Веселый карандаш

Андрей Жеребнев
Карандаш был как раз таки невеселым. Вечно поджатые к низу губы на лице непроходимого зануды.

-  Не так что-то, Валерьевич? - не выдерживал я, мнительный, когда спустившийся ко мне технолог оглядывал трюм на все четыре стороны, и в ледяном безмолвии еще сильнее поджимал губы.

- Да нет, все так, - кривил рот Юрий Валерьевич Карандаш, и обиженно, казалось, брел обратно к трапу.

Конечно, можно было понять технолога большого морозильного траулера . Серобокую тихоокеанскую ставриду, длина которой в лучшие времена достигала порой семидесяти пяти сантиметров, выловили  уже в районах промысла порядком, и рыбцех работал ровно в половину своих, как тогда говорили, «мощностЕй». Как по распорядку, к полуночи лишь поднимали большой трал с рыбой, которой хватало для обработки и заморозки ровно до полудня. После чего в цеху наступало безрыбье, а нас, матросов, заставляли «выбивать аппараты» - освобождать морозильные камеры для новой ночи. Делалось это не столько для пользы дела ( технолог твердил, что три человека тогда у него высвобождаются в рыбцех на целых два часа), сколько в угоду командному составу, которым невыносима была сама мысль о бездельно слоняющихся матросах.

Естественно, в духе времени закатывающейся уже Перестройки, мы негодовали, плевались, наседали на рыбмастеров и технолога, и Юрий Валерьевич  иногда давал слабину:

- Идите спать тогда, на фиг!

 И на карандаш, кстати, Карандаш никого при том не брал.

В общем, нормальный он был дядька. Просто за дело переживал. А и у кого тогда, сказать честно, общее положение дел  - на судне ли, или в стране – повышенный «энтузиазизм»  вызывало?

Нет, впрочем, один точно был – Леша, любер из сопредельных волостей. Того только жрачка – чтоб для спортивного режима – интересовала. И чтоб все у него в каюте было ( трехлитровая, даже, банка молока из порошка, что отжимал он у шеф-повара), да чтоб в каюте той, главное дело, никого не было: жаден был до безобразия.

Впрочем, меня Леша однажды в свою каюту пригласил и даже полный стакан того молока налил. Это когда дал я ему прочесть книгу «Замок Броуди», что привез из дома в чемодане на другой край света. Но, не успел еще и допить хваленое ( вода водой, признаться), как начал хозяин каюты уже сопеть вполне выразительно: засиделся, мол, пора и честь знать.

А потом как-то приклеил на двери моей каюты вырезку с заглавием газетной статьи: «Английский шпион с самой русской фамилией»: активно тогда подтягивал я английский язык, а еще и дневник вел (правда, от случая к случаю) – совершенно непонятное и чуждое даже Леше занятие.

Шутник! По такому ярлыку меня бы в те времена, которые истово во времена перестроечные припоминались, надолго бы на другой мороз, что намного злее трюмного, определили…

С Юрием Валерьевичем Леша тоже был в вечном противоречии - в постоянном плюрализме  мнений, так сказать.  Тут и норов задиристый, и лентяй, по сути  – пробы ставить негде.

И вот за месяц до конца рейса, после выгрузки, вдруг неизвестно отчего  зажегся технолог неподдельным оптимизмом. И соорудил в одночасье нечто вроде воззвания с математической выкладкой. Что если, де, выловим за оставшийся месяц рыбы мы столько-то, и заморозим вот столько, то получим в итоге во-от такие деньги!

Благой, в общем, был это порыв! Для людей, и для дела, опять же, духом Юрий Валерьевич воспрянул, и в нас победный настрой поселить попытался.

Бумагу, пришпиленную на доске приказов в салоне команды, изучили отнюдь не  добросовестно – так, в общем, глазами пробежали, да похмыкали,эс изрядной прохладцей горячие строки цифр восприняв : это ж, ежели, столько еще наловить!.. И один только человек равнодушным к потугам Юрия Валерьевича не остался! Не поленился в данном случае, отыскал в свежем ворохе только что полученных газет юмористическую рубрику, за ножницами в каюту сбегал, вырезал, и вслед за подписью технолога в конце того самого воззвания приклеил: «Веселый карандаш».

Тридцать лет в следующем году будет событий тех памятных. Карандаш Юрий Валерьевич точно не болеет ныне душой за качество ставриды тихоокеанской: в том году покинул наш рыболовный флот просторы великого, так богатого рыбой, океана. И теперь с успехом работают в тех синих, порой до фиолетового,  волнах суда европейских наших, как говорится, партнеров, и рыбаки Поднебесной.

 А Леша скоро стал злоупотреблять молоком из-под совсем другой коровы - бешеной, и пристрастился, говорят, теперь к нему безвозвратно. А  ведь мог бы еще, пожалуй, меткие вырезки по случаю клеить.