Жизнь прожить не поле перейти. голодный 21 год

 


ГОЛОД, РАЗРУШЕНИЕ ВЕКОВЫХ ТРАДИЦИЙ
СЕЛА И  СТИХИЙНЫЕ БЕДСТВИЯ

Алчущие правды насытятся всегда.
Алчущие денег и власти не насыщаются никогда.
Они всегда голодные, от жадности умрут.
Правду они не примут и никогда не поймут.

У чувашей с глубокой древности существует обряд жертвоприношения, Большой чук. Большой чук в отличие от ежегодных проводится с периодичностью в 9 лет. Для этого собирались старейшины ближайших чувашских сел и назначали место и время проведения. Вместе с Потаповскими крестьянами в 19 столетии в проведении Большого чука участвовали Васькинские и Наратлинские. В жертву приносили обязательно белого быка и другую живность. Отслужив молитву богу Пигампару, собравшееся население, стар и млад, принимались за трапезу.  Известны три священных места. Самое старое на возвышенности в центре села, где ныне расположен магазин и территория, занятая под огороды. К\тескас - недалеко от кладбища, где и сегодня расположен большой пустырь в центре села. Последние жертвоприношения в XIX веке проводили в Турикас. Это место сегодня частично засевается. Здесь проходит дорога в с.Ключевка и построена насосная станция. Жертвоприношения сыну Бога Киреметь /ежегодное/ совершали на горе с одноименным названием Киреметь. Обряд большого жертвоприношения с просьбой к Тура /Бог/ ниспослать чувашам достаток в еде, благодатной погоды хлеборобам, не допустить мора домашней скотине и хвори на людей. Интересным, можно посчитать, почему чуваши выбрали 9-летний цикл? По мнению современных исследователей, неблагоприятные для хлеборобов годы чередуются тоже через 9 лет. Отсюда вывод: чуваши еще в древности высчитали периодичность этого цикла и строго придерживались старинного обряда. Природа осталась непредсказуемой и сейчас, как вела себя много столетий назад. О,как от голода,  так и заразных заболеваний, стихийных бедствий сведений нет. Трудолюбие местного населения, богатый лесными дарами край в сочетании с развитым животноводством и хорошим урожаем ржи, чечевицы, полбы, картошки и других сельскохозяйственных культур спасали людей от голода. Относительно благополучно пережили Тумбарлинцы сильный голод 1898 года: спаслись запасами зерна предыдущих лет. Запасы чуваши хранить умели.
Трагическими оказались 1920-21 годы. Империалистическая война с Германией, разросшаяся как раковая опухоль в Гражданскую, унесла жизнь многих крестьян. Вернулись калеки и инвалиды, пострадавшие от ранений отравленные газом. В эти годы  значительно сократились посевные площади и поголовье скота. Воюющие стороны изымали у крестьян продовольственное зерно и фураж. Введенный большевиками 30 октября 1918 год натуральный налог, а также единовременный чрезвычайный революционный налог, продразверстка, тяжелым бременем легли на плечи Тумбарлинцев. Решением Комитета бедноты конфисковали все имущество, зерно, домашнюю скотину и отправили на Соловки Верблюдова Михаила, Попова Лукьяна, Титова Алексея и других зажиточных крестьян. Одному Тимофею Козлову удалось избежать этой участи. Глубокой ночью погрузил свою семью на телегу и на паре лошадей исчез в неизвестном направлении. Бросил дом с лавкой, нажитое годами имущество. Через несколько лет односельчане узнали, что он проехал через всю Россию, обосновался в Красноярском крае под селом Шушенское и остался там навсегда. Погоня, снаряженная Комбедом, вернулась ни с чем.
Весна и знойное без дождей лето 1921 года уничтожили на корню озимую рожь, а яровые не взошли. Еще летом стало известно, что голод будет сильнейший. В торговых лавках всей округи начали исчезать соль, спички, керосин. Тайники и сусеки крестьян были опустошены продовольственными отрядами. Часто повторяемые поговорки крестьян “не та беда, что лебеда, беда, когда ни хлеба, ни лебеды” стала явью. Лебеда на что трава, и то не росла. Не могли спасти крестьян ни лесные ягоды, ни грибы, которых в засушливую погоду тоже было мало. Безжалостное солнце пекло все сильнее. Листья деревьев пожухли и свернулись, трава высохла. Крестьяне начали за бесценок продавать дома, цены на зерно взлетели до баснословной суммы. По ночам на безоблачное небо выли собаки, встревоженная  скотина жалобно мычала, родники начали высыхать, а речка обмелела. Большое село из 300 домов кишело взбудораженными людьми. Последняя надежда на картошку не оправдалась. Урожай был низким и мелким. Многие семьи, забив окна и двери наискосок досками,  подались в неведомые края.
Мой дед Андриян  продал одну лошадь, а на вырученные деньги из станции Абдулино привез соль а с продажи коровы закупил рожь. Все это разделил между своими четырьмя детьми, живущими самостоятельно. А до зимы было еще далеко. Крестьяне с ранней осени начали резать скот, так как солить было наедались впрок. Перед Рождеством появились первые больные от недоедания. Вечерами люди рано ложились спать и вставать, утром не спешили. Только голодное мычание домашнего скота поднимало людей на ноги. Снегу в ту зиму намело много, дни стояли теплые. Появившаяся невесть откуда болезнь косила детей. От дистрофии ослабевали и умирали. Особенно страдали многодетные семьи. По воспоминаниям Евдокии Андрияновны, царство ей небесное, во многих семьях первыми умирали матери, отдававшие последние крошки хлеба своим детям. Все ценное, что имелось в семьях, отдавали за стакан зерна. Варили шкуры животных, много лет висевших на дверях, варили и ели павших животных. Высушенную в печках липовую кору разбивали молотком, несколько раз пропускали через ручную мельницу, крупорушку и добавляли в тесто для хлеба. А тесто состояло из тертого на терке картофеля и забеливалось мукой, если имелась. Счастливые семьи добавляли в тесто лебеду.  Испеченном, темно-серым, по цвету хлебе лебеда, похожая на маковые зерна, выдавала себя блестящими точками свое благородное присутствие. В некоторых семьях от страшного голода начали варить кожаные изделия, конскую сбрую, столярный клей, копыта, олифа, считалась деликатесом, /в те годы олифу варили из растительного масла/. Стакан соли стоил огромных денег, да и за деньги фактически нечего было купить. “Есть, есть!” - просили дети и, не получив ответа, опять забывались в страшной дреме. В котел, где варилось нечто съестное, клали разбитые топором куски корыта или бочки, где когда-то хранили соль. Пробовали добавлять в суп почки деревьев, ольховые сережки. От непотребной еды появлялись не менее невыносимые боли в животе, опухали ноги, у детей раздувались животы. За долгую, очень долгую зиму съели все, что можно было есть. У Фролова Александра от голода умерли жена и двое малолетних детей. У Сергеева Алексея скончались двое детей. Многие ушли побираться по и не вернулись вовсе. От попрошайников не было покоя,  вспоминали старики.
В помощь голодающим в Поволжье международные организации начали поставлять продукты. Открылась столовая и в селе, где кормили круглых сирот, оставшихся без родителей. Сиротский детский приют, организованный зимой 1922 года, просуществовал 17 лет. Полного учета погибших нет, и потому назвать цифру не берусь. Умерших, от голода хоронили на кладбище, едва засыпав землей. Случалось, на могилу матери клали детей, а крест православный стоял один на всех. В дореволюционное время каждого умершего хоронили под звон церковного колокола. В голодную зиму колокол молчал. Его разбили активисты, свои же односельчане в накануне голода,стяну канатом.
Наконец долгожданное солнце начало припекать стены  ветхих домов, строений и склоны гор. В образовавшихся проталинах начали появляться еле заметные травинки. Вдоль родников и в болотистых местах зацвели желтые бутики Мать-и-мачехи, называемые чувашами мать травой. Именно эти растения стали вожделенными для обессилевших людей. Появление любой травы обозначало жизнь на земле. До первоцвета и горицвета было еще далеко, но на высоких склонах гор со дня на день могли появиться дикий лук и листочки Богородицы травы. Люди мечтали о крапиве. Весна наступала, но людям не верилось, что голодная зима позади, а впереди Солнце, Тепло и Жизнь. Отелились чудом уцелевшие коровы. С таянием снегов прибавилось забот у местных властей. Из-под снега торчали трупы замерзших нищих. Их свезли в общую могилу на краю кладбища. Потускневшие глаза ребятни начали выражать надежду и радость к жизни. Только многие дома сиротливо стояли забитыми досками. Взрослые и дети целями днями копошились на берегу речки Тумбарлинки, разными способами вылавливая рыбу.  К вечеру запах ухи дразнил аппетит голодных людей. Едва оттаявшую землю в огородах начали копать в поисках прошлогодней картошки. Раскопав несколько штук, здесь же, очистив тонкую кожуру, пекли блины на сковородке,  вкуснее которого не было блюда. От обессоленной еды и отсутствия витаминов у многих начали выпадать зубы. Началась подготовка к посевным работам. На лошадей, поголовье которых сократилось вдвое, жалко было смотреть. Многие висели подвешенные, так как стоять на ногах не могли. Из ж/д станции Ютаза завезли семена ржи и овса. Под надежную охрану разгрузили в амбар. По составленным спискам крестьянам, имевшим лошадей, раздали по пуду овса, и хозяева почти с руки кормили единственную надежду на будущий урожай. Ведь им предстояло пахать сотни десятин земли. Голод продолжался. Женщины и дети ежедневно уходили в лес с мешками и приносили полные мешки съедобных трав. Мои родители так хорошо разбирались в съедобных травах, что и я их запомнил не менее двух десятков, включая корни растений. С огромным усилием крестьяне посеяли яровые, почву под посев копали лопатами. Из-за нехватки семян площади посевных упали вдвое и составили не более 350-400 десятин. На большее не хватило сил, да и население убавилось на треть. Из-за отсутствия семян картофеля  в землю высаживали глазки с тонкой кожурой.
Бог земли сжалился над крестьянами. В срок прошли дожди, земля курилась легким паром. Дружные всходы овса и ржи изумрудным цветом радовали и ласкали глаза полуголодных людей. Мечта крестьян наесться хлеба досыта с нового урожая становилась реальностью. Незаметно летело время. Крестьяне готовили пар под озимые, накосили сена. Поспевал горох и овес. Накануне Петрова дня люди вышли в поле для скашивания созревающих на южных склонах хлеб. Наспех обмолоченное зерно везли на мельницу, сушили в печи и крутили на крупорушке и, неистово поблагодарив Всевышнего, вкусили Хлеб нового урожая. Домашний скот за лето набирал силу, медленно менялся внешний облик села. Однако радость крестьян села была недолгой.
Лаврентий Михайлович Нилов, 1914 года рождения, вспоминает. Они с дедом Милюк ворошили во дворе не обмолоченный горох. Уставший от летней жары с сестрами отпросился на речку искупаться. Родители со старшими братьями, как и все односельчане, работали в поле. Неожиданно со стороны села поднялись огромные клубы дыма. Резко поднявшийся ветер осыпал детей горячим пеплом и накрыл едким дымом. Дети побежали в гору. Юго-западный ветер усиливался, густой дым закрыл солнце, и дети в слезах все дальше поднимались на Киреметь тау. С пожарной каланчи был слышен печальный звон колокола, призывающий людей тушить пожар. Поднявшись на опушку Казенного леса, Лавруш оценил весь ужас случившегося несчастья. Десятки домов, включая и ихний, пылали в огне. Огромное пламя взметнулось ввысь и потрескивание огня заглушало все другие звуки. Растерянные и напуганные дети шли и шли, пока не наткнулись на Васькинских крестьян. Они указали дорогу домой и дети спустились на Тумбарлинку между пос.Мирный Дубовка и Турикас. Утолив жажду, голодные дети побрели домой. В страшном огне сгорели 23 хозяйства со всеми постройками. Пожар возник от связки табака, повешенного сушиться над очагом в хозяйстве Дегтяревых. Горели два ряда домов. Таким образом дотла выгорели 22 домохозяйства, или 1/10 часть села Потапово-Тумбарлы. Не оправившимся от голода крестьянам предстояло строить жилье и хозяйственные постройки. Наученные горьким опытом крестьяне столетиями строили амбары и сараи из камня. Каменными были заборы. Почти у всех были подвалы, а овины и бани были построены в отдалении от домашних строений. Это немного облегчило возведение строений. Всем миром к зиме    восстановили сараи и конюшни, кто-то остался зимовать в подвалах-землянках, некоторые перебрались к родным или вселились в пустующие дома. Дед Лавруша Милюк выторговал в селе Кзыл-Ярово за 6 пудов лебеды крытый железом дом. Вся семья с жаром принялась собирать спасительную лебеду, сушить и выбивать семена. И случись сделка, по выражению Лаврентия Петровича, не миновать бы беды. Хозяин крытого железом дома непременно был бы раскулачен, семья выслана, а дом конфискован. Неважно, за сколько был куплен дом, но семья была бы обречена на гибель и разорение. Об этом, не скрывая радости, поведал 80-летний ветеран труда и участник Великой Отечественной войны.
Крестьянам села предстояло испытать на себе и следующие трудности. Установившаяся на местах Советская власть взялась обустроить жизнь крестьян на новый лад.Первые шаги, связанные с новой экономической политикой, направленные на подъем разрушенной экономики России, были прогрессивными. Состоятельные крестьяне, владевшие 2-3 лошадьми и мелкие лавочники,  были ликвидированы. Крупные землевладельцы лишились своих состояний  в годы Гражданской войны. Промышленность быстро вставала на ноги, жители стали забывать голод и высланных из села крестьян. В селе действовал Комитет бедноты, где по-прежнему активно работали Тяпук Ванькки, Филипп Якур, Ларика Иван;, Краснов Васили, Уфанись Герги, Ефрем Павлович, Натя М;три. Им было поручено собирать установленный государством натуральный налог и единовременный чрезвычайный налог, начисляемый от размеров посевных площадей. Не все крестьяне хотели и могли платить эти налоги. Возглавляемый Николаем Дельгашевым продовольственный отряд с применением силы стал отбирать хлеб у крестьян. У Андрияна Никифорова вывезли 6 возов не обмолоченного хлеба и развезли по дворам комбедчиков. Об этом свидетельствует Матрена Андрияновна Павлова, 1908 года рождения. А вот рассказ Нилова Лаврентия Петровича, 1914 года рождения, живущего и поныне в селе Потапово-Тумбарла. В 1929 году председатель сельского Совета заставил семью Верблюдова Петра, отца Лаврентия, обмолотить стог хлеба и все зерно на 10 подводах, более 100 пудов, отправил на станцию Ютаза. У пятилетней Насти, играющей около дома деда, Кирука Черемухина, Николай Дельгашев с улыбкой спросил: “Куда кукасей-дедушка  спрятал зерно?” Радостная Настя ответила: “В подпол, в подпол!” Горох с подпола вывезли полностью. Хозяина, слава богу, не арестовали. Но всю зиму Настя, которой в 1998 году исполнилось 75 лет, слышала: “Ешьте суп гороховый, который сварила Настя”.
Когда Колпакова Анастасия вспоминала прожитую жизнь, крупные слезы катились по лицу. Обремененное налогом население почувствовало ухудшение жизни. Исчезли с прилавков магазина полупудовые пирамиды рафинированного сахара, не продавали пышные калачи, которые легко продавливались до стола и заново принимали прежнюю форму. Но  тяга крестьян к труду хлебороба, надежда на лучшее будущее не иссякала. Встали на ноги старшие сыновья высланных в Соловки зажиточных крестьян Верблюдов:
/Нилов/ Николай Михайлович, Титов Азарий Алексеевич и другие. Продолжал действовать запрет на наем рабочей силы даже в страдную пору, за что угрожали лишением в правах. Вместе с тем возросло число индивидуальных хозяйств не только в селе, но и в целом по России. Если в 1913 году их было 16 млн.крестьянских хозяйств, то уже в 1920 году стало 25 млн.  Окрепшее крестьянство в определенный период могло стать опасным для Советской власти. Даже большой урожай, собранный крестьянами в 1922 году, вызывал большую тревогу у вождей пролетариата. Об этом свидетельствуют материалы пятого Всероссийского съезда профсоюзов, прошедшего в Москве в сентябре 1922 года. В своем выступлении лидер профсоюзов А.Рыков отметил, что “урожай этот выявил громадную опасность, которая имеется во всей системе нашего хозяйства... Опасность эта в том, что сельское хозяйство способно восстанавливаться скорее, чем наша промышленность... Один урожайный год после невиданного голода стремится повернуть общее положение в нашей республике в пользу крестьян и против рабочих. На протяжении 2-3-х таких лет классовое экономическое значение крестьянства может превзойти экономическое значение рабочего класса”. (“Новый журнал”. 1967 г. Ю.Сречинский.) Возникает вопрос. Нужно ли было Советской власти сытое крестьянство, не по этой ли причине нужно было согнать крестьян в колхозы, а наиболее трудоспособных и непокорных физически ликвидировать, предварительно использовав их труд на возведении фундамента социализма?
Вот слова историка-марксиста М.Покровского, кстати сказать, расстрелянного как и А.Рыков при Сталине: “Ленин зажиточных крестьян в политических целях именовал “кулаками”, “мироедами”, которые первоначально весьма лояльно относились к Советской власти, и по сути являлись даже их главной опорой в сельской местности. Сопротивление они начали оказывать лишь после развернутой кампании беспредельного грабежа поборов продовольственных отрядов”. “Кулак в своей ненависти к помещику шел впереди крестьянских масс...”
Жестокость В.И.Ленина по отношению к крестьянам подтверждена следующими документами. На бланке Совнаркома в Пензу, 11 июля 1918 года написал: “Товарищам Кураеву, Бош, Минкину и другим коммунистам. Товарищи! Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь взят последний решительный бой с кулачьем. Образец надо дать. 1. Повесить /непременно повесить, дабы народ видел/ не меньше 100 заведомых кулаков. 2. Опубликовать их имена. 3. Отнять у них весь хлеб. Сделать так, чтобы сотни верст кругом народ видел, трепетал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков” (А.Латышев, изд. “Март”, Москва, 1996 год. Ленин. Первоисточники.)
Вести о подавлении крестьянских волнений доходили и до жителей с.Потапово-Тумбарла. Население по разному воспринимало эти слухи. Одни с восторгом - им нечего было терять, другие действительно трепетали в ожидании смерти и разорения хозяйства. Этот час настал и для моих односельчан. В 1930 году, на XVI съезде партии объявляется лозунг о “ликвидации кулака как класса на основе полной коллективизации”. Большая роль в этом отводилась активистам на местах, а в помощь к ним привлекается большая карательная сила.
Об открытом выступлении против коллективизации Тумбарлинцы не  думали, но пассивное сопротивление все же было. В который уже раз началось сокращение поголовья скота. Крестьяне тайком начали резать скот  на мясо, продавать. Поздней осенью 1930 года в селе началась коллективизация. Десятки семей добровольно согнали весь домашний скот во двор Марка Дмитриева. Свезли плуги, бороны и другой сельскохозяйственный инвентарь. Двор Дмитриева стал 2-ой бригадой, куда вошла улица в вехней части села. Всего создали в селе 4 маленьких хозяйства, по одному в выселке Воткино и Галкино. Эти поселки образовались в 1925 и 1922 годах. Через два года объединившиеся бригады образовали колхоз “Победа”. Но первый блин оказался комом. Через месяц отощавший скот от бескормицы начал гибнуть. Недоенные коровы мычали. Было принято решение скотину до весны разобрать опять по домам. Так начиналась коллективизация в селе Потапово-Тумбарла.
Наступившая ранняя весна с буйной зеленью, растревожила души крестьян, их потянуло на собственные земельные наделы. Многие расхотели работать на обобществленной земле. Вывели лошадей на боронование своих наделов. Но и сельский актив не дремал. Начались угрозы и преследования крестьян. Несмотря на это, более 30 крестьянских хозяйств отказались от артельной формы работы неведомой колхозной жизни. Индивидуалов обложили тройным налогом на землю, а участки им отвели самые отдаленные и неплодородные. Кандидаты на раскулачивание создали свою артель, а руководителем избрали молодого и энергичного Н.С.Козлова.
Артель индивидуальных хозяйств несмотря на жесточайшее давление власти доказала свою жизнеспособность, просуществовав 7 лет, пока под надуманным предлогом не посадили Н.Козлова в тюрьму. Заявление привлечь председателя артели “за неуплату налогов” написал председатель сельсовета А.Евсеев. Н.С.Козлов, осужденный на пять лет, три года под конвоем строил Беломорский канал. Его кассационная жалоба в Верховный суд СССР была удовлетворена и он, досрочно освобожденный, до самой войны работал в г.Баку.
В 1926 году на Петров праздник, в полдень над селом прошел невиданной силы ураган. Трудоспособное население работало в поле. Появившееся со стороны села Уд.-Ташлы белое облако, разрастаясь, накрыло всю округу. Полуденный зной сменился резким и прохладным ветром. Ветровые завихрения превращались в страшной силы смерч, разметавший не только сложенные копны, но и не скошенные хлеба. Крупный град, самые крупные с голубиное яйцо, стал хлестать метавшихся в поле людей. Удар грома загнал людей под телеги и колымаги, сорвавшиеся с привязи кони разбрелись по жнивью. Хлынул ливень, сбивая поднявшийся в небо пыль. Как долго продолжался ливень, живые свидетели не могли вспомнить. Но огромной силы ветер, смерч и град преобразили всю округу. Промокшие до нитки люди, собрав пожитки, запрягли лошадей и поспешили в деревню. Облик села изменился также до неузнаваемости. Крыши всех домов снесены бурей, ворота и заборы повалены, овины разметаны вместе с вывезенным с полей не обмолоченным хлебом, стекла во всех домах с подветренной стороны выбиты, сильные потоки воды снесли мосты. У Малахая Максима не стало большого скирда не обмолоченного хлеба. У Филиппа Козлова в подвал намыло песка вровень с фундаментом дома. Всех бед не перечесть. Разбушевавшаяся речка Тумбарлинка снесла несколько бань, погибли пчелы, утонули овцы. Анаткас и Турикас пострадали меньше, буря прошла широким фронтом по центру села и переместилась в Васькино-Туйралы, где последствия были такими же, как и в Потапово-Тумбарлах.

И ложь оставалась ложью,
И правда становилась правдой.
Из книги Бытия.