Дары небес
Меч то и дело взлетал вверх, обрушиваясь на головы врагов, с мрачным хрустом рассекая плоть и вслед за ним сотни острых клинков, сверкнув в лучах утреннего солнца, обагрялись кровью.
Бились молча, от неистовой злобы друг на друга. С остервенением, от которого кровь стыла в жилах, вгрызались друг в друга и рубили беспощадно на куски.
Лишь стоны раненых и звон металла оглашали поле битвы. Со временем, меч становился всё тяжелей и уже не так резво рассекал воздух, но исход битвы был предрешён. Враг потихоньку пятился назад, теснимый неторопливым, но непреклонным напором защитников и сердца захватчиков всё больше наполнялись страхом. Ещё немного и ряды их дрогнут и обратятся в бегство. Так и случилось. Враг бежал.
Поправив выбившиеся из-под шлема русые кудри, воин устало вздохнул и, вытерев меч об одежду ближайшего павшего врага, бережно засунул его в ножны. Он так долго смотрел вслед удиравшим врагам, что казалось, впал забытьё.
Ещё год назад до Мирослава дошёл слух, что на эти земли пришёл беспощадный враг не ведающий жалости. Ни с кем не искал он мира и никого не щадил. Всё что ему было нужно, так это золото, а на остальное ему было наплевать. Кроме дымящих руин и бесчисленных трупов ничего после него не оставалось. Тогда Мирослав не на шутку встревожился и призвал на службу ратников, чтобы успеть подготовить их к предстоящей битве. Земледельцы и рыбаки редко принимали участие в битвах. На то была дружина. Но Мирослав чувствовал, что на этот раз одной дружиной не управишься и опасения его подтвердились. Первой ласточкой был разведывательный отряд, который они только что с успехом разгромили. А ведь он был числом не меньше тысячи и кто знает, как бы закончился этот бой не подготовься он к нему заранее. Такие вот думы одолевали Мирослава глядя убегавшим воинам вдаль. Завтра он должен получить весточку об истинном числе противника и эта мысль не давала ему покоя. Как одолеть эту свору ворогов? Ведь это было хорошо вооружённое и обученное войско, а не дикари с копьями и стрелами.
– Мирослав. Уснул что ли? Догнать беглецов бы надо. Зачем Дермеру знать, сколько нас на самом деле?
– Небось, донесли уже, – отрешённо отозвался Мирослав, всё еще пытаясь что-то разглядеть в туманной дали. Но встряхнулся и, не оборачиваясь, продолжил:
– Скажи Бориславу: пусть зализывает раны. Хоронит павших и в путь. Времени у нас мало. К закату надо быть у перевала. Если Дермер прорвётся на равнину – беды не миновать. На равнине мы его не остановим.
– Да, – сокрушённо вздохнул старейшина. – Говорят, у него десять тысяч всадников и ещё не меньше двух тысяч на кораблях. Тьма тьмущая. Где сил взять столько, чтобы устоять?
– Не дрейфь, Никита. Если перевал отстоим: на море и подавно утопим.
– Легко сказать, – вздохнул Никита. – Нас всего полторы тыщи было. А теперь и того не осталось...
– Нам больше и не надо. На перевале не развернёшься. Акамир вскоре подойдёт. Там пятьсот ратников. Сдюжим. Хватит болтать. Беги к Бориславу.
К подножию гор обозы дотянулись лишь к вечеру, когда солнце уже скрылось за горами и восхождение к Волчьей пасти – расселине на перевале – пришлось отложить до утра. Там решено было дать главный бой. Это было не единственное место, где могло пройти разом не больше двух человек, но единственное, где над проходом нависал громадный утес дающий защитникам неоспоримое превосходство. Оттуда можно было сдерживать натиск врага неограниченное время. Правда, со стороны неприятеля к утёсу тоже можно подобраться, но сделать это было гораздо труднее, поскольку приходилось делать крюк по соседней гряде и карабкаться по почти отвесным скалам.
Вдруг стало непривычно холодно и с неба посыпались белые пушистые хлопья. Никто до этого подобного чуда не видел и поневоле в душу закрадывался страх, что эта ночь может стать для них всех последней.
Озабоченный Мирослав направился к волхвам, цветастой палатке стоявшей в отдалении.
– Мир вам, – войдя в палатку сказал Мирослав.
Окинув взглядом сидящих и разглядев Кашемира, главного над волхвами, повелел:
– Говори, что знаешь об этой напасти.
Кашемир поднялся и, приветственно кивнув Мирославу, изрёк:
– В стародавние времена этой напасти не страшились, ибо в тех местах, откуда мы истинно родом это было обычное явление. Слышал я, что это замёрзшая вода. Снег называется. Опасности от него большой нет, но если придёт в долину, то мы лишимся урожая.
– Долина сейчас меня не интересует, – недовольно ответил Мирослав. Воины ропщут. Что мне им сказать? Чудо природы? Как я людей в бой поведу, когда каждый сейчас о смерти думает? Придумай что-нибудь.
– Я думаю, – важно ответил Кашемир. – Проведём обряд и я поведаю воинам знамение небесного владыки.
– Долго не мешкай. Ответ мне нужен до восхода луны.
Мирослав ещё раз окинул сердитым взглядом волхвов и вышел из палатки.
«Нагнал я им страху», – довольно усмехнулся он.
Не любил он эту спесивую братию с её вечным гонором и неуёмным стремлением власти над умами. Но народ им верил и приходилось считаться с этим.
Побродив в задумчивости по развалинам крепости, мрачно отсвечивающей в свете костров, он отправился к Бориславу, чтобы отправить с ним сотню воинов к Волчьей пасти.
Своё звучное название она получила из-за жуткого звукового эффекта, случавшегося каждый раз, когда волки приходили к подножию скал и начинали исполнять свои заунывные песни. Отзвуки эха, попав в эту расселину, непонятным образом усиливались и наводили настоящий ужас на проходивших мимо путников. От истошного воя кровь стыла в жилах, и случалось, люди сходили с ума.
***
– Солнце село в тучу, жди рыбак бучу, – вздохнул старый Еремей и пошёл к заливу, чтобы перетащить лодку подальше от берега. Он точно знал, что грядёт буря, но какой силы она будет, не ведал и поэтому намеревался оттащить её как можно дальше. Сил на новую долблёнку уж не было, а чёлн из коры или кожи, здесь долго не жил.
Две огромных судна застыли перед входом в залив и Еремей, прикрыв ладонью глаза от солнца, злорадно усмехнулся:
«Достанется нынче басурманам».
Отсюда было не видно, но Еремей точно знал, что сейчас враги рыщут среди рифов в поисках прохода. Он давно отыскал этот проход, но он был так извилист, что Еремей не сомневался: найдут его не скоро.
Он, конечно, не знал, что в этот момент Кашемир тоже смотрел на закат и, хитро прищурив левый глаз, довольно улыбнулся. Благостная весть.
***
– Как только взойдёт луна, бери сотню ратников и отправляйся к волчьей пасти, – сказал Мирослав Бориславу. – Задержи Дермера сколько сможешь. Но не геройствуй. Живые вы мне нужнее. Утром пришлю тебе подмогу. Сам, думаю, всё же, буду укрепляться здесь. Что-то сомневаться я стал, что устоим мы перевал.
Он окинул взглядом едва различимые в темноте разрушенные строения форта и вздохнул.
– Крепость тут каменную надо было тут строить. Цитадель. Но кто ж знал... да и людей где взять столько? Ничего. Авось сдюжим.
– Да будет тебе, Мирослав, – с бравадой в голосе улыбнулся Борислав. – Этих одолели, а тех и подавно в куски порубим. Отстоим перевал. Мимо нас не пройдут.
– Это воины, – сурово осадил его Мирослав, – а не дикари местные. Их так просто на испуг не возьмёшь. Ты лучше всё примечай там. Что новое или необычное увидишь. Сразу гонца шли. Я всё знать должен.
Ещё прадеды Мирослава, непоседливые руяны, обнаружив сей славный уголок, окружённый со всех сторон горами, позаботились о безопасности и построили крепость, преграждающую вход в долину. Набеги случались редко, да и крепость стояла в неудобном месте вдали от реки и пригодной земли для земледелия, поэтому жило здесь всего десять семей, в обязанность которых входило содержать крепостные сооружения в должном порядке и не пускать в долину кого попало.
И хотя, по сути, это было единственное место, через которое враг мог проникнуть в долину: река впадала в долину тридцатиметровым водопадом, а залив преграждали уходящие под воду смыкающиеся горные хребты, руки до неё никак не доходили.
После каждого нападения неизменно вставал вопрос о замене деревянных укреплений на каменные, но насущные заботы и проблемы быстро сводили все усилия новаторов на нет и о крепости быстро забывали. Правда, нападений опасались и со стороны залива, но там всё было как нельзя лучше.
Вход в залив преграждало двойное кольцо защиты: подводные скалы и коралловый риф. Грозно пенящиеся буруны наглядно предостерегали, что сюда лучше не соваться и даже в тихую погоду попытки пересечь его заканчивались обычно трагически. Острые как бритва клыки коралловых веток легко вспарывали утлые судёнышки рыбаков, а кишевшие вокруг акулы быстро доводили дело до конца. Это, конечно, был не повод расслабляться, ведь шустрые пироги всё же могли осилить эту преграду. Но только в тихую, безветренную погоду.