Новый год

Иван Привалов
Новый год начинается, как всегда. Внезапно. За суетой, беготней, бесснежными вечерами – крадётся.
     А в телевизоре уже обратный отсчёт. Где-то внизу экрана. Там, где обычно время. Каждый день. Но сейчас уже тик и так до Нового.
     Улицы постепенно начинают освещаться в разные светящиеся ёлки, ветки, кусты, витрины. Они моргают, ослепляют, мешают смотреть, но и извещают. О том, что скоро. Произойдёт новое светлое великое. И в пустынной холостяцкой квартире появится чудо. А чуда всё нет и нет. Как нет и снега. За окном вечный дождь, темнота и безнадёга.
     И в эхе, после ночного сна, путешествуя по тропинкам разделяющих видимые и невидимые пласты пыли, маршрутной паутиной растянутой по всему дому, выбираешь где. Когда ты уже решил и это свершившийся факт ещё не наступившего. Завтра. Или завтра завтра. Или завтра завтра завтра. Ну, наверное. Как получится. А вот где?! Где поставить это зеленное чудо? Или фиолетовое? Или белоснежно белое? Или всё же китайскую горящую кончиками огоньков хвою? Взять. Или всё же на рынке? Осыпающуюся, пахнущую, свежую, пачкающую, плачущую смолой. Наверно, свежую. Или сходить. Тайком, сквозь совесть, выкопать ту маленькую и пушистую в соседнем дворе? Или нагло, среди дня заехать в лес и срубить под самый корешок ёлочку подростка? Вариантов много.
     А где всё-таки поставить?
     Ладно. Будет ёлка где поставить найдётся.
     В лес попасть не получилось.  Все въезды перекопали экскаваторами. Уехали оставив после себя огромные, во весь рост окопы. Как в войну. Не проехать. А пешком далековато – с краю в предыдущие годы подрезали молодёжь. Одни малолетние пеньки. Отпадает.
     В соседнем дворе из деревьев остались грустные, шелестящие серыми сухими листьями берёзы. Ёлок уже всё. Народу много – а ёлок мало. Не успел.
     На рынке толкаются, на ноги наступают, глазеют и не покупают. Ещё дорого. Завтра будет дороже. Начнут брать. Потому как времени всё меньше и меньше. А искусственных – лес не рубленный, сбивающий химией дыхание отпугивает. Каких хочешь? Всех цветов и расцветок, механических и электронных. Разных.
     Бери быстрей, пока голова кружится, а сознание не остановилось.
     Хочется взять все, но постепенно, шаг за шагом, остаётся одна. Высокая, красивая, простая, не тяжёлая, на долго.
     Беру.
     Ещё пару дней от китайского аромата выдержав в коридоре, установил. Даже пыль подмёл вокруг. Много, но почти. Как сумел. Для мужчины так совсем идеально, а на женщин и не угодишь. Никогда. Так что, конфеты-печенюшки на ниточке, как в детстве, игрушки разные, завалящие, дождик и гирлянду. Всё. Праздник готов.
     Праздник готов, но никак. Ни внутри ни снаружи. Ну внутри понятно, что ничего не понятно, а на улице не понятно, что ничего. Понятно. Ну нет на улице праздника и в ближайшее время не ожидается. Месяца два. Температура плюс. Ветер, разбивающий в секунды. Грязь и зеленная трава, хватающая гонимые ветром обёртки, упаковки, билеты, окурки, собачьи прогулки. Да это ерунда. 
     Пересмотрел бутылки. С названиями и без. Разнокалиберные. По форме, составу и наполнению. Может и хватит.
     Холодильник мигнул навстречу жёлтой, заложенной и заставленной продуктами лампочкой.  На недельку должно хватить. От этого года до того.
     А самый главный вопрос семейного праздника: с кем опустошить и формы, и холодильник. Кто первый? Кто второй? Что кому подарить. Что от кого принять. Тут такие кружева, что голова кругом. Плюс поправка на элемент желания других. В какую очередь определят тебя.
     А волнительные и долгожданные гадания на кофейной гуще, заварке, замёрзших свечках – кто поздравит тебя первым, а кого успеешь ты? Или как в прошлом году? Один звонок за кудыкину гору и минус на счету. И хочешь не поздравишь, а на связи. Сидишь и считаешь, кто тебя помнит и кому ты ещё рядом. Как в прошлом году. Но тогда к центру случайных встреч, знакомств, праздника и веселья, мира и судеб, исполнения желаний и любви. К главной ёлке города.      
     Но власть отличилась. Вновь и навсегда. Запретила ёлку. Ну не домашнюю конечно, до неё слава Богу руки ещё не доросли, а центральную. Главную ёлку города. Запретили. Ну то есть не совсем, а только в новогоднюю ночь. С тридцать первого на первое. Говорят, что из-за пожарной безопасности. Переживают – вдруг что загорится.
     Где это видано, где это слыхано!
     О людях беспокоятся. То, что в эту самую ночь будет ливень это их не смущает. Оцепили и запретили. Ни до, ни после пожаров не бывает на главной площади – приходите. Пожары они как террористы, ходят и появляются только в новогоднюю ночь. Потому всем и надо сидеть дома. А тех, кто этого не понимает или шибко сомневается в мудрости руководства, остановит полиция. Разъяснит. Хоть так себя покажут. На их языке это называется профилактика, а люди, простые люди, не называют – оценивают одним рубленым, от души, русским словом.  А руко-водителям-то что? Первого отчитаются в Москву и кругом: предотвратили и без происшествий. Ещё и медальки нарисуют себе – за безаварийную новогоднюю ночь. Двести один год. Да, впрочем, и не только они. У нас же в стране как? Сбили на пешеходном переходе пьяную автомашину в новогоднюю ночь, так это трагедия на всю страну. За обсуждают на всех каналах до полусмерти. А на завтра хоть кораблём по танкам езди – незаметно. Потому что праздник. Похмелюнас называется. Или всем по барабану. Это с каким настроением проснёшься. Как проснёшься, так и праздник.
     Хотя наговариваю на людей, на страну. Не пьём. Не пьём потому что не хочется, не пьём потому что страшно, не пьём потому что время, разрешённое закончилось, не пьём потому что не на что. Но это тоже брехня! Вчера вот по новостям сказали, что средняя на человека зарплата – больше тридцати тысяч. Ну как у узбека на заработках – тысяча рублей в день. А ещё сказали, что и продукты не дорогие в магазинах. Дешевеют. Молчат только за то, что варёной колбасой можно играть в большой теннис, а подешевевший сразу за колбасой сыр можно использовать вместо свечки. А вдруг завтра война и придётся? Товары двойного назначения: мы едим, а враги сдохнут. Так что натовские пугалки для нас, как… А мобильная связь подорожает тоже. Процентов на тридцать. Сообщение прислали. С причиной: бензин подорожал и ЖКХ и им нужно. Но это придирки. Потому как не взирая на взлетающие раз в месяц цены на алкоголь всё же пьём. Ради профилактики, за Родину, за Президента, дай Бог ему здоровья, за любовь, за водителей, за тех, кто в море, чтобы не было войны и много, много ещё. Тостов много, а питья мало. Но пьём! Только уже не совсем качественное, а похуже, но с акцизными марками. Подороже, но мы же ведь можем проследить весь путь бутылки от поля до прилавка. Мы не можем проследить где и на каком этапе там чего-то бодяжат, но следим. Следим вместе с органами. Которые день и ночь неустанно следять. А выследят, так и уничтожает. Комиссионно. Пьём. Отбросив прочь сомнения. Своё. Заготовленное ранее. Винцо с дачки. Кисленькое, не сладенькое, натуральное, без марок, но пьём. Или у бабушки из пятнадцатой квартиры, потому что рядом. Крепкую. Пусть без марочки, мутноватую, но без головной боли завтра и расписания отпуска товара. И не дорого. Дешевле можно конечно ухлестаться пивком, но от него потом колотит не по-детски и на утро самому себе хочется голову отрубить. Вот там бодяжут так бодяжут. От пива осталось одно название и химическая промышленность. Ну это если решишь с экономить. Наш народ изобретателен. Если раньше самогонку умудрялись гнать в морозилке, то это показатель. В добрые времена много способов придумали. Самые эффективные описаны в уголовном кодексе Советского Союза. Довольно поучительная книга во многих направлениях. Советую. Вот Михалыч из Гусева, прочитал и освоил. Слеза! Просто слеза. А горит лучше разбодяженного бензина. Бензин то бодяжат под контролем, как и в магазинах, где заводское по бутылкам стоит, тоже контролируют. Но у них дитя без глазу потому как хозяина нет, а у Михалыча – ГОСТ нервно курит в сторонке. Потому и не жалко к нему за двести вёрст мотанутся – стоит того дело. Иногда глядя на польские машины стоящими в очередях к нам из евросоюза за бензином, закрадывается мысль, что не за топливом они стоят часами, а за гусевским национальным достоянием Михалыча. РА он распродаёт по литрам. В одну сумку. Всем поровну. Чтобы война не началась. А что ему делать ещё пенсионеру как не регулировать международные конфликты? А бензин на вывоз - это камуфляж. Лишь бы не было войны.
     Так что с какой бы стороны не подходил Новый год – грустно и предсказуемо. Даже соседские детишки, хлопающие в ладошки, рассказывающие стишки, поющие тебе песни, потому что ты пришёл к ним в костюме Деда Мороза, по просьбе их родителей, не веселят. Не радуют. А чему радоваться? Новый год-то у них, а не у тебя.
     А твой Новый год за день до него. Ну, когда с работы отпустили. Закупки делать, готовить. А что готовить? Делов-то. Поставил воду, посолил, забросил килограмм, или сколько там сейчас в пачке? Было девятисот грамм, стало восемьсот. Про тысячу уж и забыли. Не важно. Главное кинул. Через пятнадцать минут гарнир на неделю готов. Салаты магазинные в банках уже готовы. Только открыть крышку. Сосиски – сардельки сварил и всё. Новый год. Сиди и смотри телевизор. Иронию судьбы у джентльменов удачи с любовью и голубями. Пока не надоест. Потом можно и боевичков посмотреть. До тех пор, пока на улице от китайских контрабандных не сертифицированных или таких же китайских, но российских, сертифицированных фейерверков не начнёт моргать ночь, дом подпрыгивать, а шторы взлетать до потолка. Это сигнал – Новый год! Это пропустить невозможно. А как ты это пропустишь если каждый нормальный человек, не допущенный на главную ёлку города начинает отрываться во дворе своего дома. Шампанское и водка – северное сияние внутри, а фейерверки – северное сияние снаружи. Наступает время, когда начинает взрываться не каждый камень во дворе, не каждая песчинка, а каждая молекула кислорода. Кажется, что взрывается сам по себе воздух. А домам остаётся только качаться и подпрыгивать, а глупым машинам рыдать и надрываться чокнутой сигнализацией. Если в этот час начать войну, то ракет и то что они сделают никто не заметит. А почему? Да потому что каждый заняв оборону в своём районе, оглушённый соседями, друзьями и оливье не заметит, как сгинет город. Как город и не заметит, как сгинет в тумане фейерверков какой-то спальный, не допущенный к общему празднику, загнанный в свои соты, квартал. Та в таком грохоте и ядерную бомбу никто не заметит. А жалко, что народ растаскивают и разгоняют. Новый год для русского, да что там русского, Советского человека, как день Победы. А его отнимают. Грусть. Потому и по клеткам, к ящикам и кроватям. В заклеточное одиночество.
     На площадь – завтра.
     Утро после грохота шампанского и прочего, настало. По ящику всё тоже что и всегда, только в ёлках, шарах и фейерверках. А хлеба нет. Даже сухарика. Как бы ни планировал, ни готовился, не предусматривал, что-то все равно будет не так. Чего-то не хватит. Это закон.
     Снега первого января тоже. Нет. Не смотря на холодный ветер и хмурое, лежащее на высотках небо. Нет снега. Нет зимы. Все вокруг серое, хлябистое, болезненное. Усыпанное блёстками хлопушек, разорванных батарей фейерверков и торчащих из грязи сгоревших стержней бенгальских огней. Ветер гоняет поистрёпанные за ночь полиэтиленовые пакеты. Рвёт на лоскуты, переполненные ночной радостью мусорки. Магазины закрыты. Ларьки закрыты. Торговля с разрешением и без умерла ночью и не посмела очнуться в новый день нового года. О жизни напоминают тянущие своих хозяев по подворотням и кустам… собаки. Хлеба нет. На заправочной станции пришлось купить прошлогодние булочки по цене хот-догов. Да и ладно. До вечера хватит, а там на площадь. К ёлке!
     После холодцов и салатов ёлка светилась и моргала. Но бдительная полиция, сбившись пингвинами у рамки, ищущей что-то, делала вид что ищет что-то звенящее в людях. Золото-бриллианты. Может быть. На самом деле они тёрлись друг о друга чтобы согреться, моля бога об урагане и проливном дожде. Дабы прогнал всех на… домой. За четыре часа они смогли отнять у кого-то зазевавшегося початую пластиковую бутылку с пивом. И может быть этим даже гордились. Но мы народ победитель, потому идущие к рамке передавали через ограждения пакеты с боеприпасами прошедшим. Подержать. Проходили и догоняли своё и родное. Нет препятствий патриотам.
     А на сцене одна группа за другой пели русские народные песни и частушки. Из новогоднего репертуара был лишь грустный трезвый Дед Мороз и развесёлая, слегка потасканная ветрами успевшая хлобыстнуть Снегурка. Всё остальное было ровно как на День России. С патриотизмом и верой в будущее. Только что на день России не было красных шапок ушанок и шинелей, перекроенных в гражданские платья, украшенные цветами…
     Народ слегка пританцовывал и прихлопывал. Сотрудники разных органов переодетые и серьёзные, с бегающими в разнобой глазами, видимо не имеющие права поддаваться этому организованному разгулу, незаметно барражировали среди ничего не подозревающих земляков. Горожане, уставшие от этого незаметного мельтешения перед глазами и русских народных зажигательных песен, решив согреться и отдохнуть от бессмысленного брожения по лужам, уходил в соседние кафешки согреться, справить естественные надобности, оправиться, выпить по чашке кофе, сфотографироваться в тепле у барной ёлочки. А отдохнув уступали места промокшим и озябшим. Чтобы по-людски. И согретые - домой. В автобусах и троллейбусах. Запотевших и уставших.
     А на очередной безмолвной остановке, на пути домой, открылась дверь и в троллейбус свежим воздухом впорхнула пара.
     Парень и девушка.
     Заплатили за проезд.
     У парня в руках оказалась два бокала, а под мышкой открытая бутылка шампанского. Он протянул один бокал девушке. Наполнил его и свой шампанским и на весь салон:
- С Новым годом!
     Звон бокалов и сверкание глаз.
     Новый год!
     Любовь!
     Пришёл!
     Наконец-то!