Короткой ногой

   
     Призматический, с остро торчащей вперед и чуть вверх кустистой бородой Бэрримор, майор - о - дом Дома Баскервиллей, раздвинув плотные вишневого цвета шторы левым плавником, неспешно вплыл в эпистолярный холл Зала Советов, небрежно кивнул встрепенувшемуся Пылевому и, подволакивая истомленную Приднестровьем бровь, объявил свою волю :
     - Овсов.
     По канонам аглицкой школы светского детектива далее следовало бы страницах на пяти необходимое даже для таких, как тупик эволюции, пояснение с размежеванием, но пребывая до сей поры под впечатлением от симпатичных круглых коленок рыжей Ландер - не стану. Уточню только, что лошадиная фамилия самосменилась невинным жестом первого из Копперфильдов говорящей о клановой основе семьей патрикия Пульхра Цирция Капуано, Великого Логофета Восточной империи, завоевывающего во главе голубых фалангистов Аугусто Пиночета Имеретию, откуда и прибыл возглашенный Бэрримором Овсов. Литавры взвыли и тут же минорной минорой подсвечного седьмисвечника Седьмицы иностранных дел и толкований беспоповщины приглушили резонанс, еще долго расхаживающий под багровыми гранитными плитами Оружейной палаты Кремля, где и было назначено очередное судьбоносное собирание земель по опыту и завету нечестивцев. В квадратно - гнездовую василисковую чашечку штандарты склонили гордый махор, трепеща и пресмыкаясь пред величием вносимого в палаты Овсова, бережно поддерживаемого понизу оттороченной соболями оглоблей, а обочь - три кардана.
     - Белорусские карданы, - опытнейшим зрачком пучащегося глаза оценил подвес Старшой, вися за шею выше остальных. Остальные, по меткому замечанию мессира Бэма, оказавшегося летописно неким чешским подкоморием Яном Скелкой, кончали остальных, забрызгивая тягучей и вязкой чорной спермой фашизма плотно уложенные в пробор волосы Кошкильды, пузасто хранившего память о резне под Герникой в кармане ( накладном ) мышастого френча, украшенного Знаком почета, выпиленным из целикового уморенного олифой и морилкой дуба, наспех вытащенного на мелководье из Муромских лесов социалистическим лифтом, закрючившим самое деревянное из всех деревьев, символически и серебряновеково утаенное под говорящей фамилией.
    - Яйца крутит, - заметил сизоносый номовец неустановленного наименования, снимая картонную личину зайца в пользу детей Салехарда, озябшей и тесной по краям кучкой ужариваемых под сметаной вместе с опятами мудрыми в широком зеве гудящего тягой камина, куда Пушкин сноровисто забрасывал казачков - калмыков.
    - Рци, - зашиковал тайным знанием старорежимных наречий образованнейший Кошкильды, превосходя параметрами пуза профессора Сатановского, уже принявшегося формироваться опокой под проссанной юбкой Сати, руководящей прощанием славянки под эгидой ампутированного члена единоличного супруга и мужа перед богами, седым и нелепым ошметком лежащего под гордыми ногами ступающего плотно Овсова.
    - Нью - Йорк вышел из Союза ! - заорал, нажиливая нутряную жилу с килой Овсов, мучительно размышляя : а надо ли по Номоканону ставить запятую. Так и не решившись и опасаясь вероятностного кощунства Овсов пал и усох.
    - Да и х...й на него, - решил Кошкильды, толкая затылком горячую, но справедливую пулю. Его расстреляли накануне, вместе с Пахомом расстреляли, но никто даже не догадывался, что Кошкильды ведал о зарубежной фильме из жизни ликанов, пропитался и ощутил, потому легко выжал из костяной коробки черепа пулю, пущенную недурно кэптеном Батом.
    - Мозги е...т, - заметил вислоносый номовец известного наименования, не приводимого тута за ради вящего и пущего соответствия пахомовщине, так славно рифмующейся с махновщиной и витухновщиной, что сказочке - конец.