Сейчас Иран у всех на слуху. А у меня повод рассказать о двух эпизодах в Иране, о которых читателю уже никто, кроме меня, не сможет рассказать.
* * * * *
Под вой шакалов с соседнего кладбища. Такой сон не приходит тихо, незаметно, такой сон накидывается чудовищем. Вместе с горячим гармсилем на город надвигалось нечто громадное, страшное, что сулило беду. Даже слухи устали от жары, притаились в закоулках, и от этого становилось еще страшнее.
М.Шевердин. Набат. Гл.V.
- Ну, - сказал его друг с улыбкой, - я объясню, но тебе придётся запастись терпением. Во-первых, иранцы не арабы, а арийцы, и большинство из них – мусульмане шиитского толка, это такая изменчивая, иногда мистическая секта раскольников. В большинстве своём арабы – ортодоксальные сунниты, именно они составляют бОльшую часть из миллиарда живущих сегодня на Земле мусульман; эти секты иногда напоминают протестантов и католиков и воюют друг с другом столь же беспощадно.
Джеймс Клавелл. Шамал, Глава 2. Тегеран.
В достопамятные советские времена известные писатели, поэты, деятели культуры, шахматисты обязаны вести общественную нагрузку – выступать перед коллективами колхозов, заводов, воинских частей. Так, мне довелось сыграть в сеансе одновременной игры, которую проводил гроссмейстер Лилиенталь на Центральных Курсах усовершенствования офицеров разведки, а в Ташкенте «поручкаться» с известным писателем Михаилом Шевердиным.
История знакомства с Шевердиным приласкала самолюбие моё и Фёдора Байбакова. Задолго предупреждённые о приезде в часть знаменитого писателя, мы прочли несколько его книг. На встрече, после вопросов, заранее подготовленных замполитом (типа – «какие у вас творческие планы»), и я, и Федя задали ему вопросы и по сюжетам, и с недоумением по правдивости некоторых из них. Но писателя эти критические вопросы обрадовали: он впервые столкнулся с аудиторией, которая его книги прочла и пригласил нас принять участие на его встрече с военным читателем в доме офицеров, которая будет транслироваться по телевидению. Занятые по службе, мы не смогли приехать туда. Узнав, что нас нет, Шевердин встречу отменил, вернее перенёс.
Политотдел спецчастей округа всыпал замполиту и командиру нашего полка да так, что на ту встречу нас повезут на командирском уазике.
Этот поступок Шевердина нам, конечно, польстил.
Но это будет потом…
Полковой клуб. В разное время, в разных воинских частях Советской армии клубы то расцветали оркестрами, самодеятельностью, музеями, библиотеками, то увядали. Наша часть не была исключением. Наиболее устойчивой к всевозможным переменам была библиотека. В часть, расположенную под боком у республиканского библиотечного коллектора, регулярно поступали газеты, журналы и книги советских издательств. В полковую библиотеку попадали книги и от других источников, например – из моей квартиры. Как только подходил срок увольнения в запас солдат, некоторые из них просили моих дочь и сына выручить, дать книгу для восполнения утерянной из библиотеки, иначе в «бегунке» не будет подписи библиотекаря. А я впоследствии обнаруживал «свою» книгу в полковой библиотеке с замазанным экслибрисом…
Когда Фёдор Байбаков посоветовал мне прочесть какие-то книги Шевердина, я спросил:
- О чём?
Фёдор улыбнулся:
- Ну, борьба с басмачами…
Я отмахнулся:
- Уволь. Этой жвачки об установлении советской власти в Средней Азии половина библиотеки… повести, как близнецы…
Но Фёдор настаивал:
- Таких я бы не стал тебе советовать. Но вот фабула: русский разведчик, до революции выпускник Петербургского колледжа восточных языков, получив задание препятствовать продвижению англичан, через турецкую тюрьму в облике шейха, без связи…
- Стоп! Дальше не надо, а то не интересно будет читать.
Как я узнал впоследствии, Шевердин прекрасно владел всеми языками Средней Азии. А люди Востока ценят, когда русский человек владеет их родным языком, или хоть знает с десяток слов. Такому человеку гостеприимно открыты все двери.
Ночные бдения на дежурствах способствовали чтению, и я проглотил несколько творений Шевердина...
Итак, Михаил Шевердин (1899 - 1984).
Народный писатель УзССР (1969).
1920-30. Работа в газете «Правда Востока», в редакции журналов «Новый Восток», «Семь дней», «Бюллетень прессы Среднего Востока».
1930-38. Собственным корреспондентом газеты «Правда» по Средней Азии.
1942-55. Заведующий сектором, заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК КП УзССР
1946-50. Главный редактор журнала «Звезда Востока»
1950-54. Заместитель председателя правления Союза писателей УзССР.
И т.д.
А 1938 – 1942гг?
Чем занимался Михаил Шевердин в эти годы?
Это был первый вопрос, который мы, то есть Байбаков и я, задали писателю, едва солдаты после команды «Встать, выходи строиться!» покинули кинозал полкового клуба.
Честно говоря, и Федя, и я, мы поначалу отнеслись к встрече с писателем, как к обычному рутинному мероприятию. Замполит, поинтересовавшись у библиотекаря, кто из офицеров брал книги Шевердина, буквально обязал нас присутствовать на встрече да задать какие-то вопросы.
Выявив «пробел» в биографии писателя, мы предположили, что он «попал под косу» репрессий 37-38 годов, и колебались, задавать ли вопрос, который может показаться тому неприятным.
Но мы его задали.
Михаил Иванович слегка улыбнулся:
- Ну, малость поколесил по заграницам… вы люди военные, поймёте, не все командировки оглашаются.
Пока это было всё. И мы не стали уточнять, где он был в те годы.
После того, как мы высказали не только положительные отзывы и вопросы по его книгам, но и критику некоторых мест, у Михаила Ивановича пробудился интерес к нам: меня здесь читают! Причем – офицеры разведки!
Слово за слово, и вот уже Михаил Иванович рассказывает об Иране. Наши мысли в последнее время только и заняты Ираном, тем, что там происходит. Я спрашиваю, знаком ли он с районом Марава-тепе в Северном Иране (по данным перехвата там жандармы разыскивали группу дезертиров, присягнувших аятолле Хомейни), и он рассказывает о пещерах в тех местах, о тропах и живописных ущельях отрогов Туркмено-Хорасанских гор, иранского Копет-Дага. Рассказывает так, что я начинаю догадываться – это повести очевидца.
Вскоре в зал заглядывает замполит:
- Имейте совесть, отпустите писателя. Накрыт стол, пора человеку и пообедать. Михаил Иванович, не откажетесь?
- Не откажусь. Но при условии, что Станислав и Фёдор составят компанию.
Перешли в солдатский буфет, где был сервирован стол.
Рюмку коньяка писатель лишь пригубил:
- И хочется, и колется… сердце…
За столом в небольшой комнатушке солдатского буфета я и услышал две занимательные истории, которые мне запомнились в виду своей необычности.
1941 год. Вошедшие в Иран части Красной Армии разместились вне городов и населённых пунктов в палаточных лагерях.
Однажды в такую часть пришла делегация от дехкан крупного хозяйства:
- Помогите нам организовать колхоз. Мы всё подготовили, не знаем, что дальше делать.
- Нет, мы не можем, не имеем права вмешиваться в ваши внутренние дела.
Но крестьяне настойчиво просили прислать хоть комиссара на короткое время, чтобы показать ему, что уже сделано. И командир уступил.
В кишлак поехали комиссар и с ним Шевердин в качестве переводчика.
Большой дом и огромное поместье местного помещика располагались в небольшой долине и были ограждены высоким дувалом. Зайдя на территорию, наши люди увидели страшную картину: в ряд были выложены около двадцати трупов; была вырезана вся семья помещика вплоть до грудных младенцев и два жандарма.
«Вот, теперь нам никто не помешает организовать колхоз».
- И чем всё закончилось?
- Вопрос был решён по-сталински. Этнически это были азербайджанцы. Так как после ввода наших войск в Северный Иран многие иранские азербайджанцы захотели перебраться в Советский Союз, то так поступили и с этими. В тот кишлак был переброшен отряд НКВД, который интернировал в Советский Азербайджан всю деревню… где-то нашли им местечко. Ну, а командир части и комиссар были отправлены на фронт. Об их дальнейшей судьбе я ничего не знаю. Сам я к той разборке уже был переброшен в Бушир в качестве корреспондента «Правды». В Бушире нам предстояло организовать приём американской помощи по ленд-лизу и переправку полученных грузов на фронт.
Фёдор Байбаков имел пристрастие, или как впоследствии стали говорить – хобби: он интересовался историей. Я не знаю, как этот выпускник харьковской военной радиотехнической артиллерийской академии (АРТА) оказался в частях ГРУ «ОСНАЗ», но при совместной службе я убедился, что это был блестящий инженер, интеллектуал и очень порядочный офицер.
Вопрос Фёдора удивил и меня:
- Почему мюридами* шейха, оказавшегося русским разведчиком, выбраны луры? Ведь это племя обитает на юго-западе Ирана, а шейх обосновался в нашей Средней Азии, действовал в нынешних районах Туркмении, Узбекистана и Таджикистана?
Шевердин рассмеялся:
- Ну, Фёдор, подловил! Вопрос не в бровь, а в глаз!
Потом писатель вдруг стал серьёзным:
- Ребята, мне нельзя, а вы не стесняйтесь… коньяк хорош, начальство не обеднеет, а?
Последние слова были адресованы замполиту, и тот молча сам разлил коньяк по рюмкам. Ни я, ни Фёдор, не заставили себя упрашивать…
И тут мы услышали вторую историю из бытности Михаила Ивановича в Иране в 1941-42 году:
- Конечно, луры обитают в горах Загрос, большей частью на западе Иране в Луристане, но и на юге. Именно там, где-то к северу от Бушира в сорок первом пропал самолёт, на борту которого находились наши и английские офицеры. Время было военное, у немцев неплохо работала радиоразведка, поэтому самолёт на связь не выходил. Уже в то время американский «Дуглас» был оборудован радиокомпасом, который позволял самолёту находить свой аэродром, не включая бортовую радиостанцию. Поиски пропавшего самолёта ничего не дали.
Спустя несколько месяцев в чайхане какого-то рынка появились горцы, на одежде которых красовались «кубари», «шпалы» и «ромбы» - покрытые красным лаком знаки отличия советских офицеров. Горцев задержали жандармы, но переводчик английской миссии не понимал наречия, на котором те разговаривали. Вызвали меня. Горцы оказались лурами племени кухгилуйе и говорили на лурско-бахтиярском диалекте. Когда я с ними разговорился, они сказали, что покажут, где лежат обломки самолёта и отдадут документы, но при условии: «персов мы к себе не пустим, а шурави будут гостями!» Нас было трое и двое луров. Несколько часов они вели нас по узким серпантинам над бездонными ущельями. Остатки самолёта мы посмотреть не смогли, они были разбросаны по неприступным склонам. Но одежду и документы в кожаных планшетках горцы принесли. Мы взяли только документы, пообещав хозяевам муку и соль. После того я ещё несколько раз с ними встречался, передал им в дар коробку с лендлизовским печеньем и обещанную муку. Луры считались воинственным племенем, жившим по своим племенным законам и не признающим официальные власти. Взявшись за эту книгу, я, недолго думая, выбрал мюридами луров. Это была ошибка, о которой теперь будем знать я и вы…
Я спросил:
- Почему ошибка?
Неожиданно мне ответил Фёдор:
- Потому что луры шииты!
Я не понимал, в чём тут подвох, а Михаил Иванович хохотал, проговаривая сквозь смех:
- Браво! Браво, Фёдор! Не догадался, Станислав? Мой шейх мог быть только суннитом, а суннит никогда не взял бы в мюриды шиитов!
Встреча в Дворце Офицеров Ташкента уже с нашим участием всё-таки состоялась. Это случилось десятого ноября1978 года. Под угрозой оказался выезд на иранскую границу нашей мангруппы. Я был не только её начальником. Я вёз с собой почти десяток чемоданов с аппаратурой…
Пришлось офицерам моей мангруппы сдать взятые на это число билеты, отдел военных перевозок смог забронировать нам несколько купе только на четырнадцатое ноября. Так что и выезд мангруппы начался с опозданием на пять дней.
А саму встречу в Доме Офицеров я помню плохо. Слишком яркие прожектора и жара от них. Вот и всё, что запомнилось.
Как-то, вспоминая те встречи с Михаилом Ивановичем, я подумал: мюрид – преданный ученик шейха, для которого шейх – учитель (мюршид). В романе мюриды – молчаливые фанатичные телохранители шейха. Но "шейх" на деле – русский разведчик, и у него молчаливыми мюридами вполне могли быть воинственные луры...