Я – лис.
У меня мощные, быстрые лапы, у меня стальные когти, я бегу по мерзлому снегу, по заснеженной пустыне, не оставляя за собой следов.
Я – лис.
Я крадусь к исполинской громадине курятника в несколько тысяч этажей – издалека он кажется черной стрелой, устремленной в небо, а тень от башни тянется в бесконечность. Я крадусь в тени неприступной крепости, я знаю все неприметные лазейки, крохотные щелки, в которые можно проскользнуть, откуда тянется дразнящий куриный дух.
Я – лис.
Я скольжу по бескрайнему снегу, я огибаю чьи-то останки – кажется, своего сородича, принюхиваюсь, пробую на зуб мертвые кости – нет, в них ничего не осталось, здесь нечем поживиться. Я продолжаю свой путь к курятнику, я замираю, когда на меня падает свет прожекторов, я скольжу невидимкой по белому снегу, я поглощаю сигналы радаров – они не видят и не слышат меня.
Я – лис.
Я добираюсь до неприступной стены, я рассекаю титановые стены синим лазером, я пробираюсь в узкие коридоры, откуда так дразняще тянется куриный дух. Я поднимаюсь на две ноги, потягиваю длинным носом, повожу острыми ушами, приподнимаю шлем, приглаживаю шерсть под шлемом. Шерсть у меня только на голове – потому что мои бесконечно далекие предки были людьми.
А я – лис.
Воют сирены, надрываются сигналы – еще не верю, что все случилось так быстро, что меня заметили. Псы бегут со всех сторон, надрываются лаем, - оскаленные пасти, автоматы в гибких пальцах, очереди коротких выстрелов – у них тоже нет шерсти кроме как на голове, потому что…
Целюсь.
Сбиваю одного, другого, третьего, из-за угла выскакивают еще пятеро, вот чер-р-рт… Успеваю схватить автомат у одного из убитых, выпускаю длинную очередь в собачью свору, очередь обрывается слишком быстро – бегу прочь по коридорам, затеряться, затаиться, спрятаться…
Здесь дальше должна быть какая-нибудь история, не могу же я просто весь рассказ бегать от псов и охотиться на кур. Например, что я объединюсь с другими лисами и мы все вместе начнем войну против псов. Отгоняю от себя эту историю, других лис осталось всего-ничего, и черта с два мы сможем объединиться.
Прислушиваюсь ушами-радарами, тут не поймешь, где кончаются мои уши и начинаются хитромудрые приспособления, без которых не выжить в снежной пустыне возле курятника. И автомат надо приберечь, пригодится…
Я – лис.
Я наконец-то просачиваюсь в клетушки курятника, я наконец-то смотрю на бесконечные ряды кур, вот они, сидят на диванчиках перед экранами, жуют что-то, постоянно жуют что-то клювами – почему их рты называют клювами, рты как рты, но почему-то говорят – клювы. И про шерсть у них на головах говорят – перья, хотя какие перья, шерсть и есть…
Подкрадываюсь к молоденькой курочке, это я могу – подкрадываться, тут, главное, не смотреть в экран, знаю, знаю, кто в экран посмотрел, тот замер, застыл навеки, пропал. Не смотрю в экран. Смотрю в мясистую шею молоденькой курочки, она оборачивается – круглые щечки, замысловатая стрижка, какие-то кулончики, кулончики, сережки с сердечками, кофточка заляпана чем-то томатным, что она жевала перед тем, как…
Наши взгляды встречаются.
Здесь должна быть история про то, как мы полюбили друг друга, сейчас она угостит меня этим, что жует сама, и покажет экран, и спросит, как меня зовут, (а меня зовут лис), а её будут звать как-нибудь замысловато, каким-нибудь набором смайликов, а потом она спрячет меня от псов, а потом я помогу ей сбежать, когда придет Сочельник, и настанет час, когда…
…нет.
Этого не будет.
Вонзаю клыки в мясистое горло – за секунду до того, как она завизжит.
Вгрызаюсь в сочную плоть. Не смотреть. Не смотреть на экран, иначе застыну, околдованный, даже краем глаза – нельзя, что там мелькает, что там говорят, я слышал – можно попасть на экран, и на меня будут смотреть во всем мире…
Здесь должна быть история, как я захочу попасть на экран, и как мне будет сложно попасть на экран, ведь я лис, лис, а потом кто-нибудь даст мне шанс, и я буду петь на сцене, или вести какое-нибудь шоу, и это будет счастливый конец моей истории. Или мне наскучит всё это, и я опять уйду в снега. Только такой истории не будет, потому что…
…потому что плохо вы знаете псов, вот почему, потому что меня расстреляют в клочья, если увидят, потому что…
…лай псов.
Здесь.
Совсем рядом.
Все-таки нашли, все-таки обнаружили, засекли, черти, и надо бежать, бежать, бежать, - хватаю курочку, перебрасываю себе на спину, цепляю ремнями – стремительно спускаюсь из клетушки, ныряю за угол, за другой, за третий, бегу, бегу, бегу. Из-за угла выскакивает псовица, наши взгляды встречаются на доли секунды – я сбиваю её одним выстрелом. Здесь хочет проклюнуться история любви между мной и молодой псовицей – не проклевывается, не успевает.
Бегу.
Лай все ближе.
Ближе.
Что-то подсказывает мне, что дальше по сюжету мне придется бросить курочку, чтобы спастись от псов, иначе никак. Молю кого-то, кто пишет все это, чтобы так не случилось, ну пожалуйста, ну пусть будет курочка. Ну или ладно, пусть эту придется бросить и бежать, а потом успею перекусить горло еще какой-нибудь птичке – перед тем, как выскочу из курятника. Автор не соглашается, автор сердится, это читателей запутает, я тоже не соглашаюсь, а можно раз в жизни не про читателей подумать, а про меня? Псы повисают на хвосте, это я образно, псы ищут меня по кровавому следу, который я не могу замести хвостом, слишком много крови, черт, приходится все-таки бросить сочную тушку, и бежать, бежать налегке – так не найдут по кровавому следу, не найдут. Снова молю автора, курочку, ну, пожалуйста, курочку, вы там у себя сидите, у вас там все есть, а у меня ничегошеньки-ничего…
Кто-то перед экраном читает это, кто-то просит автора, ну дайте ему курочку, ну что, жалко, что ли, правда что, лис тоже кушать хочет…
Автор дает добро. Автор показывает мне клетушку того, кто только что писал про меня – я пробираюсь в клетушку, я перекусываю его горло, взваливаю на спину, краем глааз успеваю заметить на экране сообщение от убитого, ну что вам, курочки для лиса жалко…
Бегу.
Пробираюсь через потайные ходы, проскальзываю по снегу мимо прожекторов и радаров. Оборачиваюсь – там, где уже безопасно, где уже можно остановиться, отдышаться (да, мне нужно дышать, вдыхать разреженный воздух), посмотреть на исполинскую башню…
Здесь должна быть история – про то, как я пожелаю освободить кур, и поднять восстание, и у меня это получится, ну, не сразу, конечно, но…
…и этой истории тоже не будет.
Делать мне больше нечего, освобождать кур, я их ем, между прочим…
Прячу добычу в снегах, заметаю хвостом алую кровь.
Настораживаюсь.
Мои радары улавливают псов, совсем рядом, это что-то новенькое, первый раз вижу, чтобы псы преследовали лиса так далеко, быть не может, чтобы из-за какой-то несчастной курицы…
- Стойте!
Даже не сразу понимаю, что это мне, не помню, когда последний раз ко мне обращались словами, даже между собой мы перебрасываемся короткими сигналами, я даже и не думал, что псы могут говорить…
- Да стойте же! Лис! Господин лис!
Фыркаю, это что-то новенькое… господин лис…
- Господин лис, да вы постойте… да вы не понимаете… вы же… вы же нам нужны!
На шкуру, думаю я.
- Да нет же… вы видите истории… вы их чувствуете… вы можете их рассказать… все… все…
Ёкает сердце, - неужели…
Начинаю понимать, что им нужно.
Начинаю…
Как хорошо, что не вышел к ним, как хорошо, что вовремя сообразил, что они хотят сделать, что будет дальше – растерзают мое тело, чтобы найти то чувствилище, которым я улавливаю истории, сюжеты, варианты событий, мелькающие рядом с нашей реальностью.
Ускользаю по студеному снегу, дальше, дальше, дальше, врешь, не возьмешь.
Я – лис.
У меня мощные стальные лапы и длинный хвост.
Здесь, на заснеженных холмах приходит еще одна история – про то, как я чувствую истории, как я начинаю лихорадочно их записывать на… на чем? У, найду у себя какое-нибудь печатающее устройство, или возьму у убитой курочки, было у неё что-нибудь… И я лихорадочно записываю историю за историей, строчку за строчкой, про то, как… Я не замечаю, как ко мне подбираются псы, я не слышу щелчок затвора, я вздрагиваю – слишком поздно, когда автоматная очередь прошивает меня насквозь…
…нет.
Этой истории не будет.
Не будет, говорю я себе.
Потому что.
Ускользаю по мерзлому снегу, заметаю хвостом следы. Я – лис, у меня…
…замираю.
Чувствую – что-то не так.
Чувствилище никогда не подводило меня, не подводит и сейчас, подсказывает, что что-то происходит с реальностью, она ломается, трещит по швам, рушится, давится сама собой.
Что-то…
…наконец, начинаю понимать, - мой мир умирает, история обо мне умирает, и даже не так – она не может умереть, потому что еще не родилась, потому что её никто не написал, потому что не о чем писать, лис ворует кур, псы гоняются за лисом – и все, и больше ничего не происходит. Я кричу кому-то туда, по ту сторону реальности, постойте, погодите, я сделаю, я схвачу первую попавшуюся историю, я оживлю её – но я не знаю, как кричать туда, по ту сторону реальности, я…