Летом Анатолий Иванович почти не покидал дачи. В отсутствие Юли, он чувствовал себя там хозяином. Но после первых заморозков перебрался в город, и сразу же почувствовал себя в квартире лишним. Он постоянно сталкивался с Юлей в дверях. Та, потупив глаза, демонстративно уступала дорогу, кривила губы в нетерпении, и Анатолий Иванович старался быстрее прошмыгнуть мимо неё. В телевизоре – одни войны, катастрофы да происшествия. Какое сердце всё это выдержит?
Смерти он не боялся. Боялся паралича. Не раз пытался представить себя лежачим и Юлю, кормящую его или надевающую на него памперс. И каждый раз вздрагивал, суеверно крестился и завидовал бельгийцам, где государство узаконило эвтаназию.
Никогда он ещё не испытывал такого гнетущего чувства собственной ущербности, как теперь. Длинными бессонными ночами мысленно переносился в Сенчу, в уютную и тёплую хату, туда, где впервые осознано увидел свет и ощутил в нём себя; в тёплое детство, где цветущие вишни в саду и теплая речка. В такие минуты неожиданно приходило ясное понимание, что именно тогда, в детстве он был ближе всего к Богу. А всё, что было потом – это медленное схождение по божьей лестнице вниз на грешную землю.
Анатолий Иванович гнал от себя уныние, бодрился. Не уважает его сын. Ну и что? Ведь не терроризирует, не шельмует. Нет у него денег. Но не уж-то действительно пришло время только денег? От Юли ему тоже уважения ждать не приходится. Сейчас она его просто терпит. Что ж делать – потерпит.
Но ему всё чаще снилась Сенча. Его тянуло туда – под бочек к матери. И он решил ехать.
Как только теплое апрельское солнце прогрело землю, посадил на дачном огороде картошку, подготовил грядки под посадку и заговорил об этом с Юлей. Та выслушала и спокойно, словно давно знала о его планах, спросила:
- Насовсем?
Анатолий Иванович вздрогнул, словно получил пощечину. Он не знал, что ответить. Тридцать пять лет вместе. И теперь вот так всё спокойно и буднично… Внезапно защемило под сердцем, и он присел на диван. Глубоко вдохнул, долго выдыхал и после паузы глухо произнес:
- Возможно.
На следующий день он пошёл в банк, снял с книжки отложенные на похороны деньги, зашёл на железнодорожный вокзал и купил билет. А во второй понедельник июня нашел в шкафу просторную сумку, положил туда ноутбук, костюм, туфли, три рубашки, две куртки – одну легкую, другую потеплее, кроссовки, помылся, побрился и посвежевший посмотрел в зеркало. Он редко осматривал себя в полный рост. В основном видел только лицо, когда брился. А теперь увидел почти незнакомого седого старика с потухшим взглядом и опущенными плечами…
Юли дома не было, а до отправки поезда оставалось чуть больше часа. Может это и лучше, что её нет. Что он ей скажет? А что она ему скажет? За тридцать пять лет совместной жизни они сказали друг другу всё. Лучше просто написать записку и уйти. Но это похоже на бегство. Однако время тоже не терпит. И он решил позвонить.
- Ты где? – спросил, услышав её голос.
- В Караганде, - раздраженно ответила Юля, - Рыбу коту покупаю!
- Я уезжаю.
Секунд десять она молчала, потом неожиданно спросила:
- А зачем деньги с книжки снял?
- А как же без денег?..
- Помирать там собрался?
- Нет, не собрался. Но этот вариант тоже исключать нельзя.
- Ну, тебе виднее. Только не обманывайся, лавры Льва Николаевича тебе не светят.
- Лавры не для меня. Ты это прекрасно знаешь.
- К сожалению, да.
- Ладно, мне пора. Не вспоминай лихом.
- А что мне вспоминать?
- Вспоминай добром.
- А было оно, доброе?
- Было. Во всяком случае, для меня.
- Ладно. Не суди меня, - смягчила голос Юля. – Дай знать, как приедешь.
- Обязательно. Счастливо оставаться.
- А тебе счастливого пути. В холодильнике котлеты, яйца варенные, сала отрежь в дорогу.
За пятнадцать минут до отправления поезда Анатолий Иванович не выдержал, решил позвонить сыну.
- Да, батя, - услышал его бодрый голос.
- Сережа, есть минута поговорить?
- Есть, конечно, что случилось?
- Я уезжаю на Украину.
- Да! Бандеровцев колошматить? Может, вернешься Героем России?
- Скорее всего, сынок, вовсе не вернусь.
Сын замолчал. Некоторое время слышалось в трубке только сопение. Анатолий Иванович почувствовал его смятение и поспешил на выручку:
- Обязательно вернусь героем и ты, наконец, возгордишься отцом.
- Не пойму, че у тебя там на старость зачесалось? Сидел бы дома и чесал свое это место. Мать, наверное, вставила тебе пыжа в жо…
- У тебя все хорошо? – прервал он сына.
- А у меня всегда все хорошо!
- Вот и славно. Сынок, я тебе оставляю нашу семейную икону. На неё молился я и твои предки. Цени её.
- Да брось ты! Цена ей не больше полста долларов.
- Откуда ты знаешь?
- Показывал сведущим людям.
- Но ведь не все сводится к доллару.
- Батя, езжай лучше и пудри мозги своим бандеровцам.
- Ладно, поеду. Храни тебя, Господь. Я люблю тебя…
Продолжение следует.