужские руки, прикрыли рот салфеткой.
«Тихо! Спокойно! Не вздумай кричать, а то все погибнем!»,-
Александра узнала голос Павла. Рядом с ним стоял Олег. Он наклонился и прошептал в самое ухо:
«Мы всё знаем. Ангел-спаситель послал к нам Полину. Она нас предупредила. На счастье, спасла и тебя» Синие глаза Олега, мерцали, как звёзды, тонули в её притягательных, поглощающих очах, которые , даже в сумраке помещения, сияли фосфорической, сочностью салатного цвета. Близость человека, который вызвал в ней глубокое чувство любви и привязанности, пронизывало неотъемлемым притяжением друг к другу. Умереть с любимым, Саше было не страшно.
«Полина спасла нам всем жизнь Теперь я обязан на ней жениться, простить любовную связь с Альбиносом!»
«Павел, эмоции потом, обдумаем действия», Олег убрал салфетку с губ девушки. Саша обмякла, но Олег удержал её от падения. Его приятное лицо почти касалось Сашиных щёк, а синие глаза, горели, как огоньки. Даже в этой страшной ситуации, молодость взяла своё. Оба сердца забились в одном ритме. Неожиданно, раздалось характерное потрескивание, следом, Звучная, трубная сирена, громко, надрывно, рассекла пространство помещений. Через несколько секунд раздался глухой взрыв, за ним следующий. Едкий дым пополз по коридорам, обуревая персонал паническим страхом. Горели операционная и секционная отделения хирургии.
«Включили сигнал тревоги. Срочно эвакуируются. Под этот шумок бежим в общей массе. Дай Бог, в суматохе, нас не заметят! Чувствуете гарь и дым. Альбинос уничтожает улики, заметает следы. Дорога каждая минута. Полина дала только два комплекта спецодежды. Как быть с Александрой?»
«Я отдам ей свой комплект. На мне белая рубашка и светлые брюки. Я затеряюсь среди бегущих!»,
Спешно сориентировался Олег.
Через несколько мгновений, все трое смешались с персоналом, работниками отделения, убегающим прямо в спецодежде, белом и синем одеянии. Бросив рабочее место, под завывание сирены, люди спасали себя. Вдруг, подпрыгивающая в беге медсестра приёмного отделения, схватила Александру за руку:
«Как ты тут оказалась, да ещё в спецодежде? Ты должна быть в секционной!»
Несколько человек приостановились, прислушиваясь.
Павел галантно подхватил медсестру под локоть:
«Спасаемся, голубушка, спасаемся. Не время разбираться. Своя жизнь дороже!»,
И потащил медсестру за собой. Та было раскрыла рот, но Олег зашипел на неё густым басом:
«Спасай себя, дурочка!» Утихающая было сирена, взвыла ещё громче, ударила пронизывающим звуком, колющей болью, по барабанным перепонкам, вызывая безумный страх паникующих людей.
Бегущая толпа вывалилась во двор, тараном распахнула ворота, бросилась к подъехавшему, белому автозаку, втискиваясь в него, толкалась локтями , продвигая себе путь. Павел и Олег подхватили Сашу под руки и, бегом, вынесли её за ворота, прытью свернули за угол здания и побежали по улице к остановке автобуса, не обращая внимания на любопытные взгляды расступающихся прохожих. Удачный побег придавал силы.
Взбудораженные радостью избавления от неминуемой смерти, Павел и Александра поднимались по лестнице на площадку своей квартиры, когда им навстречу вышла Катерина, в сопровождении группы лиц из правоохранительных органов. Хозяйка зло зыркнула на них горящим, в бешенстве, взглядом, высокомерно вскинула, гордо и независимо, красивую голову, прошла мимо. Сопровождающие арестованную, также зафиксировали любопытным взглядом поднимающуюся пару, но не остановились. Павел и Александра, перевели дух. Опасность встречи с хозяйкой, миновала.
На кухне слёзно молилась Дорина Самойловна. Перед ней стоял таз с водой. Земля в цветочном горшочке.
«Вода Татьяна, Земля Ульяна. Святым своим Духом, осените , спасите сына моего. Я его только что обрела, сохраните его для меня, матери! Господи, силы Господни, матери сохраните сына. От невзгод, гибели, огня и воды святым ключом закройте, спасения двери откройте, во Имя Отца Небесного! Аминь!»,-
Слова, вопрошающей к помощи молитвы, падали в воду вместе с горькими, горячими слезами, от которых вскипала, пузырилась, расходилась кругами вода. Одной рукой домработница крестилась, другой посыпала землю из горшка на пузырившуюся, водную поверхность. Увидев разгорячённую сиделку, Дора, опрометью, кинулась к ней, обняла, зарыдала на груди Саши.
«Спаслись мы, все спаслись. Полина, бывшая ваша сиделка, помогла нам. Без неё бы не выжили!»
Саша и Павел успокаивали Дору.
«Хвала Господу!Сей1час изменится Ваша замызганная жизнь. Обрушилось , рухнуло всё возможное Зло!
Сынок с Вами. Добро и радость, вернулись!» Испепеляющая её душу, сердечная боль, угасла Из спальни, послышался болезненный зов:
«Сашенька, иди ко мне, я так жду тебя, -
-прерываясь вздохами рыдания, выдыхал слова Владимир Иванович, безучастным голосом- Расскажи мне эти новости. Я подозревал, чуял нехорошее. Андрей Карпович раскрепощённый морально, развязный, неудержимый к достижению выгоды, циничный, ухватистый и жестокий человек. Мою Като арестовали, такое страшное обвинение ей вменяют! Куда она тебя посылала? Не утаи подробности!»
«Я расскажу! … Саша всего не знает!»,-
Павел победителем вошёл в спальню, присел на стул около больного. Тут же к ним подсела домработница. Владимир Иванович молча слушал рассказ племянника, периодами, хмуря брови. Дора беззвучно плакала.
« Умозаключительно, мысленно, мой ум подозревал дочь в нехорошей связи с Альбиносом. Просил я её признаться в правде, не лгать мне. Като отшучивалась. Мол, лгать, её научила жизнь. Я тогда махнул рукой, не принимаешь добрый посыл, поступай, как хочешь, как знаешь!»
«Полина жива, а Марину, точно, искать не стоит, да о ней никто и не беспокоился. Одинокая она была, безродная. У кого родственники были, тех Като в сиделки не брала. Теперь ясно куда и как пропадали сиделки!»
Владимир Иванович отвернул лицо в подушку, его худые плечи содрогались. Он плакал:
«Я любил Марину чистой, платонической любовью. Знаете ли вы, что это за чувство такое? Видеть, недосягаемо смотреть и даже не прикасаться к той, без которой, дышать, жить невозможно. Пожирать её глазами, слушать голос, как душевную музыку, ловить жесты малейшего внимания, безумно целовать в мыслях, а наяву, бояться притронуться, как к недосягаемой, волшебной, святой Богине. Для меня она была необыкновенной девушкой. Не вертихвосткой, коих великое множество...Её больше нет. Зачем мне жить? Ради кого, ради чего? Какой смысл?»,
Тональность, тембр голоса сбивались и затухали. Владимир Иванович, не стесняясь слёз, плакал в подушку. Саше казалось, что от внутренней тоски и боли, тускнели его ярко синие глаза. Павел умывающим движением ладони, провёл по лицу, глухо сказал:
«Почему Вы мне не сказали об этом? Я бы к ней не лип. Ведь она любила Вас тоже. Сама мне говорила об этом!»
Воцарилось траурное молчание. Павел и домработница вышли. Саша нежно гладила сухую ладонь больного, мысленно, направляла внутреннюю энергию своего сочувствия, успокаиывя больного, ласковым поглаживанием. Обжигающая душу боль, стихала. Владимир Иванович слабо улыбался, не стеснялся кипящих слёз. В прихожей раздался громкий вскрик, затем надрывный голос Доры Самойловны:
«Сыночек мой!». Владимир Иванович кивнул Саше, та поняла его и вышла в прихожую. Олег нежно обнимал мать, целуя заплаканное лицо. Александра встретилась с ним взглядом, зарделась. Ласково отстранив мать, Олег приобнял сиделку, подвёл к матери:
«Благослови нас. Я был в ловушке смерти, чудом спаса. Бог ниспослал нам всем благоденствие. Ангел хранитель сохранил меня, подарил любовь. Я нашёл мать и невесту!»
Искра убитой любви, воспламенила пламя новой, верной, искренней, вечной любви. Обстоятельства пережитого дыхания неотвратимой смерти, изменили и Павла, он женился на Полине, стал примерным семьянином. Дора или Дорина Самойловна, больше не была служанкой в доме, а полноправный член семьи. Её забота, внимание и отношение к Владимиру Ивановичу, сделали решающий поворот его жизни, пробудили в нём желание лечиться и жить дальше.