Я бес комфорта, славный бес
Куда я только не пролез:
В твой книжный шкаф, в котором полки
Заставлены с отменным толком:
Бальзаки всякие , Дидро
Сенеки и про Фигаро.
Ну этот как его который,
Не важно в общем. Очень скоро
Подкину я ещё тебе
Руссо и всяких Монтескье.
Сиди спокойно в кабинете,
Как славно, что жена и дети
Тобой воспитаны давно
И не мешают. Всё равно
Спокойствие так переменно
Оно теряется мгновенно.
Я сам храню твой чуткий слух
И прочь гоню жужжащих мух.
На кухне я слежу за кофе,
Когда слуга, насупив брови,
Читает утренний журнал,
За туркой не следит нахал.
Лишь я , твой верный бес комфорта,
Зависнув чутко над комфоркой,
За пенкой бережно слежу,
И я нахалу подскажу,
Как правильно снимают кофе,
Чтобы к вселенской катастрофе
Тебя бы не подвёл нахал,
Не знает он как воспитал
Я вкус твой чуткий утончённый
В оттенок каждый погруженный.
Ты разбираешься в вине,
С трёх пригублениев вполне
Ты скажешь сорт , год урожая.
И никому не подражая,
Собрал коллекцию картин
И наслаждаешься один
Своим богатством вечерами.
Хотя не прочь перед друзьями
Сказаться редким знатоком,
Небрежно бросив, что знаком
был как-то где-то с Поль Гогеном
И как-то даже за обедом
Ему чего-то подсказал,
Чтоб он потом нарисовал
Какую-то такую штуку,
Что он не спал потом пять суток
И долго голову ломал.
Ещё на стенке адмирал
Висит, чешуйками играя,
А это бабочка такая
А с нею рядом Махаон
В Карпатах был он изловлён.
А здесь глядите низ у трости,
Отделан весь слоновой костью.
Из кости также сделан шкаф,
А В нём нефритовый жираф,
А здесь на стойке три стакана
Их друг Дидье из Пакистана
Тебе зачем-то приволок,
И в этом я ему помог.
Пора пора мой верный друг
Одеть изысканный сюртук,
Перчатки белые напялить,
Взять трость из кости и направить
Свой путь к аристократам в клуб,
Где собрался вселенский пуп,
Где лейбористы биль последний,
Который приняли намедни
Перетирают и тебе
Дадут потешиться вполне.
И высказать своё сужденье,
Уйдя в словесное паренье.
Потом откушать коньяка,
Ведь будут там наверняка,
Я постараюсь, чтобы были,
Сэр Уинстон Че и мистер Билли.
Потом Дымится вкуснотой
Сигарой очень дорогой.
Потом остротами стреляться,
Я помогу тогда и братца
Уинстона Тебе не сложно
Приделать будет, осторожно
Шепну на Ушко пару смелых
Острот изящных и умелых
Немножко желочных и злых,
Вот облизнётся толстый жмых.
Ну вот и хватит, спать пора,
Нельзя клубиться до утра.
Ты не юнец Скорей лошадку
Зови, свезти тебя в кроватку.
И так до гробовой доски
Тебя хранить от злой тоски
Я буду честно, неустанно
И даже после смерти стану,
Как прежде твой блюсти комфорт.
Уже сейчас какой декор
Я думаю твой горб украсит,
Наверно красный клён иль ясень.
Внутри такое полотно,
Слегка пурпурное оно,
По форме словно запятые
На гробе ручки золотые.
Вот так и будет, а пока
Извозчик лошадь под бока
Хлыстом поддай, тебя в комфорте
Домой везёт твой верный чёртик.
Вчера или позавчера
К нам заявилися с утра
Весьма непрошеные гости -
Бес лютый гнева с ним бес злости.
Зачем, зачем мои друзья?
Да бес тщеславья , бес вранья!
В испуге закричал я тонко,
Но вам зачем смущать ребёнка,
Он несмотря на весь цинизм,
Так верит в добрый гуманизм,
Не на кого не держит злобу,
С утра набив едой утробу,
Он исполняется идей,
Как просветить ему людей
И даже ночью на кровати
Всё мнит и мнит о демократьи.
Как честный праведник он спит,
Он даже праведно храпит.
Он чист, он верит в идеалы,
Зачем, зачем вы одеяло
Хотите с спящего сорвать,
Чтоб обнажилися как тать
Души увечные коросты.
Я знаю, вам легко и просто
Его озлобить, огневить
И в злую буку превратить.
Из печени прольются яды,
Всю конмнату наполнив смрадом,
И он, прикованный к кровати,
Слюной начнёт во всех плевати,
Переворачивать бульон
Хулиться, драться будет он.
Да, это сильно вас потешит,
Но не напрасна ль будет спешка?
А вдруг измученное тело
Священника к своей постели,
Собравшись силой призовёт?
И где тогда моих работ
Плод вымученный и законный?
Нет, прочь гневливые драконы!
Я верный , неусыпный страж!
Со мной он точно будет наш!
Чу! Страшная какая сказка,
Сказал читатель мой с опаской.
Как хорошо, что не про нас,
Весь этот вымученный сказ.
Ведь это всё аристократы,
Они конечно многократно
Обложены со всех сторон
Комфортом, и конечно он
Им душу душит, душит, душит.
И может статься обездушит.
А мы живём среди забот.
Всё это так, да только вот,
При всех усилиях и тратах
Мы все глядим в аристократы.
В технократический наш век
Изнеможился человек.
Никто не сеет и не жнёт,
И входит в каждый дом комфорт.
О, этот древний враг постылый,
Он даже иноков в пустыне
Унылой мрачной доставал
И нагло душу похищал.
Блюдись беспечный человече,
Не удивляйся, ты не вечен,
Комфортом пользуйся свободно,
Но рви его когда угодно.
Его для ближних не жалей.
Как плохо, в повести моей,
Не удержавшись от морали,
В конце её я засандалил!