Вступление
У каждого человека было детство. Плохое оно было или хорошее, не нам судить. Наши родители, как могли, воспитывали нас и отдавали нам все самое лучшее.
Когда мы стали родителями, мы делали тоже самое. Наши дети, став родителями, поступают также. Итак, повторяется из поколения в поколение. Потому что мы все хотим, чтобы наши дети жили лучше нас.
Мы родители отдаем своим детям тепло наших сердец, доброту души и свою нерастраченную любовь.
Говорят, что дети нужны родителям. А дети, когда вырастают, уже больше не нуждаются в родителях. Такова горькая правда жизни.
Мои родители умерли, но для меня они всегда живы в моей памяти, как и картинки из моего детства.
Картинка первая.
Сильнее страха
В 1953 году вначале весны моего отца вызвали в военкомат для прохождения переподготовки.
Сейчас этого понятия в армии нет. А раньше раз в несколько лет военнообязанные мужчины должны были месяц или полтора проходить службу в армии в виде переподготовки.
Объяснялось это тем, что военная техника и стрелковое оружие обновлялось, следовательно, военнообязанным нужно было освоить их.
Моему отцу тогда было 34 года. Наша семья из четырех человек снимала дом в селе Скельки, Васильевского района, Запорожской области. Моему брату было 6 лет, а мне 2 года.
Отец работал фотографом, был зарегистрирован в районном финотделе и платил налоги.
Мои родители были баптистами и ходили в местную сельскую общину.
Жили мы бедно. Отец за свою работу брал в основном продуктами, так как колхозники работали за трудодни (как потом скажут – за палочки). Денег они за свою работу не получали. Только если что-нибудь продадут из сельхозпродукции в городе.
Люди говорили, что даже сам председатель колхоза, выступая на общем собрании колхозников, говорил: «Щипаете в колхозе и щипайте! Жить как-то надо».
Но в этих тяжелых условиях отец умудрялся как-то покупать материалы для работы и платить налоги. Способность к выживанию у моих родителей было высочайшая. Наверное, это свойство было заложено в них родителями, и сидело в генах.
В военкомате отец наотрез отказался идти на переподготовку, мотивируя это тем, что соблюдает Закон Божий и не может нарушить заповедь: «Не убий».
«Я никогда не возьму в руки оружие, так как оно является орудием убийства», таковы были аргументы моего отца.
Военком уговаривал моего отца и даже просил: - Парень, не дури! Ведь ты идешь не на войну. Тебе не придется никого убивать. Стрелять ты будешь только по мишеням.
Но мой отец не внял его уговорам. Видя тщетность своих усилий, военком отпустил моего отца домой.
Через два дня из райцентра за отцом приехал «черный воронок». В это время в доме моего отца находился брат по вере Исаев. Он попросил сотрудников НКВД дать им пять минут, чтобы совершить молитву.
Как впоследствии мне рассказывал младший сын Исаева:
- Мой отец сильно рисковал. Его могли забрать вместе с твоим отцом. Но вера в Бога была сильнее страха.
Когда перед судом моего отца отправили в г. Запорожье, то он видел в застенках, как вели на допрос, избитых до полусмерти, статных мужчин, по виду каких-то руководителей. Потом отец узнал, что НКВД разоблачило группу иностранных агентов, которые хотели взорвать в г. Запорожье здание, только что построенного, драматического театра им. Щорса.
И.В. Сталин умер, но, созданная им, система страха и насилия продолжала свое страшное дело.
Суд «тройки» приговорил моего отца к 25 года лишения свободы, с отбыванием срока в исправительной трудовой колонии.
И здесь тоже мой отец проявил смекалку. Все, невинно осужденные, в то время писали прошения о помиловании на имя И.В. Сталина. Этих писем было великое множество. Их, по всей видимости, не читали, а просто сжигали.
Мой отец написал на имя секретаря И.В. Сталина Поскребышева. И его письмо достигло цели. Поскребышев, польщенный вниманием к нему осужденного, отправил дело на доследование, и отцу уменьшили срок до 10 лет.
Но после двадцатого съезда КПСС отца реабилитировали и освободили.
Я часто спрашивал свою мать:
- Где мой отец?
Она всегда мне рассказывала эту историю.
Картинка вторая
Родина
Моя мать осталась одна с двумя детьми без средств к существованию. Когда отец был на свободе, то моя мать помогала ему в его работе, поэтому знала азы фотографии.
Она стала заниматься фотографией, как мой отец. Часто она выезжала в другие близлежащие села. Чтобы был присмотр за детьми, она взяла на квартиру девушку лет 18 Майю. Она была очень красивая.
Мне нравилось лежать с ней на полу, на матрасе, прижавшись к ее боку. У нас даже сохранилась фотография, на которой Майя держит занавеску, как волшебное покрывало, а я лежу рядом и улыбаюсь. Она рассказывала нам с братом сказки, и часто выступала в роли волшебницы.
Потом много лет меня сопровождало прекрасное чувство, я как бы чувствовал уют и приятную безмятежность детства, созданные этой чудесной девушкой.
Майя читала нам сказки Е.Носова «Приключения Незнайки». Я до сих пор помню картинки из этой книжки.
Но однажды приехал из райцентра агент финотдела. Лицензия на занятие фотографией была только на отца, а он сидел в тюрьме. Маме выписали штраф в 2000 руб. По тем времена для моей мамы это были баснословные деньги.
Маме грозила тюрьма, в случае неуплаты штрафа, а детям – детский дом.
У мамы была подруга Наташа. Она работала парикмахером во всех близлежащих селах. Она копила деньги на автомобиль, так как ее муж пришел с войны с прострелянной ногой и не мог нормально передвигаться. После долгих сомнений она все же помогла моей маме.
Впоследствии они дружили всю жизнь. И даже мы дети дружили между собой, несмотря на то, что жили в разных селах.
Наверное, только в России люди способны на такие поступки.
Когда умерли мои родители, я приглашал тетю Наташу на похороны. Из-за путча на Украине, я не смог посещать могилку своих родителей. Это делала тетя Наташа, пока она была жива.
Чем я мог отблагодарить ее? Только тем, что буду помнить ее наравне с моими родителями. Дай Бог, мне сделать для других то, что сделала для нас тетя Наташа!
Я хорошо помню красавицу Майю, помню тетю Наташу, помню своих родителей. Наверное, не только страна, где мы живем, не только то маленькое село, где мы родились, а такие люди, которые живут рядом с нами и есть наша Родина.
Когда я спросил своего отца, обижается ли он на свою Родину за то, что дважды был осужден за веру и просидел в тюрьме 8,5 лет. Он мне ответил:
- Могу ли я обижаться на лес, поле, речку, мой дом, на Майю, Наташу и моих родителей. Ведь это они моя настоящая Родина.
Картинка третья
«Я хочу видеть моего отца!»
Летом 1954 года мне исполнилось 3 года и два месяца. В то время я дружил с соседним мальчишкой, Шуриком Гринченко, который был на два года старше меня. Я уже целый год не видел отца. Мой отец сидел в тюрьме в г. Запорожье.
Я подговорил Шурика отправиться на поиски моего отца. Рано утром мы потихоньку вышли из дома и отправились по проселочной дороге в райцентр Васильевку. Мы прошли до 12 часов дня 6 километров.
Возле хутора Шевченко нас завернули знакомые моего отца и отправили нас к дому моего деда.
Я прекрасно помню палящий зной июльского солнца и шелковицу на углу дома моего деда.
В моем доме сейчас проживает моя дочка Ольга и внучка Арианочка, ей тоже три годика. Моя дочь в разводе с мужем.
Ариана как бы звонит по телефону и говорит:
- Папа, привет! Как дела? Когда приедешь? Я тебя очень жду.
Хорошо, что бывший зять Андрей приезжает почти каждую неделю.
Однажды, когда Андрей держал на руках Ариану, я ее спросил:
- Ариана, кто приехал к тебе? Она грустно вздохнула и сказала: - Папа.
Можно ли ребенка лишить отца? Наверное, нет. Сколько бы лет не было ребенку, ему всегда нужны оба родителя.
Мои родители умерли, но я всегда помню то чувство, с которым я отправился на поиски моего отца.
Картинка четвертая
«Младенческая»
В нашей семье было три мальчика и всех нас в детстве била «младенческая». Симптомы этой болезни такие – скрючивает ножки и ручки младенца, как судорогой. И такие приступы наступают по несколько раз в сутки, особенно ночью. Мой средний брат,Володя умер от этой болезни.
Единственное лекарство от этой болезни было – накрыть младенца черной тряпкой и молиться Богу. Другого люди не знали.
Однажды моя мама так молилась ночью, а меня била «младенческая». И вдруг она услышала, что из ее уст стали выходить слова не на русском языке, а на каком-то непонятном. Она стала молиться, как ей потом сказали братья по вере на ином языке. Она сдернула черную тряпку и увидела, что «младенческая» отступила.
Таким образом, Бог дал ей понять, что Он ее услышал. После этой ночи приступов болезни больше не было.
Язык, который моя мама получила в 1952 году, сопровождал ее до самой смерти. Я тоже слышал этот язык. По-моему он был похож на персидский или арабский.
Мой старший брат Яков был очень болезненным мальчиком. Он родился в 1947 году. В стране был голод. Молока в груди моей мамы не было. Из-за голода младенца кормили коркой размоченного хлеба. Он ее сосал и так насыщался.
Когда моему брату было чуть больше двух лет, мои родители жили в Чимкенте в казахской семье. Они снимали одну комнату, а другую занимал больной турбекулезом человек.
Однажды мой брат зашел к нему, взял бутылку, в которую этот человек, собирал мокроту и стал пить. За этим занятие застала его мать. Этот больной все видел и не предпринял никаких мер. В этот же день мои родители съехали с этого дома.
Мой брат потом долго лечился. В возрасте 10 лет он лечился в Запорожье в инфекционном диспансере.
Там подружился с городскими мальчишками. Потом они ему выслали фотографию с фокусом. Я ее хорошо запомнил. Один мальчик на ладони держит другого, стоящего поодаль.
Моей маме в жизни пришлось пережить многое с мужем фанатиком веры в Бога и болезненными детьми. Что помогало ей не упасть духом. Наверное, та же вера.
Она 63 года ходила в протестантскую церковь. Более 30 лет они посещали церковь христиан баптистов на ул. Ульянова в г. Запорожье.
Пожилая парочка, которая каждое богослужение под ручку приходила в церковь, не смотря на дождь, ветер и снег. Мои родители стали постоянным атрибутом этой церкви и были примером для молодежи.
Картинка пятая
Гуси
Мне было три с половиной года, но за мною не было присмотра. Все село было наше. Мы играли в войнушку на берегу Каховского водохранилища. Удивительно, но все овраги возле воды были из красной глины.
Самое опасное на моем пути из дома к вожделенной свободе были гуси. Они гуляли на улице, недалеко от нашего дома. Когда я пытался проскочить опасный участок, то гусак вытягивал шею, как змея, опускал ее ближе к земле и шипел.
Сейчас мне смешно вспоминать об этом, но тогда гуси были для меня непреодолимым препятствием.
Я много раз слышал, что гусаки и петухи боятся мужчин, а детей и женщин щипают и клюют.
Меня они так и ни разу не ущипнули, так как их обходил огородами и через другой квартал.
Картинка шестая
Отец
Мой отец никогда не интересовался моими делами. Хотя он научил играть в шахматы моего брата. А уже брат научил меня. Но со мной мой отец так и никогда не сыграл. А жаль!
Но однажды пробил и мой звездный час. Мне было пять лет. Отец решил научить меня читать. Без толку провозившись со мною полчаса, отец отступился. Я ни в какую не мог сообразить. Хотя до сих пор помню слово, которое отец читал мне по слогам "со-ба-ка".
Я запомнил урок, преподанный моим отцом. С трех лет я стал читать моей старшей дочери книги. Мы прочитали массу книг. Уже став взрослой, моя дочь мне призналась:
- Я легко и удовольствием читаю книги. В этом, папа, твоя заслуга.
Картинка седьмая
Старинные обряды
В канун Нового года мы с братом ходили по домам с тарелкой со всякими сладостями. Очень хорошо описал этот обряд Н.В. Гоголь в повести «Вечер перед Рождеством на хуторе близ Диканьки».
Хозяин дома открывал наш куль со сладостями, пробовал немного с нашей тарелочки и ложил свои сладости (пироги, конфеты и др.). Кроме того он давал нам немного денег. Делалось все это с нарочитой серьезностью, как будто совершался важный обряд.
Когда мы вышли из одного такого дома, то большие пацаны отобрали у нас деньги. Не успели мы дойти до нашего дома и рассказать об этом отцу, как наши грабители зашли в наш дом.
Конечно, отец заставил их вернуть награбленное, а потом все рассказал родителям этих пацанов. Они получили заслуженного ремня по заднице от своих отцов.
В этих обрядах совершалось какое-то таинство. Мы входили в чужой дом и нас встречали, как дорогих гостей. Было всеобщее чувство праздника. Сейчас это чувство навсегда ушло. Оно осталось только в нашей памяти.
Картинка восьмая
Наваждение
В семь лет я пошел в сельскую школу. Детей рассадили за парты так, чтобы мальчик, обязательно, сидел с девочкой.
Меня посадили с самой красивой девочкой в классе. Ее звали Валей.
Я все время находился как бы в состоянии наваждения. Я боялся на нее взглянуть. Руки, которые я держал на парте сложенными вместе, я пододвигал к ее рукам и мы локтями соприкасались. В это мгновение необыкновенное тепло разливалось по моему телу.
Я не понимал, что происходит со мной. То, что я был по уши влюблен в нее, мне было ясно с первого дня. Извечная тяга мужчины к женщине уже тогда проявлялась у меня.
Эта картинка из моего детства мне особенно дорога. Потому, что даже сейчас по прошествии многих лет я люблю Валю не меньше, чем тогда.
Картинка девятая
Карнавал
Я учился во втором классе, когда впервые попал на карнавал. На Новый год в школе устраивали новогодний карнавал. Все делали бумажные маски, раскрашивали их. Девочки надевали лучшие свои платья, а мальчики лучшую свою одежду.
Старшеклассники писали девочкам записки, а мы малышня работали почтальонами. Хоть я был и маленьким, но какое-то чувство притяжения полов, витавшее в воздухе, возбуждало меня, что-то похожее на наваждение.
Картинка десятая
Зимняя сказка
Во второй и третий класс я ходил в школу на другой конец села.
Однажды зимой рано утром я вышел из дома и увидел, что село полностью засыпано снегом. Иней облепил деревья. Было тихо. На улице ни души. Только я и зимняя сказка.
В 2016 году я увидел похожую картину, но такого сильного впечатления, как в детстве, на меня она не произвела.
Наверное, только раз в жизни происходит что-то, что задевает наши эмоции и запоминается навсегда.
Картинка одиннадцатая
Фенимор Купер
Когда я научился читать, то читал плохо и медленно. Вслух я только «бекал» и «мека», то есть вообще не мог читать.
Но однажды простая книжечка в синем переплете меня так увлекла, что я прочитал ее за один день.
Сюжет был таков. В дореволюционном селе молодой парень из бедной семьи имеет дар - прекрасно играть на гармошке, но у него нет гармошки. Его сверстник из богатой семьи имеет гармошку, но совершенно не умеет играть. На молодежных посиделках богатей берет с собой гармошку, а играет бедный.
Ради смеха у них завязывается спор. А дело было зимой. Если бедняк на глазах у всей молодежи пробежит голым по деревне, то гармошка будет его.
Бедный соглашается и под гогот, и улюлюканье бежит голым из одного конца деревни в другой. Богатому деваться некуда, он вынужден отдать гармошку.
Но богатому жалко гармошки. Он со своими братьями решает отравить бедного парня, они подсыпают ему отраву из трав в стакан самогонки.
Бедный впадает в кому. Через три дня его бедная мать хоронит и ложит в гроб гармошку. Ночью богатей со своими братьями выкапывает могилу, а бедный выходит из комы и оживает. Эта книга произвела на меня сильнейшее впечатление.
Однажды ночью ко мне приходит информация, причем, если сказать по современному, одним файлом. Мне кажется, что я на арене старинного амфитеатра. Идет гладиаторский бой. Я на стороне Спартака. Он кричит мне: «Клоас, закрой мне спину!». Я защищаю спину Спартака, а сам погибаю. Я вижу, как меч противника режет мне руку и проникает в грудь.
На следующий день я иду в библиотеку, беру книгу «Спартак», читаю и нахожу подобное место.
Этот дар во сне проникать в другое время и быть участником событий в прошлом пригодился мне через 55 лет, когда я решил «оживить» дневники деда и отца.
Я не всегда согласен с их оценкой ситуации и тогда во сне я проникаю в то время и вижу, как все было на самом деле. Так у меня появился рассказ «Дуняша».
Где-то в 1957 году отец покупает пять книг Фенимора Купера. Я часто смотрю картинки из этой книжки, но почему-то не читаю эти книги.
В 2017 году в старой библиотеке мне попадается издание этого писателя 1951 года. Я беру первый том и вижу картинки, которые я видел 55 лет назад.
Невозможно представить какой душевный трепет я испытал.
Картинка двенадцатая
Ревность
Когда мне было семь лет, то наша семья жила уже не съемной квартире, а в собственном доме.
Родители завели несколько курочек. Я любил их кормить с руки. Я звал их звуками: «Тю,тю,тю..». Но не все курочки откликались на мой зов.
Только одна необычной окраски – темно-синей с белой грудкой со всех ног бежала ко мне. Я кормил ее крошками и зернышками.
Мои родители удивлялись нашей необычной дружбе. Но однажды за обедом, я увидел в супе куриную ножку.
- Это ножка твоей курочки, - сказала мама. Я отодвинул тарелку от себя и вышел во двор.
Я чувствовал себя предателем. Я не смог защитить своего друга.
Что побудило мою мать сделать это? Я не знал. Кто может познать сердце матери?
Июль 2017