7.
Утром Вика проснулась первой, долго смотрела на совершенно голое тело Евгения, сначала с недумением, потом с одобрением, поднялась, пошла в туалет, сообразила, где находится, подобрала с кресла рубашку хозяина, накинула, снова пошла. Вернувшись, осмотрела журнальный столик, на котором давеча пировали, оглядела остатки на тарелках, налила в бокал немного вина, в холодильнике обнаружила коробку с апельсиновым соком, выпила вино и долго с наслаждением пила ледяной сок.
- Классические признаки похмелья - услышала сонный голос с кровати. - И моя рубашка тебе не идёт. Тебе, и любой женщине, идёт вообще без ничего.
- Зато она включает твоё воображение. Без ничего тоже хорошо, но не в обществе.
- Мы не в обществе.
- Хватит болтать глупости. Ты проводишь меня?
- Уже уходишь? Ты не говорила об этом вчера.
- Да, ты не чувствовал-бы себя раскованным.
- Мне хорошо. У тебя дела?
- У меня самолёт.
Он сел, соображая:
- Ты уезжаешь?
- Командировка кончилась, надо обрабатывать результаты работы. Тебе не снились кошмары?
- Мне не снился твой отъезд.
- Будут ещё командировки, отпуска, будет много чего ещё.
- Это неожиданно. Я ожидал чего-то более продолжительного.
- Мужской эгоцентризм.
- Я в порядке. И начинаю привыкать. Опыт накапливается, и он говорит, что всё временно, они всегда уезжают.
- Для трагедии нет причины. Выпьешь вина?
- У нас есть время? Воспользуемся?
- С удовольствием.
- Что-ж, подчиняюсь желанию женщины, и это подчинение мне нравится.
- Мужчина!
***
Майор Асеев представлял собой типичного служаку, не без чувства юмора и фантазии, но и то и другое отдавало казармами. Главным для него была работа, то есть отчётность и показатели, которые не терпели прорех. Это грозило и заставляло задуматься. Сейчас он был в гневе и растерянности, последние события уже выходили за рамки обыденной работы и в перспективе могли перерасти в нечто неуправляемое и дестабилизирующее. Он собрал у себя в кабинете группу Клюева и начал говорить, но его слова больше походили на крик, хотя он и умел держать себя в руках.
- Последние события заставляют меня нервничать. К вам пока претензий нет, но наверху уже есть претензии ко мне, помолчи, Виктор! Мы имеем четыре убийства за трое суток, я не привязываю сюда убийства в результате пьяных разборок, семейных и криминальных разборок, наркоманов. Простой анализ заставляет отнести их к серийным, убитые не связаны ни с криминалом, ни с заказными убийствами, таких людей не заказывают. Действует не профессионал, но всё сделано настолько чисто, что я мог-бы сказать - ему просто везёт. И убийства не подготовлены, человек действует тем, что подвернётся под руку. Жертв, похоже, ничто не связывает, они из разных слоёв общества, это случайные люди примерно одного возраста. Я не вижу никаких мотивов, кроме того, что убивает психопат. Наверху намекнули, что дело пахнет терроризмом, но это ерунда, террор должен быть массовым, открытым, иначе он не имеет смысла.
- Действия идиота тоже не имеют смысла, - пробормотал Титов и виновато огляделся.
- Но такие случаи периодически возникают, - кивнул Асеев. - Что сейчас конкретного мы имеем? Почти ничего. Но я обратил внимание на расположение мест преступлений, они находятся почти на прямой линии, первое в центре. Примем пока положение, что преступник обитает где-то здесь, - майор положил ладонь на карту района. - Сытный рынок, Большой проспект. И он действует в шаговой близости от места проживания.
- Он может приезжать...
- Не исключена и такая возможность, но мне почему-то в это не верится. Это уже на ваше усмотрение. Короче говоря, надо работать. И... посмотрите статистику, всё, что похоже на наш случай, любая версия должна быть на рассмотрении.
- В общем, ищем Джека-потрошителя, - сказал Клюеву Ваня Долгий, когда они вышли из кабинета начальника. - Пустая болтовня, хоть в газеты пиши с просьбой о помощи. И если-бы хоть какие намёки на внешность! Ориентировку не разослать, просто листок с надписью:
- "Разыскивается убийца, помогите!".
- Ещё предложения будут? Или свежая версия?
- Я - Будда? Версия... Хотя-бы такая - есть обиженный человек, понимаешь? Все его обижают, смеются над ним, кто-то оскорбил его в присутствии его девушки, кто-то наступил на ногу... И он мстит обидчикам.
- Это мы сегодня слышали, обычный псих.
- Но он может действовать не сам, чужими руками.
- Тоже слышали, но не впечатляет, киллер с психом никогда не свяжется.
- А может быть убийца и не подозревает, что его наняли?
- Что-то новенькое. Ну-ка, разверни. Это как Кио?
- Кио, просто фокусник. Но ведь мы знаем о силе внушения.
- Ещё один псих на мою голову, - безнадёжно сказал Клюев. - Иди, работай, Ваня.
- Есть ещё и психотропы, - в пустоту сказал Титов. Он не узнал, что Клюев всё-таки зашёл к Асееву и изложил ему эту идею.
- Вы все с ума сошли? Может быть, это вас мы должны искать? Начитались фантастики...
- Знаете, сколько в интернете публикаций о воздействии на сознание?
- Можешь внести в список версий. Как анекдот. Иди отсюда.
8.
В Пулково было не многолюдно, сезон отпусков кончился. Только в залах зарубежных рейсов наблюдалось оживление. Иностранные гости получали багаж, крутились у сувенирных киосков, погружались в гигантские автобусы и разъезжались по отелям. В кафе было почти пусто, Евгений с Викторией сидели за столиком у стеклянной стены, прислушивались к объявлениям о рейсах, до отлёта оставалось около часа.
- В этот раз город меня удивил, наверное потому, что в последний это был переполненный город, конец мая, начало лета, час пик, "Алые паруса", белые ночи, открытие фонтанов, улицы забиты народом. У меня много друзей, мне это нравится, но иногда... Понимаешь, эвонки, стуки в дверь в любое время, и приходится откладывать книжку или работу, погружаться в чужие заботы, близкие люди включают музыку, смеются, расспрашивают меня о моих делах, планах, болтают о пустяках, они думают, что мне это нужно, и это так, но в этот момент мне хочется плакать, или просто лежать, глядя в потолок. Мы зависим от этих людей, и половина жизни проходит по чужим правилам, мы подчиняемся им, потому что это и наши правила, это образ жизни, который требует бережного отношения к обрядам. Я мою тарелки, готовлю кофе, вытряхиваю пепельницы, а мне хочется сидеть в одиночестве на кухне и пить пиво с сухариками, гулять по пляжу, смотреть глупый сериал. Я не занудствую?
- Есть немного. Наша жизнь расписана не нами, я всегда против этого, мне нравится, когда окружающие играют по моим правилам. Я допускаю, что и им хочется того-же, они имеют право на индивидуальность, но законы общества придуманы не нами. Я часто просто смотрю на людей, сидя где-то в людном месте, но будто отделённый прозрачной стеной. И я вижу, что вокруг сотни людей поступают так-же. Они общаются, смеются, им хорошо вместе, и вдруг на чьём-то лице я вижу тень и недоумение, оно словно спрашивает: - Что я здесь делаю, и что им от меня надо? Это такие, как я, и их много. Только их растерянность продолжается мгновение, и они снова выходят из своего круга, растворяются в толпе, становятся безликими. В такие моменты я их ненавижу, почему вы не можете оставаться собой, но вижу маски и желание быть, как все. Я для них не существую. - Евгений неожиданно рассмеялся и в ответ на удивлённый взгляд, пояснил. - Мы начали изливать душу, лить слёзы в жилетку. Это уже признак чего-то?
- Это желание продолжать общение, но и остановиться, подумать. Мы ещё встретимся и сравним ощущения. А сейчас мне надо в дамскую комнату, я чувствую потребность почистить пёрышки перед полётом, несколько часов в ограниченном пространстве накладывают обязательства перед окружающими.
Он прошёл следом за ней, присел на подоконник, посмотрел на часы, время ещё было. Он прикрыл глаза, чувствуя грусть, а когда посмотрел вокруг, удивлённый наступившей тишиной, поразился - было пусто, ни одного человека, будто они растворились в тишине, не было ни одного звука, ни гула самолётов, ни голоса диктора, ни разговоров, ничего. Что могло произойти за пару секунд? В голове стучало и толчками отдавалось в затылке. Он вдруг увидел молодого человека со свисающими усами и при косичке, в войлочной куртке крупной клетки, в клетчатой-же рубашке, джинсах и вызывающих лакированных сапогах, спешащего к дверям в туалет, стук подковок на его каблуках действовал оглушающе. И он на ходу тяжело дышал, иногда разражаясь кашлем, потом скрылся в дверях. Почему он один, без багажа, что он знает о происходящем, он должен что-то знать, ведь он ведёт себя естественно в неестественной обстановке! Евгений встал, зачем-то опять посмотрел на часы и быстро прошёл следом за неизвестным.
***
- Ты будешь звонить? - спросил он Викторию через десять минут, они стояли перед рамкой выхода на лётное поле, большинство пассажиров уже прошли контроль, и уходили вниз, к эскалатору, на посадку. Девушка в форме ожидающе смотрела на них и понимающе улыбнулась, увидев усталый взгляд Виктории.
- Как только буду дома, если ты этого хочешь. Знаешь, чего я ожидала, выходя из туалета? Что больше не увижу тебя. Выйду, а тебя нет. И больше ничего не будет.
- Будет. От меня не так просто избавиться.
Через три часа она позвонила ему и сказала, что уже дома, полёт прошёл хорошо, здесь идёт мерзкий дождь, как будто она и не перелетела через пол-страны, а просто проснулась там-же, откуда улетала.
- У нас солнце, - ответил Евгений и отключился. Он чувствовал пустоту и разочарование.
На кухне дядя Миша, готовивший ужин, сочувствующе покачал головой:
- Хорошая девушка, аккуратная и уважительная. Продолжение будет?
- Будет, всё будет, - с неприязнью ответил Евгений. - Дядя Миша, у тебя коньяка не осталось?...
Ночью его опять посетили видения, и это не походило на сон, не могло быть сном, он отлично знал, что спит, но его действия были осмысленны, он понимал, что делает, рассчитывал эти действия, настоящие и последующие, рассчитывал каждый шаг и предвидел могущие быть последствия. Утром в сознании царила темнота и понимание, что всё ушло, эта ночь перечеркнула будущее, предопределила его, но он не помнил, что именно послужило причиной, он не помнил ничего, только что-то клетчатое, в расплывающихся пятнах, и он тупо соображал, чем это могло быть. И ещё мигали световые пятна, красные, жёлтые, зелёные до бесконечности, они уходили вдаль, расплывались, растворялись в ночи, и снова вспыхивали.
9.
Майор Асеев сидел в тишине кабинета, устало прикрыв глаза. Иногда он приоткрывал их и видел слева на стене, над картой района, мотивирующий лозунг: - "Безнаказанность стимулирует преступность". Порой он ловил себя на мысли о недосказанности. То-ли безнаказанность является стимулятором, то-ли наоборот, преступность стимулирует... А какая разница, если это явления одного порядка, ясно было, что то и другое плохо. Свою четвёртую звёздочку майор заработал на службе в ВВ, знал нечёткую границу между вседозволенностью и безнаказанностью, старался не переходить её, но временами очень хотелось. Он умел сдерживать эмоции, но сейчас это было очень трудно.
На столе перед ним лежала папка с отчётами по новому преступлению из той-же серии, и он ждал лейтенанта Клюева. В голове плавало только:
- Хоть-бы это прекратилось.
Он понимал, что бессилен изменить ситуацию, хотелось только, чтобы произошло чудо. Любое, вплоть до нового преступления, где супостат всё-же наломает дров, и тогда будет хорошо, будут фанфары, и, может быть, отступит ноющая боль в груди, которая в последнее время стала особенно острой. О выходе в отставку он старался не думать.
В дверь постучали, вошёл лейтенант, Асеев посмотрел на него с надеждой, он почему-то возлагал на него надежду, надежду не вполне оправданную, учитывая возраст Клюева, но ведь все мы когда-то подавали надежды.
- Рассказывай, Виктор, - он кивнул на ближайший стул, закрыл папку. - Я уже читал бумаги.
- Он по-прежнему не делает ошибок... Ни свидетелей, ни следов. Только вот нож, похоже, он присутствовал в квартире Крамеров, судя по заключению трассологов.
- Ясно. Коллекция пополняется. Но с ножом неясность... Парень работает продуктивно, пять трупов, он устал, становится небрежен? Это уже обнадёживает... А я вчера вечером посмотрел фильм... из этих, что там сейчас смотрят молодые. Маразм, наверное. Стащил у внука диск, кое-как включил. Конечно, терпения не хватило досмотреть до конца, почувствовал, что мозги из ушей вытекать начали... Но красиво, конечно. Неплохо-бы нам своего человека-паука на районе заиметь, да?
- Да. Можно было-бы половину наших дармоедов сократить.
- И меня в первую очередь?
- Нет, этого нельзя. Нам нужно на кого-то оглядываться.
- И чьи-то косточки перемывать.
- Люди без этого не могут.
- Конечно. Я сегодня был на ковре, - задумчиво начал Асеев, под "ковром" понимая кабинет наверху. - Просмотрел сводки по городу. Одно происшествие меня зацепило. Убийство в аэропорту "Пулково". Убит молодой человек из местных работников. Естественно, подключено ФСБ, сам понимаешь, это аэропорт, заграничные гости, солидные клиенты. Я поговорил с товарищем, служили вместе. Ничего определённого он не сказал, сам понимаешь. Но мне он сказал-бы, просто нечего было. За сутки они не родили никакой версии. Ни одного следа, ни подозреваемых, ни улик. Никаких следов нет, хотя преступление сложное с точки зрения исполнения. В мужском туалете, среди дня. Я доложил генералу, провёл параллели, он заинтересовался. И пока дал мне видеозапись посетителей заведения за час ориентировочного времени. Там ведь такие дела сразу обнаруживаются. На записи, без сомнений, есть наш кадр. Должен быть. А это здесь протокол осмотра места происшествия. Всё уже проанализировано, выявлены подходящие кандидаты, но... Опять-же, мотивы. Ещё вот что. Если будут обнаружены соответствия с нашими делами, скорее всего, всё передадут ФСБ. Короче говоря, просмотришь, и... Работай.
***
Сначала изучили протокол. Улик нет, следов нет. Фото лица, не похожего на лицо, лицевые кости жертвы были разбиты на множество осколков об унитаз. После этого жертву усадили на унитаз, дверь прикрыта, почему не сразу преступление было обнаружено. За предполагаемый час туалет посетили шестнадцать человек, и только семнадцатый открыл дверь кабинки.
Видео смотрели всей группой, смотрели два часа. В сопроводиловке было сказано, что один из посетителей опознан, как участник наркогруппы из Купчино, но связи с убитым обнаружено не было. Фотограф Савкин сделал больше полусотни снимков в разном увеличении, но не все лица можно было разглядеть хорошо.
- Хрен редьки не слаще. - выразился Долгий.
- Если наш член здесь, мы уже будем иметь предполагаемый портрет. Хоть на что-то можно будет опереться. Хотя, если он здесь, и это будет доказано, дело у нас заберёт ФСБ.
Ребята оживились, но результатов это не принесло. Через час позвонил Асеев:
- Виктор, подошли кого-нибудь, поступили дополнительные материалы по делу аэропорта.
Через десять минут Иван принёс папку с несколькими листками факса. Клюев внимательно просмотрел их, разложил на столе шестнадцать фото, сразу отодвинул один:
- ФСБ-шники проверили посадочные документы, несколько человек удалось опознать, сейчас уберём ненужных. Это наркобарон, не наша компетенция... Эти двое улетели на Урал, ими займутся, это инвалид, на такое дело у него руки не поднимутся, в буквальном смысле, артрит-артроз, еле ложку держит. Этот из органов, улетел в Новосибирск, конечно на него посмотрят, но... явно, к делу отношения не имеет. Ещё один улетел в Вологду, другой в Архангельск. Этот из аэропортовых, уборщик. А вот эти не опознаны. Может быть, провожающие, может, залётные гастролёры, на них обратим внимание.
- Восемь человек.
- И вот этот мне кого-то явно напоминает.
- А мне вот что на голову пришло, - проговорил настырный Титов. - Зачем взят час? Убитый сидел в туалете целый час? Конечно, бывает, диарея, там, несварение... Но он ясно виден на записи, думается, подозреваемого надо искать среди зашедших после него, три-четыре человека. И этот, который кого-то напоминает, зашёл сразу после него.
- А если преступник сидел там час, в трудной проблеме выбора? Просто, по тупому выбирал жертву, которая должна отвечать каким-то критериям? А может быть он сидел там с ночи? И вышел не сразу, а просиживал в соседней кабинке, ждал, пока не пройдёт несколько человек? Я-бы так и сделал. Так что, не умничай, и держим под подозрением всех предложенных. Начальству виднее.
***
-" Для подчинённых высшее благо и доблесть - ревностное служение своему начальнику и господину. Несмотря на периодически получаемую выволочку и пинки, они должны благодарить за высокое внимание к их ничтожности, и всеми силами стараться обратить в свою пользу любую возможность доказать свою верность и подчеркнуть его величие. Личное самолюбие и амбиции не имеют при этом никакой важности для исполняемого долга.
При этом постоянно необходимо помнить, что над твоим господином есть его господин, и учитывать пользу своего, не унижая нечаянно самолюбия высшего, потому что это может пойти во вред твоему начальнику, ибо он несёт ответственность за своих холопов, и приведение их в соответствующий вид.
Подчинённые не должны забывать, что это стоит их начальнику бессонных ночей и траты душевных сил.
Но особая доблесть подчинённых состоит в том, чтобы постоянно помнить, что ветер может перемениться, любая слава бренна, а все мы ходим под Богом. Поэтому сбор слухов, документов, свидетельств против своего господина может стать необходимым, когда настанет соответствующий момент. А такое в нашей ненадёжной жизни может случиться, не зависимо от расстановки сил, политической обстановки, и способов влияния на своего господина."
из ненайденного трактата Никколо Макиавелли "Об искусстве быть рабом".