Ожидание
(2009)
Еще один час ожидания, и она сойдет с ума. Час быка. Четыре утра. Её скорченная фигура на одинокой кровати. В комнате по-прежнему темно и холодно. Обостренный слух фиксировал движение микроскопических частиц воздуха. Только дыхание. Было бы возможно, она перестала бы дышать. Звуки вдоха и выдоха мешали прислушиваться и пугали и без того натянутые до предела нервы. Жесткая веревка до крови исцарапала кожу запястий и левую щиколотку. Жестокий хозяин «приковал» к железной спинке кровати. Бежать не было сил. Да и куда? Он найдет и нанесет свой удар. Сколько ещё бессонных голодных ночей она выдержит?
…Лязг открываемого замка входной двери остановил её дыхание. Колючие мурашки покрыли тело. Из последних сил, почти теряя рассудок, она вжалась в кровать. Дверь распахнулась, на пороге стоял чёрный силуэт…
…
Освобождая трудолюбивую стиральную машину, Вера по привычке поблагодарила ее за сохранение кожи рук и нервов. Холодный порыв ветра на балконе подхватил простыню, которая вмиг засопротивлялась в женских руках, пытаясь вырваться.
«Давно пора застеклить балкон. Где бы найти пару мастеровых рук или лишние несколько тысяч», — подумала Вера.
Поиск свободных тысяч — в однобокой семье Щегловых стоял предельно остро и постоянно. «Однобокой» именовала семью бывшая свекровь. После развода Ольга Ильинична исчезать из поля зрения снохи и внука не собиралась. Она активнее, чем прежде, когда имела законный доступ, как мать мужа, внедрялась в их жизнь, продолжая поучать, митинговать, ругать и перевоспитывать сорокалетнюю Веру. Внук ввиду переходного возраста атаковался реже, потому что давал сдачи словесно или «по-хамски молчал», как жаловалась свекровь. А собственный сын, а нынче бывший муж Веры, был оставлен в покое и предоставлен сам себе.
— Он давно вырос, я за него ответственности не несу, — любила подчеркнуть Ольга Ильинична. — А вы, как брошенные и потому однобокие, без моей поддержки пропадете.
И потому с чувством выполняемого долга она контролировала никчемную глупую козу-невестку и строптивого барашка, своего внука — как часто она их называла.
— Одиночество — это тоска, потому не суди её, — говорила Вера.
— Ничего себе. Я тебе удивляюсь. Мало того, что твоя свекровь сует нос в твое нижнее белье, пересчитывая — «не купила ли ты что-нибудь новенького для какого-нибудь проходимца с волосатыми ногами. Не дай бог, появится мужчина». И ты же ее оправдываешь?! Когда ты подумаешь о себе?
Школьная подруга Светка Курякина пыталась вразумить мягкотелую и жалостливую Веру, названивая по телефону или вламываясь непрошено в дверь. Она поучала, как свекровь, и без стеснения требовала подробностей незадачливой Вериной жизни.
Светка Курякина и Ольга Ильинична были уловимо похожи. Обе, осознавая собственное сходство и заинтересованность в судьбе Веры Артемьевны Щегловой, ревностно тянули ее в разные стороны.
Вера при очередном всплеске их воспитательных порывов, которые случались почти одновременно, ощущала себя в роли Вицина из кинофильма «Кавказская пленница». Когда тебя крепко держат и подчиняют чужой воле. А впереди надвигается безжалостный каток безысходности. По молодости Вера видела себя в роли Ниночки. Озорной, веселой, бесстрашной и красивой. В настоящем она — жалкий, худосочный Трус. Неудачница, нет удачи… и дачи у неё тоже не было.
…
Он внимательно смотрел из окна лестничной площадки, перекатывая во рту потушенную сигарету. Запах перепревшего табака возбуждал мозг. Нейроны, ощетинившись, лихорадочно передавали друг другу нужную информацию. Она поступала с экрана его черных глаз, которые фиксировали каждое увиденное движение по ту сторону школьного двора. Пункт наблюдения находился на высоте десяти метров над уровнем асфальта и со стороны был прикрыт сочными зелеными ветками огромных тополей.
Он был оживлен. Найти первый объект не составило никакого труда. Правда, информация не числилась под грифом секретно, тем не менее он был доволен собой. Павлин. Нет, орел. Нет, лучше — филин. Незаметно выследить жертву, напасть бесшумно в темноте, изничтожить ее дух и взмыть в ночное небо, оставшись незамеченным. Да. Это сравнение с ночным охотником позабавило его. Именно, ночной охотник. Лучше и не скажешь. Можно, конечно, сравнить себя с ночным дозором. Непримиримая вечная борьба света и тьмы. Посмотрев фильм впервые, он решил примерить роль справедливости на себя, но посчитал образ героя не столь ужасающим, скорее, удручающим. Тот просто человек, иной, но человек. Он — ночной хищник, охотник, не знающий жалости и слюнявой сентиментальности. Филин! Охотник и три его жертвы. Изувер будет последним в списке.
…
Вера Щеглова возвращалась с работы. Вечернее солнце приятно трепетало по зеленым не запыленным листьям тополя, напоминая, что лето начинается, и жизнь продолжается, и может начаться заново как праздник.
Перекладывая тяжелую сумку с изможденной руки в отдохнувшую, Вера вошла в подъезд.
Если бы не причитания свекрови, ее умение превратить легкое недомогание в катастрофу, с заказыванием похоронных венков, Вера сидела бы дома перед телевизором и ждала возвращения сына с прогулки. Но приходится тащиться к Ольге Ильиничне и остаток недолгого вечера выслушивать ее стенания об уходящей жизни.
В подъезде пахло котами и плесенью. Вера поморщилась и нажала кнопку вызова лифта. Где-то высоко кабина крякнула и заскрипела вниз. Рассматривая заплёванный кафельный пол, она не решилась ставить несносную сумку с продуктами и лекарством. Не доехав до первого этажа, лифт лязгнул и затих.
— Еще не хватало! — возмутилась Вера.
Перспектива тащиться пешком на восьмой этаж удручающе повисла в воздухе. Вера безрезультатно понажимала красную кнопку и начала восхождение.
На четвертом этаже в нос ударил резкий прогорклый запах затушенной сигареты. Вера поморщилась и вдруг начала безостановочно чихать. Аллергический чих продолжался несколько долгих секунд, вымотал окончательно, и глаза, наполненные слезами, превратили картинку действительности в размытое пятно.
В этом солёно-мутном тумане взгляд зафиксировал тень, которая, отделившись от стены и пола, плыла прямо на растерянную Веру. Свободной рукой она пыталась протереть глаза, когда удар обрушился на голову и поволок в обморок. Последнее, что видела перед собой Вера, это красно-багряное яблоко, катившееся прямо в закрывающиеся глаза…
…
Светка Курякина была сердита и раздосадована. Весь рабочий день начальник оттачивал на её самолюбии свои остроты по поводу отчёта, опозданий и брючной внешности. Плюс к этому пропала Вера.
— Вдруг у нее, действительно, кто-то завелся? — с ужасом гадала Светка. — А я не в курсе. Вера-тихоня, черт возьми.
— Заводятся вши и тараканы. А Вера — женщина достойная, пора перестать вдовствовать, — муж удивил внезапной рассудительностью, вырисовываясь на стороне подруги.
— Совсем рехнулся, ее бывший живой, какая вдова!
— Уйти от такой женщины все равно, что умереть…
— Ты откуда знаешь, «такая женщина», — ехидничала Светка.
"Куда она подевалась? Телефон молчит, мобильного нет, сын болтается где-то. Может свекрови позвонить?» Но звонок Ольге Ильиничне звучал как «капитуляция». Нет! Паучихе она звонить не станет.
…
«Черт! Черт! Черт!» Все было продумано. Все подготовлено, и какая-то овца все испортила. Если бы не баба с сумками — первая жертва почивала бы на венках. Что она видела? Она запомнила его? Он успокаивал себя, что время придет, и он восстановит справедливость. Филин — птица хладнокровная, опытный охотник, все делает без спешки. Точный расчет и жертва в когтях. Но повторно появляться здесь опасно… Придётся взяться за третий номер сразу… Жаль. Самого мерзкого он хотел «на десерт». Месть любит копаться в подробностях… пусть третий станет первым! Нужно будет выяснить, где живёт эта баба с сумками и что запомнила?
Как Тихоня втащил оглушённую женщину через порог, Филин уже не слышал.
— Зачем вы покупаете молоко в стеклянных бутылках? Хотя именно это спасло вас. Если бы не три литра колокольного звона, я бы не услышал.
Не открывая глаз, Вера прислушивалась. Слух возвращался, необычно вибрируя. Окружающие звуки, как враждебные слоны, трубили в разной тональности. Потом в момент всё смолкло, и где-то далеко через пудовый слой ваты она услышала человеческий голос. Голос мужчины.
— Начинаете розоветь, трупные пятна незаметны.
В ответ на его шутку она быстро подняла голову. И сразу звенящий скрежет металла о стекло заставил зажмуриться.
— Резких движений делать не надо. И думать быстро тоже нежелательно, — наставлял хозяин квартиры.
— Где я?
— Можно сказать, у меня в гостях. Правда, я никого не ждал сегодня. Вы в моей квартире, около которой странным образом распластались, умудрившись разбить все стеклянные предметы в хозяйственной сумке. Не думал никогда, что симпатичная женщина таким образом напросится в гости. Не хмурьтесь на мои неуместные шутки. Характер такой. В стрессовых ситуациях предпочитаю веселиться. Хотя стресс у вас, но я по привычке. Завтра же выброшу коврик перед дверью. Он неприлично большой. Вы при повороте запнулись за него, а потом вдребезги разбили ваше молоко.
— Я не падала, — еле слышно протестовала Вера.
— По-моему неврачебному опыту, это сотрясение. Предлагаю обратиться в травмпункт. Как вам предложение? Не руки и сердца, конечно, но тоже неплохое. Как вас зовут?
— Вера…
— Отлично. Меня Антон Петрович, можно Антон.
…
Дежурный врач выписал голубенький больничный и отпустил домой.
— Видите, все обошлось, — Антон Петрович по-отечески поддерживал под руку. Вера неуверенно высвободилась.
Непонятным образом организм нашел силы и, демонстрируя окружающим свою работоспособность, начал беззвучно проливать слезы. Ручейки солёной воды текли по щекам. Вера украдкой слизывала внезапный водопад, засунув руки в карманы вязаной кофты.
— Именно поэтому женщины живут дольше мужчин.
Омытое Верино лицо озарилось улыбкой:
— Потому что плачем?
— Как раз поэтому. Эмоции нашли выход, и на душе, как после весеннего дождя, свежо и приятно, ведь так?
Вера кивнула. На душе поистине стало невесомо.
— Прогулку не предлагаю, а проводить домой обязан. Что ж, сначала за молоком?
— Принесу, что осталось… Только я не сама падала, меня… кто-то ударил… какая-то тень…
— Давайте об этом после, сегодня достаточно неприятностей. Кстати, я никогда не видел вас, хотя знаю всех жильцов. Вы новенькая? — заигрывал Антон Петрович.
— В этом доме живет свекровь. Молоко для нее.
— Позвольте поинтересоваться, на каком этаже?
— На восьмом.
— Неужели Ольга Ильинична? Занятная дама вам досталась вместе с мужем. Что ж, провожу. Тем более ваша родственница просила дать почитать одну мою книгу. Вот будет повод навестить. Возьмёте в провожатые?
Вера несколько растерялась, зная нрав свекрови и ее отношение к непрошеным визитам. Но Антон Петрович два часа назад вернул Веру к жизни. Конечно, она не собиралась посвящать пожилую женщину в столь невероятное происшествие, но стать неблагодарной черствостью ей не хотелось.
— Только ни слова о нападении, — предупредила Вера.
— Без подозрений. Ваш секрет — мой секрет. Не надо говорить о нападении? Просто падение, без приставки «на», — раскланивался Антон Петрович.
На звонок дверь распахнулась настолько быстро, что самый доверчивый школьник почувствовал бы, что больной, вернее, больная — просто симулировала.
— Почему так долго? — энергичный голос опровергал предсмертное состояние свекрови. — Ты почему…
Увидев за спиной Веры мужчину, Ольга Ильинична на секунду осеклась, набирая воздух в легкие, чтобы, натянув тетиву, выстрелить гневными ядовитыми стрелами в провожатого невестки. Но, рассмотрев враждебный элемент, Ольга Ильинична пришла в восторг.
— Антошечка! Голубчик! Как вовремя. Такой подарок. Вместе с моей любимой Верочкой! Проходите скорее в дом.
Превращение свекрови не удивило уставшую от событий Веру, наоборот, она облегченно вздохнула. Не будет стенаний, жалобного причитания и нравоучений. Все внимание направлено на голубчика Антошу лет шестидесяти.
…
Щеглов-младший собирал дорожную сумку. Стройотряд. Слово пахло свободой. Мать особенно не посягала и не ограничивала жизнь сына непонятными запретами — не бери грязного в рот, не дружи с плохими ребятами, не кури и не прячь руки в карманы, когда разговариваешь. Но согласно возрасту, ему хотелось стать шестнадцатилетним капитаном, на худой конец, юнгой, чтобы бороздить океаны и моря на двухпалубном судне. Возраст тянул к подвигам, приключениям и сопутствующей романтике.
Когда Вера вернулась домой, ее мальчик сидел на собранной сумке с закрытыми глазами, отгородившись от мира наушниками. Стройотряд обсуждался всю зиму. Сын хлопотал. Договаривался о разрешении на поездку, собирал документы. Даже съездил к отцу за разрешением.
— Тебе же не за границу ехать. Ты его столько лет не видел. Вдруг не подпишет? — сочувствовала Вера.
— Подпишет, мне от него больше ничего не нужно, потому и подпишет. А разрешение должно быть от обоих родителей. Шутка ли, настоящая стройка.
Вера надеялась, что сын остынет за долгую зиму, и поездка сама собой исчезнет из жизни. Но в пятницу ранним июньским утром Вера проводила сына, оставив на вокзале печальные слезинки и грусть о неминуемом повзрослении своего ребёнка.
В дверном косяке ждала записка.
«Просьба оставаться дома. Зайду снова. Майор Смирнов».
Новость, которую вручил из официальных уст милиционер, внезапно подкосила.
— Заведено уголовное дело по факту убийства вашего мужа Щеглова Виктора Ивановича.
Мировосприятие напоминало очерки криминальных будней. Новости, как сырой шашлык, нанизывались на вытянутые в струну нервы. Струна дребезжала, стонала и молила о пощаде. Еще одна подобная кровавая подробность, и Веру не просто стошнит, а вывернет наизнанку, где вместо ребер струны свиного шашлыка. Почему уголовные новости представлялись Вере в виде мяса — непонятно.
Отсеченных частей тела не было. Тело оставалось целиковым и совершенно чужим. Она не постигала, как может измениться человек, превращаясь в неживое. Щеглова-старшего нашли через сутки после последнего удара сердца. Он сидел на кухне спиной к холодильнику за столом, вернее, стол был придвинут настолько к телу, что последнее сохраняло видимость прямой посадки. Щеглов сидел в кресле, край стола упирался в грудь. Кровавый стол.
Зачем следователь показывал это крупным планом? Фотографии. Вера не скоро сможет без вздрагивания и помрачнения в глазах смотреть на любые цветные снимки. Из памяти будут всплывать багряные круги и подтеки. Перед смертью его били.
«Только не показывай моему мальчику», — молила в мыслях Вера, обращаясь к майору на «ты». Голова покойного была прилеплена скотчем к белому высокому холодильнику через лоб.
— Как вы думаете, зачем преступник приклеил голову вашего мужа? — голос майора вынырнул откуда-то снизу.
— Мужа? — недоверчиво спросила Вера, надеясь, что увиденный и услышанный кошмар не связан с ней.
— Да! Вашего мужа, — утвердительно добавил он.
Вера тихо заплакала и закивала. Представитель органов тактично вышел из комнаты, предоставив возможность для рыданий. Слезы неожиданно прекратили течение. Вера внезапно успокоилась от одной единственной мысли — жуткий страх. Он разорвал оболочку души и заполнил внутреннее пространство спазмом, прокрался в мозг и разинул пасть, чтобы проглотить. Вера истошно вскрикнула.
Майор влетел в комнату, профессионально просканировал пространство и, не обнаружив объекта для паники, замер взглядом на хозяйке.
— Мне страшно, — прошептала она. — Очень страшно…
— Хорошо, я приду завтра, — нелогично для Веры ответил майор.
Вера втянула голову в плечи. Скукожилась и, как ей показалось, стала уменьшаться в размере, чтобы стать не больше соринки и где-нибудь затеряться в теплом уголке.
— У вас есть что выпить?
Майор Смирнов для приличия подождал несколько секунд и стал копаться в серванте в поисках спиртного. Понимая, что ничего не найдет, сердито засопел и скомандовал, обращаясь к Вере:
— Сидеть. Не передвигаться. Не думать. Спокойно дышать. Вдох — выдох. И считать медленно до тысячи.
Вера, как зомбированный ученик, строго последовала приказаниям гуру и стала отсчитывать ровное дыхание. Диафрагма вверх, вниз. Снова вверх, снова вниз.
Он вернулся через пять минут с банкой джин-тоника. Холодные пузырьки весело запрыгали по гортани. Радостно-праздничное настроение не приходило, но возникающая безмятежность приятно расслабляла. Страх, смытый озорными спиртовыми каплями, исчез, как черное пятно под воздействием хлора. Белизна и свежесть ощущений.
Вера вдруг осознала причину алкоголизма. Проще простого. Выпей, и проблема смывается, как грязь в унитазе. Единственно, что организм привыкает к легкой победе над стрессом, и жизнь застрянет на уровне сливного бачка.
Приятно покачиваясь на волнах теплого штиля, Вера закрыла глаза, погружаясь в дрёму. Смирнов отвел заплетающуюся хозяйку до кровати, усадил и с досадой заметил:
— Хватило двести грамм! Приду завтра… Зачем мне это шефство? — закрывая входную дверь, добавил он.
Майор Смирнов Андрей Владимирович считал себя человеком незлым и разносторонним. Коллеги по работе называли — занудой, твердолобым кротоедом, который копал до последнего. Средний оклад, отсутствие побочного заработка не сказывались на качестве работы. Жена, не выдержав испытания временем и зарплатой, ушла через три года после скромной свадьбы. С тех пор Андрей на женский пол взирал осмотрительно. Но сердце, в метафорическом смысле, не поддавалось окаменелости и держалось стороны ожидания, ожидания той единственной.
Дело по факту убийства некоего Щеглова было передано ему с первых минут обнаружения трупа. Каждое новое дело майор начинал с личного знакомства с родственниками жертвы. Затем из карточной колоды складывал пасьянс — лица приближенных и отдалённых спутников жизни убитого. После анализа всех существующих персонажей оформлялся круг подозреваемых, и мотив всплывал непременно чётко.
Смирнов любил раскладывать карты. Упорядоченность, отсутствие суеты и размышления. Раскручивая цепочку событий и фактов, он присваивал карточным воротилам человечий облик. Не ленясь, наклеивал подписанные квадратики с фамилиями участников событий на рисунки тузов и валетов.
Новое дело — новая колода карт. Первая карта — жертва. Вторая карта участник трагедии — жена жертвы. Наклеивая Верино имя, дрогнула рука. Что-то трогательное было в ее облике. Сначала Андрей выбрал для нее даму пик, но, подумав, отложил. Взял бубновую, подрисовал родинку над верхней губой, светло-коричневым карандашом легкую челочку до бровей. Отложил в сторону, скрестил руки на груди и, не моргая, стал смотреть на воображаемую Даму Щеглову.
Что он знает? Пьянеет от стакана газировки. Нетороплива. Миловидна. Вызывает приятное ощущение. Но это ощущение тормозит его поисковые мысли.
Андрей отвернул карточку. Бледная клетчатая рубашка сиротливо жалась к краю стола. Завтра он снова заглянет к Щегловой.
…
На очередном внеплановом собрании вкладчиков, кроме обещаний и заверений в гарантированном получении квартир, ничего нового не прозвучало. Представитель застройщиков ежесекундно вытирал скомканным платком проступающий пот с лица цвета переспелой моркови. Сначала ему удавалось перекричать заводилу инициативной группы многострадальных собственников «на бумаге», но его энергия иссякла на третьей минуте. Он молчал и багровел от поступающего крика.
— Когда достроят наш корпус? Второй год слушаем ваши бредни! Что инвесторы? Мы деньги вложили… Не надо руками размахивать, я ещё не так махну!
Сидевший среди пайщиков молодой мужчина приглушенно, адресуя слова соседке, произнес:
— Ни за какие бы деньги не согласился на его место.
— Да. Жалко на него смотреть, — живо отреагировала она, — он не виноват, начальство не выбирают. После такой склоки ему домой идти. Хорошо, если дома понимание найдет, а если такая же поджидает, — соседка намекала на инициаторшу перебранки.
Из подъезда недостроенного дома они вышли вместе. Ему в очередной раз показалось, что соседка умышленно не торопилась, пропуская будущих жильцов, чтобы остаться рядом с ним. Она миленькая, слегка полноватая, с мягкими формами детской пухлости — щёчки, попка… ручки, оголенные до плеч. Олегу нравились такие. Большие глаза, большая грудь, где можно уютно устроиться, большие мечты, непременно большие тарелки со свежими щами или пышными блинами. Уют и блаженство. Олегу нравились и модельные красотки с худосочными коленками и плоской талией. Но, проваливаясь после работы в дрему «под пивко», ему представлялась округлая, заботливая, родная и понятная.
Организовав на базе цеха коммерческую ремонтную мастерскую, в последний год он мог позволить себе не экономить. По характеру и способу жизни он умел делиться с нужными людьми, потому нехитрый бизнес процветал, обрастая новыми клиентами.
Переступая через лужу, он по-джентльменски предложил руку. Она ощутимо схватилась за опору и проплыла на сухой асфальт. Лиза. Лизавета Антоновна, имя купеческой барышни. Ему представилось — в рюшечках и бантиках ночная рубашка с обнаженными сочными руками и маленькой стопой, выглядывающей из-под кружевного подола. Именно рубашечка, а не пижама, убивающая фантазию спрятанного тела.
Олег, не владея этикетом в совершенстве, точно знал, на первом свидании принято говорить о погоде или о фильмах.
— Может, в кино? — предложил он.
Лиза пожала плечиком и подарила согласительную улыбку. Увидев его автомобиль, она вновь оправдала ожидания. Лиза непосредственно захлопала ресницами, будто ладошками. Аплодисменты были приняты.
Серебристый «БМВ» с кожаным салоном, пропитанный хозяйской любовью, поразил ее воображение.
Завтра можно пригласить Лизу домой, не к себе в квартиру на двоих с мамой, а в красивую, ухоженную, как дорогая машина, трехкомнатную. Зачем родному дядьке подобное количество комнат для одинокой жизни, Олег не понимал, но знал, что к обеду старичок будет греться на дачном солнышке, а его пристанище поможет Олегу сплести фундамент будущего гнезда.
Антон Петрович, пребывая в располагающем настроении, готовил омлет. Племянник Олег заедет завтра на пижонской машине и отвезет на дачу. Пробная поездка перед началом садового сезона. Можно не кривить душой, автомобиль племянника нравился. Радовал комфорт при передвижении и злорадное удовольствие от раскрытых ртов сограждан, провожающих солидное авто.
Нежданный звонок в дверь. На пороге мужчина средних лет, средней внешности.
— Антон Петрович Тихоня? Майор Смирнов Андрей Владимирович, — представился гость и хлопнул перед носом красными корочками. — Следователь.
Голос у незваного гостя был запоминающимся.
— Весьма удивлен. Проходите, — настроение безнадёжно таяло.
За Антоном Петровичем водились кое-какие грешки, но… чтобы из сыскной милиции? Частные, безлицензионные уроки музыки, коими подрабатывал бывший лауреат, скорее, интересовали бы налоговые службы. Потому бодро выпятив грудь, хозяин решительно посмотрел в глаза майору. Но не умеешь играть в переглядки, не берись. Как нашкодившая собака, спрятав хвост, Антон Петрович потрусил на кухню.
— Может, чайку? — несмело предложил он.
— Вам знакома Щеглова Вера Артемьевна?
Тихоня замялся, забегал глазами по углам кухни в поисках укрытия.
— Щеглова Ольга Ильинична? — тем же холодным тоном произнес посетитель.
— Не знаю… ой, конечно, знаю! Ольга Ильинична.
(От сердца отлегло, несчастье случилось у Щегловых, значит, ко мне отношения не имеет. Какая удача!)
— Конечно, конечно. Как же это я. Соседка с восьмого, я по фамилии не общался… Щеглова Вера… тоже знаю. Правда, совсем недавно… пару дней назад.
— При каких обстоятельствах познакомились с гражданкой Верой Артемьевной Щегловой?
(«Гражданка — это ты загнул, майор» — мысленно отчитал себя Смирнов).
(«Гражданка?!» — перепугался Тихоня, подразумевая преступный акцент).
— Я услышал шум разбитого стекла… в соседней квартире живет одинокая старушка, подумал, вдруг она упала… Когда вышел, около моего коврика женщина незнакомая, молоко разлито… Молоко зазвенело, оно в бутылках было… Помог, потом выяснилось, что она невестка Ольги Ильиничны… Да… ещё в травмпункт ходили вместе с Верой…
— Щеглов Виктор Иванович? — майор протянул черно-белую фотографию для паспорта.
— Нет, его точно не знаю… Однофамилец? — заискивающе спросил Антон Петрович.
— Сын Ольги Ильиничны.
— Верин муж? — удивлённо выпалил Антон Петрович. Смирнову показалось, что накрахмаленный пенсионер имел в адрес Веры далеко идущие планы.
— Ухаживали и не знали, что Вера Артемьевна замужем?
— Они в разводе! Вера одинока! — голос ловеласа осип.
— Тихоня Антон Петрович, вас пригласят повесткой.
— А в чем дело? — настаивал допрашиваемый.
— Всему свое время, больше вас не задерживаю.
Тихоне после ледяных слов майора захотелось попросить разрешения выйти.
Перепуганный Антон Петрович схватил телефонную книжку и позвонил в квартиру на восьмом этаже. После часового рыдания Ольги Ильиничны бывший лауреат и несостоявшийся Верин жених выключил телефон и дал себе обещание не подходить к двери. Завтра племянник увезёт его на дачу, а там и лето, главное подальше. Себе дороже заиметь таких криминальных родственников. Шутка ли, убийство!
Смирнов, посетив мать убитого, устал, будто отработал целый день на конвейере без перекуров. Сообщать родственникам о смерти близких — задача не из простых. Эмоции и чувства. Истерики и обмороки. За редким случаем непродолжительный нервный хохот.
Реакция матери покойного напоминала смакование, болезненное удовольствие от подробностей убийства. Ни слез, ни безумных глаз, ни побледневших скул, а шквал любопытствующих вопросов. А в какой позе? А что ел за столом? А много крови? Он был связан? С кляпом во рту? Узнав, что голова сына была приклеена скотчем к холодильнику, Ольга Ильинична всплеснула руками:
— Я так и знала, что он закончит свою жизнь в рубрике «криминал сегодня». Скажите, — спохватилась она, — этот случай будут показывать по телевизору?
Андрей мысленно выругался. Матерные слова облегчения не принесли.
— Когда последний раз общались с сы… с Виктором, — тёплое слово «сын» не вписывалось в беседу.
— Вы правильно называете его Виктором, лучше Щегловым, потому как сыном я перестала его воспринимать лет десять назад. Когда начал пить и шляться с шалавами… Вы представляете, он отправлял меня к черту, когда я звонила. А когда ушел от Верочки, я вычеркнула его из жизни. У меня есть Вера и внук! Настоящая семья! Я думаю, можно понять мои чувства… Всю жизнь растишь, оберегаешь от алкоголика отца, а он, вырастая, посылает матом и разгуливает в моем присутствии с голыми девками… Какая гадость! У вас есть дети?
— Ваш сосед Антон Петрович знал покойного?
— Нет, конечно… Антоша человек другой категории, музыкант, лауреат престижного конкурса… Вдовец… Интеллигент. Умница! Написал книгу о музыке «Струны моего сердца», ее напечатали. У меня есть авторский экземпляр!
— Как Тихоня познакомился с вашей невесткой?
— Я не совсем поняла, что за ситуация была…
Ольга Ильинична не была расположена посвящать майора в предстоящее сватовство. Антону приглянулась Вера, и Ольга Ильинична брала на себя право уговорить однобокую невестку на замужество. Господин Тихоня, такая чудесная детская фамилия, был разумной партией для серой мышки. Это квартирный вопрос, стабильные гонорары и приятный собеседник для Ольги Ильиничны.
— Я в тот день плохо себя чувствовала, давление, мигрень… Вера обещала принести продукты. Мне много не надо… Я ждала, а Вера не приходила, потом звонок, они вместе… Вера и Антоша… Вера мне показалась бледной, молчала как всегда, потом Антоша ее проводил до улицы… Снова зашел ко мне… и по секрету рассказал о падении… Будто Вера упала к его ногам… так они познакомились… Мне показалось это чудачеством… Подробности я не знаю, потом мы долго беседовали о Шостаковиче…
…
Светка Курякина, не видевшая подругу вторые сутки, начинала впадать в панику. Долгое отсутствие информации погружало мозги в сумятицу. Она звонила по телефону, стучала в ее дверь. Безрезультатно. На горизонте, развеваясь на ветру, замаячил белый флаг. «Все-таки капитуляция». Светка, сжав зубы, отправилась в царство паутины.
Ольга Ильинична, посмотрев в глазок, выждала пару минут и открыла.
— Светлана?! Чем могу? Просто день сюрпризов!
Тонкие, недовольные своим размером губы Светланы Львовны просипели:
— Вера просила меня зайти к вам, Ольга Ильинична, справиться о здоровье… Сама она приболела, грипп, ни с кем общаться не может… Мне с трудом позвонила, переживает, как вы без неё… как ваше давление?
Про повышенное давление Курякина больше предполагала, чем знала наверняка. Аккуратные брови Ольги Ильиничны удивленно изогнулись:
— Приятная забота с вашей стороны… Единственно, непонятно. Верочка была у меня пару часов назад здоровой.
Обе дамы блефовали. Чей блеф удачнее, тот и выиграл партию. Светлана Львовна, не меняя сдержанного лица, пожала плечами и продолжила игру:
— Грипп может свалить человека и за меньшее время… десять минут назад я уложила Веру спать. Температура тридцать восемь… как вернулась от вас, так и свалилась, успела мне позвонить… Переживала, может, у вас тоже инфекция?
Нервы Ольги Ильиничны неприятно заскрипели, отражаясь в глазах темной ненавистью. Победа шла под Светкиным флагом.
— Инфекции у меня нет! Заразу можно подхватить и по телефону… всего наилучшего Вере, — раздосадованная женщина захлопнула дверь.
Светка осталась довольна собой и минимумом информации, которую смогла выудить: «Значит, Вера в эти два дня заходила к свекрови. То, что навещала два часа назад, конечно, ерунда… Стало быть, буду ждать хозяйку у двери, как собака. Не появится, пойду в милицию».
…
— Вы к Вере? Чего топчитесь перед порогом? — неожиданно спросил женский голос из полумрака коридора.
— А вы последняя в очереди по записи? — острил Смирнов.
— Смешно! Моя подруга пропала, и никому нет дела! А вы, собственно, кто?
— Тот, кому есть дело до вашей подруги Веры.
Светлана встрепенулась, подозрительно покосилась на майора и попросила:
— А документы у вас при себе?
Смирнов раскрыл удостоверение.
— Что-то случилось, я чувствовала… Она хоть жива? Я уж кричала ей через дверь и под балконом орала, но не могу же я на второй этаж залезть. Я — Светлана… Львовна — близкая подруга и соседка.
— Светлана Львовна, идите домой, уже поздно.
— Я домой попасть не могу. Сутки на работе. Муж на рыбалку уехал. У нас ключ один. Муж дома работает, всегда меня встречает. А когда на рыбалку, ключ под порогом оставляет. Чужому не догадаться, только свои знают… Я поискала, ключа нет, второй час сижу. Даже Верину свекровь навестила… Не поможете?
— Замок вскрыть? — предположил Смирнов.
Светлана Курякина кивнула.
После проверки паспорта с указанием прописки майор подсунул пальцы под нависающий порог, но кроме пыли ничего не нашел.
— Звоните в ЖЭК, пусть они вскрывают.
— А вы? Вы же власть! Давайте вскрывать вместе, я ж хозяйка! А замок сломаете, я без претензий буду…
Смирнов достал из кармана связку ключей, отцепил перочинный ножик с брелока и хитроумными движениями начал ковыряться в замке. Открыл. Но дверь не поддавалась.
— Дверь закрыта изнутри…
— Что?!
Госпожа Курякина, зажав рот рукой, присела на корточки. Майор направил палец в сторону звонка. Увидев его движение, Светка, как обезьянка, повисла на руке Смирнова:
— Нет… лучше милицию вызвать… Вдруг там воры?
Майор жестом приказал молчать и позвонил в квартиру. Тишина… Смирнов инстинктом профессионала почувствовал притаившегося человека. Командный взгляд майора, и Светлана Львовна неестественно пропищала в закрытую дверь:
— Кто там? Кто там?
— А там кто? — обескураживающий ответ.
— Что значит «там кто»? — голос Светы включил громкость.
Светлана Львовна отпихнула руку майора, выпрямилась во весь рост, расправила крупные плечи и заскандалила:
— А ну, курва, открывай немедленно! Ишь чего придумали! На рыбалку он поехал! Дуру нашли… Щас я вам поотрываю башки! Кобель! Сучку к двери — «а там кто?» Конь в пальто! Жена пришла, открывай ворота!
Майор, сдерживая улыбку, тактично отошел в сторону, дабы не мешать выяснению семейной неурядицы. Дверь открылась. В полумраке прихожей стояла бледная Вера и прижимала сковородку к груди.
Светкина брань мгновенно застряла кашлем в горле, а майор, отстранив хозяйку, шагнул в квартиру. Вера в порыве благодарности бросилась ему навстречу, крепко обняла свободной рукой и уткнулась холодным носом в щеку представителя власти.
— Между прочим, — заметила Светлана, — эти объятия предназначались мне, а не вам, товарищ!
…
Время ночи. Потемки заполнили пространство, захватив в сумрачные лапы не подсвеченные огнями уголки. Незаметная тень проскользнула в здание спящей школы. Его дежурство. Храм общеобразовательных знаний был оставлен в одиночестве. Каникулы. Он бродил по школьным чердакам и собирал сморщенные окурки. Курить ему не нравилось. Возбуждал запах потушенной сигареты. Он то и дело прикуривал, тушил, снова прикуривал и гасил, наслаждаясь горьким духом.
«Эти дети не понимают толка в табаке, а лишь хотят казаться взрослыми. До вас мне нет дела… Вы еще не сумели напакостить, чтобы призвать вас к ответу. А тот, кто изуродовал жизнь — наказан! Он узнал, что смерть не наказание, а избавление! Жаль, быстро всё как-то… неожиданно».
Собрав пригодные для прикуривания бычки, он спустился в пустующий холл.
«Пора на пост. Удача прямо в руки. Время приближается ко второй жертве. Возни не будет. Пусть денек поживет. Сегодня другое дело. Предупредительное. Баба с сумками».
…
Лиза смотрела на его профиль и улыбалась, отстраненно думая о будущем отпуске. Хотелось к морю. К солёному счастью хотелось всегда — в начале лета, осенью, особенно остро зимой. Она поехала бы к морю на красивой машине, с милым добрым парнем по имени Олег.
Милый парень был сосредоточен на дороге, потому блуждающего взгляда, наполненного романтикой, не замечал. Он думал, как ловчее пригласить ее завтра на квартиру, чтобы не спугнуть, не обидеть.
— Почему я не встречал тебя раньше на собраниях кооператива? — Олег внезапно растворил ее мечтания.
— Что? Я случайно… это смешно, — смущённо добавила Лиза.
— Чего смешно? Кто-то подарил или завещал тебе квартиру? — по-житейски спросил Олег.
— Я… клеила объявления разных фирм — услуги, ремонт холодильников, установка Интернета и прочее… Я подрабатываю так, удобно после работы… Работа сидячая… Объявления остались, я решила наклеить на первые два корпуса… хоть и стройка, но люди живут рядом… может, кто бы и позвонил. От заказов зависит размер премии… Разочарован?
— Я с уборщика начинал и ничего… Рассказывай!
— От подъезда к подъезду дошла до вашего корпуса, зашла, а через минуту женщина с мужчиной… заскочили и дверь входную на скобу изнутри закрыли… Я сначала испугалась, но женщина так приветливо… Чего, мол, опаздываете… собрание уже начинается… Подтолкнула меня в открытый лифт, и мы поехали… Довези меня до метро…
— Почему до метро? Домой отвезу, говори куда ехать…
— Ты весь вечер меня не за ту принимал, у меня нет возможности… на квартиру… Прости…
— Слушай, ты вроде нормальная. Я при знакомстве с девушкой не спрашиваю размер ее зарплаты или кто у нее папа! Я хоть не очень образованный в плане бесед и запаса философских слов, но я не говно, прости за прозу, чтобы понравившуюся девчонку на баксы мерить!
Лиза судорожно закивала, и слезы предательски закапали на лаковую сумочку, лежащую на коленях.
— А чего ты ревешь-то?
Олег притормозил у тротуара, включил бодрящий огонёк внутри салона и развернулся к плачущей.
— Тебя не надо успокаивать, сама справишься?
Лиза отрицательно покачала головой.
— Тогда проще… Иди сюда, рёва-корова…
Он притянул ее за плечи, крепко обнял, осторожно касаясь губами вкусно пахнущих волос. Запах ванили и сдобы. Он не ошибся, его женщина пахнет именно так.
…
На маленькой уютной кухне они втроем пили чай. Ему на редкость не хотелось домой. Прикосновение к чужому домашнему теплу, к доверительной беседе без протокола и колкостей забытыми семейными ощущениями поглаживали заиндевевшую душу. Душа отогревалась. Андрей, переставая анализировать содержание беседы, просто плыл по течению мягкого голоса Веры.
Подруги задушевно вспоминали, как учились в школе, какие разные мальчики им нравились, какие шалости придумывали для учителей… как веселились на Светиной свадьбе, когда Вера отплясывала на огромном холодильнике, который одиноко лежал в подсобке арендованного кафе… Воспоминания споткнулись на Щеглове и замерли… Теплый румянец ушел с Вериного лица, обнажая бледность. Она снова зажалась и, казалось, начнет скулить.
«Снова работа» — подумал Смирнов:
— Понимаю, неприятно… но поговорить необходимо.
— Чего говорить, плохо они жили, — вступилась Света, — Скотина и сволочь, прости, господи, мою душу… На похороны ведь никто не придет, а если придут, так чтобы плюнуть… На собственной свадьбе напился… давай ко всем бабам под юбки заглядывать, подойдет и подол кверху, за ляжку щипнёт и ржать… Верка со стыда убежала… Свекровь, дура, милицию вызвала. Патруль приехал, мужики еле отбили, чтоб молодого не увозили…
— Чем он занимался? Работал где? — направлял майор.
— Нигде! — наступала Светлана. — В каком-то НИИ штаны протирал!
— Технологом после полиграфического техникума, — несмело добавила Вера.
— Зарплата мизерная, а он погулять любил, — продолжала Света, — когда его мать деньги перестала давать, устроился натурщиком. Работа сдельная. А деньги появились, думаете, он в дом? На баб! Я, вообще, удивляюсь, зачем он женился на Вере? Видел, гад, дурочка молодая… А, может, просчитал, такая все стерпит, обмоет, ботинки снимать будет и в любви не откажет…
Вера вышла из комнаты, с трудом справляясь с удушающим многолетним стыдом.
— Любила она его, верила, что всё наладится… Виктор красивый мужик был, да только снаружи — богатырь, а в душе подлый вонючий прыщ! Пока мы, бабы, разберёмся, столько слез прольём… Вот она и лила, худосочная наша. Он, как тростиночку, ее закинет на плечо, когда она к нам прибежит от него спасаться… и опять домой, как на каторгу. Один раз я видела, как он её ударил — наотмашь, как фашист. Я милицию вызвала, он заперся с ней в комнате. Плакал, умолял, говорил, что ударил, потому что любит и ревнует. Ее-то ревновать? Глупость несусветная… Вымолил! Правда, больше не бил, но гулял по-черному, а в год перед разводом как-то домой девку привел. Сынульке лет шесть было. Вера сына тогда свекрови на сутки отдала и как отрезала. Что там было, не знаю. Выставила его и через суд развелась.
— В последние годы они общались? — уточнил майор.
— Нет, конечно.
— А с Ольгой Ильиничной какие отношения?
— Паучиха! Послушав меня, подумаете, наговариваю, что все вокруг Веры как гады ползучие! Так и есть, что муженёк, что свекровь. Эта до сих пор кровь пьет из Верки. У самой капитал, так ни рубля не дает, а у Веры лишней копейки не бывает.
— Откуда знаете про капитал?
— Вы у нее в квартире были? Были! Музей! Один подсвечник — Веркина зарплата за месяц, а у нее коллекция подсвечников, фарфор… У перечницы три натуральные шубы, а Вера зимой в пуховике ходит, как подросток…
На пороге кухни появилась заплаканная Вера. Припухлость трогательно смотрелась на ее лице.
— В тот вечер, когда вы пришли и сказали, что Витю… в общем, около пяти я к свекрови заходила… Меня кто-то ударил на лестнице, я в травмпункт ходила с Антоном Петровичем, пыталась рассказать, что на меня напали, он подумал, что я сумасшедшая…
— Запомнили, кто нападал?
— Нет. Как призрак… ударил, я упала, в сумке молоко разбилось, помню, красное яблоко в глаза катилось…
— Тень мужская или женская? — майор мысленно протоколировал.
— Мужская… Тёмный плащ, что-то тёмное на голове… или волосы черные. Я аллергически не переношу запаха табака, начала чихать, запах очень едкий, сквозь слезы от чихания заметила тень… удар, а дальше голос Антона Петровича…
— Может, вспугнули кого? Вы — случайный свидетель…
— Свидетель чего? Не видела я ничего…
Когда майор, попрощавшись, ушёл, Светлана решила прогуляться вслед с мусорным ведром. Возвращаясь к подъезду, успела удивиться разбитой лампочке, когда пространство вокруг стремительно сжалось, и она ощутила грубый толчок в спину и прижатую щеку к плитке стены.
— Если подруга твоя что-нибудь вспомнит про подъезд, это будет последний день в ее и твоей жизни… Поняла?
…Когда она осознала, что осталась одна, крупная дрожь больно пробежала по телу. Не оборачиваясь, перепрыгивая через две ступеньки, Света влетела домой.
…
Машина второй час отдыхала на парковке. От долгого сидения в замкнутом пространстве салона голова с каждой минутой погружалась в легкое покачивание. Опять головокружение!
— Ты слышишь меня? — голос Олега плыл в стороне. — Ты чего бледная?
Не отвечая, Лиза нащупала ручку и открыла дверцу. Олег в одно мгновение выскочил из салона, обежав машину, предстал перед девушкой. Лиза медленно подняла голову и, запрокинув ее, упала назад. Веки хаотично дрожали, передавая дрожь всему пышному телу.
«Эпилепсия что ли?» — Олег судорожно пытался вспомнить способы оказания экстренной медицинской помощи.
— Ложка! Где ж ее взять!?
Он осторожно приподнял ее голову, бережно пошевелил, потом легонечко потряс. Лиза открыла глаза.
— Можно вместо ложки нож? — его пугающий шепот приводил в чувство.
— Зачем нож? — спросили ее беззвучные губы.
— Разжать тебе рот, чтобы не задохнулась.
Она слабо улыбнулась в ответ.
Через несколько минут Лиза окончательно пришла в себя.
— Прости, что напугала, это переутомление. После травмы я болела долго, лечилась, теперь как побочный результат — внезапные кратковременные обмороки. Всё хорошо.
«Да уж, похожа на тургеневскую девушку, и в обмороки падает по-настоящему», — подумал Олег.
— А что за травма была? Авария?
— Я потом как-нибудь, ладно? — Лиза достала носовой платок.
— Опять плакать будешь? — обреченно спросил Олег.
— С удовольствием буду, ты хорошо успокаиваешь.
— Так и скажи, обними меня, и все дела.
После долгого нежного поцелуя она легонько отодвинула его следующий порыв.
— Чего? Не понравилось?
— Понравилось, домой пора, утром на рынок бежать, а потом на пятидневку…
— Ты в детском саду что ли работаешь?
— В библиотеке, а в садике… сынишка…
— Сын?! Может, ты и замужем?!
Олег, увлеченный внезапным свиданием и планом на совместное будущее с Лизой, не сообразил, что барышня вполне могла существовать в другой семейной жизни. В течение всего вечера ему казалось, что он знает Лизу тысячу лет, что они живут вместе.
— Я не успела рассказать… Извини…
— Так ты замужем?
— Нет… — голос Лизы дрогнул.
— Тогда поехали знакомиться завтра в твой детсад.
— Так сразу? Может, потом? — неуверенно предложила она.
— Давай потом, послезавтра. На завтра хотел пригласить тебя к себе на чай или… ну, ты, взрослая, сама знаешь… нравишься ты мне… очень…
— Так не бы-ва-ет, — нараспев ответила Лиза и, спохватившись, добавила. — Но я тебе верю.
…
— Свет, ты куришь одну за одной… Может, я пойду домой?
— Какое домой? Сидим и не высовываемся…
— Ты со мной в подполье уходишь? — пошутила Вера.
Светлана кивнула то ли в знак солидарности, то ли своим мысленным опасениям. Не зажигая света в спальне, они легли. Растущая луна торжественным ликом вплывала в комнату, нечаянно освещая пространство. Совместное двуспальное ложе объединяло подруг.
— Мы будто на острове, — в тишине слабый голос Веры казался неприлично оглушительным. — Твоя огромная кровать — остров, а вокруг мрак и страх. Свет, мне так страшно…
Светлана накрыла подругу своим одеялом, не вступая в дискуссию.
— Ты молодец, — тихо продолжала Вера. — Ты смелая, сильная… с тобой бы такого не случилось…
Света резко села на кровати и громко, словно адресуя кому-то конкретно в пространство комнаты, произнесла:
— Я так не могу! Какая-то сволочь будет устанавливать свои порядки! Да пошел он! Тоже мне, напугал!
— Ты о чем?! — так же громко спросила Вера.
— Где телефон твоего Смирнова! Давай звонить!
— Второй час ночи… и никакой он не мой…
— Твой, твой! Хотела бы я посмотреть на мента, который так бережно относится к подозреваемым!
— Я — подозреваемая?
— Конечно! Жена хоть и бывшая! Он всё время выспрашивает, выискивает мотив… А когда поймёт, что ты чиста, как младенец, начнет за тобой приударять! Вот так-то! — Светлана неожиданно расхохоталась.
Насмеявшись до слез, подруги обнялись и замурлыкали что-то напевное.
— Стоп! — вдруг спохватилась Света. — Надо же майору позвонить! Давай номер! Не бойся, — она вновь засмеялась. — Не отобью, у меня свой охламон имеется, как с рыбалки вернется, так снова мой!
Слушая рассказ о происшествии в подъезде, Вера, запрятавшись в одеяло, зажмурила глаза.
— Да, Андрей Владимирович, я тоже так подумала. Трясётся… Добровольно не будет, ладно… куда она денется… Спокойной ночи.
Положив трубку, Светлана направилась к буфету:
— Майор приказал тебе налить! И без сопротивления.
— Может, лучше корвалола?
— У тебя сердце в пятках, оттуда только водкой достать можно.
…
Смирнов вынул колоду карт и стал раскладывать.
Посередине — жертва Щеглов. Слева от него — бубновая дама — Вера; валет — ее сын; пиковая дама — свекровь; король крестей — Тихоня Антон Петрович (хотя какой король!), дама червей — подруга Светлана.
Справа от карты Щеглова легла шестерка Пик — Незнакомец. Чутье подсказывало, что Незнакомец в подъезде Светланы и человек, ударивший Веру — одно и то же лицо. Значит, Вера его спугнула, и, возможно, сможет опознать.
…
Он долго звонил в дверь. Стучал кулаком по обивке дерматина. Под комбинезоном тело покрывалось противным холодным потом. Он поставил слесарный ящик на коврик, достал скомканный платок и вытер проступивший пот со лба.
«Почему он не открывает? Он должен быть дома. Одинокий плешивый козел!».
Псевдослесарь вновь забарабанил в квартиру. Избитая дверь обреченно молчала, не выдавая хозяина.
«За кефирчиком, наверное, побежал. Значит, позже. Всем встать! Суд идёт».
…
Криминалист по делу Щеглова документально утверждал, что потерпевший умер самостоятельно. Перед смертью произошла драка, раны и ушибы не являются причиной гибели. Он умер без посторонней помощи. Точнее, Посторонний по неизвестной причине после рукопашной инсценировал серию пыток, проделав манипуляции с трупом. Щеглов умер от резкой сердечной недостаточности. Возможно, именно инсценировщик и спровоцировал остановку сердца своим визитом, а не телесными повреждениями.
Смирнов, разложив карты, размышлял:
— Убийца оказался в подъезде, где живет мать погибшего, буквально перед убийством. Сначала решил проведать мамашу, но Вера его спугнула, потому он навестил сынка и смертельно его напугал. Это не серийный убийца, к тому же не убийца. Следовательно, он снова появится на восьмом этаже Ольги Ильиничны. Охота на Щегловых! Но он не знает, что Вера тоже Щеглова? Неплохо бы за Верой присмотреть…
…
— Добрались, — Олег галантно помог выйти из машины. — Будто не расставались. Хотя сутки без тебя прошли впустую… Прокатился до дачи, потом работёнка была, воскресенья ждал, как жених брачную ночь… Да не смущайся ты! И за сынишку будь спокойна, мама у меня что надо! Мировая бабушка!
— Твою маму врасплох застали. Знакомься, мама, это моя будущая жена Лиза и наш сын…
— А что? Пацан у тебя отличный, трехлетний «ниндзя»… Ты молодец, не давишь на воспитание и психику. Моя мать тоже давала мне послабинки, и хороший мужик вырос. Или ты не согласна?
Лиза нежно погладила его по щеке.
— Хоромы, честно, не мои, дядьки. Утром на дачу его отвез, так что хозяйничай, завтра повезу вас с «ниндзей» на речку.
— Ему в детский сад же.
— У него теперь бабушка есть, зачем ему чужие няньки.
— Я тобой восхищаюсь, как быстро ты принимаешь решения… А я многого боюсь…
— Со мной у тебя обмороки пропадут… Как нажаришь картошки с грибами, да кваса после баньки, да еще после брачных ночей у тебя всё рукой снимет. Во! В тебе здоровья столько, что сразу и не обхватишь всю…
Олег засмеялся и ласково похлопал по мягкому месту.
Выключив свет, она поставила зажженную свечу на стол, присела на краешек дивана и застенчиво попросила:
— Расскажи мне что-нибудь…
Олег шутливо подмигнул:
— О своем первом и последнем сексуальном опыте? Шучу… Обычно при свечах говорят о тайнах… Может, сама чего-нибудь расскажешь… О будущем муже ты многое знаешь, а вот о своей жене я бы послушал…
Лиза отстранилась от встречи с его руками, подошла к открытому окну и запряталась в тюль:
— Расскажу, только не перебивай, ничего не придумаю, чего не было, не скажу. А знать должен, потому что желаю остаться с тобой по-настоящему… без страха…
Он приблизился сзади и крепко обнял дрожавшую Лизу:
— Ничего не бойся… Подумаешь, страх какой-то!
Она резко оттолкнула его, уронив в кресло:
— Что ты знаешь о страхе?! О животном страхе, когда тебя загнали в угол, ты только и ждешь удара! Когда сходишь с ума от ожидания… Он меня… бил, не часто, но до опустошения в голове и душе… Я боялась его… страх… если убегу… убьет! Когда проспится, в ногах валялся, ноги целовал… Потом какое-то время хорошо… И вдруг без причины снова изобьет… Я до него с отчимом жила, отца своего только на фотографии видела… Мама долго на сохранении лежала, когда меня вынашивала, там, в больнице, познакомилась с отчимом, он водителем скорой работал… Когда я в сад пошла, мама умерла… а дядя Валера удочерил меня… всегда заботился… Но даже ему я не могла сказать, что муж бьет меня… Однажды я не выдержала и сбежала… Глупая была… спряталась на даче… Он был старше меня, умнее… когда бил, синяков не оставлял, а у меня кровь из горла… Нашёл в первый же вечер моей свободы… Дача была много лет заброшена, дача его матери, я не видела ее никогда, он говорил, умерла… Большой холодный дом… когда нашёл… будто фашист… а потом верёвками привязал к железной кровати… Угрожал, что с голоду здесь умру, как собака… потом сказал, кабанам скормит…
— Хватит! Я убью этого ублюдка!
— Я тогда от страха умом повредилась, о смерти молила… Когда в дверях показался черный силуэт, поняла — смерть пришла… Представляешь, а это дядя Валера нашёл меня… милицию не вызывал, решил дождаться его прихода… Накормил меня, одел, мы три дня его ждали… не пришел…
Олег метался из угла в угол, натыкаясь на стулья:
— Нельзя так безнаказанно, ты же понимаешь!?
— Потом я в психушку попала, лечили осторожно… Потому что через семь месяцев я мальчика родила… я лучше домой пойду…
Олег перегородил путь, продолжая размахивать руками:
— Ну и что психушка, да твой пацан здоровее всех… Не пущу тебя. Я… вниз в маркет… И даже не смей выходить из комнаты… Пожалуйста, Лиза. Обещаешь?
Часы пробили десять. За окном приятно близилась прохлада. Сумерки принесли успокоение и былую легкость. Входная дверь неожиданно заколыхалась. Кто-то упорно стучал кулаком. Она открыла и отшатнулась. Человек в комбинезоне с яркими буквами «ДЭЗ» прохрипел:
— Ты?!
Они смотрели друг на друга, растерявшись внезапной встречи.
Осторожно подкравшись сзади, Олег молниеносно втолкнул незваного гостя в прихожую и захлопнул дверь, встав стеной. Ноги гостя подкосились, он пошатнулся. Лиза успела подхватить его:
— Дядя Валера, ты как тут?
Олег, поднимаясь по лестнице, услышал скрежет замка входной двери и знакомый звон колокольчика при открывании. Бесшумно рванул на звук и, заметив в глазах Лизы пугающее удивление, втолкнул незнакомца в квартиру.
Мужчина в комбинезоне, как в немом сказочном эпизоде, старился на глазах. Сгорбившись, он присел на краешек низенькой табуретки в прихожей и закрыл большой ладонью глаза. Буквально через секунду он опустил руку, обнажая глубокие старческие морщины. Со спины он казался молодым и крепким, но при ярком свете напоминал высохший боровик.
— Дядя Валера, ты как тут? — повторила Лиза.
Он молчал и только раскачивал от сожаления голову.
— Можно придумать сказку, что вечерами подрабатываю сантехником… Но я смертельно устал… Думал смогу. А выходит я старый и слабый. Прости, дочка… Ты здесь, значит, сама знаешь… заигрался я в… филина.
— Дядя Валера, я ничего не понимаю…
— Может, чаю? Пива с шампанским? — отражая беспомощный Лизин взгляд, невпопад вставил Олег.
Старик вошел в комнату, поискал глазами по книжным полкам, открыл дверцу и достал альбом с фотографиями.
— Смотри… И всё поймешь… Я хотел, как лучше, а он возьми да помри… Я мужа твоего, Виктора, по морде, пока живой… Он пьяный больше промахивался… Прости, дочка, злость сыграла… я его ножом, а он мёртвый уже…
— Господи, дядя Валера, ты что натворил?
Она упала на колени, пряча лицо в промокшую ткань шарфика. Старик присел рядом, и беззвучными губами что-то невнятное шептал, склоняясь к ее голове.
Удерживая в руках большой семейный альбом, Олег раскрыл его и положил на пол. Яркая гармошка фотографий.
— Лиза, посмотри… вот такой смешной я был в пять лет… А это дача, я там лето проводил. Сегодня дядьку туда отвез… Кстати, вот его фотка, это он в молодости… Музыкант… Сейчас совсем другой…
Лиза сквозь слёзы посмотрела на портрет и отшатнулась. Старик бесцеремонно оторвал фотографию от листа и приблизил к выцветшим глазам:
— Он и есть! Узнала ты его, дочка… Не ошиблась… Долго я его искал!
— Так не бы-ва-ет…
— Чего точно не бывает, так это ты, дочка, в этой квартире… Ты, парень, ангел хранитель Лизоньки…
— Слушайте, вы меня совсем запутали… чертовщина какая-то…
Лиза толкнула страницы, они, пробежав каруселью, захлопнули фотоальбом.
— Правильно, дочка, не надо ворошить прошлое, закрыть его и жить дальше. Я справедливости добивался… А решать — прощать, миловать или казнить — фальшивый путь… Устал я. Злости не осталось, будто жизнь кончилась…
Они стояли, обнявшись, на балконе и вдыхали аромат короткой летней ночи. Сложный день завершился, оставляя пережитое…
— Надеюсь, больше сюрпризов не будет. Подонку — собачья смерть. Это понятно. Но что мой дядька окажется твоим отцом, это ни в какие косогоры… Ничего, заживем! Ты мне детку родишь, всех прокормлю.
— Нельзя нам деток… Ты мой брат…
— Стоп! Во-первых, он мне троюродный дядька, во-вторых, не менее двух деток, чтобы нас двое, а их трое!
…Ее счастливое будущее растворит историю смертельной ненависти и едкой злобы, которую затаил близкий человек на тех, кто когда–то предал ее: первого — предателя, давшего ей жизнь и отнявшего у матери надежду на семейное счастье — Тихоню Антона Петровича; вторую — Щеглову Ольгу Ильиничну — чужую мать, отвергающую собственного сына, который без материнской любви превращается в зверя и насильника; и третьего — Щеглова — главного предателя, который изувечил хрупкое начало её взрослой жизни…
Как всё перемешано в людях, переплетено в судьбе, как логически выстрадано в пространстве, название которому — жизнь.
Трагическое дело завершено на бумаге. Росчерком начальственного пера дело прекратили. Несчастный случай — виноватых нет, обжалующих тоже нет.
…
Мокрая простыня вырвалась из рук, закрутилась в вихревом потоке и понеслась к земле. Обогнув растрёпанное дерево, влажным мешком упала на голову человеку, входившему в подъезд.
— Какое счастье, что мы не успели застеклить балкон. Жуткая жара, а бельё приятно освежает, — Андрей Смирнов приветливо помахал хозяйке простыни.
Вера улыбнулась и шутливо добавила, перегибаясь через перила:
— А я вновь в ожидании. Сколько раз мы откладывали этот вопрос. Если в ближайшие дни ты не найдешь время, чтобы застеклить балкон, постельное белье улетит безвозвратно, и спать будем на газетах…
— Непременно сделаю в выходные! — громко произнёс Андрей, входя в подъезд. — Или ближе к зиме, — тихо добавил он, поднимаясь по ступеням.