Анютино счастье

Елена Де-Бовэ
Всё на Земле относительно. Например, счастье. У одних оно одно, у других другое. Каждый слышал поговорку  "У кого-то щи пустые, а у кого-то жемчуг мелкий". Так вот,  у людей с "супом" и у людей с "жемчугом", счастье не только разное, но по-разному и переживается.

 Для одних оно -  привычная каждодневная рутина, бытовуха, а для других нечто мистическое. То странное, прекрасное и мощное чувство, что возносит бедолагу до облаков и там, в облаках обволакивает спасительными видениями.

Не знаю, кому в этом случае можно завидовать. Одно скажу: у кого "жемчуг" - у того счастье мелкое и обыденное, а у кого "жидкий суп" - оно всеобъемлющее, прекрасное...  религиозное.

Аня Ларина  - девушка редкой красоты - рано вышла замуж. По любви. За Николая Ивановича Бухарина. Несмотря на то, что над его головой уже собирались грозовые тучи опалы. Но ведь сердцу не прикажешь.

Несколько счастливо-несчастных лет рядом с любимым человеком, от которого она родила сына, превратились для нее в тюрьме в воспоминания о золотом рае.

Взяли ее за полтора года до расстрела мужа. В то время, когда одиннадцатимесячный сын только начал ходить и кричать "папа".

В 1938 году после Процесса антисоветского «право-троцкистского блока», известного как "Процесс двадцати одного" или "Большой процесс", с Бухариным было покончено.

Анна сначала коротала дни в томском лагере для жен "врагов народа" по статье ЧСИР (Член Семьи Изменников Родины), а затем попала в Новосибирский изолятор. Там-то она и испытала настоящее счастье.

Накануне она узнала о смерти мужа и радовалась  тому, что он, наконец, отмучился. Особая боль была за сына. Где он? Что с ним? Переписка запрещалась.

Позже Анна узнала, что годовалого ребенка забрала ее мать, но она к тому времени была уже тяжело больна.

Мать вскоре арестовали и ребенок попал в детский дом. Из детского дома его в виде исхудавшего полутрупика забрал дед. Но протянул он недолго. Умер не только от горя по родным, но и от того, что администрация Сталина лишила его пенсии, как родственника врага народа.

Ребенок снова попал в детский дом. Оттуда его "выцарапали" дядя и тетка Лариных. Они воспитывали мальчика до 1946 года, а потом и их расстреляли. Мальчика снова определили в детский дом.

Ларина, находясь в мрачном настоящем и без какого-либо проблеска будущего, коротая дни в подземной тюрьме, куда стекала вода дождливой весны, -вспоминала прошлое.

Рядом с ней тосковала тюремная крыса, которую Анна подкармливала пайком. Крыса все понимала и иногда вставала на задние лапы и бессмысленно смотрела на исхудавшую женщину.

Следователь Сквирский, находясь под подозрением у начальства, свирепствовал особо. Но чувствовалось, что и он уже на последнем издыхании. Он был психически сломлен - его убивал страх не столько за свою жизнь (он точно знал, что его расстреляют), но страх за судьбу родных. Ведь кто как не он знал, что может их ожидать в сталинской стране Советов. В стране победившего народа.

На последнем допросе он огорошил Анну нелепым обвинением в создании международного молодежного заговора.

"Следствию достоверно известно, - заявил он, - что Бухарин через вас был связан с контрреволюционной организацией молодежи. Вы были членом этой организации и связной между Бухариным и этой организацией. Назовите членов этой организации. Пока этого не сделаете - будете сидеть и гнить в подвале.

Анна все отрицала.

- Хамка, - орал Сквирский. - Даже теперь, после процесса вы осмеливаетесь заявлять, что Бухарин не был контрреволюционером!

- Да, осмеливаюсь, но разговаривать с вами по этому поводу считаю бессмысленным, - отвечала Анна.

- Может, вы еще скажете, что вообще не имели отношения к Бухарину? - язвил следователь.

- Нет, не скажу, - спокойно говорила Анна, - я была его женой. У нас был сын.

- Это надо еще проверить, от кого у вас был сын, - истерично хохотал Сквирский. - Нам ДОСТОВЕРНО ИЗВЕСТНО, что ваш брак был фиктивным.

- Наш брак был настоящим.

- Наглость какая, - орал Сквирский. - Осмелиться заявить, что Бухарин не был контрреволюционером! Нет места вам на советской земле! Расстрелять! Расстрелять! Расстрелять!

Анна почувствовала, что ей все безразлично и это придало ей сил.

- Это вам нет места на советской земле, а не мне. Это вам надо было бы сидеть за решеткой, а не мне. Расстреляйте меня хоть сейчас - я жить не хочу.

Она думала, что Сквирский изобьет ее или совершит над ней насилие, но тот вдруг неожиданно сник и устало сказал в телефонную трубку: "Уводите!"

Моросил дождь. Была темная ночь. По полу камеры ползли ручейки. После допроса Анна не чувствовала ни сил, ни желания подняться на верхние нары и улеглась прямо внизу, на доски. Но ей показалось, что  лежит она на пуховой перине.

Таково было ощущения счастья, которое внезапно накрыло ее в темной камере. Счастья от того, что она больше не видит ястребиного лица следователя.

"А счастье, - думала она, - понятие удивительно относительное. Бывают и в несчастье проблески счастья".

Как в эту редкую минуту, когда она, ощущала всем телом мягкую перину, явившуюся в ответ на удовлетворенность своими ответами на следствии, душевным взрывом, способностью к противостоянию и защите своего человеческого достоинства.

Тишина в камере, нарушаемая равномерно падающими со стены на пол каплями и редким шуршанием "глазка" надзирателя, неожиданно привела ее в состояние неземного блаженства.

И она, как Алиса в Стране Чудес, все падала и падала в глубокий колодец. Но, в отличие от нее, понимала, где находится. Это была страна диктатуры пролетариата. А это в те далекие дни означало  - в стране абсолютной сталинской монархии.

И ее не надо было, как Алису, предупреждать, что ГОВОРИТЬ О ТОМ, ЧТО ДУМАЕШЬ и ДУМАТЬ О ТОМ, ЧТО ГОВОРИШЬ - далеко не одно и то же. Советский народ в то далекое время прекрасно знал: ГОВОРИТЬ, ЧТО ДУМАЕШЬ - опасно. О ТАКОЙ Алисе Кэролл не писал.

После допроса она лежала на нарах и была счастлива тем, что Николай - главный человек ее жизни - наконец-то, умер. И потому, наверное, она больше не видит в верхнем углу под потолком вечно одну и ту же галлюцинацию: распятие, крест, а на нем страдающее тело мужа. Он умер и распятие исчезло.

Звук капель накрыл ее легким покрывалом забытья. Перед ней раскрылось море и обняла теплая волна. Анюта шутила на лице соленый ветер. Да, сейчас она была, действительно, счастлива.

Потом вдруг неожиданно всплыло  улыбающееся, обаятельное лицо Н.А.Морозова - друга отца, с которым он  любил спорить по вечерам. 

Н.А.Морозов был народовольцем и 20 лет провел в заключении. Сначала в Петропавловской, а потом в Шлиссельбургской крепости. Там он и познакомился в молодым большевиком Лурье (который позже он стал называть себя Лариным).

Морозов был ученый и почти все свои работы написал в заключении. Он был астроном, историк, физик, математик и философ. Его многотомный труд "Христос" был издан в двадцатых годах в Советском Союзе.

Анна спрашивала его: "Как вы выдержали столько лет заключения? 20 лет - это ведь целая жизнь".

Вот тут-то он и рассказал ей об относительности времени... в тюрьме.

"Время в тюрьме, - сказал он, - проходит значительно быстрее, чем на воле. Это происходит потому, что мозг питается чрезвычайно однообразными впечатлениями. Стираются грани лет. Всё сливается".

Ему помогали выжить научные занятия. Кроме того, он перестукивался с заключенными в соседней камере. Морозов рассказал Анне о тюремной почте и научил, как ею пользоваться. Никогда не думала Анна, что это может ей когда-нибудь пригодиться. Но пригодилось.      

Ведь именно здесь, в Новосибирском СИЗО Анна узнала от НКВДшника, сидящего в соседней камере по "делу Ягоды" о том, что Бухарина, наконец-то, "убили". Он так и "настучал": "Убили, сволочи!" Через три дня он попрощался и ушел на расстрел.

А Анна, все-таки была счастлива, находясь там, где время и пространство почти ничего уже не значили. Где счастье перепуталось с несчастьем, а время с безвременьем. Где крысы и клопы, снующие повсюду, перевоплощались в мысли, а из угла скалился удав в пасти которого сидел ее маленький сын.

В памяти всплывали лица тех, кого она постоянно видела в последнее время. Тысячи лиц из бараков, в которых жили женщины без имен, которых надзиратели называли ЧСИР.

А время все текло и текло, превращаясь в воду, оно было повсюду. Оно капало со стен, скапливаясь в ложбинах камня и шуршало за щелью окна, через которое почти не проникал свет.
________
По материалам книги Анны Бухариной-Лариной. Незабываемое.