Новеллы о войне. Притча от Сталина

               

  Золотые послевоенные годы. На земле и в небе, в умах и сердцах людей правил  дух победы над фашизмом, дух возрождения. 9 мая был самым значимым праздником для нас, советских людей. В этот день, на празднично
наряженных полуторках и ЗИС-ах из колхозов на парад в город выезжали передовые земледельцы. Они показывали горожанам свои достижения. В машинах и телегах выставлялись лучшие образцы овощей, плодов и ягод, шерсти, кожи, хлопка.


  Участниками парада хотели стать все. А звали только передовиков. Машин в нашем колхозе было всего две. И люди наряжали телег, лошадей, чтобы к началу парада занять свои места в колонне. С ночи приезжали в город, и ночевали посреди улиц, на горячем асфальте. Инструктора помогали им выстроиться  в колонну по согласованному ранее списку.После парада народ двигался на ярмарку, где продавали свежие продукты животноводства и земледелия,  все по народной цене. На праздничных площадках выступали известные певцы, музыканты, канатоходцы.

 
  Праздник проходил повсеместно. В колхозах, около здания правления кипели котлы. А под длинными дощатыми столами в нераспечатанных ещё картонных коробках строем пять на четыре смирно стояли бойцы торжества - «Столичная»  и «Московская». Заряженные победным духом, они действовали на умы и сердца как салютные петарды. Это были напитки воинов. Как говорится, в бою победа, за победу награда, а в песках постель. Они полюбились туркменским крестьянам шибче всего. И люди, устав от длинных докладов и выступлений, с нетерпением ждали команды: «Вперед, товарищи!».


  Обычно бутылку «соображали» на троих. (На четверых всё же чуток не хватало заряда, а двоим - было многовато). «Раздавившие» бутылку   вдвоём, как-то утрачивали способность понять друг друга без группы поддержки. Водка, как говорили в народе, закодирована, чтобы распознать кто свой, а кто – нет. Люди давно знали этот код. Если после гранённого стакана товарищ полез обнимать и целовать, припевая:  «Шумел камыш, столбы гнулись», - наверняка он свой, родимый. А если проболтался, что «..и в Сириусе есть дети» … воспринималось как-то подозрительно.


  Первый тост всегда поднимали за Победу, за Сталина. Затем выступали руководители района, - орденоносные участники войны и тыла. Бывало, приезжал Герой войны, лектора – генерал или полковник из Москвы или Ашхабада. Колхоз-то наш, - имени Жданова, был передовой в области!


  После завершения официальной части с лиц  исчезала торжествующая суровость и люди переходили на свободное общение между собой. Говорили о строящемся в колхозе мукомольном цехе, магазине,о доме культуры, кинотеатре, парке, медпункте.


  - Через пару месяцев в доме каждого жителя нашего села будут светить лампы Ильича, сообщил колхозный монтёр. Все разговоры за длинными столами вмиг прекратились. Люди обернулись в сторону монтёра: а что, вместо свеч и масляных лампад всем керосиновые лампы раздадут?

  На это монтёр Галандар ответил: "Вы видели, какие высокие столбы устанавливаются вдоль дороги из города в нашу сторону? Вот, по ним тянут провода, а по проводам пойдет ток. Эти провода протянутся в каждый дом. И по ним в дома наши очень скоро придет свет. Будет как  днем! Я сам работаю на монтаже проводов.


  - Да ну? Такое и в сказках не сказывалось. Не может быть такого!
  - Раз сказал  товарищ Сталин, значит, так и будет. И будет в каждом доме радио.
  - А что такое радио? Спросил один из стариков, почтительно взглянув на монтёра, как на профессора.


  - Радио – это голосящая коробка. А в коробке сидит невидимый человек. Когда надо - это артист, музыкант, хлопкороб, бригадир или председатель. Сидя в своих кибитках, будете слушать песни Гирмана бахши, Рашида Бейбутова, Лидии Руслановой, поющей о драных наших чарыках  и лаптях, Людмилы Зыкиной. Кто бывал в городе,наверняка слышал:"Течет река Волга, а мне семнадцать лет!".Такая песня,-ах! Люди останавливаются на улицах, когда звучит голос Зыкиной. И, только дослушав до конца эту песню, продолжают свой путь. Из радио будете узнавать новости колхоза, страны, и даже слушать речи самого товарища Сталина.


  М-да… прав был наш великий Махтумкули, сказавший: «Не плачьте, мои бедные, настанет время, явится Сталин, и не станут больше ни баев, ни злодеев,
и вы будете свободны и счастливы!»


  - Поэт Махтумкули так не говорил. Он не мог знать, что через двести лет родится товарищ Сталин!- перебил беседу девятиклассник Векил хан.
  - А ты заткнись, щенок, когда старшие говорят, - перебил его сидящий рядом животновод. Ты только буквы читать  учишься, а люди тут жизнь видели! 
  - Говори, Галандар, мы слушаем...


  …Десятилетия спустя перед глазами оживают образы людей, события давно минувшей сказочной поры, - сродни легендам давно минувшей эры. Среди ветеранов был человек маленького роста, широкими тонкими губами и большой лысой головой. В этой голове всегда роились нетрадиционные для времени мысли. Он был ироничен и смешлив. Говорил всегда как бы о себе, а вникнув, поймёшь, что шутка-то была о тебе, о недостатках и проступках твоих! Звали этого человека Рахман Орун. Друг его, потерявший один глаз на фронте, Саид Султан говорил про него: «Глаза как две чашечки, наполненные черным вином. Из них периодически  капает, и тушит  пламя, нарисованное на лице. Рахман пьянеет от собственных слёз, то и дело лишаясь здравого  рассудка».


  Дядю Рахмана приглашали на трибуну, если только, оказывалось свободное место. И ещё реже давали слово. На то была причина. В его речи никогда не было пафоса. Всегда говорил: «Мы порой шли по трупам однополчан,друзей и товарищей, перешагивая через раненых. А мне, малому,путь до Берлина пришлось одолеть почти бегом. Как можно говорить речи пламенные, когда при мысли о войне на ушах стоит стон людской? Вот, я мечусь, не находя себе места.


  Фронтовики упрекают тем, что я из войны вернулся я без царапинки. Я им отвечаю: Если бы вас благословил сам товарищ Сталин, то не то, что чугун, и сталь бы вас предпочёл обходить. Я всегда шел в первом эшелоне, а порой в первом ряду атаки.  И ни разу не был в  окружении. Пули меня обходили. Взрывом снаряда был закопан в землю, но вытащили за ноги. Тонул в болоте, - спасла нагнувшаяся надо мной берёза. Немецкий танкист хотел раздавить в окопе. Каска моя сплющилась, но сохранила голову. Три боевых ордена и четыре медали, а главное – мир, вот с чем вернулся из войны. А юбилейные свои медали и знаки – раздарил потерявшим на фронте детей и мужей женщинам, труд которых не был оценен бригадирами.Им говорил, что награды - от сыновей и мужей. Это укрепляло их веру и дух.


  Помню, как-то, первый секретарь райкома, тоже фронтовик, говорил: «О войне надо говорить достойно. Не сочиняй байки  Что, у Генералиссимуса других дел нет, чтобы играть с тобой в снежки?». А он в ответ: «Байки говорите вы, когда перечитываете с листа цифры о танках, самолётах, полках, и ни одного примера, о реальных боях».


В колхозе рабочих рук не хватало. И учащихся старших классов освобождали от учебы, чтобы те наравне со старшими вкалывали в ходе возделывания хлопчатника. А в страду – вовсе пропадали от зари и дотемна на уборке «белого золота» для страны. Обед готовили прямо на полях. Я попросился в помощники к дяде Рахману. И получил у него  первый, очень досадный, но поучительный урок. Рано утром, схватив первую попавшуюся под руку лопату, (свою лопату дед никому не давал, хранил отдельно) я с вдохновением пришел к фронтовику. «Иди к арыку, и открой сюда воду»,- повелел он.


  Земля была твердая, лопата тыркалась, но никак не колола сухую почву. Твердая, как гранит, иссохшая земля не откалывалась даже на сантиметр. Не дождавшись  результата, ветеран подошёл ко мне.


  - В чём дело?
  - Да,  в спешке захватил тупую лопату, не копает.
  - Это джигит тупой,сказал он, стуча себе по лбу, а железо тут вовсе не при чём. И буквально за пять минут открыл воду. Он помыл свою лопату, положил на плечо и пошёл назад. Я следовал за ним. Блеск его лопаты ослеплял мне глаза. Не удержавшись, пальцем слегка провел по её лезвию и порезался.


  - Да у вас лопата как сабля!
  - Сабля инструмент для битвы. Если она тупая-то ты труп.  Лопата – такое же оружие. Только для труда. А что бы ты делал на войне с ржавой, грязной винтовкой? А немытой рукой, забитыми грязью ногтями поесть попробовал?


  От обиды я до полуночи драил лопату кирпичом и куском металла. Дед мой, как ночная сова, появившись внезапно, высказался едко: «Вспомнил о ложке, когда увидел чашку с едой? Или хотел, чтобы до самой смерти я буду за вами чистить, точить инструменты?» Успокоившись, сказал, что с такой тупой, грубым черенком лопатой за день работы руки мои покроются волдырями. Сам отшлифовал черенок. Сказал, что в последний раз. Наутро увидев мою лопату, и как я работаю, фронтовик сказал:

  - Теперь и работа, и заработок твой будут халал! С той поры я завёл правило до блеска прочищать не только одежду и обувь, но и рабочие инструменты.


  В начале осени нас отправили на помощь к целинникам, на сбор хлопка. Помощь длилась на целый месяц. После изнурительной работы хлопкоробы собирались на месте ночлега. Там, лежа под звездным небом, под шелест листьев и пение цикад, колхозники рассказывали анекдоты и разные небылицы, веселя товарищей. Ночной смех разносился далеко над хлопковыми полями. Иногда рассказы сводились к теме войны и мира, о том, какой ценой был завоеван этот благостный мир.


  В один из таких вечеров я вспомнил слова секретаря райкома о байках, снежках, Генералиссимусе. Спросил:
        -Правда ли, что вы играли в снежки с самим товарищем Сталиным? Вот, тогда Рахман Орун поведал о притче Сталина, о том, где и как с его благословения вступил в первый бой с фашистами, и получил  боевое крещение. О Сталинградской битве, где мир перед ним резко поменял свою сущность.

 
  2. ВСТРЕЧА

- Мы, сотни тысяч призывников из республик Средней Азии, выгрузились из товарняков на восточном берегу Волги. Большинство были несовершеннолетние добровольцы. Как правило, их запрещалось брать в действующую Армию. Но мальчуганы приписывали себе лишние годы. Документы личности в довоенные годы в колхозах не оформлялись. Поэтому военному комиссару оставалось лишь ограничиваться вопросами:


  - Когда родился? В ответ звучало: «В том году, когда басмачи унесли из дома пол мешка ячменя и отцовские сапоги». Или: «мама говорила, что я родился, когда расцвел абрикос». Комиссар задавал вопрос, уточняющий, грамотен ли парнишка: 


  - А считать ты умеешь, например, сколько убил фашистов?  А тот отвечал: «Баранов до десяти считаю, потом немножко путаюсь!». Члены комиссии с улыбкой переглядывались, показывали большой палец, говоря: «С тебя достаточно и десяти!»  И новобранца отправляли на двухмесячные курсы красноармейца.


  …Подъехало много командиров, когда издалека слышался мощный гул, что с трудом могли разобрать громогласное «Ура!».
  - Верховный Главнокомандующий уже перед казахскими и сибирскими частями. Десять минут на построение! - Командовал генерал. Командиры дивизий и полков быстро разобрались со своими новыми частями и заняли свои места, начали отдавать приказы.


  Новобранцев выстроили в колонну по четыре человека, чтобы каждый мог видеть грудь следующего четвертого. Каждому дали пухлый вещмешок и три минуты на переодевание. Раздали по винтовке, по три обоймы патронов. Некоторым вручили автоматы,  а некоторым даже пулеметы. И снова в строй.


  Издалека показались два всадника.      
           - Это Верховный Главнокомандующий. Смирно! - Командовал генерал. Команда эхом повторилось по полкам и дивизиям, и исчезла далеко-далеко вдали. Сталин в сопровождении  Жукова  остановился прямо перед Рахманом. Сердце молодого бойца трепетало от волнения. Он впервые видел самого вождя. Да так близко. Расскажи – а никто не поверит!
        Вождь был в простой офицерской шинели, без всяких лампасов и прибамбасов. Только едва заметная сутулость, - других отличий не видно. Рахман вспомнил, его учительница Гульшен тоже сутулилась. Дед по этому поводу говорил, что сутулость – это плод тяжести жизненной ноши. Ещё от долгого сидения за книгой и тетрадями. В старину большинство мурзе (писари) становились сутулыми от вечного сидения за переводами и тиражированием книг вручную.
  «Да, каково управлять самой большой страной, да в эти страшные годины. Сколько ему приходилось учиться, прежде, чем вознестись на уровень Ленина.  И писать свои труды, которые просветлили разум угнетенных народов. Сталин не только развил идеи Маркса, Энгельса и Ленина, он воплотил их в жизнь». Он часто слышал эти слова от видавших жизнь людей.

«Сталин на ахалтекинском коне!» - услышал он сзади шепот Байрама,одногодки и друга детства.  Туркмены в строю оживились.

       (Байрам после начальной школы пошел в ФЗУ. (Фабрично – заводское училище), где получил аттестат плотника. Мать гордилась сыном, говорила, что её сынок стал единственным образованным парнем в колхозе. И все девочки дарили ему многозначительные улыбки при встрече.) Комбат пригрозил им пальцем: - Прекратить разговоры в строю!


  - Пусть говорят, дай команду «вольно» сказал, спешившись, Сталин. Мы ведь приехали поговорить по душам. Слез со своего коня и Жуков.

  - Товарищи красноармейцы! Мы стоим на том рубеже, где навсегда будет похоронена мечта Гитлера о захвате СССР и порабощению нашего народа.. Им не по зубам оказались и Ленинград, и Москва, и Сталинград. А на этот берег, в Среднюю Азию, Урал и Сибирь им никогда не ступить. Потомки Сельджуков и Тамерлана!  Узбеки, туркмены,казахи, киргизы и таджики! Наряду со всеми советскими воинами мы с вами загоним  шакалов обратно в логово, и там поставим крест фашизму.  Отсюда у нас одна дорога -  на Берлин, в логово гитлеризма. Ур-а-а! Подхватили красноармейцы.


- Спасибо за единодушие. В этом залог будущей победы. Мы приехали убедиться  в вашей готовности воевать. Наш девиз – все для солдата и все для победы. Задавайте вопросы, говорите о проблемах. Во время речи Сталина один из солдат упал в обморок. Он был сильно истощен. Вождь подошёл к солдату.
  - Когда ел в последний раз?

  - Два дня назад. В товарняке не хватило хлеба. Тяжелые веки Сталина   опустились. С минуту стоял, понурив голову, а затем, снял перчатки, слепил большой ком снега. Спрессовав, снежный шар, передал стоявшему перед собой маленькому солдатику - Рахману.

  - Передавайте этот снег дальше. Молодой красноармеец, не понимая ничего, передал снежный ком стоявшему рядом, тот следующему, и дальше, из рук в руки...
  - Снег не смогли донести до конца бесконечного строя. Ком растаял на руках! – доложил прискакавший на коне офицер.

  - Теперь вы поняли суть проблемы? Громко спросил Сталин. Хлеб  нужен всем. Он проходит долгий путь и  тает, как этот снежный ком, на руках. Нужен и пахарю, и пекарю, поварам и шоферам, всем, - даже мне. А солдат стоит  последним в эвене. Мы изменим хлеба тернистый путь. Вначале солдаты. Потом остальные. Запомните, это война за Родину. Родина-это хлеб. Хлеб-это жизнь. Жизнь - это процветание и любовь. Наше дело правое. И мы победим.

  - Правильно, товарищ Сталин!  Не солдатское дело умирать от голода, – нам лучше погибать в бою! - дружно закричали из строев.
  - Зачем готовиться погибать? – Пусть гибнут наши враги, поправил товарищ Сталин.
  - Ми погибат ни будим! – неожиданно для себя выпалил рядовой Рахман Орун.


                3. ПЕРЕПРАВА

  Ещё при Верховном Главнокомандующем раздали войску обледеневшие банки тушенки и хлеба вдоволь. Это были запасы, предназначенные к началу штурма врага под Сталинградом. Армии продолжили  изготовление плотов и плоскодонных лодок. В дело пошли все подручные материалы - доски, бревна, деревянные заборы, довоенные запасы стройматериалов колхозов. Привозили и изготовленные колхозниками рыбацкие лодки, а также и катера из резерва.


  Несмотря на трескучий мороз, холода почти не ощущали. В полночь поступил приказ форсировать Волгу. По отражению на воде было видно – как широкая людская волна, накрывшая весь восточный берег, от края и до края, быстро опустилась на воду на тысячах плавсредствах.. Грозная эта волна, перекатываясь, двинулась к Сталинграду. Вскоре она полностью накрыла великую реку. На том берегу денно и нощно стрекотали немецкие пулемёты и палили пушки, занявшие важные позиции. Снаряды взрывались и далеко от берега, - на станции, в местах скопления выгружающихся вагонов, людей, лошадей, техники. Они безустанно палили по движущимся мишеням на реке. Но теперь огневых точек противника стало в сотни раз больше. И казалось, туча, нагонявшая сюда свинцовый град, никогда не рассеется.


В черном небе то и дело появлялись немецкие и советские самолёты. Вражеские истребители летали низко и расстреливали плоты и лодки наверняка. А другие – бросали сверху бомбы. Советские самолеты преследовали их по пятам. Иногда в небе взрывался бомбардировщик, и фейерверк из раскаленного металла зонтом сыпался вниз. Одна из бомб взорвалась рядышком с плотом, на котором   стояли Рахман и товарищи по отделению.  От взрывной волны и поднявшегося столба воды, плот, где плыли люди и кони,- разлетелся в щепки. Солдаты, оказавшиеся в ледяной воде, орали от режущего тело холода. Барахтаясь между волнами, они просили о помощи. Для людей песков, большинство из которых не умели плавать, это напоминало последний день Помпеи.


  В воде Рахману показалось теплее, чем в воздухе. Он попытался взобраться на доску. Но она оказалась слишком тонкой.  Не выдержав вес человека с его снаряжением, доска предпочла скрыться под водой. Чтобы не утонуть под тяжестью личного оружия и припасов, солдаты хватались за всё,  что попадало под руки, цеплялись друг за друга. На его глазах несколько товарищей по вагону ушли в черную пучину. Ему оставалось только плыть вперед, навстречу плюющим огонь драконам. Силы начали иссякать. Оказавшись под водой, невольно вдохнул воду. Вкус воды был кровянистый. Почувствовал, что тонет. Но так хотелось жить!


К счастью, выстрелами из противотанковых пушек и самолетов огневые точки врага вскоре были подавлены. В затылок фашистам били и защитники Сталинграда. Вдруг, коснувшись на огромное тело, Рахман вздрогнул. «Сом людоед!» мелькнуло в голове. С трудом вынырнул из воды, и понял, что это – туша вздувшейся лошади. На той стороне от неё держась за седло, плыл друг. Байрам заметил его. Через лошадь бросил вожжи и притянул к себе. Затем, одним рывком положил Рахмана на "понтон" и они уже вместе стали грести к берегу.

 
  У берега бойцов  подобрали опередившие их товарищи. Рассветало. Оглянувшись, солдаты увидели, что Волга, от края и до края переполненная плотами с техникой, катерами, нагруженными боеприпасами, довольствием, на чем попало плывущими сюда людьми, текла, вся в цвете алой гвоздики.

  Солдаты под началом командиров продолжали  вытаскивать из воды своих однополчан, доплывших до берега. Неподалеку зажгли огонь, где поочередно просушивали одежды и спешно завтракали бойцы.
       
        Много припасов и оружия осталось под водой. «Есть среди вас рыбаки?» - обратился комполка к солдатам. Получив ответ «Есть!» распределили участок берега между группами. Бывалые рыбаки из арматур и валяющихся вокруг кусков железа поспешно изготовляли  якоря - трезубцы. Привязали их к длинным верёвкам и бросали далеко, сколько есть мочи, и из глубины стали вытаскивать винтовки, пулемёты, ящики и мешки с продуктами, часто с телами утонувших. К удивлению, вытащили пять Чапаевских пулемётов «Максим» на колесах и с броней.


  Учились на ходу. Убедившись в продуктивности предприятия, высшее начальство добилось изготовления более совершенных якорей - удилищ в заводских цехах. Выделили катера и занялись делом. Вытаскивали вплоть до пушек, телег и катеров.

  Наши Азиаты служили родине преданно, говорил позже Рахман Орун. Они тонули, не выпуская из рук оружия. Могли, избавившись от тяжелого груза, остаться в живых. Но Устав Советской Родины они приняли как Коран.


  Полкам и дивизиям было приказано не отвлекаться. «В бой, без остановки!» звучала команда.

 Получив карту расположения сил и приказ, полки двинулись навстречу к неведомым вражеским силам. «Не жалеть патронов! Командовал комроты. передвигаться быстро, зигзагом. Вовремя лечь и окопаться - За мной!».


  Команда красна тем, что она выполняется четко. Бежали и палили из всех оружий по зияющим окнам, по улицам и переулкам. И… натолкнулись с другими частями, которые оказались помеченных на их карте рубежах. Красный флаг, поднятый вовремя, и отчаянные крики «Ура!», помогли предотвратить столкновения с ними.

  Встретились командиры и штабисты, нанесли поправки на карты. И началось новое передвижение войск. Рахман старался быть впереди всех. Ведь, он дал слово товарищу Сталину! Но часто впереди оказывался здоровый весельчак Байрам. Он был сыном тёти Оглай, учительницы начальных классов.Отец его уехал на фронт еще в 1939 году, в самом начале финской войны. За прошедшее время никаких вестей от него так и не дождались.

       Два юных соседа дружили с самого детства. Играли в прятки, ходили в начальную школу, пасли скот после учебы. Взрослея, рассказывали друг другу о девушках, советовались и даже договаривались жениться в один день. Чудесный случай: даже повестка в армию их застала в один день. Парни поклялись пройти войну плечом к плечу. Получив благословение родителей и комиссаров, сели в один и тот же Сталинградский товарняк.

  А теперь Рахман, согнувшись под тяжестью  снаряжения, бежит за ним сколько есть мочи, хотя в школе сам носил прозвище бегунок. (При сдаче ГТО он всегда оказывался первым на финише).
  Присев в окопе, быстро поужинали. И там Рахман сказал другу: Ах, если бы у меня были твои габариты! – Я бы пошёл и набил морду их командиру.
  - Иди, набей. Зачем для этого прятаться в чужой шкуре? – шуткой на шутку ответил тот.- В тигровой шкуре не станешь тигром, если ты заяц.
 
  - Байрам, тебе нельзя повернуться назад ни за какие деньги!– продолжал шутить Рахман, располагаясь на позиции. 
  - Это ещё почему?
  - Седалище увидит Гитлер, упадёт в обморок! Солдаты рассмеялись.
  - А ты на себя посмотри! Рахман рукой провел по мотне штанов. Пожелтевшая от пламени задняя часть брюк сыпалась от малейшего прикосновения. «Сушили одежду» называется", буркнул шутник.

           - А мы тут подумали, что это у тебя от выхлопа пламени, случающегося  в минуту страха! Обшивать брюки было некогда. Только через день, сняв бушлат и надев шинель, друзья смогли оградиться от насмешек.


  … Шальная фашистская пуля настигла Байрама прямо на глазах у друга. Он покинул строй. Навсегда. Не прощаясь. Долгие годы казалось, что друг вот-вот подойдёт сзади, закроет ладонями глаза ему, и скажет: «Угадай, кто пришел?" Но время убедило Рахмана, что ушедшие не возвращаются. И топать до Берлина теперь только ему одному, храня в сердце лишь печальный образ друга.

 
                Георгий Бердыев.