Перевод

Оксана Радиковская
     Окно его комнаты выходило во двор такой же ничем не примечательной панельки, в которой жил он сам. Интересна она была, если конечно, искать этот интерес, своими отличительными размерами, гораздо большими, чем у остальных ее сородичей.
Итак, это была бетонная стена, скрывающая горизонт, нервно моргающая  глазами пластиковых окон, невольно призывая быть частью огромного муравейника с его каждодневной унылой возней.
    
     Почти весь год за исключением зимних месяцев у подъезда дома напротив заседали местные орки,они устраивали разборки из-за недостающей бутылки чернила, недокуренной сигареты,а также исполнения воинского долга в советской армии:

 - Вот, ты, б….в армии служил?
 - Служи-и-ил  я!

Отчего-то он любил наблюдать за их жизнью. Вот медленно покачиваясь передвигаются два товарища, один поувереннее, ведет другого “под конвоем”. “Третий мир, как он есть ”, - думал он про себя. Устали бойцы, курят. А еще завтра воевать весь день. Не сдавайся, родной! Старый зомби валит, решает бросить ли бычок, обреченно машет рукой, черный кот внимательно смотрит на него, ждет, чем все закончится...
    
     Были, впрочем, и плюсы. В виде деревьев, посаженных здесь вместе с этими домами. Дома старели, деревья росли. Березы, клены, тополя, в разные поры года они давали настоящую красоту ничем не примечательному месту и даже умиротворение, когда он жадно искал его.
      
     Здесь, на городской окраине прошли его детство и юность. Впрочем, сказать так, было бы преувеличением, скорее, он возвращался сюда, сворачивая с шумных проспектов и площадей.  С самого первого класса он учился в гимназии, которая располагалась  чуть в стороне от широкого проспекта и считалась  крутой, наверное, самим фактом своего существования в районе, призванном  по определению взращивать кадры для заводов.
В его программу такой расклад не входил, поэтому среднее образование он заканчивал в известном на всю страну лицее, это без шуток  и закончил его, кстати, на 91% из 100. Потом учился в университете на главной площади города. А возвращался сюда, в свою комнату с видом на бетонного монстра, жадно захватившего в себя множество человеческих судеб…

   Думал ли он о человеческих судьбах? Нет, конечно. А если когда и думал, то уж точно не об этих. Вот, если о Селине, или о Моххамеде Али, другое совсем дело. Вообще он много думал, а с виду и не скажешь. Не очень общительный, мягко говоря, человек. Это если в общем с людьми, а с близкими его не остановить порой, под настроение - на все темы, буквально на все. Ходячая энциклопедия какая-то, а не человек. И сейчас читает много, а в детстве так в запой, Волкова, Успенского, Диккенса. Потом, уже лицеистом классиков оценил, Федора Михайловича особенно. Писал даже сам,  так, в стол и недолго, хотя и хвалили. Почему- то когда хвалили, на свой счет особо не относил, может, стеснялся, а в основном  не верил.
     Вот взять хотя бы плаванье, многие хвалили. Девять  лет занимался, грамоты с соревнований привозил, планы строил, на Фелпса равнялся, “Балтиморскую пулю”, а потом внезапно бросил, надоело. В тот год Фелпс очередной рекорд установил, нормативы поменяли, и по новым, ему до КМС совсем чуть-чуть оставалось. И тренер просила не уходить, но прежнего запала, когда в шесть утра на первую тренировку бегом бежал, уже не было, и КМС больше не прельщал.

     Теперь была гитара. Сначала с репетитором, потом в музыкальную школу поступил, с мелкими  на сольфеджио распевал, порваться со смеху. Из рук гитару не выпускал, патлами кучерявыми тряс, закусывая в азарте пухлые (“весь в отца”) губы. Вечерами пропадал с друзьями в арендованных подвалах, играли все подряд чужое и свое. Вот мать голосила, боялась, что экзамены вступительные завалит. Напрасно. Он поступил на бюджет, еще и с хорошим запасом. Отметил это событие с друзьями, не очень, правда удачно. В милицию попал за распитие спиртных напитков в общественном месте. Распития как такового не состоялось, банку с пивом только открыли, ко рту даже не успели поднести,а милиция уже тут как тут и всех троих привели в отделение. Мать в командировке была, отцу дозвонились. Часа через два приехал за ним. По дороге из отделения немного поговорили. “Какие планы на жизнь, куда поступил” и все в таком духе. Ну не про гитару же ему было рассказывать, и вообще, когда кого-то долго не видишь, не знаешь, про что рассказывать. Сказал как есть, поступил в общем в лингвистический. Отец недовольства не скрывал, “вот, поступил бы в медицинский, нам нужен свой офтальмолог, бизнес было бы кому передать” и так далее. Какой офтальмолог? Никогда он офтальмологом быть не хотел, вообще никогда. В детстве, сериал смотрел американский про пластических хирургов,  матери тогда сказал, мол, “выучусь, стану пластическим хирургом”. Вот она была рада, решила, что сын непременно будет врачом, он и не стал ее разочаровывать. Ну с матерью понятно, она натура романтическая, в сказки всякие верит, а отец  - то, скорее всего, не из таких. Спросил бы когда, он бы ответил. А то вдруг, офтальмологом, как гирей по башке! Дальше шли молча. Он давновато отца не видел, в июне на выпускной ждал, хотел, что бы они оценили, отец, и бабушка, и дядя… А  что, неплохо все-таки закончил. Но у них там что-то не получилось. Вообще они заняты, семейный бизнес и время сейчас непростое, кризис.

     Мать иногда про отца рассказывала, “талантливый, руками многое умеет делать, стол например, на котором тебя пеленали и кроватку все своими руками ”, художником даже стать хотел, а чего не стал, он не спрашивал, какая разница, если уже не стал. И на гитаре, вроде тоже играл, может и надо было про гитару ему рассказать?
     Учиться в универе было легко, но неинтересно. Четыре года думал бросать. Язык держал, на нем все было - книги, игры, планы и даже мысли. Кроме, собственно, языка делать там было нечего. Вот он и не делал. К третьему  курсу образовалась своя компания, появилась Аня. Влюбился? Может и так. В универ точно стало ходить интереснее. С Аней было нескучно, она, в отличие от него, всегда улыбалась, улыбка ей очень шла.  Скорее всего, он женился бы на ней, но в Аниной жизни появился  Костик. И что странно, появился как раз, когда они с ней планов настроили вместе по распределению уехать, квартиру снять и так далее. И все срасталось вроде, почти чудом удалось достать диплом из неприглядного места, куда он сам направил его своими, точнее, их с Аней регулярными пропусками. Спасло уверенное, не смотря ни на что, знание английского, а то смело мог бы вместо пятого курса маршировать по плацу.
     До мелочей он припоминал потом их с Аней финальный разговор в парке, она плакала зачем-то, друзьями быть конечно предлагала, за руки дергала, что там у них в головах в такие моменты? В общем, дальше все как в тумане было. Три года быстро не забываются. Друзья не выравнивали, вообще ничего. Он думал даже позвонить отцу, такое находило отчаяние.
Только тот обиделся. Из за чего было обижаться, он так и не понял.

    Было так. Отец попросил перевести инструкцию для станка, купил станок, дом собрался строить. Вообще у отца после новой женитьбы бзик на теме трудотерапии появился. Может от новой  жены передалась такая навязчивая идея, что студент должен непременно вагоны разгружать, ну или в облегченном варианте - полы, например, у них в офисе мыть. Зря он тогда матери про полы сказал. Вот уж она в воспоминания кинулась! И про три доллара алиментов, и про брошенные отцом телефонные трубки, когда сын в четыре года внезапно на ногу встать не мог, и она носила его на руках, потом когда в одну из неудачных тренировок лопнула его барабанная перепонка и еще много всяких вещей, вспоминала, и так громко эти воспоминания звучали, и он не решался прервать их, молча считая вспышки света в оживающем к вечеру бетонном улье. 
    
    Памятуя тот вечер,про перевод инструкции он матери вообще не сказал, тем более, про символическую плату, о которой они с отцом договорились.
Ведь он, не раздумывая согласился, были на то причины в виде полуживого котенка, что подобрал на улице. Мать еле уговорил, она натура хоть и жалостливая, но котенка брать в дом не хотела. Милосердие победило, и Сынишка, так он его назвал, оказался сначала у них в квартире, а потом, когда выяснилось про лишай, перебрался на балкон. То лето выдалось жарким во всех смыслах! На лечение Сынишки понадобились нормальные деньги, неделю он сидел, не разгибаясь, в свинцовой духоте, переводил сто пять страниц ненавистной инструкции, ненадолго переводя взгляд с монитора на бетонную стену. Почти в самом конце процесса Аня возьми  и скажи, да еще при матери, сколько на самом деле стоит такой перевод,она справилась от нечего делать в одном бюро переводов. Цифра впечатлила, она была больше даже не в десять раз! Он предположил, что отец мог этого не знать.
Через шесть дней он принес отцу диск с переводом. Сцена в офисе  напоминала  бабушкин сериал. Хуан Антонио уличает наследника в хитрости и отлучает последнего от семьи:

 - Как посмел ты, требовать от меня денег, неблагодарный, о цене мы с тобой договорились кажется? 
 - Мы договорились, но прости, отец, такой перевод в самом деле стоит намного дороже!
 - Вот тебе еще монета, и проваливай, на благосклонность мою не рассчитывай впредь!!!

    Примерно так все и было. Отец швырнул еще одну бумажку, она вспорхнула и подалась к полу, в сторону Ани, та в испуге подхватила ее еще в воздухе, часто моргая вытаращенными глазами...      
   
     С самого первого дня знакомства с Аней мать очень расположилась к ней, они часто подолгу болтали не разные темы, и естественно, что о встрече с отцом в офисе мать узнала в деталях. Сначала сдержалась, показалось даже, что ее ничуть не удивила эта ситуация, а потом все же заплакала, подошла к нему, обняла и тихо сказала: “сынок, прости его, не знает что творит, с тем и … уйдет наверное ”. Она точно хотела сказать другое слово,  и по ее глазам было видно, что сама она изо всех сил старается последовать своему же совету.
     Он почти забыл эту историю, а если вспоминал, то с улыбкой, как какое-то недоразумение, а вот Аню, напротив, вспоминал всегда. 24/7  эти воспоминания тащили из него силы, особенно в первый год, когда пришлось уехать по распределению, жить в съемной квартире на окраине небольшого городка, словом, в одиночку осуществлять их с Аней когда- то совместные  планы. Он возвращался в ту квартиру на втором этаже почти безлюдного дома, как боец после нокдауна, позволяя себе считать лишь до восьми, что бы назавтра непременно встать и двигаться дальше…

   А дальше была армия, и снова воспоминания и мысли, и нелепые надежды. Он не звонил ей больше. Это она однажды позвонила его матери, потом приехала к ней, и они пили мартини и говорили всю ночь. На следующий день Аня позвонила ему сама, он понял это из эсэмэс, когда прапор  разрешил им включить телефоны, тотчас звонить не стал, хотя очень хотел, казарма не место для такого разговора, при всех не хотел, а может просто боялся. Боялся сказать что нибудь не то, не так, спугнуть, упрекнуть, словом он  жил предстоящей встречей, он был уверен, что Аня захочет встретиться. Он начал считать дни  до окончания сборов, время тянулось, читать пытался, не мог сосредоточиться, спать перестал, заметно похудел.
И вот наконец, это было перед самым Новым годом, они встретились. И все было совсем не так, как он нарисовал себе, почти всегда все происходит не так, как хочется.  После той встречи стало еще больнее, потому что она ничего не решила, не ответила ни на один вопрос, скорее поставила жирную точку во всей этой теме, так и не истребив в нем желания еще долгие месяцы искать ее глазами в толпе.

     В  таком его состоянии однажды позвонил отец, сказал, есть отличная новость – у них с женой родилась чудная малышка, его, стало быть, сестра, и он приглашен к ним отпраздновать это замечательное событие.Он никогда еще так долго не говорил с отцом. И это был, скорее монолог, суть которого сводилась к тому, что все эти годы замечательные события сына как то обходились без отца, а теперь он рад за человека, которому жизнь дала шанс наконец им стать. Напрасно мать выскочила из соседней комнаты и махала перед ним руками, решительным жестом он указал ей на дверь, чтобы договорить свою речь и окончательно развеять иллюзию присутствия отца в его жизни.

     Отчаянная, удивительного свойства злость росла в нем в то время. Каждый, день был преодолением. Доработать по распределению оставался год, за лето он подыскал себе место в школе и вернулся  домой, в свою комнату с видом на бетонную громадину, только теперь он был словно пригвожден  к ее настывшему, скользкому телу. Хотя для окружающих все выглядело более менее спокойно. Работа – дом- друзья, даже музыку снова начал  писать.  По пятницам с друзьями заваливались в их место в центре, сидели там до закрытия, выпивали, трепались обо всем подряд. Равных в этом не было Кире, с самого первого их класса и теперь, когда он органично вписался в его универскую компанию.
 
     В том году весна выдалась ранняя, в одну из пятниц как обычно собрались сначала в заведении, а после закрытия решили втроем с Кирой и Гариком продолжить дома . Мать уехала на все выходные, оставив на столе огромный квадрат пиццы. По дороге зашли в ночной, купили еще напитка, что бы был, хотя дома выпивать  уже не хотелось. Гарика  почти сразу сморило,  он рухнул на диван, испугав заспанного  Сынишку, в общем, стало ясно, что как на собеседника ставить на Гарика бесполезно. Они с Кирой достали гитары,  отключили  комбики, что бы не будить соседей и принялись глухо наигрывать что то  из их подвального прошлого. И было даже недолго весело, пока в какой то момент  Гарик, как ошпаренный не взвился с дивана, устремляя  в стену дикие  помутневшие  глаза,  а потом всем своим грузным телом нацелился на них. Кира отскочил, а они с Гариком оказались на полу между шкафом и диваном, руки Гарика  при этом  сжимали  его горло . Это не было шуткой, как сначала могло показаться. Гарик, которого он зал с универа,  добрых лет пять, у которого они с Аней иногда оставались ночевать после шумных party, пожалуй, единственный из всех, кто звонил ему каждый день, что бы поддержать, когда они с Аней расстались, когда он жил один в другом городе, на съемной квартире почти заброшенного дома, этот самый  Гарик  внезапно превратился  в обезумевшего орка, мало чем отличавшегося в тот момент от “заседателей” из дома напротив.
На  секунду его охватил страх, сделать уже ничего нельзя,он зажат в узком проходе, места для маневра почти нет, какие нибудь десять сантиметров,не более, дышать все труднее. Удары , которые он наносил свободными руками, казалось,  не действовали на этого киборга совсем. Он понял, времени  не осталось, что есть силы он  напрягся, на мгновение делаясь куском стали,почти нечеловеком,с диким хрипом приподнялся и изо всех сил вцепился зубами в его руку. Грузная  туша взвизгнула и покосилась набок,оторвав от шеи свои напрягшиеся щупальца. В следующую секунду он подскочил на ноги и изо всех сил двинул Гарика по морде, и только теперь осознал - все время этой дикой возни Кира стоял в углу и наблюдал…
В яростном порыве он метнулся в кухню,на глаза первой попалась скалка, схватил ее
 и в неистовом кураже вытолкал на площадку обоих, затем,сгреб в охапку их вещи, со злостью швырнул к лифту,отборнейшим матом провожая своих уже бывших друзей. В голове стучали тысячи молотков, он прошел  на кухню , дрожащими руками  налил себе стакан  водки, поднес ко рту и передумав,резко метнул его в мойку, закурил сигарету, прошел в комнату. Из за  монитора, забившись в угол, на него глядел дико перепуганный Сынишка…    

     В ту ночь он не уснул, ходил по темным комнатам, не зажигая свет, цедил из чашки холодный чай, курил сигареты, время от времени  гладил Сынишку и думал. Сначала о том, что жизнь зачем то отсекала от него близких - отца, Аню, друзей  и ему, как одинокому волку надлежало бежать дальше, не оглядываясь и не раздумывая. Самые   разные мысли приходили и уходили без особой цели, не заставляя ни делать выводов, ни строить планы.

     Наступавшее утро было скверным, сплошной серой стеной мокрый снег прятал от него серую бетонную панельку, которой на удивление ему сейчас отчаянно не хватало. Он вглядывался в ее потухшие глаза, надеясь разглядеть хоть одно горящее окно, и словно откликаясь на его желание, вдруг загорелось  сначала одно,  ровно напротив его комнаты, потом еще одно где - то правее, через минуту еще одно выше, ниже, огни загорались , и загорались, объявляя наступление следующего дня…

     Два с половиной года спустя он проснулся задолго до будильника в предвкушении радостного момента - сегодня ему наконец то снимут порядком надоевший гипс во всю ногу, результат неудачного спаринга в тайском,куда он направился сразу после той памятной встречи с друзьями. Говорил тренер, “заканчивайте уже, и так перебор”, но где там,они с Лехой только во вкус вошли. Подзабились мышцы, неудачно ногу подвернул, казалось бы не перелом, связки только повредил, а на ногу два месяца стать не мог. И на работе неудобно получилось, только что контракт предложили, на полгода раньше, чем у них это принято,обрадовался, доходы подсчитывал от корпоративных клиентов. Вот уж точно, человек думал – Бог смеялся. По правде говоря,он не сразу поверил,что все это серьезно с гипсом, через пару дней нога вроде не беспокоила, так он пытался даже с палкой передвигаться , на работу ездил, что бы не подводить руководство. Не прошел номер, через пару недель жидкость в колене скопилась, пришлось откачивать.  Ничего не поделать, остался дома. 

     И вот наконец сегодня все позади. Снимут гипс и он – человек свободный!  Зазвонил телефон, знакомый вроде номер, а чей  не сразу узнал, вообще странная привычка не подписывать номера. Обычно запоминал цифры, все или несколько и знал кому принадлежит  номер, заодно и память тренировал.
 - Слушаю
 - Привет, племянник!
 - А привет, Дим, привет! Как сам? Давно не слышал.
 - Нормально все у нас, Костику год уже, прикольный такой, ходить начал.
   Приезжай, посмотри на братана, будем рады.
 - Как  - нибудь приеду.
 - Слушай, у меня к тебе дело есть. Перевод сможешь сделать? Тут чел один  станок себе купил, а инструкции  на русском нет, может  посмотришь?
 - Посмотрю, конечно, скинь мне на ящик. Знаешь ящик мой? 
 - Есть, кажется, ну ты мне эсэмэской скинь, если что.
 - Ок, скину.
 - Ну на связи тогда.
  Он отправил адрес  и записал номер Димы, родного брата отца.С отцом они не разговаривали почти три года. Он вообще не думал о нем, а тут вдруг этот звонок. Днем сходил к травматологу, получилось немного не так, как хотел, гипс сняли, больничный  не закрыли, реабилитация полагается. Ну нет, завтра же на работу, ни на день больше он дома не останется. Снова звонок. И снова вроде знакомый номер.
 - Слушаю
 - Здравствуйте, это из агентства недвижимости.Екатерина. Вы оставляли заявку на квартиру. Появился интересный вариант для вас, в центре, метро рядом. Когда сможете посмотреть?
 - Да,в принципе, сегодня могу.
 - К пяти сможете?
 - Вполне.
 - Тогда приезжайте к нам в офис,дом этот почти рядом. 
 - До встречи, Екатерина. 

  До пяти было еще два часа. Сейчас только три. Он включил компьютер, посмотрел почту. Дима прислал инструкцию. Пробежал глазами, ничего сложного, верстка только время займет. Он  написал что и как по срокам, и тут только заметил, что адрес, с которого пришло письмо вовсе не Димы, это был адрес отца. Он усмехнулся, подошел к окну. Деревья за ним выглядели довольными и спокойными, листья с них почти уже опали и дворник размашисто сгребал их в ровные стопки. У подъезда дома напротив как обычно шло заседание, на этот раз непонятно на какую тему, на подоконнике сидел Сынишка и привычным тарахтением вырабатывал уют.