Жителей первого этажа считали элитой дома. Ну как же, туалет под боком - спустился в подвал и в дамках. Вода всегда есть, даже если напор слабый.
Горячую воду можно согреть во дворе, на специальной печурке, и не надо воевать за газовую конфорку на кухне.
Нет, определенно первый этаж - элита.
Пока баба с седьмого этажа с тазом мокрого белья спустится, а уже все лучшие веревки заняты.
И где ж тут с этими прощелыгами не вести войну? Как тут с ними не ругаться, когда они весь двор захватили, и считают себя хозяевами жизни?
Вот и Манька вынесла свои крутые бока, на одном из которых пристроился таз с только что постираным бельём, во двор. И её всегда улыбчивое лицо исказила гримаса недовольства.
- Изольда Марковна, вы бы совесть поимели,- закричала она.
Аккуратная старушка, всегда ходившая с низко опущенной головой, улыбнулась, и тихим голосом сказала:
- Доброе утро, Машенька! Да я только постельное белье вывесила. Всего одну верёвочку заняла.
Манька фыркнула, демонстративно отвернувшись от Изольды Марковны, и развешивая своё бельё бормотала себе под нос:
- Интеллигенция, мать её. Стирает целыми днями, чистюля. Только вчера Танька с ней ругалась, что она своим постельным бельём пол двора заняла. Сегодня на те здрасьте, она только одну верёвочку заняла. Роту солдат в своей комнате держит, что ли?
Роту не роту, но горе у Изольды Марковны было большое. Мужа парализовало ещё два года назад. Лежит бедолага, ни рукой, ни ногой пошевелить не может. Дочка, старая дева, бабе за сорок, а замужем не была. Да и кто такую косорыловку, как называли её местные мужики, возьмёт. Да и то правда, им же не только хозяйка нужна, но и приятной наружности женщина. А Катю, так звали дочь Изольды Марковны, приятной наружностью бог обделил. Даровав ей перекошенный неизвестной болезнью рот, который, когда она пыталась улыбнуться, улыбался только одной стороной, уродуя лицо.
Ещё, у Изольды Марковны, был сынок, которого никто не видел.
Он не выходил на улицу, и всегда прятался за занавеской, если в комнату приходили чужие.
Любопытные мальчишки пытались подглядеть в окно, но за плотными шторами, которые всегда были задернуты, видели только неясные силуэты.
Вообщем хорошего мало было у Изольды Марковны, и завидовать этой женщине причин не было.
Но людям для зависти мало надо. Чужое горе, оно же не такое горькое, как своё. Ну и что, что у неё муж лежачий, дочь кривая, и сын неизвестно какой. Зато их в комнате только четверо. И живут на первом этаже с комфортом. И пенсию она на мужа получает. И ходит вон какой фифой, на людей не смотрит, знай себе улыбается.
Разве этого мало для зависти?
Бабы давно уже к главным по этажам приставали, мол, надо с бельевым веревками что-то делать. На что мужики отмахивались, ссылаясь на великую занятость.
А тут у Маньки день не задался с самого прошлого вечера. Мало того, что муж поколотил, приревновав к соседу, так тут ещё эта Изольда с самого утра, пропади она пропадом, со своим бельём.
Поднявшись на седьмой этаж она поймала Петьку, выходившего из своей кладовки.
- Так, Пётр Иванович, или ты что-то решишь, или я подниму бунт. А если я его подниму, то мало никому не покажется,- уперев руки в крутые бока, сказала Манька.
Пётр, зная склочный нрав Марии, устало вздохнул, и облокотился о стену.
- Мань, ну что опять стряслось?
Она в лицах и красках обрисовала всю ситуацию с бельевыми верёвками, и настоятельно рекомендовала как-то всё исправить.
Петька не даром был главным по этажу - к каждой вверенной им бабе подход знал. Манька любила внимание и ласку, и получив свою порцию, на некоторое время становилась покладистой. Поэтому он подошёл к ней вплотную, прижал к стене, и что-то шепнул на ухо.
После чего Манька улыбнулась, и пошла в сторону своей комнаты, мерно покачивая бёдрами.
Продолжение следует...