ГЛАВА 5
ЖИВЫЕ СРЕДИ НЕ ОЧЕНЬ
- Алливис говорила что-то о морфологии мифологии, - сказала Элис. – Что бы это могло значить?
- Сейчас узнаем, – бодро ответил Клой. И они вышли из заброшенного сарая, в который превратился роскошный дворец УМНиКа, в ослепительно яркий, сухой день. Клой, Дуан и Элис находились в захламлённом дворике, усыпанном закаменевшими кучками экскрементов, между одноэтажным бараком и горами мусора. Они осторожно заглянули за угол – и недоумённо вытаращили глаза. По сухому и твёрдому полю с редкими клоками травы совершенно беспорядочно были разбросаны деревянные одноэтажные домишки и сараюшки, кособокие и щелястые, между которыми бродили или сидели на корточках странные, уродливые существа.
По сухим, мёртвым дорожкам изредка проползали безобразные крокодилы или огромные змеи. Друзья увидели, как один из крокодилов ухватил за ногу бредущего мимо заплетающейся походкой гуманоида. И не успели опешившие путники среагировать и броситься на помощь, как несчастный остался без ноги, оторвавшейся без особых усилий. Крокодил, довольно урча, уполз за ближний сарай в заросли серой осоки, а обитатель трущоб упал на руки и потащился дальше ползком, словно ничего и не случилось.
Из бараков время от времени выходили двуногие существа самого отвратительного вида, калеки и страшилы неопределяемого пола. В некоторых из них вообще трудно было угадать живое существо – настолько изъедены неведомой болезнью, словно коррозией, были их тела.
Может быть, они стали жертвами страшной экологической катастрофы, может быть – местность поразила некая чудовищная эпидемия? «Проказа!» - вот первое, что пришло в голову одновременно всем трём. Одно было ясно наверняка – это человеки, требующие, возможно, экстренной помощи!
- Смотрите, вон местная забегаловка, - вдруг оживился Дуан. – Не заглянуть ли туда – местные служители культа еды и питья обладают, обычно, массой бесценной информации! Заодно забросим что-нибудь в топку.
- В тебя полезет что-нибудь в этой дерьмовщине? – хмуро спросила Элис. – В этом лепрозории? Мне кажется, здесь актуальнее аптека и марлевые повязки с антисептиком.
- Э… в мирах всякие существа случаются, – резонно возразил Дуан. – Может, это для них нормально, и тут все такие? Вишь, какие они уравновешенные и благодушные! Даже без ног…
- А я полагаю, они просто заразные. А мы в карантинной зоне. Ребята, надо срочно искать санитарный контроль! – брезгливо сморщился Клой.
В это время из забегаловки, ведомое под руку чистеньким служителем в весёлом пёстром фартуке, вывалилось нечто уж совсем несообразное, похожее больше на деревянный манекен, чем на живое существо. Его прямые, негнущиеся ноги еле передвигались, зато свободная рука вращалась точно ветряная мельница, пытаясь не то удержать равновесие, не то ускорить шаг, не то пуститься в пляс. Он пытался что-то кричать или петь, точь-в-точь как пьяный вдрободан. Но его голова вдруг на глазах изумлённых зрителей превратилась в деревянный конусовидный чурбан, ноги-деревяшки подломились – и он обрушился оземь со страшным грохотом, в стороны полетели щепки и плашки, и лишь из чурбана продолжала доноситься невнятное «бу-бу-бу»…
Пока Клой, Дуан и Элис стояли, разинув рот, одно из существ рискнуло приблизиться к ним, улыбаясь заискивающе и просительно. Его суставы трещали, зубы клацали.
- Дозвольте взглянуть на вас, о, прекрасные незнакомцы, - не то прохрипел, не то пробулькал он из-под кровавой коросты, покрывающей лицо. Он был одноруким и удивительным образом хромал поочерёдно то на одну, то на другую ногу. – О, божественные путники, прекрасные и лучезарные, какая жестокая судьба занесла вас в эту резервацию?
- Кто все эти несчастные? – обратилась Элис, готовая залиться слезами.
- Мы – проекции наркоманов, заброшенные в отделение ада и забывшие о том, как должен выглядеть нормальный человек, - тихо ответил безрукий человек, хромающий на обе ноги, и сквозь коросту на путешественников взглянули глаза, полные боли. – А, иначе говоря, души тех из них, которые продались Сатталу и не поддаются излечению. Мы существуем здесь до тех пор, пока наш хозяин окончательно не прекратит физическое существование, и только тогда освободимся от своих мерзких, распадающихся тел…
- То есть, вы можете продолжать жить без конечностей?
- И даже без голов, - кивнул безрукий.
- Безобразие! – сказала Элис взволнованно. – И вы так спокойно позволяете этому вашему Сатталу изгаляться? Нет бы – подняли бунт, вселились назад. И всем хорошо – и вам, и хозяевам!
- Мы проданы в вечное рабство, - возразил наркоман. – Хозяева не впустят нас – они неизлечимые наркоманы. А Саттал не даст свободу, он обладает самой мощной Чёрной Магией, и не дай Бог вам попасться ему на глаза!
- А этот… деревянный… что же нужно потреблять, чтобы стать таким? – морщась, спросил Клой.
- А! Это чурки! – наркоман пренебрежительно хрюкнул. - Иначе, потребители химикалий. Они и тут продолжают потреблять их, и в результате постепенно одревесневают.
- Потрясающе! Саттал просто-таки алхимик какой-то. Такая химическая реакция неизвестна науке, - заинтересовался Клой. – Нельзя ли с ним познакомиться? Я знаю миры, которые с радостью запатентуют его изобретение! Превращать в растения можно закоренелых преступников – двойная польза!
Тут Элис изо всех сил ущипнула Клоя за бок, и Мастер Омега подскочил от неожиданности.
- Думай, о чём говоришь!
- А если Клой прав? – вступился Дуан. – Саттал может нам пригодиться. Ведь что такое магия, как не научное открытие, неведомое другим?
- Увв-важаемые мои, ув-важаемые! Замолвите перед Сатталом словечко за несчастные души отделения ХХХ! – возбуждённо затараторил наркоман, подпрыгивая и пытаясь заискивающе заглянуть им в глаза.
- Веди нас! – решительно сказала Элис и, несмотря на бурные протесты Дуана, они с Клоем зашагали за своим проводником. Оставшийся в одиночестве Дуан выругался, плюнул в сердцах и поспешил их догнать. Через десять минут блужданий между бараками отделения ХХХ, расколотыми чурбанами, уползающими крокодилами и кучами дерьма, они вышли на каменную площадь с высоким торжественным строением в псевдоклассическом стиле в центре, чем-то напомнившим Элис один из павильонов ВДНХ в Москве. На портике косо висела неоновая, ядовито-синяя вывеска: «Дабро пажалават на Фатум!» Аляповатые буквы корчились и подпрыгивали, точно словам было тошно от собственной несуразности и невнятности.
Дверь услужливо и бесшумно раздвинулась, наружу им навстречу с треском вылетела разухабистая попсовая мелодия – и герои вошли внутрь.
Под прозрачным куполом на троне посреди бушующего пламени сидел невысокий, скучающий лысый человечек в тельняшке, коротковатых джинсах, болтал в воздухе ногами, обутыми в кроссовки фирмы «Адидас», ковырял в носу, слушал музыку, несущуюся ниоткуда и подпевал дискантом:
Сюсю пусю, валю тралю, как не съесть такую кралю?
Я отъем сначала сиси, а потом примусь за писи…
Элис позвякала мечом об пол. Бушующее пламя тут же исчезло, словно и не бывало. Человечек подскочил от неожиданности, выпрямился, набрал в лёгкие воздуху и гаркнул высоким голосом, срывающимся на истерический фальцет: - Кто такие и как смеете беспокоить меня в момент поэтического вдохновения?
Голос его с жутким гулом разнёсся под высокими фосфоресцирующими сводами, заглушая вопли певички.
- Дядя, не генерируй, - успокоительно сказал Дуан. – Какой-то ты нервный.
- Станешь тут нервным с этими уродами. Никаких тебе развлечений, никакой духовной или бездуховной пищи. Провинция!
- Однако ты вполне неплохо развлекаешься, крезанутик. Пользуешься случаем. Сочиняешь поэтические гадости, твою мать! Глумишься над несчастными душами!
- Я всего лишь исправно несу службу, – начал оправдываться человечек. - Инспекции вот замордовали – каждые сто лет исправно… блюдут. А я что? Я выслуживаюсь, как последнее чурило. Глядишь, за исправную службу скостят тысчонку лет и переведут в пекло, на повышение. А пока что пекло приходится воображать.
- Какая же сволота эту лажу наизобретала?
- Я – всего лишь левая рука Бога, - печально сказал Саттал. – Меня сослали в это проклятое местечко, когда вышел из милости. Представляете? Прослужил верой-неправдой пятьдесят тысяч лет – и какой-то подонок настучал на меня. Видите ли, свёл дружбу с Сизым Апостолом, посещал ночницы. И меня сослали. Эх, люди душевные, не составите ли компанию – сейчас стол накроем, - засуетился вдруг он.
В зале сгустились клочья тумана, и на мрамор сверху опустился необъятный стол, из того же тумана на стол посыпались всевозможные яства весьма специфического свойства: кубки в виде черепов, куски полуистлевшего мяса и горки залитых кровью глаз, ушей, языков и фекалий на золотых и серебряных блюдах.
Элис издала икающий звук и зажмурилась. Клой моментально ступил вбок, загородив от неё стол.
- Ах, извините, сейчас сделаем как надо, - спохватился Саттал.
И черепа, обглоданные кости, тухлятина на столе стали преображаться в аппетитные окорочка на вертелах, фрукты, свежие хлебцы, кувшины с соком и хрустальные бокалы с вином.
- Исключено, – твёрдо сказал Дуан.
- Брезгуете? – вдруг взбеленился Саттал.
- Ммм… просто не голодны.
- Лжёте!
Саттал осатанело засверкал и завращал глазами, вспыхнувшими красными фонариками. Лицо его налилось кровью. Он подпрыгнул, руки его превратились в мощные крылья, как у летучей мыши, тело покрылось чешуёй – и он взлетел. Взлетел, чтобы обрушиться вниз на путников со всей силой.
Друзья вскинули мечи, и те гулко и звонко застучали по непробиваемой бронированной коже, не причиняя заметного ущерба. Саттал шутя взлетал вверх, к потолку, и снова неспешно бросался вниз, ударяя крыльями – друзья отлетали в стороны, но снова и снова вскакивали и бросались на беса, а Элис попутно непрестанно твердила заклинания, которые сочиняла тут же, на ходу, по образу и подобию мантры Алливис.
Саттал неожиданно быстро выдохся – то ли засиделся и давно не тренировался, то ли ленился, то ли просто был отходчив, то ли помогли доморощенные заклинания. Очередной раз отразив нападение и отбросив друзей к противоположной стенке, он шлёпнулся с потолка прямиком на трон, снова превратившись в невзрачного человечка.
- Ну ладно, ладно, я вообще-то существо миролюбивое, - отдуваясь, сообщил Саттал, водружаясь на своё седалище. – Драться не люблю. Потешились – и ладно. Меня больше на ужастики тянет. В детстве вот насмотрелся по земному телику, и теперь душа кошмариков жаждет. А неплохо, согласитесь, - продолжал он самодовольно, – я тут обустроил в смысле жути, а? Пробирает? М-да, наркомания – это вам не фунт изюма в райском саду!
И в этот момент в прозрачную стенку ткнулся очередной «чурка» и замычал утробно, и застучал, засучил деревянной ногой по булыжникам.
- Дядя, зачем, зачем ты их так мучаешь? – со слезами в голосе сказала Элис. – Это невыносимо слышать! Нет ничего хуже обездвиженности и невозможности высказаться. Они все-таки люди!
- Но они сами продали мне души, - возразил бес. – По собственному почину. Тебе кажется, что самое важное – движение вперёд и самовыражение, иначе говоря – прогресс. А они решили, что главное – это ускорение ради достижения фата-морганы. Иллюзия движения ради призрачной цели – это регресс. Таким, как вы, нечего делать на Фатуме, вы баламутите моих питомцев и мешаете сосредоточиться на самоуничтожении. Если вы немедленно не покинете мою территорию, мне придётся заняться вашими душами вплотную: лишние экземпляры – лишняя энергия для моего Босса. А, кстати, чем страдают лично ваши души? Можно помочь! Я сделаю запрос на Верха…
И Саттал вновь начал преображаться, стал серым, лицо расширилось и раскорячилось, начала раскрываться пасть.
- Нет, нет, - поспешно сказала Элис. – Нашими душами заниматься не надо! Мы молодые, абсолютно здоровые, спортивные ребята, у нас в здоровом теле, как говорится, здоровый дух, и у нас имеется прогрессивная и благородная цель: покорение вершины скалы, да!
Саттал захохотал, и от этого хохота наркоманы за стенами начали корчиться в конвульсиях, а у наших друзей острые иголки побежали по телу, и заныли челюсти. Саттал хохотал долго и никак не мог остановиться, хлопал себя широкими и бугристыми серыми руками по ляжкам, хлопал лягушачьей челюстью, закатывал выпученные глаза, пока не свалился с трона и не стал снова обычным, неприметным человечком.
- Вот за это уважаю – так насмешить того, кого уже ничто не удивляет, - наконец сказал он. – Ради достижения такой цели не стану чинить препятствий. Штурмуйте, покоряйте – а я понаблюдаю, здесь так мало достойных развлечений. Но имейте в виду – самоуверенность и гордыня – тоже грехи!
Он сделал взмах рукой – и прозрачный купол вместе с троном начал таять, оставляя их посреди замусоренной площади.
- В таком случае, - начиная сердиться, сказал нетерпеливый Дуан, и Клой успокоительно взял его за руку. – В таком случае, не соблаговолите ли указать выход с подвластной вам территории?
Бес махнул рукой: - Нет ничего проще! Идите всё время окольными путями и кривыми дорожками! – и он, развернувшись и продолжая посмеиваться, пошёл прочь, снова меняясь на ходу и становясь толстозадой бабой трехметрового роста.
- Кривыми дорожками… Да здесь и дорожек-то нет, - озадаченно сказал Дуан.
- В любом случае, главное – идти. Будем всё время петлять и заворачивать, менять направление, тем более что здесь довольно тесно, и придётся увёртываться от контактов с обитателями. Кто знает, вдруг их болезнь заразна? – ответил Клой, весьма озабоченный здоровьем друзей и своим собственным.
И они отправились в путь, огибая сараи и старательно обходя пьяные и невменяемые души, поспешно отвечая на приветствия, старательно изображая улыбку и стараясь не замечать тех, кто протягивал к ним руку или вдруг падал на землю, хватаясь за одревесневающую конечность…
Время от времени им попадались гладкие или корявые брёвна, некоторые – уже выбеленные солнцем или трухлявые, и они с содроганием шарахались от них. Им казалось, что они кружат по одному и тому же небольшому пятачку, но каждый раз, как они сворачивали за угол сарая или пивной, или резко огибали длинное бревно, экспозиция видоизменялась – словно на сцене трансформировали декорации.
Во-первых, менялась погода: солнце заходило за тучу, и моросил дождь, а в воздухе носились орды въедливой мошкары; или вдруг наступал вечер, обливая всё багровыми волнами. Становилось то сухо и знойно, то холодно и промозгло, то морозно и бесснежно. То, напротив, снежно. Только позёмка, скорее, напоминала белый порошок, переметаемый ветром. А обитатели секции ползали по земле и пытались поймать его языком, жадно лизали землю и омерзительно хрустели песком. Друзьям пришлось лавировать, чтобы не наступать на руки и высунутые языки. А подле местной забегаловки сидел трубадур-гусляр – по всему, из новеньких, ещё не совсем обтрёпанный и при конечностях. Он отрешённо перебирал струны и тоскливым фальцетом пел: «Где же вы, сугробы белого кайфа! Где вы, други мои!»
Однажды путешественникам даже показалось, что они слышат то ли рёв волн, бьющихся о скалы, то ли грохот водопада. Другой раз они услышали мощный и грозный, но очень отдалённый вой ветра, переходящий в стройный мужской хор, и наоборот.
Во-вторых, деревенская пивная то превращалась в бетонно-стеклянное кафе, то в тюремный барак с длинными столами, то в походный бивуак под тентом; сараи и бараки становились выше, ниже, крашеными или серыми от дряхлости и пыли, превращались в каменные мешки или навесы из сухих ломких веток и соломы. А высохшая, потрескавшаяся земля преображалась в плотный песок, голый асфальт или жёсткую колючую траву.
Только питомцы беса, одревесневающие или теряющие себя по кусочку души, оставались всё теми же: мучимыми непрекращающейся жаждой, стонущими и корчащимися, разваливающимися на ходу, покрытыми коростой или язвами, обнимающимися и взасос целующимися друг с другом, обменивающимися сигаретами и бутылками или блюющими на стены собственного жилища.
Обитатели секций казались все на одно лицо и неопределённого возраста. Мужчины носили штаны холщовые или из суровья, рубахи на многих истлели и превратились в лохмотья от постоянного почёсывания. Кто-то не разучился ещё видеть и получать удовольствие от спиртного, в маленьких компаниях веселились, махали им рукой, предлагали кружку пива, иногда окликали, приглашая «сообразить» или поговорить по душам, кто-то принимался жаловаться и плакать, бить себя в грудь рукой и показывать расчёсы, укусы и конечности, готовые отвалиться.
И лишь тот, кто прибыл не так давно, казался свежее и чище, носил ещё целую рубаху, и беспрерывно, беспокойно и недоумённо оглядывался, и удивлённо смотрел им вслед. Элис видела в их глазах растерянность и проблески ума, страшную догадку, ей хотелось помочь беднягам, она готова была схватить такого бедолагу за руку и повести за собою, но подозрительный и осторожный Клой вовремя подталкивал её или дёргал, повторяя, как заклинание: - Они заразные, Элис, заразные, эта болезнь неизлечима и очень заразна!
И друзья лишь прибавляли шаг. Однажды им навстречу из-за угла выскочил чёрный шакал с окровавленной пастью, друзья тут же ощетинились мечами, но тот, не обратив на них внимания, протрусил прочь. Другой раз, тяжело хлопая жёсткими крыльями, вылетел птеродактиль с чьей-то свежесорванной головой в зубах, и пронёсся над ними, едва не задев лапами.
- Я больше не могу здесь находиться! – простонала Элис. – Он издевается над нами, он никогда нас не отпустит, а меня тошнит, здесь нечем дышать. Их надо пробуждать! Здесь надо делать революцию!
- Поднимать революцию в отделении ада? Сомнительное мероприятие. Проще взорвать его. Жаль, мы не обзавелись хорошей взрывчаткой...
- Предлагаю вернуться и всё-таки набить этому подонку морду! – тут же оживился Дуан.
- Если он не пожелает, мы его попросту не найдём. Думаю, мы далеко ушли от начальной точки, – рассудил Клой. – Вы обратили внимание, обстановка ни разу не повторилась, каждая ячейка иная. Терпите, друзья.
Внезапно вокруг что-то изменилось. Они очутились в полукруглой зале с дверями по дуге. Одна из дверок оказалась незапертой. Дверка как дверка, металлическая, выкрашенная в бурый цвет и слегка приоткрытая. Подле неё стоял невеликий старичок и увлёчённо заглядывал внутрь, качая головой и изредка хихикая, целенький такой старичок, с руками-ногами, головой и туловом, по всему, в добром здравии и при трезвом уме. Старичок был чистенький, белоголовый, благодушный и благоухал одеколоном «Шипр».
- Дедушка, дедушка, что вы тут делаете и как сюда попали? – бросилась к нему, было, Элис, и остановилась, не добежав до дверки, ибо оттуда донёсся душераздирающий, захлёбывающийся крик.
- Как попал? Обыкновенно. А что делаю – так подсматриваю же! Я же Смотритель тутошний. За порядком наблюдаю, сторожу, чтоб не сбежали. Ну, а подглядывать – энто не возбраняется, авось мимо меня не просочатся с разбитой-то башкою.
- Кто здесь? – холодея, спросила Элис, слушая жуткие, нечеловеческие вопли, шум, треск, рёв, вой бензопилы, треск выстрелов, смачные удары, утробные завывания, нецензурную брань и яростные междометия.
- Как кто? Известное дело, трэшевички! – с любовью и трепетом произнёс старичок.
- Кто-о? – в один голос переспросили изумлённые Клой и Дуан, выступая вперёд и становясь рядом с замершей Элис, чтобы в любую секунду защитить её.
- Да трэшевики, писаки и киношники энтовы, которые специалисты по расчленёнке, насильничанью, харакириям всяким, мордобитию, значится, ковырянию в мозгушниках. Как засыпают или помирают, значится, так сюда и попадают, в свою писанину – надо же им дать ощутить то, о чём сочиняют. Да сами поглядите, ребятки, – и «смотритель» пошире распахнул дверку. - Ишь ты, глядите, как выкаблучивают, – умилился старичок и посторонился. – Любо-дорого! Фантазейные ребята. Кровишши то, кровишши, глянь, глянь – кишки вываливаются, хи-хи-хи – так и замирают нутренности от экстазу!
Клой и Дуан переглянулись, подумали - и одновременно заглянули внутрь. И крякнули от неожиданности открывшейся картины.
- Элис, тебе нельзя! – вскрикнул Клой, но не успел перегородить дорогу. Элис всунула голову между плечами мужчин, потом побелела и осела на руки Дуану.
- Здорово мочат, а? – с восхищением произнёс Смотритель. – Особливо энтот, с бензопилой. Ну, чё зенки вылупил? – строго прикрикнул он на кого-то. – Иди, иди отседова! Ах, идти не на чем? Тоды жди, завтра новые приделают и сюды спустят. Чё, не хочешь сюды? А никто не хочет. Да только кто ж их спрашивать будет. Ай, глянь-ка, глянь-ка, как человек-паучишше бетмена мутузит! А вон тот, перекошенный, что красненьким писает, это сам ентот, что мозгоедов придумал.
- Так, уважаемый гражданин Смотритель, - деловито распорядился Дуан. – Вы тут их получше сторожите, чтобы никак не сбежали назад, дальше писанину разводить, а мы, пожалуй, пойдём дальше.
- Да куды ж вы пойдёте? – удивился старичок. – Нету путей отседова. Да вы оставайтесь, вместе на киношников поглядим – чистое кино! Я вам мяска пожарю – вон его сколько, всё равно пропадает зазря.
При слове «мясо» желудок Элис заходил ходуном.
- А нам ваш Патрон сказал, что пути есть, - весомо и авторитетно заявил Дуан. – И послал… э… по такому пути. Да мы, понимаешь ли, и не голодны. Накормил.
- А-а… ну, коли так, то прощевайте. Слово Шефа – закон!
Клой, Дуан и полуживая Элис развернулись и, не оглядываясь, помчались назад, а старичок ещё долго добродушно махал им вслед.
…Ещё два часа лавирования, отскакиваний, резких поворотов и ускоряемого шага, словно за ними гнались. Два часа пути вдоль стен, о которые изнутри что-то смачно шлёпалось и долбилось, сотрясая камень. Дуан и Клой почти тащили на себе Элис.
И вдруг Дуан выругался и встал, как вкопанный. Следом, налетев на него, встали Клой и Элис: перед ними разверзлась неизмеримая пропасть: они снова вышли на край ступени-террасы, и слева, в двух метрах от них, возвышалась бесконечная отвесная стена Скалы Фа. Элис встряхнулась, пришла в себя и порозовела: новое предстоящее испытание заставило её забыть о пройдённом мороке.
Ибо им снова предстояло восхождение, и на этот раз они забрались очень высоко. Верхние и нижние ярусы скрывались в облачной пене, и это было к лучшему. Чем меньше видишь, на какой высоте ты находишься, тем меньше мерзкого животного страха: что доступно птицам, то – увы – недоступно человеку, будь он в хоббайтулях или нет.
Воздух стал ещё более разреженным, и этот подъём дался куда тяжелее, не было ни сил, ни настроения для переговоров и обсуждений. Только тупое, мерное, изматывающее движение по почти отвесной скальной стенке, холодной и корявой, под ровным, непрекращающимся ветром. Отсутствие широких трещин, зазубрин, щелей, естественных ступенек, углублений и площадок говорило о том, что они приближаются к средней параллели. Следующий переход – если он окажется необходимым – придётся, возможно, совершать по обледенелой стенке, гладкой и скользкой, под порывами ураганного ветра и в кислородных масках…