Когда война закончилась, и я оказалась в душевой кабине, по запотевшим прозрачным стенам которой стекали теплые потоки мыльной пены, мои мысли унеслись куда-то далеко, в жаркий летний день, где я играла с плюшевым мишкой за кустом калины во дворе четырёхквартирного деревянного дома. Нагретый солнцем уголок деревянного дома притягивал к себе жирную муху, и муха жужжала, потому что было тихо. Когда очень тихо, всегда слышно, как жужжит муха. Я могла пойти в сад и нарвать клубники. Тогда я еще не знала, что я вырасту, и начнется война. Я не думала о том, что окажусь плохим солдатом. Я не знала, что деревянный дом снесут, а клубника сделается невкусной, но за нее придется платить. Я бы даже не поверила в то, что тишина когда-то станет такой же редкостью, как куст калины во дворе. Наверно, я бы подняла на смех того, кто рассказал бы мне о душевых кабинах.
Разве память не мешает нам? Разве есть что-нибудь еще, кроме этой теплой воды, льющейся сверху.… Разве была когда-то маленькая девочка вместо того солдата, что смотрит сейчас на свое отражение, изувеченное не то войной, не то кривизной мокрого зеркала...