Трудный поэт и Пума

Сыгда Алтынаев
- Вы трупный поэт! - сказал мне Шкапа.
Я не стал спорить. Если бы Шкапа сказал, что я трудный поэт, тогда да, поспорил бы. Потому что я какой угодно, но только не трудный.
- У ваших героев удивительное духовное убожество! - продолжил Шкапа, - Вы пишите о живых мертвецах... То есть, нет - вообще не о живых! Вы пишите о мертвых мертвецах, которые вместо того, чтобы лежать в могилах ходят по улицам, сидят за столиками, перебирают ногами и плюются! Вот , о ком вы пишите.
Я снова промолчал. Шкапа был прав, и мне даже очень понравилось как он сформулировал это всё. Вот если бы он назвал меня трудным и непонятным поэтом, пришлось бы обидится. И , может быть, даже ударить Шкапу карандашом, который лежал на подоконнике.
- Пойдемте, прогуляемся! - неожиданно предложил Шкапа и я опять не стал возражать ему.
  Мы шли по бело-жёлтому песку и Шкапа несколько раз повторил, что быть трупным поэтом не так у плохо. Потому что про перебирающих ногами и плюющихся мертвых мертвецов никто кроме меня больше не пишет. Я хотел было поблагодарить Шкапу, но тут перед нами на песок прыгнуло что то серебристо-серое и энергичное. Я и Шкапа одновременно сделали несколько шагов назад. На нас гипнотически , и в тоже время весело смотрели рыжеватые, умные глаза.
- Вы знаете кто это? - спросил Шкапа, довольно быстро придя в себя.
- А кто это? - отозвался я, давая Шкапе в очередной раз проявить свою образованность.
- Это Пума! Такая кошка дикая! Она здесь охотится!
- На нас? - уточнил я.
- Нет, на людей она не охотится! Она охотится на страусов нанду.
Пума совсем даже не охотилась , она сидела в трёх шагах от нас и наблюдала.
- Шкапа... - сказал я, точно начал и оборвался.
- Что такое? - чуть подождав, чуть повернулся ко мне Шкапа.
- Ничего. Я просто прочёл свои новые стихи. Про Вас.
- Это были стихи?
- Шкапа... - произнёс я ещё раз.
Пума очень симпатично наклонила голову. Казалось, она поняла, что это были стихи чуть раньше моего спутника. И оценила!
- Шкапа... - в третий раз продекламировал я.
- Вы хотите казаться трудным, но у вас ничего не выходит! Эта Пума смотрит на Вас, как на дурака... Извините, конечно, но это так, - изрёк Шкапа.
- А по моему она смотрит на Вас, - сказал я Шкапе.
Пума не двигалась с места. Ей было интересно! 
- Удивительное духовное убожество! - повторил Шкапа то, что уже говорил мне, - и неправильный жизненный выбор!
При этих его словах Пума плавным движением протянула нам обоим свою когтистую конечность.
- Вы не хотите убежать? - спросил меня Шкапа.
Я лишь покачал головой. Смысл сейчас убегать?
- Страус бегает быстрее нас. Но Пума всё равно догоняет его, - проговорил мой собеседник и уселся на песок.
Я присел рядом. А Пума вскочила на все четыре лапы и подрыгнула желая поймать сразу двух, пролетающих мимо бабочек. Но не поймала, хоть и подпрыгнула очень высоко - наверное метров на пять. Шкапа посмотрел так, словно хотел тоже подпрыгнуть или сказать, что умеет прыгать не хуже, хоть и не так высоко...
  А я...
Я почувствовал себя счастливым человеком! Потому что Пума стала рыть лапой землю, весело поглядывая на нас. Один учёный, по имени Игорь, когда то написал, что это она так поиграть приглашает. И мы со Шкапой скинули свои пиджаки и стали играть с Пумой. Мы прыгали, кувыркались в песке, пытались ловить бабочек и даже немного рычали друг на друга. А потом, когда мы уже вдоволь накувыркались и наносились, Пуму кто то позвал и она одним прыжком скрылась из нашего поля зрения. Позвал явно не человек - просто воздухе длинно прозвучало что то вроде НТИ-Й и это означало для нашей Пумы что то очень важное.

- Их мало, - сказал Шкапа, надевая пиджак и одновременно демонтрируя эрудицию.
- Их мало... Нас много! - ответил я.
По моему, посдедние слова чуть-чуть подпортили Шкапе настроение.

   На следующий день я проснулся очень рано. И тут же стал вспоминать , как здорово мы вчера играли с серебристо-серой Пумой. Вот бы сейчас так же! Но Пумы рядом не было. Я вспомнил, что когда Пуме не с кем играть, она начинает играть со своим хвостом - ловит его и при этом кувыркается. У меня хвоста не было, тем не менее я дважды перекувырнулся на кровати и пошёл писать очередные стихи. Очень простые и не про людей, а про бабочек, хвосты и лежащие на песке пиджаки.