Родители

Евгений Ширяев
Автор – Багров Леонид Васильевич. Глава книги «Река – моё призвание».
Мой отец, Багров Василий Петрович (31.07.1905–1.08.1960), был классным плотником. В составе бригады судостроителей он строил весельные лодки, речные паромы для переправ и небольшие баржи.

Мать, Багрова Анастасия Семеновна, урожденная Тимина (11.11.1907– 13.03.1973), была малограмотной сельской труженицей. Отучилась в начальной школе всего один класс, однако среди женщин нашего села считалась грамотной и толковой, что и послужило основанием в годы Великой Отечественной войны для назначения ее ответственной за организацию сбора молочного  налога с каждого двора, имевшего дойную корову. В соответствии с сельхозналогом все сельские жители обязаны были сдавать государству с каждой коровы по 45 литров молока в месяц средней жирности в три с половиной процента. Как правило, женщины-домохозяйки каждое раннее утро, прежде чем отдать корову пастуху на выгон, часть утреннего удоя приносили в приемный пункт для расчета с государством, а мать проверяла соответствующим прибором жирность молока. Если жирность была выше стандарта, например 4 процента, объем сдачи уменьшался до 41–42 литров, и наоборот — при жирности 3 процента надо было увеличивать сдачу с 45 до 48 литров и т.д. Затем мама заносила данные по объему молока и его жирности в журнал приемки для отчета.

К 9 часам утра прием молока завершался. В мои обязанности входило подготовить и подать к месту погрузки на берегу Волги весельную лодку для перевозки десяти–двенадцати алюминиевых фляг по 37 литров каждая и доставить их в районный центр, город Козьмодемьянск, на молокозавод, который выделял конную повозку для доставки молочных фляг с берега на завод. Через два-три часа принятое по документам молоко пропускалось через сепаратор, обезжиривалось, и мы получали свои фляги с так называемым обратом (что-то вроде сыворотки), который возвращали на колхозную ферму для подкормки молодых телят. Загрузив фляги обратно в лодку, мы, как правило, на веслах или с помощью бечевой возвращались домой в Покровское. Эти ежедневные «прогулки» по 8 километров туда и обратно запомнились на всю жизнь. Ни снег, ни дождь или туман не могли отменить их: сдача молока по сельхозналогу в военное время была обязательна, что бы ни происходило.

Однажды мать, жалеючи меня, договорилась за небольшую плату с капитаном буксирного судна, идущего в реку Ветлугу за очередным плотом, подбуксировать нашу лодку до Покровского. Во время буксировки свободные от вахты молодой матрос и помощник механика парохода сошлись в злой драке, орудуя один наметкой, другой длинным багром. Чтобы не оказаться жертвой этих драчунов, мать велела мне встать на носовой обнос перед колесами парохода и, держась за леерное ограждение, переждать, пока драка закончится. На мою беду матрос, замахнувшись наметкой, не удержал ее и ударил по лееру. Удар пришелся как раз по моим пальцам, и я упал в воду перед самыми плицами парохода, который шел полным ходом. Мать, увидев это, закричала по-дикому, полагая, что я погибну под колесами. Но, видимо, я в рубашке родился: голова моя прошла между плицами, и, выскочив из-под колеса живой и невредимый, я схватился за «кочет» возникшей перед моими глазами лодки.
 
Драка, конечно, тут же прекратилась, и по указанию капитана меня быстро отвели в машинно-котельное отделение сушиться. Капитан, да и вся команда понимали, что им не поздоровилось бы, случись непоправимое.

Дома мать ощупала меня всего, проверяя, нет ли какой трав- мы, и, убедившись, что я не пострадал, успокоилась, крестясь и благодаря бога за спасение своего чада. Хорошо помню, как я с горечью поведал матери, что купленные на местном базаре кожаные башмаки ушли на дно во время этого незапланированного купания.