Как Клава ни старалась, но детей у неё всё же забрали.
Ох, и плакали же девочки, когда их уводили строгие тёти из родного дома. А Мишка был молчалив, и подозрительно спокоен. Он без уговоров собрал свои вещи, и опустив голову ждал.
- Но как же так? Ну я же самая близкая родственница - сестра матери. Почему я не могу взять их под опеку?- неделей раньше спрашивала Клава, сидя в кабинете чопорной чиновницы с ярко накрашенными губами.
За семьёй, оставшейся без главного кормильца, месяц наблюдали невидимые очи бюрократии. Пока Клава обивала все возможные и не возможные пороги, её личность тоже тщательно изучалась.
Клавдия Ильинична Моготова, девятнадцати лет отроду.
Не замужем.
Не привлекалась.
Не состояла.
Работает уборщицей в промтоварном магазине.
На первый взгляд положительная девушка, которая достойна стать, если не приемной матерью, то хотя бы опекуном. Но когда всё идёт гладко, то всегда случается что-то, приносящее не совсем хорошие коррективы.
Опрашивая соседей, на предмет положительных сторон Клавы, комиссия столкнулась на кухне с Манькой, которая в этот день была дежурной по приготовлению пищи.
- Не, девка она конечно хорошая, и всяко детям с ней будет лучше. Но скажу вам по секрету - распутная она баба,- вполголоса говорила Манька, мешая половником кашу.
Две тётки солидного вида переглянулись. Одна из них поправила на массивной шее бусы, и спросила:
- Как это - распутная баба?
- А вот так, что брюхатая она. Мужа нет, а пузо скоро на нос полезет.
Этот сигнал пропустить было нельзя. Поэтому, когда Клава в очередной раз пришла в отдел по опеке, то её прямым текстом попросили предоставить справку от гинеколога.
Делать нечего, Клава покаялась в своём грехе, но кто отец будущего ребёнка внятно рассказать не могла.
Да и что тут было рассказывать, когда это произошло четыре месяца назад, и при весьма загадочных обстоятельствах.
У Клавы была подруга, с которой они дружили со школы, жившая на первом этаже. Чтобы не возиться с ведрами, и не ругаться с Манькой, которая вечно грела воду, неизвестно зачем, Клава часто бегала на первый этаж.
Нагреет воды на уличной печурке, и сходит в душ без суеты.
На первом этаже жили не такие склочные люди, как этажами выше, поэтому к такому вторжению относились спокойно.
Так было и в тот раз. Правда Клава пришла позже обычного, в магазине задержалась. На улице уже было темно, в душевой тоже. Девушку это не остановило, уличного фонаря, светящего аккурат в окна, было достаточно.
Это произошло внезапно. Она согнулась над тазом с водой, и чьи-то руки схватили её. Клава попыталась вырваться, но какое там, железная хватка напавшего была сильнее её.
Она слышала невнятный шёпот, и зловонное дыхание.
Сделав своё дело он убежал, оставив девушку на грязном полу.
Это всё, что она знала про отца своего ребёнка. Делать аборт в то время было запрещено, а идти к подпольным врачам - страшно. Вот и решила Клава оставить дитё, не чужая кровь ведь - своя.
Но душераздирающий рассказ не тронул опекунский совет, и была вынесена резолюция - поместить детей в детский дом. От такой неблагонадежной тётки дети хорошему научиться не могут.
Вот и осталась Клава совершенно одна в огромной, по тем меркам, комнате.
Продолжение следует...