ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)
Глава 96.10. ПРОИЗВОЛ ПОРОЖДАЛ ПРОИЗВОЛ…
«Во Французской революции, вследствие того, что законы религии были отменены одновременно с ниспровержением гражданских законов, человеческий ум совершенно потерял под собой почву; он не знал, чего держаться и где остановиться. Появились революционеры невиданного типа, которые довели смелость до безумия, не знали сомнений и колебаний перед осуществлением какого бы то ни было намерения. И не следует думать, будто эти новые существа были единичными и мимолетными порождениями известного момента, осужденными исчезнуть вместе с ним. С тех пор они образовали целую расу, которая размножилась и распространилась по всем частям цивилизованного мира, везде сохраняя одну и ту же физиономию, один и тот же характер. Мы знали ее при ее зарождении, и до сих пор она у нас перед глазами».
Алексис Токвиль, 1856 год
10 декабря 1873 года Федор Михайлович Достоевский, желая дать авторский комментарий к роману «Бесы» и объяснить его общественное значение, опубликовал статью «Одна из современных фальшей». Излагая в ней свой взгляд на российское освободительное движение, он писал:
«Без сомнения, из всего этого (то есть из нетерпения голодных людей, разжигаемых теориями будущего блаженства) произошел впоследствии социализм политический, сущность которого, несмотря на все возвещаемые цели, покамест состоит лишь в желании повсеместного грабежа всех собственников классами неимущими, а затем "будь что будет". (Ибо по-настоящему ничего еще не решено, чем будущее общество заменится, а решено лишь только, чтоб настоящее провалилось, — и вот пока вся формула политического социализма.)» { Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 21. Л., 1980. С. 130}.
Теоретики «политического социализма» появились в России в первой половине XIX столетия.
Недовольство абсолютизмом и умелая против него агитация быстро увеличивали число сторонников разрушения государственного устройства. Антагонизм между властью и теми, кто жаждал ее захвата, разжигаемый взаимной ненавистью, ожесточался и ширился. Так с нарастающей силой продолжалось вплоть до октябрьского переворота. В смертельное противостояние вовлекались все большие массы людей.
Обман, шантаж, мистификация проникли в политическую борьбу задолго до появления на горизонтах российского освободительного движения создателя конспиративного сообщества «Народная расправа» Сергея Геннадиевича Нечаева*.
*) НЕЧАЕВ Сергей Геннадиевич (?)(1848 - 1882) - революционер. По происхождению бедный мещанин, он научился грамоте в 16 лет и выдержал экзамен на учителя. С осени 1868 г. вел революционную пропаганду среди студентов Санкт-Петербургского университета и медицинской академии; студенческие волнения в феврале 1869 г. были в значительной мере его делом. За границей он вступил в сношения с Бакуниным и Огаревым . В сентябре 1869 г. вернулся в Россию и основал в Петербурге и Москве революционное "Общество народной расправы". Дело мирной пропаганды, по его мнению, окончено; приближается страшная революция, которая должна подготовляться строго конспираторским способом; дисциплина должна быть полная. Когда студент петровской академии Ив. Иванов обнаружил неповиновение воле Нечаева, последний решил устранить его, и в ноябре 1869 г. Иванов был убит в гроте академии самими студентами: Нечаевым, Успенским, Прыжковым, Кузнецовым и Николаевым. Сам Нечаев успел бежать за границу, но 87 лиц были преданы суду Санкт-Петербургской судебной палаты по обвинению в революционном сообществе; те из них, которые вместе с тем обвинялись в убийстве, приговорены к каторжным работам, другие - к более мягким наказаниям, некоторые оправданы (1871). Нечаев издавал за границей журнал "Народная Расправа". Крайне отрицательная характеристика молодого поколения революционеров, сделанная Герценом (в посмертных статьях), по-видимому, внушена знакомством с Нечаевым. В 1872 г. швейцарское правительство выдало Нечаева России, как уголовного преступника. Он судился в Московском окружном суде, с участием присяжных, в 1873 г. и был приговорен к каторжным работам в рудниках на 20 лет. В дальнейшем обязательство, принятое русским правительством при требовании выдачи Нечаева, исполнено не было: Нечаев не был послан в рудники, а посажен в Петропавловскую крепость, где с ним обращались как с политическим арестантом. В крепости Нечаев приобрел большое влияние на караульных солдат, считавших его высокопоставленным человеком, вступил через них в сношения с народовольцами, бывшими на свободе, и до некоторой степени играл в их среде руководящую роль, но скоро разошелся с ними, так как они не хотели следовать его советам, имевшим явно безнравственный характер. В 1882 г. солдаты из гарнизона Петропавловской крепости судились за организацию сношений Нечаева с волей и приговорены к разным наказаниям. Нечаев умер незадолго до этого процесса. Это был человек большой силы воли, умевший импонировать людям, особенно простым - крестьянам, солдатам, - но иногда и интеллигентным, даже пожилым (писатель Прыжов), и всецело подчинял их своей воле. Полный жгучей, органической ненависти к существовавшему политическому и социальному строю, в способе действий не гнушался никакими средствами - ложью, вымогательством денег, подслушиванием, выкрадыванием чужих писем и т.д. Извлечения из отчетов о двух Нечаевских процессах перепечатаны в сборнике Базилевского: "Государственные преступления в XIX в." (т. 1-й, Париж, 1905). Заметки о Нечаеве (в отрицательном духе, поскольку дело идет о личной порядочности Нечаева, и восторженные, поскольку дело идет о твердости его воли, энергии и убеждений) - в "Вестнике Народной Воли", № 1. Делом Нечаева вдохновлялся Достоевский в романе "Бесы". Речь Спасовича , защищавшего в первой части Нечаевского процесса Кузнецова, Ткачева и Томилову, см. в V т. "Сочинений" Спасовича (Санкт-Петербург, 1893). О Нечаевском деле см. ст. К. Арсеньева в № 11 "Вестника Европы" за 1871 г. (перепечатан в сборнике его: "За четверть века", ПГ., 1915). (см. фото).
Все аморальное в действиях противоправительственных объединений, накопленное предшественниками Нечаева, было старательно им впитано, сконцентрировано и внедрено в практику «Народной расправы».
Нечаев не только заимствовал уже известные приемы, но и внес свой вклад во вседозволенность, усвоенную вслед за ним всеми революционными партиями. Организовав убийство отказавшегося повиноваться товарища, он первый осуществил «насилие внутри насилия» (М. Конфино).
Именно Нечаев провозгласил вседозволенность главнейшим средством революционного движения. Поэтому назовем нечаевщиной вседозволенность в политической борьбе.
Кровавая драма, сопровождавшая нечаевскую историю, потрясла весь цивилизованный мир. Ф.М. Достоевский приступил к работе над романом «Бесы», еще не зная подробностей преступления. Он первый увидел в происшедшем не банальный случай из уголовной хроники, а событие политической жизни.
Понимая глубину опасности нечаевщины, опережая газетные сообщения о материалах следствия, Федор Михайлович лихорадочно работал над романом, стремясь показать, к чему ведут вседозволенность и фанатизм, невежество и ложные представления о будущем России. Однако вскоре после выхода «Бесов» борьба за торжество «политического социализма» еще более усилилась, и нечаевшина вышла на первый план.
Ни одно государство не истребило такого количества своих сынов, не нанесло себе такого урона. История российского освободительного движения особенно трагична: не желая учитывать опыт предшествовавших поколений, мы постоянно повторяем свои и чужие ошибки.
Предупреждения Достоевского никого не остановили, мы убедились в его правоте, ощутив на себе результаты разрушительных сил, в которых главенствовала нечаевшина. Если ещё совсем недавно нам могли рисоваться некие картинки светлого будущего, которое само по себе придвигается к тем, кто низверг монархический строй, уничтожил классовых врагов и заодно тех, кто сомневался или мог сомневаться в выбранном пути, то сегодня мы наглядно убедились в том, куда привел нас этот путь, унавоженный нечаевшиной.
Победа самого циничного крыла революционных сил и их господство над народом, завоевавшим для них эту победу, превратили нашу страну в руины, но даже этот результат не всех убедил в правоте Ф.М. Достоевского. Увы, наш коллективный разум не созрел для предвидения последствий преступных действий, поэтому и через сто тридцать лет после появления романа «Бесы» тема нечаевшины продолжает оставаться для нас актуальной.
Нечаевщина родилась в борьбе революционных сил с абсолютизмом, в ее появлении повинны обе противоборствующие стороны. Самодержавие столетиями разрабатывало и совершенствовало систему законов, допускавших преследование всех, кто выступал с осуждением любых действий светских и церковных властей.
Политическими (государственными) преступниками объявлялись не только совершившие или замыслившие запрещенные законом деяния, но также предполагаемые и подозреваемые в возможном злоумышлении. Можно ли преследовать за субъективные различия в убеждениях, подвергать наказанию за различия во взглядах, на те или иные события, законы, традиции, поступки?
Одни воспринимают действия других пагубными для державы, другие — те же действия благом. В политическом процессе обвинитель и подсудимый легко могут поменяться местами. Время столь мощно влияет на наши представления, что вчерашние реакционеры видятся нам сегодня прогрессивнее левых радикалов. Правоту в политическом споре определяет время, лишь оно расставляет все по своим местам.
Трон не терпел никаких оппонентов, он обрушивал на них репрессии, загонял в подполье, вынуждал конспирировать все свои действия, толкал на ниспровержение существующего политического устройства, то есть восстанавливал против себя.
Охранители императорской власти, желая истребить крамолу любой ценой, допускали при этом чудовищные беззакония. В развернувшемся во второй половине XIX века изнурительном противоборстве произвол порождал произвол. Противоборство умножало число боровшихся и не имело победителей, вернее, победители были временные.
«Во весь период 1856-1881 годов, — писал бывший вождь народовольцев Л.А. Тихомиров, — господствующим умственным направлением был либерализм. Он издавна принес к нам веру в революцию как некоторый закон развития народов. Эти остатки наивных исторических концепций Европы XVIII века особенно прививаются у нас в сороковых годах, в шестидесятых годах вера в революцию, как нечто неизбежное, доходит до фанатизма.
Внизу, в среде наиболее горячих голов, она порождает решимость начинать. Силы так называемых террористов 70-х годов были ничтожны, но, слепо веря в мистическую неизбежность революции, они решились употреблять все усилия на то, чтобы, рискуя и жертвуя всем, вызвать общее движение.
Еще во время Нечаевского процесса прочитана была на суде любопытная записка, в которой излагалось, что революция есть огромная потенциальная сила, которую можно вызвать приложением даже небольшой активной силы, подобно тому, как зажженная спичка, брошенная в пороховой погреб, может взорвать целую крепость» {Тихомиров Л.А. Конституционалисты в эпоху 1881 года. М., 1895. С. 25-26}.
Тихомиров выразил основополагающую идею российского освободительного движения, приведшую к трагедии, разразившейся в начале XX века и не закончившейся до сего времени. Даже либеральная интеллигенция ошибочно полагала, что недовольство в России при Александре II всеобщее {См.: Тун А. История революционного движения в России. Пг., 1917. С. 47}.
Реформы первых лет его царствования породили надежду, развили жажду деятельности, стремление вывести Россию на путь европейских государств. Император не обладал ни твердой волей, ни властной рукой, постоянные колебания в его действиях легко улавливались радикалами, порождали в них нетерпение, желание осуществления всего и сразу, то есть революции.
Им казалось, что реформы обречены, но достаточно подтолкнуть народ, и он поднимется на бунт, а далее все само пойдет. И никто из них не подумал, что реформы требуют осмотрительности, что поспешность может привести к катастрофе.
В царствование Александра II в российском освободительном движении сложились три главнейших направления, получивших названия от фамилий их идеологов: лавризм (П.Л. Лавров), бакунизм (М.А. Бакунин) и бланкизм (Л. Бланки).
Лавристы ограничивали свою деятельность пропагандой в народе социалистических идей, с целью постепенной подготовки его к социальной революции.
Бакунисты утверждали, что народ вполне готов к революции, и вследствие этого призывали к всеобщему бунту.
Бланкисты видели свою задачу в захвате власти путем организации строжайше законспирированного заговора и установлении диктатуры революционного меньшинства.
Помощи от народа никто из них не ждал.
Российское революционное движение развивалось главным образом по второму и третьему направлениям. На своей родине, во Франции, бланкизм не получил столь уродливого развития, как в России, где ему «содействовало» самодержавие.
И Нечаев, и народовольцы, создавая заговорщические сообщества, рассчитывали на всеобщее недовольство. Понимая, что на организацию всенародного восстания сил и средств у них недостаточно, они надеялись употребить свои действия в качестве запала для взрывного устройства, побудителя всенародного бунта.
На разработку планов революционных преобразований уходили все силы радикальной части русского общества, эволюционный же путь развития, путь реформ имел среди них слишком мало сторонников. Идеологи революционного пути развития общества располагали весьма отдаленными знаниями о своем народе.
Бакунин получил представление о крестьянине из литературы и народных былин, не глубже были познания у Нечаева, народовольцев и так далее, включая большевиков.
Помещик, священник, купец, полицейский куда ближе стояли к народу и понимали народ лучше, чем профессиональные революционеры.