Таня заметила, что Толя ничего не покупал себе из вещей. Тогда она сама стала покупать на свои деньги, что мужу, то и брату: носки, рубашки, майки, трусы. С зарплаты она опять-таки с трудом вытягивала с него деньги за купленные вещи, о чем с возмущением жаловалась Володе. Как-то им удалось уговорить Толю поехать с ними в центр, чтобы купить для него брюки, рубашку, туфли. У него как раз накануне была получка. Съездили, купили обновки, все порадовались, особенно Татьяна.
В воскресенье утром он переоделся во все новое и отправился гулять, а возвратился домой очень поздно, пьяный и грязный. Еще утром он весь сиял чистотой и свежестью, а вечером был до того испачканным с головы до ног, что на новых брюках висели куски грязи. Он еле стоял на ногах и пытался что-то еще говорить. Татьяна брезгливо поморщилась:
- Горбатого могила исправит! - и предоставила мужу с ним разбираться.
Володя с матами проводил его к себе. Он уже не церемонился с братом, поняв, что, чем больше с ним нянчишься, тем хуже он себя ведет. Толя стал тяжелой обузой для семьи, о чем говорится в пословице: «Не было у бабки хлопот, да купила порося».
Но время идет, неприятные моменты ненадолго отходят, и в семье снова восстанавливается мир и покой. Татьяна про все неприятные вещи забывала, видя сильное, загорелое тело молодого парня, его глаза, улыбку, когда он, обнаженный до пояса, после работы умывался, затем обтирался полотенцем, поглядывая на нее, как бы дразня и маня.
Однажды Толя, слегка подвыпивший, сидел на кухне, а она готовила ужин. Сновала от стола к печке туда-сюда, а он что-то рассказывал, искоса на нее поглядывая. Ей нужно было из стола, за которым он сидел, взять тарелки; достав их, она нечаянно коснулась своим бедром его бедра. Неожиданно он обхватил ее за талию и посадил на колени.
- Толя, ты это что, зачем так? — испугалась она. — Сейчас же отпусти!
Она стала вырываться, но он крепко ее держал.
- Разве тебе не нравится, а? — воркующее спросил, прижимая к себе.
- Ты пьян! Пусти, а то кто-нибудь увидит! – заволновалась она, не ответив на вопрос.
Он расслабил руки, и она соскочила с колен.
- Ну ты даешь! – стала поправлять свой зелененький ситцевый сарафанчик и растрепавшуюся косу, с укором глядя на него, затем, как ни в чем не бывало принялась хлопотать у печки. Толя еще немного посидел и вышел.
В другой раз он её так сильно обнял, что косточки её хрустнули. "Ничего себе силушка! Чуть не раздавил!" - она оттолкнулась от его, с легким стоном расправляя суставы, а в душе было приятно. - "Вот так, наверно, крепко обнимают тех, кого любят?"
«Неужели началось? - с трепетом в душе и оттенком ужаса вопросила она. — Неужели он стал испытывать ко мне чувство, заметив, что я проявляю какую-никакую заботу о нём, подумав, что я не равнодушна к нему? Хотя, есть немного. Чего греха таить? Нет! Не надо! Нельзя! Грех это: ведь он брат мужа! И что с того, что он мне нравится? Главное: держать себя в руках, не давать волю чувствам».
Сердце ее при таких мыслях сильно билось, а душа испытывала сильные противоречивые чувства. Это когда хочется и колется. Она понимала, что нельзя любить брата мужа, но вся ее сущность жаждала любви, поцелуев, крепких объятий, нежных слов.
Сейчас она с мужем мало ругалась, потому что вся его ругань уходила на перевоспитание брата, но все равно их интимная жизнь желала много лучшего. Она уже не не помнила, когда испытывала к мужу нежную страсть и любовь. Правда, свои супружеские обязанности он исполнял хорошо, но был нетерпелив, не мог найти к ней ключика, который, казалось, лежит на поверхности, а он его не видит.
Стоит отметить, что Владимир её был прекрасен во всей своей мужской красе. Не раз она любовалась его обнаженным телом и сравнивала с Аполлоном. Но он заглушил её восхищение им в самом начале их семейной жизни своими придирками и скандалами. А чтобы её на колени себе посадить или на руки взять, - таких порывов не было у него. Правда, был такой случай, когда ему волей-неволей пришлось её взять на руки и пронести несколько метров. Дело было так.
Однажды между супругами возникла ссора, в результате которой Татьяна сильно обиделась на мужа. Когда пришло время спать ложиться, она легла отдельно от него на диван. Это ему не понравилось, и он стал её звать к себе, на семейную кровать.
- Не пойду! - с обидой проговорила она.
- Это почему? - удивился Володя.
- А то ты не знаешь! Наругал, нагрубил, а теперь я как ни в чем не бывало должна в постель с тобой ложиться? Не пойду! Во мне тоже гордость есть!
- Ладно, прости! - пошел на мировую муж. - Иди ко мне!
Татьяна соображала, что нельзя перегибать палку, и в тоже время надо как-то проучить мужа.
- Что бы это я сама к тебе пошла! Тебе надо, вот возьми и отнеси меня к себе.
- Как это? - не понял Володя.
- Как-как? На руках, вот как!
Володя несколько секунд раздумывал, потом все же поднялся с постели, подошел к ней и, взяв на руки, отнес на кровать. Вот так у них произошло примирение.
Шли дни за днями, похожие один на другого, как близнецы-братья, и только в выходные дни что-нибудь случалось. Вскоре у Анатолия с Татьяной подобный случай повторился, когда у них гостили ее родители. Улучив момент, когда в доме никого не было, он также схватил её и усадил на колени, как маленькую. На этот раз она не стала сразу вырываться, а прижалась на мгновение к нему и одарила двумя короткими поцелуями в щеку и краешек губ. «Ой, кто-то идет! - заслышав в коридоре шаги, она тут же освободилась из его объятий. Когда вошла Нина Михайловна, Таня уже хлопотала у плиты, радостная тем, что все обошлось незамеченным.
Татьяна, будучи осторожной, не торопила события. В ней маленьким, незаметным огоньком вспыхнула любовь к парню. Она старалась не выдавать своих чувств, не давала любви разгореться заметным пламенем, чтобы увидели все, поэтому была с ним сдержанна.
Обычно Толик допоздна засиживался в доме после ужина: читал свежую прессу или книгу, смотрел телевизор,пил чай и уходил к себе. Муж поднимался утром рано, поэтому ложился спать пол-девятого, если по телевизору не было интересного кино. Как-то раз Таня после просмотра телевизора помыла посуду, прибрала на кухне и вышла подышать свежим воздухом.
Вскоре вслед за ней вышел Анатолий. Она стояла на крыльце, и он, подойдя сзади, обнял ее крепким объятием, и они долго стояли так, прижавшись, согревая друг друга своим теплом. Она с трепетом ощущала тепло его сильного тела и слышала биение его сердца, и это еще больше притягивало к нему, кружило голову.
Как все было хорошо в это время вокруг: тихая ласковая погода августовского вечера, безоблачное черное небо с мириадами ярких звезд. Оно было такое близкое, глубокое, что, если смотреть на него долго и пристально, так и чувствуешь себя частицей этого мироздания. Ах, как хорошо-то сейчас, в этот миг! Влюбленной женщине так хотелось, чтобы долго не кончался этот вечер. Она чувствовала себя очарованной Царицей ночи. Они стояли и молчали, боясь пошевельнуться.
- Пойдем ко мне! - наконец, прошептал он, касаясь лицом её волос, вдыхая их тонкий сладкий запах.
Очарование дивного вечера передалось и ему. Он хотел ласкать ее всю и достичь апогея в своих чувствах, насладиться близостью с ней. В мыслях он уже раздевал и касался ее заповедных мест.
Как ей захотелось про всё забыть и поддаться этому сладостному призыву, выплеснуть море страсти, накопившиеся за многие годы, броситься в омут любви с головой, без оглядки! Но внутренний голос, как законный страж, голос совести, благоразумно говорил: "Одумайся!" И на этом чары закончились.
- Нет, нельзя, не могу! - выдавила из себя Таня. — Мне уже пора. Володя может в любую минуту выйти.
Опасения не были излишними. Володя не спал и ждал. Когда она пришла с улицы, спросил:
- Где была так долго? Я уже хотел идти за тобой.
- Воздухом дышала, любовалась звездным небом, - порадовалась, что вовремя вернулась.
- Ну и что — налюбовалась? — проворчал он. — А у меня тут все перестояло. Теперь давай поднимай сама.
Чтобы муж ничего не заподозрил, Татьяна всегда с раздражением говорила о девере: «Когда же мы от него избавимся», «Вот взяли хомут себе на шею», «Пьяница несчастный» и тому подобное. Это не было лицемерием, потому что она двояко относилась к нему: любила и презирала, жалела и досадовала. В своих отношениях с ним она боялась далеко заходить, хотя соблазн был очень велик. К тому же, мстить мужу подобным образом она уже не хотела, поэтому решила прислушаться к внутреннему голосу, что вразумлял её и не давал совершить непоправимую ошибку.
Этот голос говорил ей: «Да, Толя красив, молод, но посмотри, какой он: пьяница, буян. А что у трезвого на уме, у пьяного – на языке. С ним нельзя связываться: он все может в пьяном угаре рассказать мужу, свекрови. Он опозорит тебя на всю жизнь. И все, что должно быть тайной, станет явью. Даже, если он тебя любит, сможет наделать глупостей, чему и сам не будет рад. У вас нет будущего. Не допускай его близко к сердцу – это не твое! Довольно того, что было между вами».
Молодая женщина прекрасно осознавала справедливость голоса совести и постепенно, с болью в сердце, стала охлаждать к нему пыл. В этом ей хорошо помог ещё один эпизод. В один из осенних дней Толя, как обычно, заявился домой поздно и в средней стадии опьянения.
- Опять пьяный! Вот чье-то горе еще будет! - усмехнулась она. - Умывайся и садись ужинать!
- Почему я буду чьим-то горем? А может, счастьем?
- Ведь когда-нибудь да женишься, а пьянство свое вряд ли бросишь.
- Ну, и что с этого? - он пытался поймать ее в свои объятия, но Татьяна уворачивалась. Анатолий был ей противен в таком виде. Прислонившись спиной к столу, он проговорил заплетающимся языком:
- Ты должна гордиться тем, что в тебя влюбился парень, на много лет младше.
Она хотела рассмеяться его самоуверенности, но сдержалась.
- Ты так думаешь? Ну и зря! Садись ешь, горе луковое! - она поставила на стол тарелку с борщом.
Своей глупой фразой Толя задел ее самолюбие и поставил окончательную точку в их отношениях. Пусть не думает, что она могла влюбиться в пьяницу, дебошира и невежу за его высокий рост и красивые глаза.
продолжение
http://proza.ru/2020/01/14/1514