Вот какой подарок из прошлого: сестрёнка прислала. Дом, в котором жила семья моей мамы на углу Лиговки и Ульяны Громовой и наши друзья, семья Калинер. Дом был доходный, с парадным входом, ковровой дорожкой по пролётам, стояли кадушка с фикусом, чучело медведя и кресла для отдыха (ну, это до революции и в первые лет 10 - бабушка рассказывала). Здесь была приёмная врача, жили обеспеченные люди. На втором этаже квартиры были двухуровневые, с помещением для прислуги. После войны профессорско-директорские квартиры уплотнили, получились коммуналки от 6 до 10 семей на одну квартиру. Жили дружно и весело.
Помню, как в детстве каталась на велосипеде по коридору, как все со своими табуретками ходили к соседям смотреть телевизоры - первые, с маленьким экраном за толстой увеличительной линзой. На кухне у всех была своя половинка от трёх кухонных столов и две газовых плиты. Если кто-то что-то пёк, угощали всех соседей. Утром у всех было своё время на душ, туалет и раковину на кухне. В своё не успел - идёшь на работу или в школу с опозданием. Соседей было слышно со всех сторон. Двое мужчин напивались по праздникам, жёны их усмиряли, стыдили - первый опыт столкновения с неуправляемыми мужчинами, иногда они били жён, иногда дрались. Бывало страшно. Бабушка на субботу-воскресенье всегда придумывала разные путешествия - то в Петергоф, то в Эрмитаж или на Ваську к своему родному брату, для меня - дяде Але. Там я слушала концерты классической музыки и рассказы о новых театральных постановках. Лишь бы дома я поменьше видела и слышала буйных соседей.
Из всей квартиры рукастый был только один мужчина - его просили помочь, наладить, привесить, включить - он делал всё, помогал всем. Телефон был один в коридоре (как в «Покровских воротах») и рядом висел дневник-расписание кто-когда-где убирается. Бельё сушили на чердаке, где был стеклянный пол, чтобы лестница освещалась. Продукты хранили в кладовках между дверей или вывешивали авоськи в форточку. До сих пор не понимаю, почему птицы их не клевали. По Лиговке на Советскую ходил трамвай, огибая детскую глазную больницу им. К.А. Раухфуса. На повороте и при смене рельсов трамвайные составы отчаянно скрежетали и звенели, с этим звуком я и выросла.
А жили мы с бабулей в той комнате - 18 кв. м.,- где раньше у них с дедом был музыкальный салон. По периметру стояли белые стулья и в центре белый концертный рояль. Они дружили со многими артистами, музыкантами, собирались весёлые компании. В этой комнате не раз давал концерты Вадим Козин. На стене висели гитара и мандолина моего прадеда. В школу на Невский я ходила по Громовой, а возвращалась часто по Лиговке - через дом от нашего жил мой одноклассник, Юра Каптен, иногда мы делали уроки и играли в детский бильярд у него. У них было просторно, дедушка его работал в трамвайном депо, был удивительно красивым и образованным человеком. В тёплое время он водил нас с Юркой на канал ловить рыбу и в Летний сад рисовать античные статуи. А пока мы рисовали, он погружал нас в персоналии и сюжеты мифов. Но это уже другая история …
Вид дома и перекрёстка, а воспоминания до мелочей и запахов в подъезде, в квартире, на чёрной лестнице. Вот он, наш дом, и окна на верхнем этаже слева между водосточными трубами. Я приезжала навестить бабулю на выходные, шла с Московского вокзала по Лиговке, а бабушка меня уже высматривала из окна.
Питерское радио
А по Восстания я ходила в гимназию, она как раз за оградой находилась со своим садом и небольшим парком сзади. В парке прошло наше с братом детство - там в снегу барахтались, на санках катались, с ледяной горки всей гурьбой скатывались. Пока бабуля меня устраивала в английскую спецшколу, я месяц училась в гимназии. А брат здесь до третьего класса отходил. Размах у гимназии (бывший институт для благородных девиц) был нешуточный: за месяц в каких только музеях, театральных и концертных залах я не побывала. Вообще, мне всегда казалось, что со школьным образованием и контактами с городскими центрами культуры в Питере было серьёзнее и лучше, чем в Москве. Да, ещё до слёз: утром, когда всё шло в сопровождении радио - и гимнастика, и передача для школьников, - именно, пока я завтракала, давали полный обзор на день, куда пойти на выставки, в театры, кто с гастролями, где советуют на выходных погулять. И это было в спокойном, доброжелательном темпе, без всякой идеологии, с музыкальными вставками. А после школы радиотеатр для детей, вечером по определённым дням для взрослых. Мы с бабушкой любили слушать. Когда с 5 класса я переехала к родителям в Москву, то больше всего скучала по радио - не было этих спокойных и знакомых голосов, этой интеллигентной тактичной манеры поделиться лучшим.
Гимназия и школа
Вот и сама гимназия, бывший Павловский институт: помню широкие коридоры с большими окнами, просторные классы с высокими потолками, парадные лестницы и красивый актовый зал, где мы занимались ритмикой. Какое счастье, что тех же преподавателей - учителя танцев, рисования и занятий по эстетике и аккордеониста - потом пригласили и в нашу английскую школу. Оба здания - гимназии и школы - соседствовали задниками и спортивными площадками. Прохода не было, но детвора научилась перелезать небольшое кирпичное ограждение и идти по трубам теплоцентрали. Так я и ходила, пока по городу не начались нападения на девочек-школьниц, причём за неделю более 10 случаев, среди бела дня. Везде провели уроки-разъяснения, показали составленный портрет маньяка, сказали, что ходить только вместе со взрослыми или компанией, с чужими не заговаривать. Я в четвёртом классе. Всё усвоила и ... пошла задником по трубам. Когда спускалась по металлическим ступеням с труб, руку с улыбкой протянул человек с портрета. Я не проронила ни слова, неслась по Восстания домой, взлетела по парадной лестнице на наш этаж и стала звонить без разбора во все звонки. Внизу хлопнула дверь и маньяк показался в пролёте первого этажа. Днём в квартире народа было мало, бабуля была на кухне, звонки трезвонили - она думала, что мальчишки балуются. Мужчина поднялся на второй этаж. А я в отчаянии стала звонить в соседнюю 20-ую квартиру. Бабушкина приятельница, тётя Нина, открыла мне дверь. Я пулей влетела в их коридор и замерла:
- А вы к кому? - спросила тётя Нина.
- Ошибся,- прозвучало в ответ и шаги по лестнице стали растворяться в гулком подъезде.
Говорить я начала только через 10-15 минут. Дрожало всё внутри, руки прыгали и не слушались. Больше я по трубам не ходила. А через два дня дали отбой по всем городским школам - маньяка поймали.
Гастроном в 13-ом.
Тогда, в 68-70 годах, такого столпотворения не было, но магазин всё тот же: мы его называли «гастроном в тринадцатом». Днём магазины закрывались на обед, перед открытием стояло человек десять. Бабушка, когда мне было 5-6 лет, брала меня с собой за покупками и на рынок - она всегда подробно рассказывала, что и для какого блюда мы покупаем. Позже я оценила её терпение и науку маленькой хозяйки. Но в очереди стоять даже две-три минуты мне было лень, тем более, что вокруг всегда много интересного, особенно зимой, где отовсюду свисали гирлянды сосулек, где на всех поверхностях был такой красоты узор инея. Ну, вы догадались, к одному из этих кристальных узоров на трубе около магазинной двери, я и припала языком. Прилипла намертво, боль адская, ни слова произнести не могла, горошинами катились слёзы. Бабушка в шоке, все о магазине забыли, что-то советуют, переживают. Тут один мужчина скомандовал: - Всем стоять, замолчать и ничего не делать!
И ушёл. Минут через пять появился с тёплым чайником и отлепил меня от трубы. Больше я ничего языком не пробовала - только зубами.
Знаменка.
На эту площадь к церкви выходила и Лиговка. Здесь и Николаевский ж/д вокзал, ныне Московский. Здесь и путь к Невской Лавре. На месте Знаменской церкви разбили сквер, от него вниз лился широким потоком Невский проспект. Справа гостиница «Советская», где сейчас я трачу все деньги на книги. Это противоположная сторона от нашего дома. По нашу сторону шла «Рюмочная» и «Пирожковая», потом дома, вроде нашего, солидные, добротные. А по другую сторону: гостиница «Советская», глазная больница и Концертный зал «Октябрьский». От дома до зала было 5 минут. Бабуля водила меня раз в месяц на балеты. И каждый раз с горечью вспоминала:
- Какой храм здесь стоял, какая гимназия была - твоей мамы гимназия! Всё псу под хвост пустили из-за этого зала.
Тяжело вздыхая, она вела меня в антракте в буфет и покупала бутерброд со свежим огурцом: на бутерброде с колбасой или сыром красовался зелёный с мелкими росинками кружок огурца. Свежего! Зимой!! В Питере!!! С таким ароматом, которого сегодня не сыщешь. Сказочное воспоминание и никакое «Пламя Парижа» затмить его не смогло. Через 12 лет в этом зале я побывала на концерте Сергея Анатольевича Курёхина - и ничего ароматнее, чем свежесть свободного творчества, я до этого момента не испытывала. Так они и живут в моей памяти: вокзал - дом - зал - огурцы зимой - музыка гениального парня.
02.12.2019