Отражение

Валентина Овчаренко
Когда на улице начинало смеркаться, ему всегда становилось не по себе. Сколько он себя помнил, темнота всегда наводила на него ужас, несмотря на свое предназначение. Почему было именно так, он не помнил. Но каждый раз он вздрагивал от любого шороха, а от любого неожиданного звука его бросало в холодный пот. В темноте ему часто виделись странные пугающие тени разных форм и размеров, слышались скрипы, треск, отчего его покрывали мурашки … В темноте многое воспринималось им не так, как при свете дня, и от этого ему было некомфортно... В утренние же часы его страхи отступали, и он старался не вспоминать о них. Ему было так хорошо и спокойно, что ночь казалась такой далекой, а страх таким пустым, что не хотелось все это бередить... При свете дня он пытался думать о чем-то приятном, уютном и теплом… Он наслаждался шелестом листьев, дуновением теплого ветерка, вдыхая ароматы цветов и трав. И даже суета большого города, где все кипело и бурлило, не омрачала его. Он был настолько счастлив от того, что является частью всего этого, что и сам начинал верить в то, что вот сегодня все изменится… Но как только небо начинало темнеть … как только город замирал… понемногу таяла и его уверенность. Ему становилось так зябко и холодно, что внутри все так и начинало дрожать – от потери ориентиров, от беспросветности, от пустоты… темноты вокруг… А от этого ему делалось так тревожно и беспокойно, что время от времени он даже жмурился, погружаясь в ту самую темноту, обволакивающую его… Ему так хотелось спрятаться, защититься от неизведанного… так хотелось стать свободным от страха… Но ему едва ли это удавалось. В такие минуты страх напротив окутывал его еще сильнее, а он сам ощущал себя таким никчемным, что это вызывало в нем только грусть и сожаление …  «И почему я такой?»  …
А еще ему было очень обидно, когда его обзывали… «Разве я заслужил это?», - размышлял он холодными вечерами, но ответа на свой вопрос он так и не получал… Может быть, его уносил ветер?... Этого он не знал наверняка, но ему все же становилось так горько и одиноко, что он мог даже заплакать от бессилия… хотя и позволял он себе это делать только в крайних случаях - лишь в дождливую погоду, чтобы никто не мог увидеть его слабости… Ведь это так неприятно - когда тебя высмеивают при свете дня…. Это так ранит и так несправедливо по отношению к нему, несмотря на его внушительный внешний вид… «Разве я виноват в том, что не могу ответить…?» …. Возможно, он и мог бы, но… их много, а он один… И от этого ему становилось так страшно, что он цепенел…
«Но однажды я все же стану смелым и храбрым…и никто не посмеет меня обидеть…», – засыпал он с надеждой…
И при свете дня его надежда действительно росла и крепла… отчего он улыбался. Ему было так спокойно и радостно от этого, что все вокруг словно оживало… Это были не сравнимые ни с чем мгновения, в которых так хотелось остаться… Однако с наступлением темноты его надежда угасала так же, как и день… И все повторялось, как и прежде… Каждый шорох снова и снова поселял в нем грусть и тревогу…
«Смотрите, смотрите, да он дрожит, как осина на ветру… Кому он такой нужен… Только ноги сломаешь!», - слышал он вдогонку…
Эти были очень обидные слова, западающие прямо в сердце... Ему было так больно от их категоричности, но он не мог противостоять им… и довольно скоро сам поверил в то, что он здесь лишний и только всем мешает…. А от подобного восприятия себя он еще больше съеживался от страха и холода. «Возможно, это поможет мне стать менее заметным, и тогда меня перестанут задевать?»…. Этого он точно не знал. Но ему так не хотелось никому причинять огорчения, за что он себя винил, что, как можно скорее, старался стать невидимым…. Однако и это ему не помогало, так как его продолжали бранить… А он все чаще грустил от потерянности и непонимания, отчего все так незаслуженно.... «Может быть, они правы?»…
Сейчас, спустя время и смотря через стекло, мне бы так хотелось сказать, что все это не правда, но… в данную минуту я не могу этого сделать… потому…, что я все чаще вижу свое отражение…
Я ощущаю эту ранимость и хрупкость, а вместе с тем выносливость и наполненность, которую бывает сложно принять… Я вижу, как тусклый свет фонаря то загораться как наша жизнь, то может и погаснуть от сильного ветра или снегопада, словно мы ходим по лезвию бритвы… Я могу наблюдать, как мальчишки за моим окном могут проходить мимо него и, смеясь, бросаться в него холодными камнями… снежками или пинать ногами, отчего он может начать мигать (дрожать), как от испуга... словно нам дали пощечину или ударили… Ведь это так похоже…  Я могу представить, какой может пробирать озноб, когда бывает страшно, когда трудно ответить… когда внутри нас кромешная темнота и трудно увидеть свет внутри себя… когда есть ощущение, что ты один во всей Вселенной… когда удушающие слезы от нескончаемой боли так похожи на хрусталь, разбивающийся вдребезги …
Я  все это вижу … я все это ощущаю… я этим живу… Образами… чувствами… Все это является частью меня самой, и от этого не спрятаться … не убежать …Это довольно трудно сделать, но я стараюсь это принимать… всю себя… без остатка… При этом каждый раз, подходя к окну с чашкой горячего чая в руках, я дышу на него, рисуя маленькие завитушки, улыбаюсь чему-то доброму и, возможно, счастливому…  смотрю на мерцание фонарей, которые, словно далекие маяки, помогают заблудшим путникам в кромешной темноте найти тот самый путь…. путь к себе... и все еще продолжаю верить в то, что он никогда не погаснет - ни свет фонарей… ни свет души… ни свет каждого из нас…