Если жить захочешь

Вячеслав Гарнов
Колонна автомашин медленно пробиралась сквозь густую пелену снега, неожиданно ворвавшегося в спокойную степь. Буран уже кружил с час. Дорога была потеряна, но машины шли гуськом всё в том же направлении, упираясь светом фар друг в друга.
Замыкала колонну машина Фёдора Иваненко, старого (не по возрасту, а по стажу) шофёра, изъездившего на своём веку не одну тысячу километров. Автомобиль шёл тихо, но уверенно. Иваненко только слегка давил на педаль газа или нажимал на тормоз, чтобы не врезаться во впереди идущую машину Николая Сидоренко.
Вдруг мотор начал чихать и вздрагивать. «Тю, чёрт! – чертыхнулся Фёдор. – Не заглох бы». Машина ещё несколько раз дёрнулась и остановилась. «Вот так, дорогой товарищ. Вынужденная остановка. Что же случилось? Фильтр забился или искра в землю ушла? А, может, топливо?» Глянул на датчик уровня бензина. «Горючка есть, не вытекла. Значит… значит…»
В свете фар показалась фигура Сидоренко. Он открыл дверь кабины, поднялся внутрь, внеся с собой дыхание бурана.
– Ну, чего у тебя? Может, помочь? – спросил хрипло.
– Фильтр засорился что ли? – предположил Иваненко. – Не знаю. Ах, чёрт! Я же перекрыл кран запасного бака.
– А-а, понятно, – потянул пришедший. – Ну, я тогда пошёл. Догоняй, – и Сидоренко окунулся в снежную пелену. И когда сел в кабину, увидел, что к нему приближаются две светящиеся точки. – Ага, порядок. Поехали, Фёдя. Снял машину с ручного тормоза, включил первую скорость, отпустил педаль сцепления. Машина медленно тронулась с места, стала догонять колонну.
Иваненко уже заметил машину Николая и стал мурлыкать себе чего-то под нос. Вдруг руль начало дёргать влево. «Что ещё за чертовщина?» Он выжал сцепление, снял со скорости. Машина остановилась. Приоткрыл дверь кабины, в щель сразу ворвалась струя холодного воздуха со снегом.
– Что ещё у тебя? – едва услышал голос Сидоренко, кричавшего откуда-то спереди.
Фёдор начал махать ему рукой, езжай, мол, догоню. Машина Николая стала медленно удаляться.
– Так, что же такое случилось? – спросил тихо себя Иваненко и начал размышлять.
Сидел в кабине, выходить так не хотелось в эту крутящую и забивающую снегом уши, рот и нос пургу, но пришлось. Захлопнул дверцу, чтобы зря не тратить тепло мотора, всё ещё работающего.
– Вот чёрт! Скат! – прокричал.
Да, действительно, переднее колесо спустило. «Надо менять. Запасной есть, но одному менять… – неслись в голове мысли. – А Николай уже укатил и не видно. Может, переждать? А если пурга надолго, что тогда? Кончится бензин, заглохнет мотор и… сдохнешь к чёрту. Надо менять, – решил окончательно.
Фёдор достал из кузова домкрат, деревянную подставку под него и, держась за борт, подтащил к переднему колесу. Затем сапогом разгрёб снег под рамой и бросил туда подставку, начал устанавливать домкрат. Снег забивал глаза, ветер рвал ватник, но Иваненко твердил про себя: «Надо, Фёдя, надо!» и продолжал работать.
Скрутив гайки, начал стаскивать скат и, сняв, отбросил его в сторону. «Так, теперь надо запасной достать». Открыл кабину, быстро влез туда погреться. «Ух, как хорошо здесь!» Даже ватник расстегнул, так ему показалось тепло. Достал из ящичка «Беломор», закурил. «Теперь осталось поменять скат, и двинем дальше. Наши, наверное, далеко укатили. Ну, ничего, догоним, лишь бы не застрять тут. Снегу под машину намело вон сколько», – думал, не спеша затягиваясь.
Выходить из нагретой кабины не хотелось, но пришлось. Иваненко медленно поднялся в кузов, начал вытаскивать скат, отодвигая тюки с грузом. Вдруг ему показалось, что машина чуть дёрнулась. Замер, прислушался. «Показалось».
Выбросил из кузова запаску, слез сам, перекатил её к передним колёсам. «Вот чёрт! Снега-то намело по самый вал. Надо разгребать». Он присел на колени и стал разгребать правой рукой снег. Вдруг машина дёрнулась и как бы осела, и в тот же момент Фёдор почувствовал, как его правую руку сжали крепкие металлические тиски. «Вот так, Федя. Попался!» – пронеслось в голове.
Попробовал освободить руку, но тщетно. Её придавили домкрат и вся тяжесть машины. «Так, так… Спокойная смерть? Заснёшь, и ничего? Нет, врёшь! Я ещё жив. Я буду бороться!»
– Буду! – вдруг крикнул он во весь голос, но вой ветра заглушил крик. – Буду, – уже тише повторил, поняв, что его никто не услышит, хоть кричи, не кричи.
От обиды заслезились и так мокрые глаза. Фёдор начал отгребать левой рукой снег, но машина давила своей тяжестью, и правая руку всё сильнее уходила куда-то вглубь. «Нет, её не выдернешь. Это мёртво». Он лежал на правом боку в неудобной позе и чувствовал, как зажатую руку начало сводить судорогой. Посмотрел на ноги, их под снегом не было и видно. «Так, сейчас занесёт, будет тепло и спокойно. Так и помрём…»
– Нет! Сволочь! Я выживу! – заорал что есть мочи. – Выживу-у-у!
Он впился зубами в ватник чуть выше локтя, оторвал клок, начал левой рукой разрывать рукав. Оборвав рукав, стал рвать зубами пиджак, затем рубашку. Показалось тело с ещё сохранившимся загаром. Снег падал сквозь тряпьё и таял на руке. По телу прошла дрожь то ли от холода, то ли от напряжения. Правая рука начинала неметь, он её уже плохо чувствовал.
Фёдор зажмурил глаза и впился зубами в ослабшую, вдруг задёргавшуюся мышцу. Рот наполнился тёплой кровью, она закапала на снег. «Только не смотреть… Только не смотреть…» – твердил про себя, превозмогая боль. Его трясло как в лихорадке, но он продолжал кусать и кусать руку, чувствуя на своём лице растекавшуюся кровь. А потом как-то перестал ощущать и боль, ни о чём не рассуждал, не открывал глаз, только грыз и грыз руку.
А снег продолжал кружить, забиваться во все щели, засыпать кровоточащую рану, таять под ней. Но Фёдор не чувствовал этого. Что-то звериное словно пробудилось в нём. «Жить..! Жить..! Жить во имя всего… Жить…»
Зубы лязгнули по кости. Он затих, как бы приходя в себя. Приоткрыл глаза. Его замутило, силы медленно оставляли ослабшее тело. Он тихо дёрнул правым плечом. Рука не двинулась. В притихшем сознании снова потекли мысли: «Что..? Что дальше? Не могу… Кость…»
Он лежал, уткнувшись лицом в тающий от крови снег. «Всё. Это всё…» И вдруг снова тот живой голос крикнул где-то внутри: «Нет! Нет! Надо жить. Надо… Ключ… Гаечный ключ…»
Левой рукой стал разгребать снег, ища помассивнее ключ. Рука натолкнулась на холодную жгучую сталь. «Вот он. Бить. Надо бить!»
Открыл глаза, когда подтащил к себе ключ. Посмотрел на рваную кровавую рану. В голове пошли круги, едва не потерял сознание. «Нет, не смогу. Ослаб сильно», – медленно кружились в голове мысли. Полежал, немного успокоился, уткнувшись лицом в снег. «Надо, надо бить…», – застучало снова.
Еле поднял левую руку с ключом и тут же опустил, не в силах нанести удар. Полежал, опять поднял руку, и на этот раз изо всех оставшихся сил ударил по кровоточащей ране. Резкая, нестерпимая боль пронзила всё тело, ударила волной в голову, зазвенела там, а потом медленно начала куда-то уходить…
Через несколько дней Фёдора Иваненко так и нашли в степи, замёрзшего, с ключом на перебитой кости правой руки…