Корова не буренка/ Corowa
В маленький но прекрасный штат Викторию пока попасть так и не удалось, хотя это было нетрудно. Стоило из города Олбури (Albury) пересечь мост над рекой Мари (Murrey) и оказаться в городе-спутнике Водонге (Wodonga), и вы на викторианской территории. Пересечение границы легкое, без шлагбаумов, таможни, проверок грузов. Езжай и наслаждайся красотами, которых здесь немало. Но не сейчас. Логика маршрута диктует свои правила, и мы продолжаем путь на запад в направлении штата Южная Австралия по границе штата Новый Южный Уэльс и Виктории. Естественную границу между двумя дружественными штатами установила река Мари(Murray).
Впереди городок с необычным названием. Читается легко и просто «Корова». Что бы это значило? Неужели наши переселенцы разводят здесь коров? Сомнительно. На родине своих просторов немеряно, чтоб за тридевять земель ехать. По теплу истосковались северяне? Возможно. Но кто бы их пустил сюда? «Железный занавес» отсекал любые попытки узнать что-либо о далеком континенте. Только в начале двадцать первого века благодаря интернету появилась возможность понемногу заполнять досадные пустоты знаний. Что говорить о девятнадцатом веке? Тем не менее история континента в период освоения белокожими упоминает таки присутствие русских . Но только у его берегов.
Одним из немногих заморских кораблей, достигших берегов новой колонии, был и российский в 1807 году. Тогда у Российской Империи были хорошие шансы поучаствовать не только в ее заселении, но и разделе. До Крымской войны(1853-1856) англичане препятствий русским не чинили. Однако делать этого Империя не стала, своих переделов хватало. В ту пору Россия присоединяла земли, что поближе: Поволжье, Урал, Сибирь, Дальний Восток.. И все же правдами-неправдами несколько сотен славян сюда перебралось. Основную массу переселенцев составляли поляки, поэтому вполне допустимо, что название «Corowa» заимствовано из польского « Krowa» или «корова», кормилица наша.
После войны отношения резко испортились. Поэтому когда к берегам континента в 1864 году подошел флагманский корабль контр-адмирала А. А. Павлова «Богатырь», газеты зашумели о возможном нападении. И шумели с короткими перерывами еще лет двадцать, опасаясь захвата английской колонии русскими. Заморские газеты не знали одного: испокон веков «богатырям» чужого не надо, они защитники, борцы за справедливость, а не разжигатели войн. Поэтому чуть припугнули англичан для острастки и удалились восвояси. Однако испуг у реальных захватчиков континента остался навсегда. Даже сейчас, когда Австралия не слабая уязвимая колония , а мощная федерация и по уровню жизни одна из лидеров планеты, она панически боится любых «богатырей» и периодически «промывает» мозги народу об их черных умыслах.
Конечно, нельзя полностью исключать и тот факт, что на политический расклад повлияла значительная удаленность Земли Ван Димена (Van Diemen Land). Вероятно, даже для такой большой империи как Российская заморское дело показалось довольно дорогим предприятием. Но если представить, что передел Земли Вани Димена с участием «богатырей» все же состоялся, вряд ли новую землю лишили ее законного названия. Просто из уважения к первооткрывателям. Тем более в начале 17го века оно обозначалось почти по-русски «Nova Hollandia». Конечно, в случае победы могли бы чуть подправить, чтобы обозначить четкую принадлежность и показать, кто в доме хозяин.
Для этого нужно было заменить всего несколько букв. Как вам нравится чудо- страна «Nova Ruslandia»? Или «Nova Hohlandia»? Новая Хохляндия кажется наиболее подходящей , ведь Киев издревле считался колыбелью земли Русской. И викинги не в обиде за замену всего одной буковки.
Трудно сказать, какие мысли посещали наших царей, но от идеи освоения континента за тридевять земель тогда отказались. Крымская война была проиграна, причем не без «помощи» англичан. Униженными и раненными с ними связываться снова? Не сейчас...
Несмотря на долгоиграющее противостояние, между странами существует и необъяснимое притяжение. Как у разнополярных зарядов. В северных широтах( Россия) все мечтают о вечном лете, теплом прибое и экзотических фруктах, в то время как в южных(Австралия) – увидеть разгуливающих по улицам медведей и снег, жениться на заботливой красивой славянке и научиться пить водку.
И все-таки русскими корнями и нашими буренками здесь и близко не пахнет. Это сразу ощущается на слух, далеко ходить не надо. Стоит услышать произношение простого слова «Corowa» на английский манер, все становится понятно. Вот как обнаружилась правда.
Съезжая из мотеля старинного Олбури(Albury), сдаю ключи от комнаты администратору. Она вежливо интересуется, куда держим путь. Нижтоже сумняше отвечаю почти по-русски, с ударением на втором слоге, что мол недалеко, в « Ко-рО-ву». Она долго хлопает глазами, после чего ее розовощекое лицо озаряет догадка. «КЭрэва?» с ударением на первом слоге. Теперь хлопаю глазами я. До такого извращения слова я бы никогда не догадалась. На том и расстаемся.
Но донельзя исковерканное слово еще больше разжигает любопытство. Хочу воочию убедиться, что ни русского поселения ни буренок там нет.
Сажусь в машину и удивляю вторую половину странной фразой:
- Следующая остановка – «КЭрэва»!
- Куда???
- Это по-аглицки. По-нашему, Корова!
- Какая еще «корова»? Буренка?
- Ласково «Коровка».
- Божья?- У командира хорошее настроение, которое на отдыхе зависит от трех простых условий: глубокого сна , нежного общения с женщиной и сытного завтрака.
- Хорошо бы... божьи коровки - дети солнца. На самом деле, «Корова» - городишко такой. Не заехать нельзя.
- Почему?
- Из-за названия, конечно. К тому же он на пути.
- Думаешь, это столица всех «Му»?
- Думаю, там много наших...
- Ага, посреди Австралии русская деревня...ха-ха... бабушки в платочках...лавочки-семечки-гармошки...
- Посмотрим. Вдруг и правда семечки есть!- размечталась я о невозможном.
Обычно подсолнечные семечки здесь скармливают домашним птичкам. Пускай! Все равно они сухие и безвкусные, будто росли в пустыне.
На поверку оказалось, что «русским духом» здесь не пахнет вообще. Как и английским. Зато четко присутствует аборигенский. Название «КЭрова» произошло от «currawa», диалекта племени Bangerang , что в переводе означает то ли «каменистое место», то ли вид сосны «сurra», расплавленную смолу которой аборигены использовали для крепления каменного наконечника к стреле. В то время здесь, вероятно, были сосновые леса, от которых сегодня даже намека нет. Как и коренных жителей, которые могли бы с определенностью сказать, в чем все-таки суть названия, в «камне» или «сосне».
Присутствие аборигенского духа в Кэрове совсем не означает их физическое присутствие. Городок - в полном владении потомков англичан. Одного аборигена все же удалось увидеть. Он продавал на маркете свои собственные картины. Стоит рассказать о его творчестве подробнее, но позже. Темнокожий художник замечает мой взгляд и предлагает хорошую скидку. Я долго мнусь, но не решаюсь. А впоследствии кляну себя за это. В следующий приезд в «Коровку» обязательно найду его шедевры. Только был бы жив-здоров!
Чтобы найти, чем живут его жители и много ли осталось здесь аборигенов, хорошо бы прокатиться по «Коровке» на велосипедах. Велосипедный туризм в Австралии развит, поэтому в любых городах и поселках много велосипедных дорожек. Наша «Коровка» не исключение. Они проложены в живописных местах близко к кромке берега, если рядом залив или река, или параллельно основной дороге. Такие многомильные бетонные полосы двухметровой ширины предназначены для обычных велосипедов. Для любителей горных велосипедов в буше обустроены накатанные дорожки с естественными природными буераками, где шея неопытного велосипедиста сворачивается так же легко, как у горнолыжника в отсутствие снега на слаломе.
Если есть велосипедные дорожки, где-то обязательно будет бизнес , дающий велосипеды напрокат. Мы возим свои собственные на специальных велостойках (bike rack). Свое всегда удобнее и дешевле. Велостойка представляет собой букву «Г» и крепится на сцепной тяге или (tow bar- автобуксир). Приспособление хорошее, но без мороки не обойтись.
Сколько домашних копий было сломано, прежде чем выбрать из разных модификаций нужный велостояк! В Австралии существует три варианта крепления велостойки на машине: сзади на багажнике, на крыше или внутри, и все со своими плюсами и минусами. Если крепить сзади на стойке, то дело это трудоемкое. Сначала крепишь стойку, потом велосипеды. Поднимать на крышу еще хуже. Не все рождаются гераклами. Забросить внутрь кажется легче всего, и мы долго мурыжили эту версию. Иметь компактные велики((folding bikes) совсем неплохо. Но куда девать остальное барахло, которым забит багажник?
После долгих и мучительных поисков, наконец, обозначились приоритеты. Велолюбителям всех стран наверняка будет интересно ознакомиться с ними. При этом приоритеты должны удовлетворять главному условию: свести собственные усилия к минимуму. Однако как ни хороша теория, все равно просчитаешься. Потому что ее мерилом служит практика, которая и выявила кучу недостатков. Ниже оцените выводы семейной комиссии.
Первое. Состав семьи. Если в семье один любитель-велогонщик, велостойка должна быть с двумя посадочными местами, двое - трехпосадочная велостойка, трое- черырех, больше- см. дорожные правила. Увеличение на одно лишнее звено дает пространство, при котором велосипеды не касаются при движении. У нас – «липнут» друг к другу как молодожены, и чтобы на время движения «разорвать» их крепкие объятия и сохранить целомудренный вид, пришлось помозговать, придумав систему хитрых веревочных перевязок. Перевязать пару великов веревками - все равно что запрячь пару гнедых. Непростая это работа и занимает уйму времени.
Второе. Вид автомобиля. Если велогонки- главное хобби жизни, то во-первых, автомобиль должен быть марки «джип», и во-вторых, его задняя дверь должна открываться не вверх, а в сторону вместе с велосипедами. У нас – почти джип, и дверь не откроешь, не сняв велосипеды, обмотанные кучей веревок. Это вызывает вулканическое раздражение и, как результат, извержение лавы слов. Они бесконтрольно струятся с языка нецензурной лавой, особенно когда приспичило достать что-то важное. А оно, как водится, всегда в самом дальнем углу багажника.
Если машина уже есть и она не джип, загружать ее надо с умом. В багажник- все второстепенное и не портящееся, в салон-все необходимое, включая первый перекус, кошелек, аптечку, фонарик и даже зонтик. На больших перегонах закусочных мало, зато много столиков на природе. Стоит представить картину ланча без еды, и вы легко меня поймете. Итак, тормозите в красивом месте с лавочками на свежем воздухе, а ваш кулер (cooler- портативный холодильник) с пирожками и прохладными напитками прячется где-то на дне багажника. Голодные рты это всегда предпосылка мелкой революции.
Третье. Отправляясь в далекое путешествие, надо помнить, что велосипеды придется снимать с рэка при каждой ночевке. Надежных противоугонных приспособлений для них еще не придумали, а народ на просторах шарится разный. Особенно ухо востро - в бюджетных мотелях . У нас – байк рэк(bike rack) с замком, его снимать не надо. Зато велосипеды снаружи оставлять нельзя, даже запутанные веревками. В сумерках орудуем бесшумно как мелкие воришки. Убедившись, что кругом тихо, быстро снимаем их и затаскиваем внутрь, отчего 15 кв. метров жилья сужаются до 12-ти. Большое везение, если комната на первом этаже, что бывает не часто. В крошечной комнате велосипеды топорщатся рулем и педалями как дикие лошадки брамби (brambу- feral horse breed in Australia), так и норовя зацепить все живое, что не плоско.
Если рейтинг жилища выше трех звезд, с отелями лучше договориться заранее. Одни поставят ваши драгоценные велосипеды в общее «стойло» спецкомнаты без замков и вам всю ночь будут сниться тревожные сны об их бесследном исчезновении. У других такой комнаты нет, и вам предложат оставить их в уголке рядом с админом. Это еще хуже. Админы меняются сменами, в случае чего концов не найдешь.
Однажды рискнули пустить дело на самотек, и почти поплатились за это. Выручила простая смекалка. Если бы не она, пришлось сторожить велосипеды по очереди всю ночь вместе с админом. Отель попался хороший, но несговорчивый, мол, вам только дай - испишите черными педалями белые стены. Короче, оставляйте или на вахте или привязанными к машине. Ага! Спорить не стали. Решили сначала присмотреться к общей обстановке. Комнату как специально дали на втором этаже, чем на корню убили шансы затащить велики через окно. Неторопясь разгружаем багажник, что надо и не надо, и вдруг замечаем суету возле боковой двери слева. Старинный отель вольготно раскинул два крыла, и кроме парадного входа, в каждом из крыльев своя дверь. Суету создавали одетые в синюю униформу клинеры (cleaners), которые шастали через запасной вход покурить. Чтобы дверь не захлопнулась, подперли ее валиком белого полотенца. Не будешь ведь мельтешить перед админами туда-сюда: вышел с бокового входа, зашел через главный. Спасибо вам, ребята, за подсказку! Дальше нужно рассказывать? Не повезло только со ступеньками. Зато мягкое ковровое покрытие глушило звук преступления.
Ну и последнее. Бездорожье. Если в планах - посещение экзотических мест по пересеченной местности , придется выбирать одно из двух: или велосипеды или экзотика. Двух зайцев одним махом не получится. Велосипедные шестеренки не против ваших тяжелых тел, но абсолютно не выносят пыли и грязи.
И все же выход есть. Как ни печально расставаться с двухколесными приятелями, но все же придется оставить их в номере отеля. Чтобы «преступление» не открылось во время уборки, важно не забыть оставить на двери табличку «Входить лучше не надо»(Do not disturb please). А потом прыгнуть в облегченный джип и тащиться по пыльным буеракам километров пятнадцать, чтобы на спрятанной в эвкалиптовых холмах ферме нарвать ведерко свежайшей голубики (Ulladulla, Clyde River Berry Farm). Она растет на кустах ростом с человека и обрывать ее одно удовольствие. Ни колючек, ни вредителей. Еще большее удовольствие – есть ягодки прямо с куста. Одну в ведерко, жменьку – в рот, но с оглядкой. Бесконтрольное объедание хозяева запрещают. И правильно делают, а то набегут на дармовщину как саранча. Свежие ягодки на ферме (blueberry farm) у тети Зины как и черешни в Оранже гораздо вкуснее магазинных. Правда, вместо тети Зины фермой управляют вездесущие китайцы. А на побегушках у них студенты из Германии.
Закончив краткое эссе о велостойках и смекалке, пора возвращаться в «Коровку». С удовольствием возвращаемся к рассказу о Коровке. Это очень уютный городок. Он удачно вписан в околоречное пространство и буквально источает положительную ауру. Как все небольшие города Австралии, он низкоэтажный. На его главной улице и нескольких примыкающих ряд невысоких зданий магазинов и бизнесов, тесно прижавшихся друг к другу. В радиусе десятка километров вокруг разбросаны простые но чистенькие частные дома с ухоженными на разный лад палисадниками. Чудес архитектуры здесь ждать не стоит. Из всех более менее примечательных зданий солидная святая троица: мэрия ( council), церковь (church) и местный суд (court). В некоторых городах к ним можно добавить здание театра (theatre). Остальная красота представлена разнообразием ландшафта и буйством природы.
Если городок старинный, там много больших деревьев и высоких елей. Современный, что вырос на буме добычи угля и минералов, можно сразу вычислить по молодым деревьям,невысоким кустарникам и коротким пальмам. Старину и современность можно спутать при одном условии: если страшные пожары не оставили на месте города черное выженное место с обгоревшими трубами каминов. Это национальное бедствие часто вносит коррективы в историю с географией.
Улицы «Коровки» привлекают обширной тенью. В парках и вдоль главных дорог от солнца спасают огромные лиственные деревья и разные виды эвкалиптов. Получается, освоение этих мест началось давно. Люди селились вдоль реки и заводили разные хозяйства. Кто на что гаразд. Плодородные, намытые разливами реки Мари ( Murray River) почвы оказались пригодными для фермерства, что дало толчок для производства хлебных злаков, винограда, шерсти.
Отличные урожаи злаковых способствовали спросу на хранилища и мельницы, винограда- к виноделию. Развитие овцеводства вело к строительству скотобоен. На поставках этой продукции богатство края росло как на дрожжах. Постепенно край превратился в главного поставщика сельскохозпродукции уже для двух штатов: Виктории и Нового Южного Уэльса.
Упомянув о зерне, виноделии и скотобойнях, тут же ловлю себя на мысли, что земля дает не только хлебушек насущный, но и подкидывает человеку тесты на моральную зрелость. Например, один из них это отношение к братьям нашим меньшим, другой –культура пития. Культуру пития можно попробовать освоить. А как обуздать хищнические повадки в еде, кто-нибудь знает? Ведь мясо на полках магазинов не хрюкает, не блеет, не мычит, и скотобоен нам не показывают. Разве что смелые режиссеры ужастиков иногда приоткроют завесу.
Кто-нибудь бывал там? Вероятность малая, это не место для экскурсий. Только однажды угораздило оказаться рядом, но этого хватило, чтобы кожей почувствовать предсмертный ужас животных.
Скотобойни в виде огромных неопознанных сараев одиноко стоят вдоль дороги посреди чистого поля. Они огорожены забором из металлической сетки с колючей проволокой по верхнему периметру. Ни на сарае ни на заборе нет никакой вывески.
Съезжаем с трассы и останавливаемся на пятачке сбоку от него. После нескольких часов монотонного движения рады даже клочку зеленой полянки. Как назло, ни столика ни лавочки нет. Раскидываем скатерть-самобранку, берем по вилке и в этот момент слышим рокот двигателя. С торца сарая к воротам из металлической сетки подъезжает двухэтажный фургон. На его бортах ни названий ни рекламы. Внешний вид такой же серо-зеленый и неопознанный как и сам сарай. Что за секретные перевозки? Любопытство пересиливает голод, и мы невольно наблюдаем за его движением.
Со стороны водителя ни звука, ни требовательного сигнала, но ворота сами открываются, впускают фургон на территорию сарая и тотчас за ним закрываются. После чего приходит в движение глухая металлическая дверь самого сарая. Монотонно скрипя роликами, она медленно поднимается вверх, постепенно приоткрывая бездонную темную пасть. Фургон чуть шурша покрышками по гальке, вкатывается в эту зловещую темноту, после чего зловещая пасть сарая скрипя закрывается.
За те пару минут, пока открываются и закрываются внешние и внутренние ворота, безмолвный доселе фургон внезапно оживает. Из него отчаянно пульсирует жизнь: слышится беспокойный шум, глухой топот, громкое блеяние. В узких щелях фургона, подсвеченных закатом, мелькают испуганные овечьи мордочки. Это их последние лучи солнца и последние минуты жизни. Страх и отчаяние овечьей толпы вырывается через щели и накрывает нас, беспомощно созерцающих конец их маленькой жизни. Через несколько минут Фабрика Смерти поглотит их, и наступит звенящая тишина. Назад дороги нет. Все кончено.
В это время на зеленой траве сидят люди. Их позы застыли в движении. В приподнятых руках застыли пластиковые вилки. Скатерть-самобранка, нарезка пахучей колбаски, помидоров, хлеба. На беспомощных лицах глаза, полные ужаса. Будто сцена из немого кино.
Реальность гораздо хуже. Оказавшись невольными свидетелями этого страшного зрелища, все как один теряем дар речи. По телу холодными струйками расползается дрожь, противный ступор сковывает мышцы. В голове толчками пульсирует кровь, сердце колотится как сорванный маховик, а где-то внизу, под солнечным сплетением образуется ледяной комок. Предсмертный страх обреченных накатывает волнами, парализуя тело и душу. Она, бедная, захлебывается и тонет в нем, уступая место необъяснимой тоске.
Начисто забываем о колбаске и об отдыхе и даже о том, куда ехали. Будь он неладен, этот мрачный сарай! Как и все другие, где убивают безмолвную животину. Много ли знаем о них, кроме количества и качества мяса и шерсти на килограмм веса? А вдруг у них есть души, способные любить. В том числе нас, кровожадных. А мы в ответ на любовь разрядом тока по головушке. Утешает одно. Ведь не больно убиваем, совсем не больно, правда? Значит, гуманно. Люди-«гуманоиды».
В соседней Индонезии до такого продвинутого гуманизма далеко. Там бедных животных мучают перед смертью. Жестоко бьют бычков металлическими прутьями, ломают им ноги и ребра. В искренней мусульманской уверенности, что после мучений мясо становится мягче-сочнее. Люди- «уроиды».
Живым скотом их снабжает гуманная Австралия, где бычки привольно растут на зеленых просторах. Когда пробил их час зрелости (упитанности), их грузят на корабли и переправляют в Индонезию на съедение. Потребность в мясе там коллосальная, на всех островах людей четверть миллиарда. Земли для посевов мало, зато золота в недрах много, вот и меняют его на живой продукт. Народ в основной массе голодный и нищий, поэтому вымещает злость на беззащитных животных. После просмотра отвратительного зрелища истязаний, секретно снятых на их фабриках смерти, пропадает не только аппетит и сон, но и желание когда-либо оказаться в этой стране несмотря на ее уникальные красоты. Как пересилить себя и «полюбить» ее диких граждан, которые не знают простых законов природы? В них нет места ненависти к живому.
Природа сопротивляется насилию и не уставая учит людей милосердию. Правда, довольно жестко и даже жестоко. Недаром индонезийские острова регулярно трясут катастрофы одна ужаснее другой , унося тысячи человеческих жизней. То жуткое цунами накроет(2004), то землетрясение тряхнет. Цунами унесло четверть миллиарда жизней, землетрясение(2018) стерло с лица земли целые города. Последнее всколыхнуло дремлющий вулкан, который тотчас выплюнул на людей весь свой гнев. Этого обиженной нелюбовью природе показалось мало, и она в том же году грохнула самолет с «высокими» госчиновниками страны. Печально, но людей до сих пор учат не слова, а страдания. Или все равно не учат?
Физика объясняет катастрофы чисто академически: цунами и вызывающие их сдвиги тектонических плит возникают под действием Архимедовых сил, сжимающих земную кору, и приливных сил Луны и Солнца. И от этого, якобы, никуда не деться. С наукой не поспоришь, но есть чисто женское убеждение, что не физика с геологией здесь виной. Просто живая Земля всем своим существом содрогается от мерзости человеческой, поэтому и плату за преступления берет несоизмеримую. Жестокие уроки преподносит тело Земли неразумным, чтобы учились любить и жалеть друг друга и все живое.
Ошеломленные невольно подсмотренной картиной «На лезвии жизни- смерти», тащим сумку с бутербродами обратно в машину. Чувство голода пропадает начисто. Как и желание съесть булку с ветчиной. Надолго ли? У меня надолго, но не навсегда. У мозга есть уникальное качество стирать неприятную память. Однако горькие воспоминания время от времени пробиваются через все настройки и всплывают размытым облаком безликого сарая и фуры с отчаянно бьющейся в ней жизни. Бр-р-р! Остальные члены семьи не настолько впечатлительные, поэтому спокойно жуют бутерброды на следующей остановке. Вытравить из себя хищника совсем не просто.
Вывеска центрального мотеля «Corowa» видна издалека. По яркости она соперничает с желто-красной макдональдской, что прямо напротив. Хотя это тот редкий случай, когда конкуренты объединяются для совместного привлечения клиента.
Комната приема постояльцев (reception) удивляет необычным оформлением. Здесь много орхидей и разноцветных безделушек, а на противоположной стене почти под потолком с огромного портрета смотрит своим насмешливым взглядом сам Будда. В комнате никого нет, и можно безнаказанно стащить шоколадную конфетку из вазочки( из-за несъеденных возле фабрики смерти булочек свело желудок), но взгляд Будды смущает. Хотя конфетки специально выставляют подсластить посетителей.
Стучу пальцами по металлическому звоночку, и вскоре появляется средних лет леди азиатской наружности. Она одета во все яркое и разноцветное и, что особенно поражает, так это ее прекрасный макияж. В ходе короткого обмена дежурными фразами выясняется, что она жена хозяина мотеля, и родина ее - Таиланд. Приветливая, улыбчивая, разговорчивая, она сразу располагает к себе, похвалив аромат моих духов. С ее слов такие бывают только у «леди». Доброе слово выпрямляет мою осанку и подбирает живот, и я чудесным образом превращаюсь из туриста в затрепанной футболке в настоящую «леди». Искоса бросив взгляд в зеркало напротив, небрежным жестом поправляю прическу и исподтешка подмигиваю Будде, мол, правильные здесь хозяева.
Теперь понятно, почему люди со всего света рвутся в Таиланд. Ведь это совсем не трудно улыбнуться, сказать любому человеку что-то приятное или похвалить. Мне хорошие слова в радость. Самой хозяйке они доставляют удовольствие тоже, что удивительно. Женщины редко говорят друг другу комплименты, а уж если говорят, жди подвоха.
Заносим в комнату нехитрые вещи. Закатываем велосипеды и срываемся в поисках съедобного. Далеко идти не надо, Макдональд напротив. Расплодилось их в Австралии видимо-невидимо. В любом достаточно крупном городке обязательно найдется рассадник фастфуда. И хотя мы молчаливые его противники, голод не тетка.
Подзаправишись нездоровым но вкусным, решаемся на променад. На улицах почему-то очень много народу. Суббота? Так и есть, и выходной и еще какой-то местный праздник. Это заметно по оживленной суете. Половина главной улицы отгорожена с обеих сторон металлическими барьерами, и внутри нее видно оживленное движение. Туда подвозятся блоки сена и аккуратно укладываются вдоль заграждений. На второй половине разворачивается местный рынок.
Терпеливо наблюдаем за раскладкой сена, чтобы понять, для чего его столько. Вдруг на показ приведут игривых лошадей или спокойных осликов. Не голодать же им... Однако ни тех ни других так и не появилось. Вместо них улицу заполняет дюжина очень маленьких узконосых машинок гоночного типа. Их ставят на старт попарно на невысоком деревянном трамплине, и их заполняют серьезные гонщики в шлемах от трех до десяти лет. В рупор раздается команда «Первая пара- на старт!» и машинки легко подталкиваются кем-то с трамплина. Скатившись вниз, завзятые гонщики на скорости 3км в час стараются дорулить до финиша. Кому-то это удается, кому-то нет. Родня старается подбодрить неудачника словом и делом, подталкивая упрямую машину до самого конца.
Гонка идет на время. На противоположной стороне ракетных гонщиков ждет небольшой трактор. Он цепляет их «суперскоростные» ракеты и тащит обратно к старту. Всего у них три попытки. Насколько серьезно выглядит соревнование, настолько комично само зрелище. Картина такая. В миниатюрной гоночной машинке сидит серьезный карапуз в очках и шлеме не по размеру и с нетерпением ждет старта. Рядом соперник той же возрастной и весовой категории. Свисток, и два дюжих мужика толкают этих цыплят с трамплина вниз. Цыплятам страшно, но они отважно съезжают вниз, а потом изо всех сил семенят ножками по асфальту, чтобы проехать как можно дальше. Теперь понятно,зачем загородки обкладывали блоками сена. Оно обеспечивает безопасность гонок.
Вдоль ралли стоит невообразимый гвалт. Народ кричит, свистит, подбадривает, хохочет. Поневоле тоже впрягаешься и начинаешь болеть за каждого пацаненка. Ведь гоночные чудо-машинки это дело рук их отцов. Машинки разукрашены кто во что гаразд с выписанными на них именами. Имя одной- «Суровый волк» с портретом серого на нем, другой- «Отважный бэтмэн», третьей- «Не догонишь!» и тому подобное. Насколько отцам отмеряно воображения и юмора.
Зарядившись «гоночной» атмосферой, движемся дальше. На пути местный рынок. Ни одна женщина не пройдет мимо «барахолки», несмотря на отчаянное сопротивление мужчины. Местные австралийские рынки в корне отличаются от наших колоссальных мегарынков, где селедка и трусы под одной крышей. Их можно назвать местячковыми, потому что нет торговли с гигантским оборотом и большими запасами. Торговля здесь индивидуальная.
Сворачиваю к столикам и оказываюсь в гуще всякой всячины. Она в любом городке одинакова: домашние джемы, мед, пахучее мыло, какие-то салфеточки, вязаная детская одежка, самодельная бижутерия, легкие шарфики, вычурные свечки, поющие на ветру нежным звоном ветряные колокольчики(wind chime). Одним словом, штучки, которыми и так забит дом. Но ты все равно ищешь эксклюзив. Как правильно заметил один из лучших циников мира Джорж Карлин, «Дом – это место, где хранится наше барахло в то время, пока мы находимся вне дома, чтобы добыть больше барахла».
Перед пятачком с необычными картинами застряю надолго. Их нельзя не заметить. По форме это большие и маленькие диски канваса двух цветов: желтого и синего, по содержанию – нерушимая связь человека и природы. Пейзаж незатейливый, но запоминающийся. Диск с желтым тоном похож на закат, на фоне которого резко выделяется черный ствол огромного дерева с нагими силуэтами людей под ним. Они разного роста, видимо, взрослые и дети. Все застыли в последнем движении: кто машет руками, кто орудует копьем, кто танцует. Над кроной кружатся силуэты птиц.
Диск с синим фоном покрыт искусно выписанными каплями разных размеров. Сюжет тот же, только вместо птиц силуэты прыгающих кенгуру. Картина олицетворяет один из источников жизни- воду. В простых картинах темнокожего художника вода и солнце как источник и радость жизни. В них художник старается донести мудрость мироздания, которая в единстве Солнца, Земли и Человека на ней. Не потому ли сюжет «застрял» в памяти навсегда. Ведь все гениальное просто.
Что касается продавца, то будучи неопределенного возраста, он наглядно демонстрировал принадлежность к аборигенской нации: темная почти черная кожа, расплющенный нос, бездонной черноты глаза. Срисовав, что я открыла рот и забыла его закрыть, он мигом предложил скидку. Слушая вполуха, я не могла оторваться от его картин. Продавец ненавязчиво предлагал мне варианты покупки и заодно раскрывал тайны технологии. В чем ее суть не запомнилось, но было ясно, что в огне не горит, в воде не тонет. Чудеса искусства и технологии настолько впечатлили, что было потянулась за кошельком, но вдруг поняла, что стою с пустыми руками.
Где же мужчина, который способен сделать женщину счастливой здесь и сейчас? Вернее, его кошелек с пластиковыми купюрами. Беспомощно оглянувшись вокруг, поняла, что ни Горыныча ни кошелька и близко нет. Ведь только что ходил по пятам и вместе со мной терпеливо щупал, нюхал и даже пробовал на зуб, что попадется под руку, а возле картин как корова языком слизала.
Неприятная догадка пронзила мозг. Зная мою тягу к искусству, исчез Горыныч исключительно вовремя. Чтоб не скупила все шедевры. В надежде найти Змея с кошельком, пришлось сделать еще один почетный круг по рынку. Он обернулся приятным открытием в виде рукодельного искусства.
На этот раз приглянулись металлические поделки из серии « уши лапы хвост». Дружно в рядок выстроился отряд вислоухих бобиков, нагловатых котов, рогатых минибычков, упитанных уток и другой домашней живности. Особняком на метле хулиганского вида ведьма. Было бы здорово окружить свой дом этими милыми смешными героями, как это делают одинокие старушки. Их подворья с целым зоопарком из гипсо-металла сразу бросаются в глаза. Старушек понять можно. С кем еще разговаривать по душам, как не с надежными молчаливыми друзьями? Кому еще интересны они сами или их чувства?
Обставиться чудиками легко, все больше тянет общаться с кем угодно кроме людей. Но этому могут воспротивиться живые хвостатые, которые любят забирать все внимание и держать на побегушках самих хозяев. Да, не забыть бы пристроить на кордоне ушлую Бабу Ягу! Чтоб денно и нощно присматривала за внешней обстановкой. Без ее зоркого глаза дружбу народов не наладить. Особенно с соседями. «Добрые» соседи обычно радуются как дети, когда изподтешка удалось напакостить «чужим». «Чужие» это те, кто говорит с акцентом и живет намного интереснее коренных ози.
Пока рассуждаю о пролетариях всех стран, которые из-за элементарной неприязни к акценту, никогда не соединятся, дивлюсь воображению, умению и юмору глубинки. Без этих трех качеств здесь никуда.
Сделав по рынку круг почета, неожиданно натыкаюсь на Змея Горыныча. Он появляется будто из ниоткуда. Его тайное укрытие - широкий ствол платана, где он в прохладной тени пережидаются мои похождения. Вид у него очень довольный, ведь в кои века удалось обдурить женщину. Я возмущаюсь хитрым трюком и начинаю качать права... в денежном эквиваленте, но Горыныч быстро остужает расточительский пыл. Если слово «остужает» можно применить к Змею, дышащему огнем. Нет, не остужает, выжигает их дотла.
Как назло, несгораемая броня моей решительности деформировалась на солнцепеке, поэтому не видать аборигенского искусства как собственных ушей. Как жаль! Висел бы в доме желтый диск солнца с пляшущими человечками, радовал глаз и каждый раз напоминал и о славной Корове , и о ее уникальном художнике. С тех пор бесхитростные сюжеты жизни коренного народа то и дело всплывают в памяти яркими слайдами.
Уникальность же его в том, что осмелился отойти от канонов аборигенской живописи, где незатейливый сюжет традиционно выписан точками разной величины. В этих плотно усеянных точках можно разглядеть силуэты змеек, червячков, ящериц, птичек, кенгуру. И очень редко темнокожих обнаженных людей. Доминирующие палитры цвета- терракотовый и голубой. В них без труда узнаваемы здешняя земля и воздух-вода. Любая техника живописи- на любителя, в том числе точечный аборигенский абстракционизм. Однако точечное мастерство картин достойно уважения. По трудоемкости это вышивка крестиком. Времени занимает уйму. А ну-ка натыкай миллионы точек на огромном полотне! Жизни не хватит.
На масштабы воспроизведения истоков Земли коренной народ не скупится. Маленьких картин из точек не найти. Тут все глобально под стать континенту, на котором очутился более 60 тысяч лет назад. Однако сюжеты не отличаются особым разнообразием, хотя в тысячу раз понятнее некоторых именитых художников. Нам, непосвященным, трудно интерпретировать полет их фантазий. Возьмем, к примеру, искусство нашумевшего Сальвадора Дали. Если сравнивать его картины с примитивными червячками коренных живописцев, у последних все же больше шансов быть понятыми. После их просмотра спится хорошо и спокойно, что не скажешь о шедеврах Дали. Приснится среди ночи кошмарик, где в анфас на спящего таращится глаз с ухом, в то время как нос что-то нюхает сбоку, от страха можно не проснуться. Кого он выписал в таком ракурсе: жену, подругу, начальника или врага, нигде не намекнул. В примитиве Аборигенские живописцы открытие и честнее. В их примитивизме хотя бы соблюдаются пропорции и узнаваемость субъекта. Лично я –за аборигенское искусство, потому что для его понимания совсем не нужно чем попало дурманить мозг. Тут все просто как сама жизнь - змейка ползет, птичка летит, человечек при работе или отдыхает.
Любопытно, откуда взялась у аборигенов идея точечной техники? Скорей всего из наблюдений за природой. Чем себя занять после охоты, если под рукой только копье и никаких гадов, то есть гаджетов. Правильно, бросаешь копье, которое с годами довело руку до болезненного артрита, и идешь отдыхать на пляж. Пляжей в Австралии на любой вкус: с крокодилами и без них. На севере континента кроков много не только в реках, но и в чистой морской воде (salt water crocs). Они лежат притаившись на мелководье и терпеливо ждут свою жертву. Чуть зазевался, утащат без шума и пыли или копье или человека. Что больше приглянется. Чаще утаскивают все-таки людей. Практика отработанная, поэтому существует до сих пор( я о людях).
На юге крокодилы добрее акул. Вернее, по (!) непроверенной информации там их якобы нет, потому что толстокожая крокодилья шкурка в прохладной воде мерзнет. Но нельзя забывать, что есть люди, которые любят держать домашних кроков как своих питомцев. А те любят сбегать от добрых хозяев. Поэтому доверять СМИ нельзя и полностью расслабляться в австралийской речной и морской воде не стоит.
Австралия - рекордсмен по количеству пляжей. Ее береговая линия, что протянулась на 50 тысяч километров, соединяет более 10 тысяч прекраснейших песчаных пляжей. Их кажущаяся безжизненность обманчива. Здесь так же бурно кипит жизнь как в пчелином улье. В песке много живых существ, невидимых глазу. К примеру, мелких, с копеечную монету бесцветных крабиков, которые не могут сидеть сложив клешни. Беспокойные трудяжки, они зачем-то мастерят подземные шахты, выбрасывая нагора миниатюрные кучки песка вдоль всего тоннеля. После чего выползают из подземелья на белый свет, чтобы передохнуть. А наверху их терпеливо поджидают ленивые красно-лапо-клювые чайки.
Если у крабиков смысл жизни в труде, то у чаек - в потреблении. Чтобы обеспечить себе бесперебойное питание, последние умело пользуются следующей стратегией. Чайки выстраиваются вдоль тоннеля цепочкой и караулят глупых крабиков на выходе из их минитерриконов. Вылез трудяжка сделать воздуха глоток, цап дурачка и слопали! Какой бесславный конец... Впрочем, как у всех трудяжек.
И все же их тяжелый труд не пропал даром. На незатоптанном пляже можно найти потрясающие природные картины точечных пейзажей, созданные невзрачными крабиками. Именно они, незаметные и бессловесные труженики, вдохновили первых темнокожих землян на точечную технику рисунка. Ее пользовали, чтобы оставить наскальные рисунки сценки из их незамысловатой жизни, которые впоследствии сослужили неоценимую службу для воссоздания истории древнего края.
Белокожие художники тоже было пробовали освоить эту технику, малюя точечки на полотне, но коренной народ справедливо воспротивился плагиату. Разве белому пришельцу, недалекому «новоприеху», дано почувствовать «пульс» этой древнейшей земли? Конечно, нет. Чужакам она не откроется. Они приехали не понять ее, а попользовать. В первую очередь, для своего блага, а не для блага самой земли. Любая эксплуатация, несправедливость в конце концов приводит к взрыву, с помощью которого природа восстанавливает равновесие. Вот и аукнулось Австралии всеобщее потребительское отношение страшными новогодними пожарами в знаковом 2020 году.
Только те, кто живет с ней в гармонии много тысяч лет, понимают глубинные причины этой катастрофы. Природа –живой организм, которому нанесли много ран. Ее тело рубили, выгребали, рвали карьерами, травили отходами. И возмущенная, она устроила показательный суицид: сгорела сама и сожгла все вокруг. Так считают аборигены и, наверное, правы. Свою родину надо знать и любить до песчинки, до точечки, чтобы передать глубинные знания и уроки новым поколениям.
Да, но вернемся от глобальной роли Земли в нашем существовании через кажущуюся мелкой роли крабиков в создании шедевров искусства к обыденным человеческим отношениям, которые тоже играют свою роль в общем котле жизни. Горыныч старается загладить недовольсто женщины, пригласив на романтический променад к реке. При этом он улыбается, нежно берет за руку и часто заглядывает в глаза. Что остается делать ей, всепрощающей ? Она тает и топает рядом как глупая овца.
Дорога ведет к реке. Спускаемся к воде по зеленой травке покатого берега, и вдруг сердце наполняется тревожной ностальгией. Австралийская река похожа на славный Донец как близнецы-братья. Стремительный Донец несет свои глубокие воды по донеччине. Через Святогорский монастырь, высеченный в меловых горах, через любимую турбазу, где каждое лето играли в волейбол, кормили тучи комаров, влюблялись и плясали на дискотеках под «Маленькую страну» И. Николаева. Куда ты делась, наша «маленькая счастливая страна» на берегу красивой реки? Неужели ушла безвозвратно вместе с молодостью?
А вот и нет! Она будто через кальку отпечаталась на другом конце земли в маленьком городке со смешным названием «Корова». Не верите? Если перейти через мост, то с первых шагов очутитесь в маленьком поселке с еще более смешным названием Вагуня (Wahgunya). Милое имя созвучно то ли Ване то ли Гуне, то ли Ване-Гуне вместе взятым. Поселок Вагуня –пограничная зона между штатами Новым Южным Уэльсом и Викторией.
А имя реки тоже милое, но не совсем созвучное нашему –Марри (Murray River). Оно явно английского происхождения. Колонисты утвержают, что первопроходец капитан Чарльз Стёрт (Charles Sturt), обнаружив реку в 1830 году, назвал ее в честь Британского Секретаря Государства по вопросам войны и колоний сэра Джоржа Мари (British Secretary of State for War and the Colonies Sir George Murray). Вас не коробит в его регалиях слово «война»? Получается, обустраивали колонию с мечом? Тогда лично я за аборигенскую историю названия. К счастью, название менять не пришлось. Возмущенные незаконным захватом их коренных земель, аборигены подсуетились и придумали свою версию названия реки. Доказать ее подлинность невозможно, поскольку 65000 лет назад, во времена Dreamtime, письменности у них не небо. Но язык остался. Поэтому эта история как и многие другие передавалась из уст в уста через поколения.
История такая. Испокон веков аборигены жили коммунами. Упомянутая нами Вагуня тому пример. В переводе с аборигенского Вагуня это большой лагерь людей. Самые умелые и удачливые охотники в нем становились главными вождями. Так вот у вождя Гуррумарры (Gurrumarra ) и его жены Вари (Warey) рос сынок по имени Марри (Murray). Жара в то время стояла несусветная. Земля пустынная, ни травы ни деревьев как сейчас, а воды кот наплакал. Весь лагерь пережидал солнцепек, устроившись под одним огромным тенистым деревом. Его так и называли Деревом Жизни (The Tree of Life).
На закате мужчины охотились, а женщины занимались поисками воды. Ее отчаянно искали под слоем красной выжженной земли по определенным приметам.
И вот настала очередь Вари искать источник жизни. Муж – в одну сторону на охоту, а она- в другую. Взяла сыночка и побрела, и если видела примету, приседала и расчищала землю куском коры. А однажды так увлеклась, что не заметила, как сынок исчез. Побежал за ящеркой и пропал. Долго бегала-кричала- плакала Варя ( матери во все времена одинаковы), но он не отзывался. Позвала весь лагерь на помощь. И тут случилось чудо! Даже два. Когда сообща нашли мальчишку именно в том месте, где Варя слишком долго ковырялась, заметили , что там проступила вода. Набросились на источник всем лагерем и выпустили воду из подземного плена. Так маленький мальчик Марри стал героем, в честь которого и назвали реку. Хоть и непослушный пацан, но все-таки сын вождя! Сделали все как положено.
Теперь именно в этом месте река расширилась до ста метров шириной и углубилась до трех с воронками водоворотов до шести-восьми метров. Марри -река неширокая, но глубокая. Вода быстрая, стремительная и очень чистая. Ее темнозеленый цвет играет на солнце как дорогой малахит. Размытой тенью в ней отражается ряд лиственных деревьев. Точно наш Донец! Европейские деревья - невидаль для Австралии. Континент плотно захвачен эвкалиптами.
Правда, здешняя Марри берет начало с австралийских альпийских гор в национальном парке Костюшко с самой высокой в Австралии одноименной вершиной Гора Козиоско (Mount Kosciuszko) -2228 метров. Как славный польский революционер Тадеуш Костюшко легким движением языка превратился в смешную Козиоську, известно только ОЗИ-лингвистам и политическим партиям. Если лингвистам все равно, как произносить слово, то политикам- как раз на руку исковеркать слово до неузнаваемости. Чтоб даже намека не было на революцию.
От нахлынувшей ностальгии мои глаза повлажнели, и командир сразу заметил это. Но расценил мокроту как слабость и всепрощение и тут же начал командовать.
- Так, посмотрели на речку? Давай назад за великами!
- Хочется еще посидеть, на гусей посмотреть, уток посчитать!
- Пока посчитаешь, солнце сядет! Не успеем покататься вокруг.
Он торопил и был прав. Полдня прошло, а до таможки так и не добрались. Все-таки любопытно посмотреть, какие препоны чинят на другом конце моста через реку Марри, где начинается территория другого штата.
Легкой рысью возвращаемся за великами, седлаем их и синхронно крутим педали до моста через реку. Мост носит имя Джона Форда (John Foord Bridge). Мистер Форд был знаменитым первопроходцем. Или пионером, как называют смелых и отчаянных людей, которые мыслят и действуют опережая свое время. Кроме пионерского задора, Форд отличался редкой коммерческой жилкой. Именно он основал северную «Вагуню», которая спустя время дополнилась южной со странным именем «КОрова». Что ни говори, а «коровья» подоплека в названии просматривается, поскольку Форд вместе с сотоварищем пригнал сюда стадо коров в поисках богатых кормом мест. Коровки здесь прижились и стали размножаться, что положило начало развитию животноводства.
Именно Форд выступил инициатором развития житницы края. Благодаря ему на плодородных землях стали осваивать пшеничные поля, а он занялся строительством мельниц.
Кроме того, между двумя поселками в 1862 году Форд построил деревянный мост, который помимо транспортной составляющей выполнял таможенную функцию между штатами. За долгие годы интенсивной эксплуатации мост сильно расшатался и в 1892 был заменен на чудо, которое мы лицезреем до сих пор. Строили его лучшие инженеры Британии в лучших традициях того времени.
Нельзя сказать, что берега реки Марри здесь очень крутые, но мост получился чрезвычайно высоким. Издали он похож на странную скульптуру С. Дали «Слон на тонких длинных ножках», которая красуется на лондонской набережной. Дался мне этот Дали! Но в отличие от тяжелого слона, он выглядит хрупким и почти невесомым. В дизайне конструкции удачно переплелись талант инженеров и металл, что предстала перед зрителем мостом изящной легкости. А какой потрясающий с него открывается вид! Если смотреть сверху, не покидает ощущение свободного полета над необъятным простором блестящего серебра, которым играет на солнце живая река. Два ее широких рукава поначалу смыкаются, обнимая намытый течением песчаный остров, и снова вольно расходятся вдалеке.
Таких солидных мостов через великую реку Марри - четыре. Но именно этот на тонких ножках имел решающее значение в освоении новой колонии. Роль его больше историческая, чем коммерческая. Изначально колонии Австралии были разрозненными княжествами. И только в конце 19го века началось движение к объединению. В 1893 году в полюбившейся нам «Корове» происходил слет главных лиц всех колоний, который предопределил будущее Австралии как федеративного государства. С тех пор город называют «Колыбелью Федерации». Как символично, что благодаря реальному мосту были «наведены мосты» для объединения страны в федерацию штатов.
Причастность «Коровы» к историческому событию оспаривают и другие города глубинки. В частности, Тентерфилд(Tenterfield), что на севере штата НЮУ (NSW). Там тоже собирались «большие люди» для тех же целей. Мотивации городов понятны. Всем хочется быть на слуху и в центре внимания или быть селебрити. Звездой, по-нашему.
Стать селебрити (celebrity), не важно в чем, где и как – повальный психоз нашего времени. Кто-то выставляет селфи с распухшими, будто искусанными злыми осами губами, кто-то одевается во что-то немыслимое, кто-то, наоборот, раздевается. Ну а кому-то, как затерянной в хлебных полях «Корове», суждено быть звездой под названием «Колыбель Федерации». И хотя имя колыбели звучит гордо, внешних признаков , подчеркивающих ее значимость, в городке не найти. Ни тебе памятника величиной с Улуру (Uluru), ни хотя бы стэллы ростом с древний эвакалипт. То ли дело памятник «Колыбели Революции» в образе крейсера «Аврора»! Бесстрашный и внушительный зачинщик и свидетель социалистической революции навеки на посту в городе-герое Санкт-Петербург.
Кому быть звездой, пусть решают сами местные. Наше дело – слушать в инфоцентрах легенды рождения Федерации и делать восторженные лица, восхищаясь и коров- вагуньковскими и тентерфилдовскими мужами в деле объединения страны.
А пока держимся за поручни моста, сидя на великах, и восхищаемся красотой серебристой реки в кромке эвкалиптовых берегов. Заодно вежливо пропускаем людей, кто движется нам навстречу, успешно преодолев таможку с соседней Виктории. Пешеходно-велосипедная дорожка отделена от проезжей части моста солидной стеной из стальных балок. К делу таможенного контроля британцы подходили со всей отвественностью. Мышь не проскочит. И штурмом не возьмешь. Настоящий военный объект.
Отцепившись от поручней, продолжаем крутить педали к границе. Заодно репетируем быстрые и внятные ответы на вопросы: кто, откуда, зачем, куда. Стоп! Ели-пали... паспорта остались в мотеле. Минуточку, какие паспорта? Синие корочки с эмблемой страуса и кенгуру спокойно пылятся в домашнем загашнике до очередной международной туринтервенции. Они не нужны даже в местных аэропортах.
- У тебя кошелек с собой?- кричу в спину командира.
- Со мной. А что?- отвечает спина.
-Водительские права там?
- Конечно! А зачем?
- К таможке подъезжаем. Хоть какой-то документ надо показать.
Мост длиннющий, до таможки остается метров тридцать.
- Очнись, милая! Какая таможка? У нас нет ценных грузов. Кроме тебя, конечно!- отвечает голова, через слово поворачиваясь ко мне. Шутка это или нет (о моей ценности) выдает командирская спина, что затряслась от смеха. Или виной тряски неровные доски моста?
В самом деле, в конце моста нет ни будки, ни строгого погранца в форме с калашниковым наперевес. Зато есть большой металлический билборд, объясняющий правила перехода границы. Полностью изучить их нет никакой возможности. Билборд стоит на таких же высоких тонких ножках, что и мост, только мельче масштабом. Зато и мост и билборд выдержаны в одном стиле, да и любителям графити не дотянуться. Поэтому при переходе границы они оставляют зарисовки только на ножках-палочках.
Легко и радостно пересекаем ничейный пост и удаляемся по бетонной дорожке вглубь викторианского штата, которая ведет к реке. Бетон плавно переходит в накатанную гравием широкую тенистую дорожку вдоль реки , которая приводит к уединенному палаточному городку. Его жильцы обосновались здесь надолго, если не навсегда. Признаками постоянства проживания служат основательно вкопанные палатки, рядом мобильные солнечные батареи на ножках, печки-лавочки и пластиковые туалеты. Семейные картины дополняют детские игрушки и велосипеды, брошенные где попало.
Именно это место выбрано неспроста. Лагерь раскинулся на высоком берегу изгиба реки. Вид с него открывается изумительный. Распрягаем своих двухколесных гнедых в готовности распластаться на зеленой поляне, но вовремя замечаем, что она основательно сырая. Вокруг ни одной лавочки, присесть негде. Если нет лавочек, это значит одно из двух: или лагерь самовольный или у мэрии нет денег для его обустройства.
Как раз напротив, на другом берегу виден ухоженный караван-парк, где и лавочки и фонтанчики с водой. Его недостаток только в одном - нет роскошного вида на живописный простор реки.
Поколесив в самопальном лагере по буеракам, где возле ванчика(van) дымит костер, брешут голодные собаки, орет музыка и еще громче орут синие от татуировок люди, припускаем в сторону цивилизации. Нет, не злые собаки нас пугают, а то как неласково смотрят татуировщики на заезжих хлюпиков в шлемах. Не дай бог, позовут на чай, а у нас с собой кроме бутылок с водой ни варенья ни печенья. Хуже, когда распознают пришлый акцент, хотя часто путаются с определением.
- German?
Прикинуться немцами «Ya- ya-ya»? Есть определенный риск, если у кого-то из них в ВВО погибли деды.
- Serbian?
Нет, братку. Они сами видят, что не те мы братки. Сербы чернявые с темными глазами и вытянутыми лицами.
- Polish?
Снова мимо. Не те мы хлопец и дивчинка (chlopiec i dziewczynka), хотя из одного табора.
-Czech?
Что-то им подсказывает, что и не чехи тоже.
Перечислять все дружественные когда-то страны можно долго, и за долгим чаем истина все равно откроется. Сверлят взглядом насквозь. Вдруг по неосторожности ляпнем «Russians». Упаси боже! Не здесь не сейчас. Никакой прикид, никакие песни про интернационал и велосипедные шлемы и не спасут от бесславного конца.
- We are from Ukraine!
В каком полушарии эта страна, никто понятия не имеет, но догадываются, что не среди стран «золотого миллиарда». Значит, почти «свои парни». Ведь как рассуждают «рил ози» или настоящие ози (real ozi)? Мы, кровь и соль земли этой, ютимся в старых ванах, едва сводим концы с концами, а ушлые иммигрантики дразнят своим праздношатанием, дорогими великами, мобилками. Одним словом, оскорбляют местных своим благополучием. Так дело не пойдет! No Passaram! Хотя вряд ли они знают значение последнего выражения.
Как назло, глубокие скользкие рытвины от колес, кольнувшие душу ностальгией родного селянского бездорожья, никак не давали развить скорость. Велосипеды часто буксовали и то и дело скатывались в самую грязюку, норовя опрокинуть в месиво самого седока. Паника тоже не лучший ускоритель движения. Кое-как с оглядками добрались до знакомой таможки и только там свободно вздохнули.
Короткая велосипедная прогулка по необозначенным на карте дорожкам послужила хорошим уроком следовать простому правилу «не ехай, куда не просят, и не нарвешься». И в тоже время позволила приоткрыть еще одну грань города, которую не распознать за глянцевым фасадом. Край богатый, но не все в нем живут зажиточно. У этих людей, а их немало, и стол и дом помещается в одном небольшом ванчике. Можно только догадываться, на что живут. По этой причине праздные туристы для них как красная тряпка для быка. Чем дальше в дикую глубинку, тем настроения жестче, поэтому ехать туда в одиночку можно, но на свой собственный риск. Несмотря на то, что народ за два столетия умудрились сделать законопослушным, лихие люди еще не перевелись.
В принципе мы не приключений искали, а одно знаменитое дерево. Оно называется Каноэ- дерево(Canoe Tree ) и, якобы, видно с любой точки реки. Если так, то деревище должно быть огромное! Это дерево знаменито тем, что сохранилось с времен, когда аборигены пользовали его кору в строительстве речных плоскодонок для навигации по реке. На нем табличка (для желающих попрактиковаться в английском) :
"In the days before European settlement and for a short time after, Aboriginal people were known to remove bark from trees for various purposes including the construction of shelters, watercraft and containers. This very old River Red Gum bears a scar where bark was removed to make a canoe." It then explains exactly how the bark was removed and prepared and adds: "Most bark canoes took several days to make and lasted about a year. Their low, flat shape suited navigation on the Murray, but they capsized easily and required skilled handling".
Однако «малютку» найти так не удалось то ли из-за слабого зрения, то ли из страха перед синюшными вольнолагерниками.
С милой викторианской Вагуней очень хотелось познакомиться поближе. Подружка Коровы, что через мост, Вагуня, из когда-то мелкой деревни со временем превратилась в крупный перевалочный пункт. Это случилось, когда в близлежащем поселке Бичворс (Beechworth) в 1852 году нашли золото. Безработный народ, чтоб как-то разжиться, сразу ринулся туда. Учреждение накануне в 1851 году таможенной службы оказалось как нельзя кстати.
Первопроходец и коммерсант Форд держал нос по ветру и тут же построил пароход с громадным колесом, который лопатил воду от Вагуни до нового клондайка, обеспечивая копателей всем необходимым. В начинающем оформляться городке настроил гостиниц, заемных офисов, магазинов. Это дало колоссальный толчок его развитию.
Форд, без сомнения, внес существенный вклад в развитие Вагуни. Зато потом без ложной скромности назвал почти все его улицы именами своих родственников. Ну и ладно. Настоящие мужики этого заслуживают. Аборигенам тоже спасибо, что не переименовали их на свой вагуневский лад. Хотя запросто могли это сделать, когда Премьер Министр Кевин Радд в 2000ом году во всеуслышание попросил у них прощения за все английские грехи. А их было ох как много!
В отличие от аборигенов Австралии аборигены Украины меняют названия когда захотят или когда приспичило с патриотизмом. Теперь своей краматорской колыбели, где прошла добрая половина жизни, не найти не то что с фонарем, но и с сателлитом. СтОит вбить родной адрес в электронный гаджет, корчится и глючит он, будто пытают. Неужели потому, что от него русским духом пахнет? Вот и маешься, где эта улица, где этот дом... Где все друзья, одноклассники, одногруппники, коллеги...
Одним росчерком пера вместе с людьми и адресами вычеркнута история целого поколения шестидесятников. А это очень, ну очень обидно! Ведь отработали они почти на голом энтузиазме, но на совесть, преумножая достижения страны. И что особенно важно, ничего в награду особо не просят, даже пенсию. Наверное, из скромности и милосердия к неньке, взрастившей достойное чадо. За морями прожить на последнюю жалкую награду не получится и дня.
Возвращаясь обратно, на границе штатов возле моста в глаза бросается старинный двухэтажный дом. Он отличается от всех других большими размерами и роскошными кружевами деревянных изразцов. Наверняка бывшая «хатынка» главного таможенника. С упразднением пограничной службы доходы главного иссякли, и дом постепенно пришел в запустение. Совсем недавно великолепная «хатынка» засияла обновлением, и сейчас на ней красуется вывеска ресторана. Метаморфозы жизни: еще вчера – фискальное дело, сегодня – чревоугодное.
Но именно сегодня, когда голодные велосипедисты едут мимо, ресторан не подает никаких признаков жизни. Праздник Святой Пасхи - выходной для всех, и мы несолоно хлебавши крутим педали назад в мотель, чтоб перекусить чем Бог послал и основательно отдохнуть перед следующим маршброском. Теперь уж полностью по территории соседнего штата Виктория.