Плаза

Борис Алексеев -Послушайте
Протектором новенькой глянцевой кроссухи Тим вспорол ледок вмёрзшей в асфальт ноябрьской лужи. С оттяжкой, как это делает знатная блоха* Мэсси, он раскатал перед собой острые стеклянные брызги и, оглядывая россыпь искрящихся траекторий, сладко поморщился – плаза!
"Плаза"... Эта липковатая говорушка из пяти закорючек, с недавних пор стала его любимым словечком. Тим вообще выбирал слова, как говорится, "всерьёз и надолго". Определив в фаворитки какую-нибудь замысловатую трель, он подолгу торчал перед зеркалом и часами балаболил (т.е. выговаривал) её на манер душевного кайфа, отгребая с этого балабольства полуторный крупняк удовольствия.
Так как словарный запас Тима, как и словарь Эллочки-людоедки, не изобиловал семантическими вывертами, "идиомы-фаворитки" редко сменяли друг друга. Оттого весьма краткий, но крепко сбитый голосовой спич юного Тимура был прост, отточен в произношении и предельно ясен по содержанию, даже если одно и то же сочетание звуков выражало в случае необходимости 3-4 абсолютно разных смысловых понятия.
- Плаза! – повторил Тим, приметив на краю лужи идеальное место для следующего удара. - Пла-а…
В этот миг колесо огромной машины накрыло его хрупкую долговязую фигурку и раскатало по асфальту на манер разлетевшихся фрагментов мёрзлого льда.
- А-а!.. – заорал Тим, пытаясь остановить вращение тела.
Машина умчалась за поворот, так и не заметив истории, в которую вляпалась пару секунд назад. Конечно, её найдут, пробьют по номерному знаку, отпечатавшемуся на сетчатке глаза пострадавшего гражданина. Будет суд и всё такое.
А дальше что? Ну, допустим, Тим поправится, кончится эта грёбаная зима. Перестанут гибнуть люди. Во всём настанет порядок и согласованность. И пусть тебе сейчас плохо. Всё колёса - думай о плазе! Она рядом, она обязательно поможет - не подведёт. Больно? Выбито плечо и немеет рука? Плюй по ветру и не теряй надежды. Сейчас подойдёт какой-нибудь чел, вытащит тебя из лужи, перенесёт в чистое место и...

Прошло минут пять. А может, целые сутки. Знаешь, бывает так: думаешь одно: например, ты в шоколаде. А на самом деле, как говорится, «Аннушка уже разлила масло». Вроде всё чики-чики, и вдруг на тебе – колёса!

...Ну где же они?

Тим почувствовал, как начали холодеть ступни ног. Постепенно холод стал прорастать в голени. Это не на шутку испугало парня. «Мать честная! – подумал он, лопаясь от страха. – Я же дохну…»
Вдруг чья-то ладонь, тёплая и лёгкая, как перо бабЗининой подушки, подхватила Тимура и, надломив кромку образовавшегося вкруг тела ледка, вытащила из лужи.
«Ага, вот и они» – сладко подумал Тим, закрывая глаза.
- Не спи! – спасительная ладонь больно защемила седьмой шейный позвонок. – Слышишь, не спи!
Но Тим не слышал и не чувствовал уже ничего. Приятное гудение каких-то мембран наполняло его тело мягкими пеленами вялости и покоя. Он умирал.
Юноша не почувствовал ни перемену положения, ни то, что ледяная подстилка больше не морозит спину. Он действительно умирал. Умирал по-детски нежно и неприхотливо, отмирал, как  стебелёк ещё молодого листочка, пробитый внезапным мартовским морозом.

- Ти-им, ты слышишь меня? Ты слышишь меня, Ти-им? – выкрикивал небольшой одетый во всё белое человечек с огромными перистыми крыльями, растущими прямо из спины, минуя лопаточные кости и прочие, необходимые для взмаха анатомические сочленения.
 
В нарастающей глухоте прошли несколько бесконечных минут. Вдруг Тимур услышал голос своего визави. Услышал отчётливо и громко, будто над его головой кто-то распахнул плотный двухкамерный велюкс.
- А-ах, как здорово! – улыбнулся юноша, открывая глаза.
Птичья разноголосица, рокот самолётных турбин и шорохи трущихся друг о друга облаков устремились в его слуховые отверстия.
Однако то, что он увидел перед собой, его немало озадачило. Совсем рядом, вернее, прямо над ним какой-то пацан с крыльями теребил мёртвое худощавое тело. Он нещадно бил покойника ладонями по синим ввалившимся щекам, упирался кулаками в грудь и вминал свои маленькие острые молотилки в бездыханную грудную клетку. Крылатый пацан повторял эти жуткие упражнения со строгой периодичностью, будто копировал самого себя.
Слово «периодичность» Том, конечно, не знал, но помнил, как дёргалась секундная стрелка в бабЗинином будильнике. И это очень походило на то, что выделывал белокурый садист с безжизненным телом какого-то молодого чела.
Затем перистый умник стал набирать в лёгкие воздух и выдыхать углекислый газ в рот мертвеца. «Блин! – оторопел Тим. – Это ж верный кирдык!..» 
Он легко поднялся на ноги и хотел было сделать шаг, намереваясь отслонить крылатика от несчастного мертвеца, но оказалось, что жмурик лежит совсем рядом, прямо у него в ногах, и никуда спешить не надо.
И тут Тима прошиб внутренний озноб. «Ё-моё! - пискнул он так, будто внутри него лязгнула сорвавшаяся с петель дверца. - Мертвяк-то вроде я…»

Наделённый от природы полным отсутствием ума и сообразительности, Тим никаким образом не мог разобраться в случившемся. Теряя то и дело нить рассуждения, бедняга в конце концов сконцентрировался на очевидном противоречии: он, Тимур – вот он, тута. А этот мертвец, похожий на него – лежит, блин, тама. И чё? Я-то где?..
Юношу покинула телесная лёгкость, дико разболелась голова, и в полный абсурд склинило затейку.
Тим тупо посмотрел на крылатого физкультурника и, указывая на труп, спросил:
- Он кто?
- Как кто? ты, конечно, - ответил тот.
- Так я же вот он? – Тимур для убедительности расправил грудную клетку.
- Смотри сам, - "физкультурник" наклонил голову мертвеца в сторону собеседника, - похож?
- Обана!.. 
Гость пропустил руку сквозь тело Тима, надломил тоненькую веточку на придорожном кусте жимолости и точно также вернул руку обратно.
- Теперь понял?
Из глаз Тимура хлынули крупные слёзы. Он не чувствовал их теплоты и не ощущал на щеках скольжение влаги. Всё, что его связывало с жизнью, оказывается, было заключено не в нём, а в этом мёртвом существе, набитом остывающей глиной.
Тиму до коликов захотелось вернуться в эту посиневшую трупную хрень. «Оживиться»! Да-да, оживиться во что бы ни стало и ещё хоть немного почувствовать разлив праны по телесным кровотокам, полюбоваться перекатами лунной дорожки на мокром асфальте! И ещё, Бог знает что пришло ему в голову в ту роковую секунду, когда он оказался между жизнью и смертью.
«Плаза, пла-а…» - горестно взвыл Тим, теряя последние следочки живительной веры. 

Конечно, ни о каких пранах и лунных дорожках наш герой не имел ни малейшего понятия. Но ведь то, что отличает нас от зверя, наше образное мышление - не алгебраическая сумма знаний, это скорее интуиция, мистика подсознания. В подсознании нет понятия "образованный человек", там приоритет совсем иных отношений. Поэтому живительные откровения Тимура - вовсе не плод авторской фантазии!

…Внезапно Тим ощутил прилив холодного и вязкого, как подтаявший айсберг, утробного адреналина. Неопределённая настойчивость, с которой адреналин распространялся по телу, походила на рык случайно разбуженного зверя. Цепенея от ужаса, наш «герой» вслушивался в окрик пробуждающейся жизни. Он вдруг почувствовал первое крохотное напряжение собственной воли.
И тут его прорвало:
- Я хочу жить! Слышишь, ты, мёртвая сволочь, верни мою жизнь, не будь падлой!.. – истово верещал Тим, припадая к ухабам окостеневшей массы.
    
Крылатый вестник встал с колен, стряхнул налипшую на подкрылки мокрую изморозь и, глядя на Тимура, пытавшегося оживить самого себя, тихо произнёс:
- Я сделал всё, что мог. Дальше пусть решает Господь, Ему слава…

Ангел-хранитель отошёл чуть в сторону и, присев на краешек лунной дорожки, стал молча наблюдать происходящее.
Он заметил, как дрогнули веки на безжизненном лице Тима. Как едва приподнялась его плоская, подобная старому радиатору отопления, прокуренная и оттого не развитая грудная клетка. «Видит ли он сам это?» - подумал ангел.
Нет, Тим ничего не видел. Он продолжал тормошить собственное тело, то доверительно вжимаясь в провалы телесной  оболочки (так кошка втирается в нас, требуя ласку), то интуитивно повторяя приёмы оживления, на которые он сам смотрел с отвращением пару минут назад.

- Он жив. Оставь его, дай передышку, - сказал ангел, - лучше подумай, как тебе дальше жить. Плаза закончилась.
Тим хотел ответить, но рыдания разметали его слабый, ещё не окрепший голос.
Отхаркивая слюну и утирая подбородок рукавом смёрзшегося свитера, юноша почувствовал, как две тоненькие струйки тепла постепенно проникали сквозь его обмороженные ланиты и надтаивали кожный ледок изнутри. Так первая ещё не видимая под снегом зажора точит рыхлые мартовские сугробы.
- Я чувствую тепло! Я, я... – Тим изумлённо глядел на парня с крыльями, страдая от того, что не может словами объяснить происходящее.
Впрочем, ангел без труда считывал всё, что надиктовывал его "бортовому самописцу" просыпавшийся к новой жизни геном Тимура.
«Умница!..» - радовался крылатый боголюб, вычитывая текст отчаянной подростковой исповеди. 


*Прозвище Лионеля Мэсси - "атомная блоха"