Картина. Почти библейский сюжет

Александр Вячеславович Кузнецов
Аннотация
Молодой человек устраиваясь на новую работу, видит в кабинете HR картину, которая производит на него сильное впечатление. В попытке раскрыть тайну картины, главный герой узнает страшные подробности её создания, и тем самым, высвобождает, скрытое ещё в детстве, опасное желание.


Картина.
Драма в пяти действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
АЛЕКСАНДР, в прошлом сотрудник полиции, ныне на испытательном сроке в сотовой компании, в детстве неплохо рисовал, 30 лет.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ, бывший художник, 44 года.
ОЛЬГА, HR менеджер сотовой компании, 26 лет.
НИКОЛАЙ, специалист IT сотовой компании, 22 года.

Действие происходит в Санкт-Петербурге. Наши дни.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Кабинет HR менеджера. АЛЕКСАНДР и ОЛЬГА.

ОЛЬГА. Да, да, Александр, я в курсе. Пройдёмте в кабинет. Присаживайтесь. Давайте документы. Мне тут донесли, что вы, с нашим безопасником, Сергеем Петровичем вместе в полиции работали.
АЛЕКСАНДР. Пересекались в управлении, но лично, я с ним не был знаком. Он оперативник, а я, в отделе Р служил.
ОЛЬГА. Сейчас компьютер загрузится.
АЛЕКСАНДР. Любопытная картина на жалюзи.
ОЛЬГА. Это ребята из IT постарались. Кстати, если темно, можете поднять жалюзи, только вторую группу ламп не включайте, уж слишком ярки эти светодиодные лампы. Словно на операционном столе находишься.   
АЛЕКСАНДР. Да мне всё равно. Вроде всё видно. Только странно, у вас с восьмого этажа должно быть вид прекрасный, а жалюзи закрыты.
ОЛЬГА. Прекрасный?
АЛЕКСАНДР. Как-никак Санкт-Петербург за окном.
ОЛЬГА. Предпочитаю восхищаться природой.
АЛЕКСАНДР. Человек давно сравнялся с нею.
ОЛЬГА. Вопрос только, зачем?
АЛЕКСАНДР. Разве плохо, что красоты будет больше?
ОЛЬГА. А по-моему, это из зависти.
АЛЕКСАНДР. Мне нравится, как человек завидует. Взять хотя бы эту картину. Стойте, это же вы! Ну, точно, волос, плечи…
ОЛЬГА. На этом остановимся. А вообще, сходство иллюзорное. Просто я единственная в кабинете, кто хоть как-то подпадает под изображённое. Вот вы и попались.
АЛЕКСАНДР. Но ведь ваши ребята из IT не зря именно вам её презентовали.
ОЛЬГА. Тут, я полагаю подтекст. Возможно в мой адрес. Они большие шутники у нас. И всё же, на картине не я. Себя бы я узнала.
АЛЕКСАНДР. Говорят, со стороны виднее. Кстати, вы не замечали такого факта, что когда человек слушает свой голос на пленке, то он уверяет окружающих, что это не его голос. Хотя все вокруг утверждают, что голоса идентичны. Если спроецировать вас на картину, то многое становится понятным в полотне. Ваш тёмный кабинет и закат на картине. Опять же, ваши предпочтения к природе и морской прибой.
ОЛЬГА. А если предположить, что в картине, главный персонаж не я, а вы.
АЛЕКСАНДР. Как это? Ну, нет, тут же явно девушка изображена.
ОЛЬГА. Дело не в девушке. Именно поэтому она неопределенно нарисована. Она не главная. Главный тот, чьими глазами мы видим девушку у моря? А это мужчина. Вот кто он, вопрос?
АЛЕКСАНДР. Он? Почему вы считаете, что глаза, смотрящие на девушку, принадлежат мужчине?
ОЛЬГА. Он, он. Так может смотреть только мужчина. Взгляните, у девушки, акцент сделан более на голени нежели на кисти рук. И одежда; женщина бы так не одела девушку. К тому же, если бы глаза, смотрящие на девушку, принадлежали женщине, мы бы увидели девушку хотя бы в профиль. Мне думается, тот, кто на неё смотрит не хочет быть замеченным девушкой.
АЛЕКСАНДР. (с ухмылкой) Тайный воздыхатель, а может, маньяк? Да, похоже тут вы правы, автор смотрит мужскими глазами. Интересно было бы познакомиться с зачинщиком нашего спора.
ОЛЬГА. Завтра узнаете, когда вам будут ноутбук выдавать в отделе IT. А пока, загляните в отдел безопасности, это на цокольном этаже. Идёте до конца коридора и на право. Первая дверь их.
АЛЕКСАНДР. Ясно. Ну, что ж, загляну к бывшему сослуживцу. Вы, что, со мной?
ОЛЬГА. Нет, мне на совещание.
(оба выходят из кабинета)


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Кабинет IT. АЛЕКСАНДР, после, присоединяется НИКОЛАЙ.

АЛЕКСАНДР. (стоит в коридоре, кричит кому-то) Простите, не подскажите, где кабинет Николая? Этого… Ну, который айтишник? (с досадой, себе) А, точно! Написано же на двери. (входит в пустой кабинет) Что ж, подождем, подождем. (слышит метель) Ух, как воет. Прощальный поцелуй от зимы. (ходит по кабинету) Судя по голосу Николая, ему около двадцати. Совсем мальчишка. Конечно, в целом, картина выполнена поверхностно, лишь местами можно признать линии выверенными, точными, а порой гениальными, но руки, подобные руки, и я, мог бы изобразить. И всё же, картина выполнена неплохо. Почему она заставляет думать о ней? Что за тайна? Кто эта девушка? Сходство с Ольгой есть, но и тут она права, сходство не абсолютное. Имеется некоторая схожесть. Нет, гадать можно хоть век. Правду, сказать может только автор. (смотрит на часы) Где же Николай? Может в коридор выйти? Не удобно одному в чужом помещении. Впрочем, он сам сказал обождать его в кабинете. Чёрт, будто за ноутбуком не на склад пошёл, а на рынок поехал, где его метель унесла или черти съели.
НИКОЛАЙ. (заходит в кабинет с ноутбуком) В такую погодку только чёрта и можно упоминать. Как крутит, а воет, воет как, слышали? (здороваются за руки) Так, Александр, вот, ваш ноут, VDI настроен. Держите временный пароль. Всё. Будут вопросы, проблемы звоните.
АЛЕКСАНДР. Нужно где-то расписываться?
НИКОЛАЙ. Да, конечно. Забыл совсем. Вот тут. А вы, случаем, не родственник нашему безопаснику, Сергею Петровичу?   
АЛЕКСАНДР. Нет, я с ним только вчера познакомился. Что ж, спасибо.
НИКОЛАЙ. Удачного дня.
АЛЕКСАНДР. (уходит, но останавливается у двери) Да, Николай, хотел расспросить вас об одной картине, что вы так мастерски изобразили на жалюзи в кабинете Ольги.
НИКОЛАЙ. А-а, и вы заинтересовались. Только это не я. Я всего лишь скопировал сюжет, используя принтер. Вернее, это даже не принтер. Это, знаете ли, последнее чудо техники. Если бы он ещё мог себя воспроизвести, цены бы ему не было. Представляете, берете в аренду эдакий принтер…
АЛЕКСАНДР. Да, конечно. Я понял идею. Забавно было бы. Скажите, этот сюжет, вы откуда скопировали?
НИКОЛАЙ. А эта картинка принадлежит широко известному, в своё время, художнику, а нынче, городскому сумасшедшему, Вишнякову. Имя к сожалению, запамятовал. Что-то немецкое.
АЛЕКСАНДР. Михаил Карлович.
НИКОЛАЙ. О! Точно, Карлович.
АЛЕКСАНДР. Слышал, он не у дел.
НИКОЛАЙ. Я далек от подобного рода искусства, и всего, что вокруг него крутится.
АЛЕКСАНДР. А мы, в школе рисования, учились по его работам. Он, кажется, тогда уже в Санкт-Петербурге проживал. В мои тринадцать лет, у меня были потрясающие данные. Нет, я не красуюсь. Потрясающие данные - это слова преподавателя.
НИКОЛАЙ. Тогда почему сотовая компания?
АЛЕКСАНДР. О, я сменил не одну профессию и отнюдь не имеющих отношения ни к рисованию, ни к связи. Забавно, но я никогда не задавал себе вопроса правильно ли поступил тогда, когда порвал с искусством. Тот же преподаватель чаще других учеников не только хвалил, но и бранил меня, как он говорил, за прыжки выше головы. Минуту назад я был не вполне откровенен с вами. К потрясающим данным преподаватель добавлял приставку – но. Видите ли, мой букет выходил лучше самого букета. Преподаватель твердил об опасности, этих, моих исканий, в столь юном возрасте. «Вы можете», - говорил он мне, - «писать иначе, чем есть, или лучше вашего учителя, это бы меня только радовало, но писать лучше, чем есть на самом деле, нет». Знаете, у Аристотеля ученики обязывались молчать первые пять лет. Вот и я должен был молчать в живописи. Впрочем, против совести, преподаватель не шёл. Он ставил мне отметки отлично. И всё же, он видел меня, в будущем, в архитектурном, нежели в живописи. Последний мой день в школе рисования был шумным. Это была очередная зачетная работа на вольную тему. Увидев моего Гольбейнского Христа, преподаватель пришёл в такое негодование, что вся школа сбежалась на его крики. И всё же не конфликт с преподавателем дал другое направление моей жизнедеятельности. Мне сейчас думается, что причина была в другом. Ещё за два месяца до моего исключения из школы, меня поразил, выполненный акварелью, Стог сена – написанный Михаилом Карловичем. Никто, даже мастера прошлого не вводили меня в такое возвышенное и в тоже время гнетущее состояние.
НИКОЛАЙ. Вижу, вас и эта его работа задела. Если хотите, могу поведать вам, то немногое, что мне известно об авторе. Вернее, о нынешнем его состоянии. Дело в том, что мои родители живут в одном доме с ним.
АЛЕКСАНДР. Буду признателен. Я практически ничего не знаю о нём. Даже тогда, в юности, не интересовался.
НИКОЛАЙ. Но вы, хотя бы, слышали про галерейный район. Нет? (смеется) Только представьте, этот гений, разрисовал картинами всё в округе. Весь район. Его полотна на гаражах, трансформаторной будке, заборах, естественно не обошёл он и многоэтажные дома. И что примечательно, все они изображают силуэты девушек, но без лиц. Точнее лица есть, но они скрыты от зрителя. Одна в пол-оборота сидит, другая закрылась теннисной ракеткой. Есть там и наша с вами картина из кабинета Ольги. Впрочем, жильцы, галерейного района, так теперь прозывают их место, в восторге от его художеств.
АЛЕКСАНДР. Да, занятная личность. Сейчас бы я нашёл о чём с ним поговорить.
НИКОЛАЙ. (скривил лицо) Не советую. Судить конечно можно по-разному, но мне кажется он, как бы это сказать, (щелкнул по горлу пальцем) в творческом поиске. Ну вы понимаете. Я видел его, не так давно. Одет не по сезону; какая-то брезентовая ветровка, явно с чужого плеча, рваные джинсы, кеды без шнурков. И это зимой! Да и вообще, родители говорили, он человек нелюдимый, и избегает, каких бы то ни было контактов.
АЛЕКСАНДР. Я всё же попробую.
НИКОЛАЙ. Удачи.
(Жмут руки. Расходятся)


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТИЕ

У канала Невы. АЛЕКСАНДР.

АЛЕКСАНДР. Вот и Нева окончательно очистилась от льда. Да, уже целый месяц, как я… нет, вру, больше. Точно, сороковой день пошёл, как я корплю над своей работой, дабы показать её Михаилу Карловичу и таким образом попытаться сойтись с мэтром. И ведь выходило превосходно, несмотря на то, что кисти я уже лет пятнадцать, как не брал в руки. Сила, копившаяся во мне все эти годы, прорвалась и брызнула на холст. Моя героиня, буквально, точная копия Ольги. Покажи я ей свою работу, она бы не отвертелась, признала. Господи, перед кем я красуюсь? Ведь не то, всё не то. Ещё вчера я был в полнейшем восторге от работы, а сейчас вижу на холсте простые мазки. И если уж сам сомневаюсь, то, Михаила Карловича тем более не обмануть. Как не обмануть затянувшейся зиме Неву. (тревожно) Боже, что это? Тфу ты чёрт, показалось человек в воде. (смеётся) Своё отражение принял за утопленника. (бодро) А, глазища, глазища-то какие. (серьёзно) Погоди, погоди. Есть! (Александр убегает с криком) Нашёл!


ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

В квартире МИХАИЛА КАРЛОВИЧА, хозяин и АЛЕКСАНДР.

МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Благодарю, что согласились подняться ко мне. Признаюсь, я давно наблюдал за вами. Вы часто в это время стоите у картины Девушка у моря. Но, я бы не подошёл к вам и теперь, если бы не ваша доработка к моей картине. Эти пронзительные, измученные глаза, смотрящие на девицу. Хорошо сработано. Я так не умею.
АЛЕКСАНДР. Не умеете? Вы? Тот, кто написал Геометрический этюд, проданный за два миллиона долларов.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. (рыскает что-то по антресолям) Простите, на улице, не расслышал вашего имени.
АЛЕКСАНДР. Александр. Александр Сомов.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Сомов, Сомов. Нет, не слышал. Пишите?
АЛЕКСАНДР. В детстве увлекался. Теперь, нет.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Почему?
АЛЕКСАНДР. Таланта нет.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. У вас нужных знакомств нет, а талант есть.
АЛЕКСАНДР. Вы про глаза? Это единственное, что мне удалось за двадцать лет.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. (смотрит на полупустую бутылку коньяка) Да, с глазами вы угадали.
АЛЕКСАНДР. Вообще-то, эту идею мне подкинула одна женщина, очень похожая на вашего персонажа. Кстати, Михаил Карлович, хочу спросить, про эту девушку у моря.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Кто такая? Художник?
АЛЕКСАНДР. Не понял. Вы, про женщину? Нет, она работает в сотовой компании, в отделе кадров. HR по современному.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Коньяк пьёшь?
АЛЕКСАНДР. Если только для согрева.
(Михаил подсаживается к Александру за столик и разливает остатки коньяка)
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Расскажи мне о ней.
АЛЕКСАНДР. Я, собственно, её толком не знаю, только месяц назад познакомились.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Ну, опиши её.
АЛЕКСАНДР. На вид ей, лет двадцать пять. Густой смоляной волос ниже плеч. Нос прямой. Форма головы…
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Ты, что, в полиции работаешь?
АЛЕКСАНДР. Почему в полиции?
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Ну, а, что ты мне фоторобот даёшь.
АЛЕКСАНДР. Испанка. Испанка из Андалусии. А вот характер мягкий, вроде вашего коньяк.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Мм, эдакое кофе с молоком. Встречал таких, встречал. Так, достану-ка я, ещё Martell.
АЛЕКСАНДР. Мне пожалуй многовато будет.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. А я выпью. А после расскажу тебе историю о девушке у моря. Вернее, и о ней тоже. (опустошает очередной стакан коньяка, кряхтит и наливает снова) В общем, родился я, что называется с ложкой во рту. Москвич. Отец реставратор. Мать заведующая галереей и устроитель выставок. Отчим глава банка. Я многое и многих знал. Уже в двадцать три года ко мне записывались в очередь на портреты чиновники, бизнесмены, артисты, их жёны и любовницы. Я был успешен, богат. Имел собственную мастерскую и учеников. Обласкан вниманием власти и женщин. Меня боготворили, чествовали и любили. Но мне этого было мало. (смотрит на стакан, проглатывает его содержимое) Не знаю, но почему-то именно здесь, в граде Петра, я бросил вызов самой природе. И она приняла его. Она выставила против меня лучшею свою часть - студентку из провинции. Помимо того, что она училась в университете, эта девица подрабатывала натурщицей. У неё были данные и принципы. К примеру, она не позировала обнажённой. Я рисовал её днями и ночами. Она была совершенством, но у меня никак ни получалось создать её на холсте. Понимаете, я даже не мог её скопировать? Где там говорить о соперничестве. Она была лучше моего таланта. Я был зол, но эта злоба возбуждала во мне азарт. Я пытался разгадать фокус природы. Однажды, я увидел свою модель на перекрестке. Она была решительна, собрана. Прибежав в студию я буквально за час написал её новый портрет. И это было здорово, но ещё не хорошо. И тут я понял, её, природу, нужно писать не в студии, а в естественных условиях. Я стал наблюдать за девушкой. Как она расслаблено сидит у канала, как задумчиво смотрит в тетрадь в аудитории университета, или как резвится на роликовых коньках под Александровской колонной. Каждый раз, после подмеченного мной, я прибегал в студию к картине и переделывал её, доделывал, снова переделывал. Портрет выходил всё лучше. Мне почти удалось докопался до истины. И всё же… Вы не знаете почему мальчишки всё ломают? Ну, там, колесики у машинки, подставки у солдатиков.
АЛЕКСАНДР. Что? А, может, из-за чрезмерного желания. Когда чувства переполняют, а тело ещё плохо управляемо.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Вот и со мной случился переизбыток чувств, а тело не поспевало за ним. Я – бездарь. (пьёт очередной стакан) За бездаря! Хотя, нет.
АЛЕКСАНДР. Михаил Карлович, у вас жар. Вы слишком легко были одеты сегодня. Нет, нет, мне не наливайте. Да и вам, пора бы остановится.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Остановится? Э, нет, друг мой, раз начал, то докончу. Она стала подозревать, что за ней следят. (смеётся) Я вызвал у неё паранойю. Хотя паранойи-то никакой не было, я действительно следил за ней. Лицо, походка, манеры, всё изменилось в ней. Я видел у неё тревогу, волнение и даже страх. Конечно, всё это, я тут же переносил на холст. Но она стала осторожничать. Занавесила тяжёлыми шторами окна квартиры, и я уже не мог видеть её с дома напротив, где специально снимал комнату. Поэтому, мне приходилось придумывать более сложные схемы.
АЛЕКСАНДР. Какие схемы, о чём вы?
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Я бывал у неё на квартире и без её ведома. Да-с. Я вдыхал аромат её платьев. Кусал недоеденное ей яблоко. Подолгу лежал на её постели, пытаясь увидеть её сны. Однажды мне удалось появиться в квартире, когда она была дома в весьма пикантном положении. Так как она жила одна, то дверь в ванной не закрывала. Я нарушил её принцип, и лицезрел её всю целиком. Она была восхитительна. Но для полноты картины недоставало одного. Я не видел её спящей. Каждое утро, просыпаясь, человек надевает маску, в зависимости от того с какой ноги он встает. А мне нужно было иметь её не поддельное, первозданное лицо. Я желал видеть начало. Мне нужна была её умиротворённость.
АЛЕКСАНДР. Вы хотите сказать…
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. (кричит) Не мешайте исповедоваться, чёрт бы вас подрал! Или как там… чистосердечно раскаиваться.
АЛЕКСАНДР. Господи, да неужели, вы…
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. (спокойно) Нет, я её не трогал. Это был не я, нет. В ту ночью, когда я проник к ней в квартиру, её там не было. В состоянии обманутого мужа, я рыскал по городу, ища её. Насилу узнал, что она в клубе Метелица. Ринулся туда, там мне сказали, что она часа два, как уехала к дому Зингера, с друзьями, с этими, как их, чёрт, а-а-а (хватается руками за голову, вдруг тычет пальцем в Александра) руферами. Да, имелось у неё дрянное хобби, в виде ночных прогулок по крышам. Именно на одной такой неформальной экскурсии мы с ней и познакомились. В общем, когда я примчался к дому Зингера, там уже стояли полицейские машины и толпа зевак. Её бездыханное тело увезли до моего появления, лишь огромная лужа крови ждала меня на асфальте. Увы, природа разбила своё творение вдребезги, но явила ещё более прекрасное. Никогда, никогда мне не доводилось видеть подобного завораживающего зрелища. Эта геометрически растекшаяся бурая клякса на асфальте. Какие линии, какой цвет. И тогда я понял, я проиграл.
(Михаил Карлович, не аккуратно кладет руку на стол. Бутылка опрокидывается, содержимое растекается. Александр перехватывает бутылку не давая залить стол окончательно)
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. (лениво) Оставь. Между прочим, за этот геометрический этюд, на аукционе, люди выложили два миллиона. Нет, не мне. Ей, победительнице. Люди заплатили контрибуцию за свой проигрыш. А со мной всё было кончено. Я подвёл человечество. Только потом, я осознал, что всё это время ошибочно пытался вместить целый мир в кусок холста. Нет ничего цельного. Всё расплывчато, как та кровь на асфальте. Красота не может быть заключена в рамку. Саня, она туда не влезает! Она везде, она всюду! Потому-то и появились в разных местах её части. У девушки, что у моря, я нарисовал её голень, у той, что играет в бадминтон - шею. А знаешь, я рад, что ученик не превзошёл своего учителя. Так как природа - гений. Слышишь? Гений! А я, так, мальчишка.
(Михаил Карлович придвинулся к Александру и хватая его за колено, сам встаёт перед ним на коленки)
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Ваня, ты должен. Слышишь, Вань, должен?
АЛЕКСАНДР. Я - Александр.
МИХАИЛ КАРЛОВИЧ. Что такое тридцать лет? Тьфу. У тебя талант, ты сможешь. (тычет пальцем вверх и говорит шёпотом) Ты, одолеешь её!
АЛЕКСАНДР. Михаил Карлович, вам бы прилечь, правда, пойдемте. (Александр уводит обессиленного рассказчика)


ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Заснеженная улица. АЛЕКСАНДР возвращается домой. С шапкой в руке и в пальто нараспашку.

АЛЕКСАНДР. Как, там, говорил мастер - «Хорошо сработано. Я так не умею. У тебя талант, ты сможешь». (протяжно) М-да. (оглядывается по сторонам) Однако зима не сдаётся. Напорошило-то как. Словно чистый холст постелила на напольный мольберт. (смотрит под ноги) Какая поступь у меня твёрдая. Следы отчетливые, ровные. (тычет пальцем на следы) Нет, в этой жизни я оставлю свой след! Чёрт, опять снег пошёл, что ж, пойду и я.
(Александр медленно уходит)

(Начинает идти густой снег, скрывая созданные человеком следы)

ЗАНОВЕС