Предисловие
Не уверен, нужно ли о таком писать. Но все же… Эта история произошла уже очень давно – более тридцати лет назад. Следует сразу предупредить возможных читателей, что большая часть событий, приведенных в дальнейшем повествовании, – лишь плод воображения автора, не имеющий ничего общего с действительностью. Все совпадения с реальными лицами случайны, персонажи, присутствующие в данном рассказе, вымышлены, а их имена придуманы. Серьезным недостатком представленного рассказа и явлением крайне возмутительным с позиций общечеловеческой морали следует считать подробное описание постоянных злоупотреблений действующих лиц спиртными напитками. Притом, - обратите внимание! - без какого-либо осуждения со стороны сочинителя сей неоднозначной прозы! Но, если убрать все упоминания про алкоголь, то от обширного сейчас текста вообще ничего не останется. Спишем все эти неприглядные стороны рассказа на крайнюю молодость персонажей и эпоху, в которой они жили. Поэтому – что есть, то есть…
Начало декабря – не самое лучшее время в Керчи. Со стороны пролива налетал порывистый холодный ветер. Мрачное серое небо нависало прямо над крышами ангаров и тусклыми огнями на выступающих частях портовых кранов. Временами начинал идти мелкий противный дождь. Трудовой день закончился, и рабочий люд двинулся из проходных своих предприятий на «Променад» - так здесь называли цепочку пивных, тянувшихся вдоль всего приморского города, раскинувшегося на прибрежных холмах. Место это, издавна заселенное людьми, отличалось присутствием следов многих цивилизаций, расцветавших когда-то на черноморских берегах и исчезнувших при нашествиях кочевых народов или других поворотов истории.
Мы с Алексом тоже влились в неторопливый поток прогуливающейся толпы, периодически останавливаясь у пивнушек, чтобы принять по кружечке пенного напитка. В наплечной сумке у моего товарища имелся большой кулек из газеты с подвяленной хамсой – прекрасным дополнением к пиву. Продавцами во всех будках работали упитанные мужички средних лет, сноровисто открывавшие краны и бросавшие через плечо вопрос: «Греть?». По случаю промозглой погоды на плитке у каждого из них стоял чайник с горячим пивом, которым разбавляли основной продукт.
Мой приятель, лет пять или шесть назад окончив учетно-кредитный техникум, тогда же уехал в Керчь, откуда была родом и куда получила распределение после завершения университетского курса его жена. Леха устроился по специальности бухгалтером в Керченское морское пароходство. Через год за проснувшуюся любовь к «Променаду» и периодические многодневные загулы с приезжавшими в гости друзьями, Алекса, вместе с чемоданчиком, выставили за дверь квартиры его тестя. Там, за той дверью, остались и его бывшая жена, и двухлетний сын, с которым ему даже не позволили проститься. Пришлось какое-то время пожить в общаге, но потом Алексею все надоело, и он на перекладных вернулся в Иркутск.
…
После очередного полугодового экспедиционного сезона в горах, закончив с отчетами и прочими срочными делами, получив внушительные по тем временам командировочные и отпускные, я, наконец, отбыл в отпуск. Погуляв пару недель в родном городе, однажды рано утром я проснулся в квартире у одного из друзей и понял, что надо с этим бесконечным и бессмысленным делом завязывать. Мысль такая пришла в голову, когда включил торшер. На диване рядом со мной обнаружилась незнакомая, почти голая, брюнетка. Девушка отличалась весьма пышными формами. Из одежды на ней присутствовал только оранжевый носок на левой ноге. При этом я решительно не мог вспомнить – кто она, как здесь оказалась, и было ли у нас с ней что-нибудь.
На соседней тахте находилась обвившая друг друга разнополая, насколько я рассмотрел, юная парочка. Этих я тоже, как мне показалось, первый раз в жизни видел. В голове появилось и начало принимать реальные формы желание свалить от затянувшегося загула, и, лучше всего, куда-нибудь подальше. Похлебав воды из-под крана на кухне, я сходил в душ, побрился, оделся, и кое-как, но привел себя в порядок. Посмотрел на часы – пять утра. И только собрался по-тихому смыться, как в проеме двери другой комнаты появился мой приятель и бывший одноклассник Леха. Он был в трусах и все еще сильно пьян.
- О, Алекс, - обрадовался я, - а у тебя паспорт с собой есть?
Тот остановился, покачался, подумал, ткнул пальцем в сторону своего пиджака на вешалке и направился в туалет. Во внутреннем кармане клифта, действительно, обнаружился потрепанный, но действующий паспорт. Я прошел на кухню, достал с антресолей заныканную еще вчера утром бутылку водки. Налил две рюмки, сделал по «пыжу» из хлеба и сала. Леха, выйдя из заведения, заглянул на свет и очень обрадовался представшей перед ним картине. Выпив и закусив, он пожелал и закурить.
- А шею не трет? Одевайся, на улице покуришь! Пока такси ловить будем!
Тот не противился и без вопросов пошел искать свою одежду. Через час мы стояли у кассы в аэропорту, покупая билеты в Москву. Затем на какое-то время зависли в буфете. По трапу Алекс поднимался первым. Дорогу ему преградила невысокая, но решительная стюардесса:
- Молодой человек, Вы пьяны! Я не пущу Вас в самолет!
Расстегнув верхнюю пуговицу драпового пальто, я подтянул повыше узел галстука и постарался придать лицу респектабельный вид. Протиснувшись вперед, принял огонь на себя. Галстук произвел ожидаемое впечатление. Мне удалось убедить хозяйку самолетного салона, что мы тихие, не буйные и нас никогда не тошнит.
- Ладно, проходите! Но, если с Вами хоть какие-то проблемы будут, без разговоров сдам в милицию! Или в Омске или в Москве!
Всю первую половину полета она бдительно отслеживала наше поведение, пресекая любые попытки заказать спиртное. Только в Омске, в кафе у накопителя, удалось принять по фужеру коньяка. Затем я купил розу и коробку конфет. Вручая презент стюардессе, я сообщил ей, что мы летим в Москву на конференцию по нейробиологии, но вот мой коллега, доцент из медицинского института, слишком сильно обрадовался командировке и не рассчитал силы. «Вы уж простите его!» Стюардесса расслабилась и несколько раз приносила нам то воду, то сок, а ближе к Москве порадовала, естественно за хорошие деньги, и армянским коньячком.
Прилетев в Домодедово, мы первым делом отправились в буфет. По сто граммов бренди «Плиска» оказались очень кстати, так как Леха начал приходить в себя и недоуменно оглядываться. В электричке мне вдруг стало интересно – а как он будет реагировать на окружающую московскую действительность, оставшись в одиночестве? Судя по его дремлющему состоянию, пока он вообще не представлял – где он и что случилось. Отсев через несколько купе в сторону, я снял свою кроличью шапку, поднял воротник пальто и привалился к окну, изображая спящего.
Через некоторое время Алекс начал просыпаться. Сначала он открыл и закрыл глаза. Потом встряхнул головой и посмотрев вокруг, убедился, что ничего не изменилось, и он едет в электричке. На этом он успокоился и опять прикорнул. Спустя пару минут он снова пошевелился, сел, приняв прямое положение, и уже более трезво огляделся. Все осталось прежним. Леха повернулся и посмотрел в окно. Мимо проплывали шестнадцатиэтажные новостройки московских окраин. Несколько этим озадачившись, мой приятель снова потряс головой, но видение не исчезало. Он придвинулся к окну и, судя по шевелению губ, посчитал этажи. Убедившись, что все верно, он, в явном отчаянии, огляделся вокруг и совсем впал в прострацию. Несколько раз Леша смотрел в окно, но увиденное явно не соответствовало его ожиданиям.
Нам оставалось с полчаса до Павелецкого вокзала, когда он вскочил, и еще раз бросив взгляд по всему вагону, вдруг заметил и сразу опознал мою личность. Подбежав, он дернул меня за рукав и ткнул в окно:
- Димыч, слышь, там это… Дома офигенные! Я три раза пересчитывал. Шестнадцать этажей!! Мы, вообще, где?!
Надо пояснить, что в те времена, наш Иркутск считался одним из опасных в плане возможных землетрясений городов. И строить дома выше девяти этажей тогда не разрешалось. В одном из немногих таких домов Алексей и жил. Для него было шоком увидеть такие высотки, немыслимые для родного города.
- Без паники, маэстро! Мы – в Москве!
Леха впал в ступор и на некоторое время замолчал. На его лбу напряженно бороздились морщины.
- Так, ладно. А что это мы здесь делаем?
- Как что? Ты все забыл?! Мы же вчера обсуждали!
- Что обсуждали?!
- Алекс, вчера по телику новости показывали. Там сюжет прошел, что в Третьяковскую галерею из Русского музея выставку Айвазовского привезли. Кто вчера кричал, что такое бывает раз в жизни? И безумно хочет посмотреть на «Девятый вал»?
- Кто? – тупо спросил Леха.
- Кто-кто? Дед Пихто! Ты это кричал! – я старался врать как можно убедительнее.
Алексей жалобно посмотрел на меня:
- Я? Кошмар какой… Ну, и что… Что там дальше-то было?
- Ну, мы и полетели! Сейчас в Москве. Едем в Третьяковку.
Он совсем помрачнел и снова уставился в окно.
- Да бред какой-то! У меня же денег – ни копейки! Ничего не понимаю! А, вот же! Это же труба перед Ангарском! Мы туда едем? Хотя… Какой Ангарск, опять небоскребы пошли…
Кое-как удалось объяснить ему, что мы находимся, реально, в столице нашей страны, но до конца он, кажется, так и не поверил. Покинув электропоезд и пройдя на площадь трех вокзалов, я сориентировался. Мы нырнули в подземный переход и через проходной двор вышли к заранее выбранному мною знакомому гастроному.
Подойдя к прилавку, я обратился к немолодой продавщице:
- Девушка, нам пожалуйста, четыре бутылочки Рижского пива, палочку «Краковской», половинку «Бородинского». Да, и еще, будьте так любезны, сыра, «Голландского», граммов двести! И порежьте, пожалуйста, все!
- Бутылки открыть?
- Да, будьте добры, откройте!
Женщина все нарезала и выложила на широкую тарелку, поставив ее на поднос. К пиву достала два граненых стакана.
- Бутылки оставите? С вас два рубля девяносто копеек!
Алекс стоял рядом и молча наблюдал за процессом. Отнеся поднос в угол и поставив его на высокий столик, я разлил бутылку пива в стаканы и кратко сказал:
- Ну, давай, за здоровье!
Тот медленно выпил свой стакан, взял кусок колбасы, понюхал ее, откусил, пожевал. Опять осмотрел стоящее перед ним, поднял на меня глаза:
- Димыч, а ведь мы, правда, в Москве! – и судорожно вздохнул. Снова оглядевшись вокруг и допив второй стакан, нервно засмеялся:
- Слышь, а, в натуре, представь себе все это у нас в Иркутске! Заходишь ты в гастроном и эдак простенько говоришь: «А подай-ка красавица мне колбаски копченой и сыра! И порежь все это! На ломтики! И пиво открыть не забудь!» Не, ты только прикинь, что тебе ответит любая продавщица в любом нашем гастрономе! Ты, поди и не запомнишь, сколько матюгов она на тебя навесит! Колбаса, сыр, пиво! Ни фига себе! Хлеб этот… Как его? Ах да, ; «Бородинский»! Ты вот, например, помнишь, когда у нас сыр в свободной продаже был?
- Ну, лет десять назад, кажется, иногда случалось. В школе еще учился. Гастроном, что на полгоры на Политехе, там сыр давали. Очередь тогда, правда, большая за ним была! Какой сыр – не помню. Да и не важно, главное – сыр! По полкило в руки, мы тогда с отцом успели! Да ты пойми – это же Москва! Здесь-то всегда все было! Ладно, давай добьем все, и пора где-то гнездится. Надо привести себя в порядок, отдохнуть, потом на твоего Айвазовского смотреть пойдем!
Через двадцать минут мы спускались на эскалаторе в метро. Алекс в Москве был первый раз и дико озирался. Через некоторое время в вагоне на него напал приступ истерического смеха. Он корчился на сиденье, показывал вокруг пальцами и сдавленным голосом говорил: «Ну, умора! Это ж Москва! Здесь колбасу продают! Клава, я балдею! А мы – в метро! Ой, не могу! А это – москвичи! Ха-ха-ха!» Я цыкнул на него и сказал, что пора выходить.
Мы доехали до ВДНХ и сняли двухместный номер в одной из старых дешевых гостиниц. Немного передохнув, приняв душ, мы съездили, все-таки в Третьяковку. Удалось посмотреть и выставку Айвазовского. Потрясенный увиденным, Леха что-то бормотал про себя или просто молчал. Выйдя из галереи, мы, сев на экскурсионный автобус, продолжили знакомство с достопримечательностями столицы. В завершение программы дня, прошлись еще по Красной площади и заглянули в ГУМ. Ужинали мы в своем номере снова пивом и колбасой. Вечером я лежал на своей кровати и размышлял – куда нам еще можно податься.
И тут меня осенило! Керчь!
…
Добрались мы успешно. Остановились у старых знакомых Алекса. Они работали там же в порту простыми работягами – Саня сварщиком, Люда - маляром. Жили они в просторной трешке, выделенной им по решению профкома предприятия после рождения второго ребенка. В ней нам предоставили отдельную комнату. Мы неплохо посидели в первый вечер. Хозяева оказались поразительно радушными и душевными людьми. Люда сказала, что мы можем жить у них столько, сколько захотим и дала запасные ключи. Саня был заядлым рыбаком и с горящими глазами рассказывал бесконечные истории про свои выходы на резиновой лодке в море. Ту подвяленную, лично им пойманную, хамсу он достал нам с балкона, где она доходила до кондиции, развешенная на рядах проволоки.
Утром Люда с Саней увели детей в садик и отправились на работу. Леху, вручив три рубля на текущие расходы, я направил выяснять ситуацию с бывшей женой по поводу возможности пообщаться с сыном. Сам не стал выходить из квартиры, предвкушая новые находки в забитом книгами шкафу у дивана, в котором еще вчера с восторгом обнаружил кишиневское издание 1983 года романа братьев Стругацких «Жук в муравейнике»! Возле этого шкафа я и провел весь день. Поход Алекса оказался безуспешным. В старой квартире ему сообщили, что у Антона появился новый отец, и они с бывшей женой уже давно уехали в другой город. От этого Леха изрядно нарезался и, появившись только вечером, быстро заснул.
На следующий день Саня взял отгул, и мы посвятили его познавательным экскурсиям по историческим местам Керчи, забрались в знаменитые Аджимушкайские каменоломни, переехали на большом пароме в Тамань. Посидев там в уютном кафе на берегу, вернулись обратно. Впечатления, конечно, колоссальные, все было очень и очень интересно, но холодно и сыро. Спустившись вниз по длиннющей Митридатской лестнице, мы посадили Саню, у которого на вечер намечались какие-то дела, на троллейбус, а сами отправились на «Променад».
Попивая пиво возле очередного ларька, Леха вдруг дернул меня за рукав:
- Димыч, гляди – это же Алексис с Наташкой!
- Какой Алексис?
- Ну, какой-какой, настоящий Алексис! Сейчас познакомишься и поймешь, что больше таких чудиков нигде нет!
И в самом деле, с первых минут общения я понял, что Алексис – уникальная личность! Он был чуть выше среднего роста, в меру упитанный, кучерявый, темноволосый, с белозубой располагающей улыбкой, красивый и довольный всем на свете, человек. В хорошей дорогой дубленке, крепких кожаных ботинках и модном мохеровом шарфе этот парень смотрелся очень эффектно!
С легкой вальяжностью в голосе он протянул мне руку и представился:
- Алексей Никандросович Кавалиди, для друзей просто – Алексис!
Под руку его крепко держала Наташа – симпатичная молодая шатенка, бывшая коллега Алекса по бухгалтерии Керченского пароходства. Правда, тот числился в расчетной группе, а Наталья – в материальной. Алексис, оказывается, в те годы работал снабженцем в отделе главного экономиста. Обрадованный встречей, Леха засыпал их вопросами – как дела и что нового у них и у всех общих знакомых и дальше в том же духе, кратко отвечая и на их встречный интерес.
Оказалось, что Наталья продолжает трудится на прежнем месте. Алексис же ухитрился в отсутствие главного экономиста заказать для предприятия большую партию каких-то сложных металлоконструкций, изготавливаемых только на дальневосточном заводе в Комсомольске на Амуре. Ему просто показалось это интересным. Товар через несколько месяцев пришел. Все руководство морского порта находилось в растерянности – кому у них могли понадобиться пять вагонов металлоизделий, изготовленных на другом конце страны? Разгадкой ребуса занимались целую неделю. Несколько ведущих специалистов с изумлением изучали предъявленные им их собственные подписи на документах, смутно припоминая что да, что-то такое было, но зачем – отгадку долго не могли найти.
Методом последовательного исключения вышли на Алексиса – и он тут же сознался, что да, это он заказал. И прибывшие изделия, по его профессиональному мнению, изложенному в заранее подготовленной речи, могут быть обменяны на действительно нужные для работы порта вещи. Неслыханную наглость решили не афишировать, и Алексиса на следующий день уволили по «собственному желанию».
Описанные события случились года два назад. С тех пор Алексис нигде не работал и жил на иждивении у Натальи. Точнее, не совсем так. У нее на подотчете находилось много самых разных вещей, приборов и оборудования, нужных не только их разветвленному портовому хозяйству, но и многим другим предприятиям. Наиболее дефицитные из них Алексис каким-то образом, пользуясь полным доверием своей подруги, пускал в оборот. И имел с этого какой-то вполне приличный доход, впрочем, по большей части проигранный им в карты или истраченный на выпивку и других женщин. Тем не менее, время от времени, он заявлялся среди ночи к Наталье с огромным букетом свежих роз и корзиной с шампанским, что сразу напрочь сносило ей голову. Но нынче осенью на предприятии проводилась ревизия, во время которой на подотчете Наташи вскрылась недостача – почти двадцать тысяч рублей! Сумасшедшие по тем временам деньги!
- Вот, Алекс, представляешь – она меня спрашивает, что, мол, ей делать? А я ей и говорю: «Наташка, ты давай, вешайся! Или топись!» А она, прикинь, ; не хочет! Ну не дура ли?! – рассказывал Алексис совершенно искренним возмущенным голосом.
- Ну, и гад же ты Алексис! Мне же месяц на погашение дали! Все сроки уже истекли! Ведь посадят же меня и правильно сделают! – обращаясь уже к нам, чуть не плача, жаловалась Наталья. И тут же бросилась к нему на шею: - Но люблю же я тебя, мерзавца! Если бы не любила, давно бы ночью башку тебе, гаду отрезала!
В целом эта парочка, как ни странно, если повнимательнее приглядеться, выглядела вполне довольной друг другом. Алексис спустил Наташку на землю, и она тут же снова обвилась вокруг его руки.
Обведя широким взглядом окружающую декабрьскую действительность, наш новый компаньон твердо, но также с каким-то естественным снисхождением в голосе, произнес:
- Господа, если в какой-то точке пространства и времени судьба соизволит свести старых добрых знакомых, то они просто обязаны выпить! Но, к сожалению, должен признаться, что у меня сейчас наблюдаются… Гм, ну... Временные финансовые затруднения! А как у вас обстоят дела сегодня с денежными средствами, необходимыми для нашего дальнейшего замечательного общения?
Несколько выбитый из колеи такой велеречивостью, я просто сказал, что деньги есть. Алексис мгновенно преобразился и сделав шаг к пивнушке, вытянул в ее сторону руку, как Ленин на недалеком отсюда памятнике, и произнес:
- Мы не будем, нет, мы не будем уподобляться пролетариату! Мы, как благородные люди, пойдем в кафе! – и, увлекая нас за собой, направился куда-то вглубь городской застройки.
Небольшое кафе располагалось в одноэтажном пристрое к жилой хрущевке. Девушка за стойкой вопросительно подняла на нас глаза. Алексис, подойдя к стойке первым, ознакомился внимательно с меню, затем перевел свой взгляд на вывешенные на стене образцы спиртного и витрину с салатами и прочими закусками, имевшимися в наличии.
- Значит так, мадмуазель, нам две, нет, пожалуй, что три бутылки винца, ну, вот этого, по два рубля – портвейн «Колхида»! И четыре стакана!
- Закусывать чем будете?
- Сейчас посмотрим ваш ассортимент! Та-ак! Салатик из свежей капусты? А она, действительно, свежая? По шесть копеек за порцию?! Какая прелесть! Дайте нам, пожалуйста, одну капусту, четыре кусочка хлеба и четыре вилки! Спасибо, милая!
Я заплатил за все заказанное и, дополнительно, взял еще большую мясную нарезку. Совершенно ошарашенная Алексисом, продавщица выставила все купленное на прилавок, отсчитала сдачу и, спрятавшись в уголок, наблюдала за странными клиентами.
Сев за столик у окна, мы очень неплохо тогда пообщались. Алексис оказался необычайно талантливым рассказчиком, умевшим в каждой мелочи находить неожиданные черты и заставляя всех хохотать без устали! Я взял еще бутылку портвейна и тарелку нарезки. Наконец, настало время двигаться дальше.
Выходя из кафе, Алексис приостановился, и, со всем, возможным в данной ситуации, самоуважением, произнес:
- Господа! Мы прекрасно посидели! И вы нас угостили! Всякое благое дело принципиально не должно оказаться безнаказанным! Теперь моя очередь угостить друзей!
Ведомые нашим проводником, через четверть часа пешего перехода мы оказались в баре ресторана, называемом всеми керченскими жителями «Подгостиницей». Когда-то, как мне объяснили, здесь находилась синагога. Потом ее снесли и перед самой войной построили гостиницу «Керчь».
Подойдя к стойке, Алексис, излучая счастье, поздоровался с барменшей и попросил коньяк:
- Анжела, здравствуй, дорогая! Как дела? Тут ко мне друзья приехали, из Сибири! Налей по сто коньяка всем!
Женщина за стойкой тут же преобразилась из томной красавицы в разгневанную фурию:
- Алексис, какие гости? Ты же уже почти триста рублей мне должен! Совесть-то у тебя есть? Наглый как Рейган! Коньяком он угощает!! Ты долг-то свой, отдавать собираешься?!
- Анжела, душа моя, не шуми! Какие, вообще могут быть счеты? Ко мне же друзья приехали! Ты представь – за шесть тысяч километров! У них там медведи на улицах ходят! А ты про какие-то копейки! Анжелочка, ты же меня знаешь! Налей по соточке!
Барменша, еще немного пошумев, сдалась. И здесь мы тоже славно так посидели. И потом в каком-то скверике пили с Алексисом и еще какими-то ребятами вермут из крышки от мыльницы. Натальи, кажется, тогда уже с нами не было. Смутное озарение еще сохранило в памяти нахождение меня на пирсе, в окружении двух незнакомых девиц. Потом не помню…
Утром было тяжело. С трудом разлепив глаза, я обнаружил себя на диване у Сани. Как я сюда попал – было сложно предположить. На соседней тахте распространял запахи перегара Алекс. Больше никого в доме не было. Приведя себя, насколько это было возможно, в пристойное состояние, я в растяжку выпил чашку растворимого кофе. Потом съездил на автовокзал и приобрел на завтра два автобусных билета «Керчь – Симферополь». Обратный авиабилет до Иркутска у нас был на послезавтра.
Вернувшись, нашел дома Алекса проснувшимся, но в отчаянном похмельном состоянии. Пришлось вывести его на «Променад». К обеду мы уже ожили. Очередной круиз по городу продолжился дегустацией элитного вина в каких-то древних подвалах и завершился совершенно душевным исполнением на четыре голоса с Людмилой и Саней старинного романса «Ночь светла» прямо во дворе дома, ставшего нам временным пристанищем.
В день нашего отъезда, Саша и Люда отпросились с обеда с работы. Мы посидели часок в кафе на берегу моря. Затем двинулись к автовокзалу. Возле последнего пивного ларька обнаружился Алексис, искренне обрадовавшийся нашему появлению.
Натальи с ним не было, как выяснилось, она в этот день работала. Как обычно, Алексис находился в отличнейшем расположении духа! На его голове красовалась восхитительная по красоте норковая шапка с дымчатыми полосами со всех сторон, оттеняющими ее исключительность. В прошлую нашу встречу головного убора у него вообще не было.
В процессе разговора, я поинтересовался:
- Алексис, а откуда у тебя такая шикарная шапка?
- Димыч, представляешь, вчера я пошел в баню! И там оказался такой отличный пар! Да и пиво подавали – бесподобное! А на лавке кто-то оставил, лишь чуток пользованный, березовый веник! Я, не поверишь, шесть заходов с этим веником в парную сделал! И потом в бассейн нырял, хорошо же, да!? Чудо, а не банька!
- Алексис, так я про шапку!
- А, про шапку? Ну, да. Так вот, выхожу я из баньки, а там, в раздевалке, на полке эта шапка лежит! Прелесть просто! Красивая – до не могу! Ну, я и не смог устоять!
- Алексис, ты в бане спёр чужую шапку?!
- Ну, что ты все время… Почему именно – «спёр»? Да, взял… Во временное пользование! Она же такая классная!
- А тебе не кажется, что Керчь – небольшой город? И «Променад» - один? И тебя, брат, в очень скором времени, с этой шапкой вычислят? И по голове за такие дела могут сильно настучать?
Алексис задумался. Снял шапку и оценивающе посмотрел на нее. Снова надел и обратился ко мне, произнеся замечательную фразу:
- Понимаешь, дружище, я же художник! Не все люди видят красоту, а я – вижу! И эта шапка – она ведь прекрасна! Ты только посмотри на нее! Пойми, Димыч, я просто не мог пройти мимо! А эта поразительная красота – она же, согласись, стоит любых побоев?
Время идет... Алекс, так и не сумев побороть зеленого змия, давно отбыл в другие миры. В Крыму я больше так и не побывал и, видимо, в этой жизни уже туда и не попаду. Не знаю совсем ничего – жив ли сейчас Алексис и все ли у него в порядке? И чем все закончилось у Натальи? И как дела у Саши с Людмилой? Пусть у них все будет хорошо!
А та поездка... Она осталась ярким воспоминанием в памяти. Ветер с моря, дождь, "Променад", подогретое пиво и Алексис, наслаждающийся каждым мигом жизни...