1987. Перелом – как закрытый, так и открытый – случился с нашей большой страной СССР как раз в те годы, когда я работала в областной газете на западе Белоруссии. Первый отпуск мне дали в июле. Это было второе лето после Чернобыля. Год назад, вскоре после аварии, мы отдыхали в Юрмале. Тогда хозяева частных домиков с опаской допытывались у претендентов на жильё, откуда они, нет ли в тех краях радиации. Они были напуганы возможным её распространением. Хотя о масштабах последствий невиданной прежде атомной аварии толком никто не догадывался.
На этот раз мы с мужем и сыном летим в Сочи, без путёвки, наудачу. В гродненском аэропорту пересекаемся с папой, часом раньше он прилетел из Цхалтубо, где отдыхал в санатории. О встрече мы договорились заранее. Вероятно, мы полетим на этом же самолёте. Успеваем лишь обняться, обменяться самыми важными новостями и снова проститься. Папа суёт мне свежий номер «Правды», которую читал, ожидая нас:
- Почитай, там статья про Клецкова.
Мы отдаём ему ключи от машины и уходим на регистрацию и посадку.
ОДЕССА - АДЛЕР
В самолёте я тут же вспомнила, что забыла дома купальник! Настроение сразу испортилось: и лишние расходы, да и хороший купальник я вряд ли найду…
Наш Ту-134, быстро долетев до Минска и добрав там пассажиров, взял курс на Одессу. Нам предстояла возможность хоть краешком глаза увидеть воспетый в песнях город, пусть и в окрестностях аэровокзала. Но… В аэропорту всех пассажиров нашего рейса организованно довели до стеклянного тамбура аэровокзала, впустили внутрь, а вот пройти дальше, в зал ожидания и сквозь него в город мы не могли – двери тамбура были заперты! Мы стояли плечо к плечу в тесной застеклённой клетке, не понимая, в чём дело. Но никто и не думал объяснять нам, почему мы изолированы и зачем.
Становилось душно, да и стоять на ногах уже надоело. Но наши привыкшие ко всему люди почти не роптали и даже не колотили в стеклянные двери. Хотелось думать, что про нас не забыли. Мы видели наш красавец-самолёт, стоявший напротив тамбура, и это вселяло надежду, что без нас он не улетит. Может быть... Вдруг мы заметили, как к нашему лайнеру покатили тележку с судочками и контейнерами горячего питания. Ничего себе! Вроде кормить в полёте не обещали… Странно. Ну а когда из другого выхода повели к нашему самолёту группу по-европейски одетых пассажиров, мы наконец смекнули, что это из-за них нас почти час мариновали в запертом тамбуре. Увы, иностранцам у нас всегда было и до сих пор больше почёта, чем своим. И даже когда мы сами становились иностранцами, бывая в турпоездках в основном в странах соцлагеря, всё равно для сферы обслуживания оставались гостями второго сорта – вероятно, потому, что у нас, как правило, было мало карманных денег.
Перед посадкой нас всё же впустили внутрь вокзала: забежать в туалет, купить что-то в буфете. У выхода в город одесские старушки продавали помидоры, по 2,50 килограмм, но большие. В Сочи мы потом покупали по 1,80, но маленькие. А Одессы мы так и не увидели, хотя формально в ней побывали.
Судя по гортанному говору новых пассажиров, долетавшему из другого салона, это были немцы. Скоро стюардессы стали разносить на подносах обеды, благодаря немцам неожиданное угощение перепало и нам.
В 9.30 вечера мы приземляемся в аэропорту Адлера. Позади две тысячи километров перелёта, страхи и мольбы: долететь бы!.. Прямо у трапа самолёта частники предлагают квартиры. Но нам каким-то чудом удаётся снять номер в гостинице на набережной. На улице уже темно, но тепло, горят фонари, и, подсвечиваемое их бликами, плещется рядом море. Как хорошо!.. Возникает соблазн бросить якорь прямо здесь. Но тут из окна длинного трёхэтажного здания гостиницы, напоминающей общежитие, раздаются пьяные выкрики, переходящие в ругань, – нет уж, лучше поискать что-нибудь поприличнее. Утром на новеньком «Икарусе» мы отправляемся в Сочи.
РИВЬЕРА
В курортном бюро нам дают адрес, по которому сдаётся комната в доме у моря, в микрорайоне Новый Сочи. Находим, это оказывается двенадцатиэтажный жилой дом с одним подъездом, но действительно рядом с пляжем. Поднимаемся к указанной квартире – увы, уже сдали. Учтивый молодой человек советует нам пройтись по этажам – возможно, кто-то ещё сдаёт. Точно, на восьмом этаже нам везёт – в трёхкомнатной квартире сдаётся спальня с огромной кроватью и лоджией, с которой чуточку видно море. Хозяйка живёт одна, но иногда ей подкидывают маленькую внучку. Узнав, откуда мы, женщина смотрит на нас, как на дикарей:
- И что же вы в нашу жарищу приехали? Мало вам полученной радиации?
В Сочи, и правда, начиная с полудня на пляже и улицах – невыносимый зной и ослепительное солнце. Зато утром, вечером и ночью стабильные 20 градусов и ни капли дождя за все двадцать дней.
Оставляем вещи и отправляемся на поиски кафе. С едой в Сочи туго, выбирать не из чего, всюду примитивно, неопрятно, меню однообразное и скудное. Поэтому завтракали всегда в небольшой забегаловке по соседству с домом, готовившей куры-гриль. Как же они нам надоели!.. Особенно мухи, которых то и дело приходилось отгонять от сочных и аппетитных окорочков. Как-то пообедали в большом ресторане русской кухни, запомнились посуда из гжели, красный борщ и то, что очень дорого. Зато в кафешке посреди парка Ривьера автомат выпекал приятные на вкус и недорогие блинчики с разной начинкой. Вечерами это нас выручало.
Первой покупкой, конечно, стал купальник. Долго его не искали, купили в небольшом магазинчике пляжных вещей. Смотреть там было не на что: все модели допотопные, на одно лицо и не радуют глаз. С тоской вспомнила свой закрытый, махровый белый купальник… Кажется, югославский. Скрепя сердце купила самый яркий: синий с красным, открытый, с этикеткой сочинской швейной фабрики. Пляж не понравился – галька, обожаю песок. Деревянные топчаны, лежать на них невозможно. Стелили своё покрывало прямо на гальку, приходилось немного на ней поёрзать, прежде чем образовавшаяся вмятина становилась удобной. Все неудобства компенсировало море. Неизменно тёплое, но приятно охлаждающее разгорячённое солнцем тело. Вытащить из него детей было проблемой.
Вечерний променад в Ривьеру – это что-то! Уже смеркается, а на улице тепло, как дома, всю ночь можно гулять в лёгком платье. Аромат цветущей жёлтой магнолии, которой здесь так много, становится ещё ощутимее. Кажется, даже её тёмно-зелёные глянцевые листья издают тонкий и терпкий запах…
Однажды, прогуливаясь по парку, услышали до боли знакомую мелодию:
Вы шуміце, шуміце
Нада мною бярозы,
Калышыце - люляйце
Свой напеў векавы,
А я лягу - прылягу…
Надо же, «Сябры»! За деревянной оградой Зелёного театра распевался, готовясь к вечернему концерту, известный белорусский ансамбль. Земляки…
САНАТОРИЙ ИМЕНИ КИРОВА
Как получилось, что жилая высотка, в которой мы нашли приют, разместилась впритык к пляжу санатория имени Кирова, не знаю, но, купив в санатории курсовку для сына-школьника, мы получили пропуск и на его закрытый пляж. Почему выбрали именно этот помпезный санаторий, не помню. То ли хозяйка подсказала, то ли потому, что он оказался первым на нашем пути. Здание было роскошным, с круглой ротондой, балюстрадами и колоннами. Ко входу вела широкая многомаршевая лестница, на её верхней площадке высился памятник Кирову. Отсюда открывался чудный вид на сверкающее серебристыми бликами море и спускавшуюся к нему горную гряду.
Санаторий очень напоминал тот, который я не раз видела на фотокарточках в нашем семейном альбоме: колонны, ротонда, широкая многоярусная лестница, скульптура у входа, вокруг пальмы и декоративные тропические кусты, раскинувшие в стороны высокие и широкие остроконечные листья. Уж не здесь ли отдыхали родители в 50-е годы? Названия я не помнила, да и вряд ли им интересовалась. Хотя история той их поездки благодаря красноречивой фотографии запомнилась хорошо…
- А почему ты в платье и туфлях, а папа в форме и сапогах? – удивлённо спросила я у мамы, разглядывая как-то старое сочинское фото. – Ему же жарко!..
И мама с не забытой ещё досадой рассказала, что в Сочи она уезжала одна, потому что папе пришлось задержаться на службе. Небольшой чемодан с его рубашками и бельём она оставила дома у выхода, а костюм – на плечиках в шкафу. Отец приехал в Сочи позже, в том, в чём был на работе, прихватив с собой лишь чемоданчик. Заглянуть в шкаф он не догадался. Как уж они там выкручивались, не знаю. Хорошо, что это был ноябрь, а не июль, и что в Сочи кроме папы хватало и других людей в военной форме.
В санаторий имени Кирова, построенный в 1930-е годы и находившийся в ведении Ленинградского горисполкома, просто так с улицы было не попасть, он слыл лучшим на побережье, отдыхали здесь и работники ЦК, и другая элита. В конце 1980-х он стал чуть более доступным.
Какие-то процедуры сын проходил в лечебнице санатория, но через день приходилось возить его в Мацесту, благо прямо от пляжа отправлялся туда санаторный ПАЗик. Приближение к речке Мацеста, несущей в Чёрное море стоки от сероводородных источников, угнетало невыносимым запахом, но приходилось терпеть. А доехав до главного корпуса Мацесты, мы его и вовсе уже не ощущали, привыкли.
Коротая время, пока сын был на процедуре, прочла наконец в переданной отцом «Правде» статью собкора по Белоруссии Улитёнка про первого секретаря Гродненского обкома партии Клецкова. Интересно было, хвалит его собкор или хулит? После публикации в «Правде» руководителя области могли как снять, так и повысить в должности. Да нет, всё прекрасно, умелое руководство, достижения в сельском хозяйстве, промышленности, строительстве. Одна беда - в особняке у первого секретаря полы прохудились, и некому их починить. Да, смешно. «Не верю!» - воскликнул бы Станиславский. И рядовые читатели, думаю, не поверили, особенно те, которые знают, что это за особняк. Их два на одном перекрёстке в тихом уголке города, второй занимает председатель облисполкома. И зачем Александр Улитёнок написал про эти полы? Чтобы граждане, у которых не только полы, но и крыши прохудились, посочувствовали первому секретарю? Тридцать тысяч человек стояло тогда в очереди на квартиру только в областном центре. Спустя два года Клецкова перевели в Минск, в ЦК КПБ, где ещё до работы в Гродно он занимал солидную должность завотделом по работе с кадрами. На этот раз его назначили инспектором, а после августовского путча 1991-го отправили на пенсию.
ДЕНДРАРИЙ
За двадцать дней в Сочи где мы только не побывали: в планетарии, в цирке, в дендрарии. Добравшись до дендрария к часу дня, а это апогей солнцестояния и знойного пекла, мы, прежде чем подниматься по канатке в субтропический парк на Лысой горе, решили малость передохнуть и перекусить в кафе, благо оно оказалось рядом. На открытой террасе второго этажа – ни души, только небольшие столы под зонтиками. Глянули сверху вниз – и на улице никого, город словно вымер, и в кафе мы, собственно, одни. Уф-ф! Еле отдышались, почитали меню – выбор такой же скромный, как в курортной столовой, только цены повыше. Хорошо, хоть на жаре не особенно хочется есть. Заказали окрошку, сок и мороженое. Вот уж чего в Сочи было в изобилии, так это мандаринового сока – ароматного, кисло-сладкого, с мякотью. Продавали его на каждом углу, и жажду он утолял отменно. А вот Белоруссии он не достигал, даже апельсиновый был тогда редкостью.
Во вместительной кабинке канатной дороги мы неспешно поднимаемся в верхний парк дендрария, а в это время внизу под нами еще медленнее ползут вверх и вниз по рельсам вагончики фуникулёра военного санатория имени Ворошилова. И всё дальше отступает лазурное искрящееся море, сливаясь на горизонте с небом. Очень впечатлила в дендрарии бамбуковая роща - высоченные, словно суставами соединённые глянцевые стволы, голые до самой верхушки, с которой свисают тонкие ветви с узкими длинными листьями, как у плакучей ивы. До этого мы видели лишь удочки из бамбука и лыжные палки.
По центру Сочи можно долго бродить пешком, это куда приятнее, чем добираться куда-то в душном автобусе. В одну из прогулок мы набрели на серый, строгих форм особняк с мемориальной доской. Оказалось, это Дом-музей Николая Островского, построенный специально для писателя, много лет подряд лечившегося в Мацесте. В этом новом доме, подаренном правительством, автор хорошо известной моему поколению книги «Как закалялась сталь» провёл последние пять месяцев своей короткой жизни. А до этого, ослепший и прикованный к постели, жил то в санатории, то на съёмных квартирах Сочи. Тягостное впечатление оставляет последний приют писателя: высокая металлическая кровать, рядом столик с пишущей машинкой – для машинистки, чёрная тарелка громкоговорителя, радиоприёмник и наушники, книжные полки в глубине комнаты. Но молодой ещё человек (он умер в тридцать два), у которого в рабочем состоянии оставались уже только мозг и голос, был рад тому, что ещё может диктовать свои воспоминания о суровых днях его юности.
СУХУМИ
Не забыть экскурсию в Сухуми, в обезьяний питомник. Не знаю, как сейчас, но уже тогда у мартышек были просторные вольеры, обвитые лианами, в которых они чувствовали себя как дома, не очень-то обращая внимание на толпы посетителей. Наши прародичи были поминутно заняты каким-то делом: прыгали по веткам, качались на качелях, карабкались вверх по канату, старательно искали что-то один у другого в шёрстке и пробовали находку на зуб. И только самые бесцеремонные протягивали худенькую лапку за решётку: угостите! Бананы, никто сейчас не поверит, были тогда редкостью, и мартышкам бросали конфеты, печенье, мороженое.
Набережная в Сухуми, запечатлённая во многих советских фильмах, очень колоритная. От пляжа её отделяет белая балюстрада, а на всём протяжении каких только нет кафе, шашлычных, пирожковых, закусочных. Запомнилась печь, в которой на наших глазах выпекали свежайшие и вкуснейшие хачапури, рядом – небольшая высокая плита, на ней противень с раскалённым песком, по которому жгучей внешности бармен медленно вращает турки с кофе. А запах!.. Пройти мимо нельзя. Садимся за столик у самой балюстрады: кофе по-турецки, тающее во рту хачапури… А справа плещется бескрайнее, в гребешках волн, море, и лёгкий солоноватый ветер обдувает лицо… Такое не забывается…
Персики на сочинском базаре стоили раза в три-четыре дороже, чем кооперативные, которые привозил в центр города грузовик, уставленный деревянными ящиками. Рядом сооружали прилавок с весами. Эти персики были меньше базарных, и по цвету не жёлто-оранжевые, а салатово-розовые, ещё твёрдые, не доспевшие, но разметали их вмиг! Ещё бы, 80 копеек килограмм. Дома мы раскладывали их на парапете лоджии – и за пару дней персики дозревали и ничуть не уступали по вкусу дорогим базарным.
САНАТОРИИ СОВЕТСКОГО ВРЕМЕНИ
Прогулки на пассажирском катере вдоль побережья от морского порта до Дагомыса и в обратную сторону до Мацесты дали возможность в очень широком ракурсе увидеть панораму Сочи. Какой же это необычный город! На протяжении полутора сотен километров он прижался к морю, выставив напоказ дворцы санаториев и высотки гостиниц в окружении зелёных парков и скверов, разбросав по кромке берега пятачки пляжей, а по кромке воды – причалы, пирсы и волнорезы. И, словно крепостной стеной, отгородился он от ветра и остального мира хребтами синих Кавказских гор.
Сочи как курорт стал развиваться в конце 19-го века, первые небольшие гостиницы для желающих отдохнуть у тёплого моря носили знаковые названия Калифорния, Сан-Ремо, Марсель, Бельвю, Лондон, дабы подчеркнуть их высокий статус. В 1909-м затмила всех размахом и роскошью гостиница «Кавказская Ривьера», названная так владельцем по аналогии с известным французско-итальянским курортом. Постепенно это название перешло ко всему сочинскому побережью и к большому прибрежному парку. Собственно, «ривьера» с итальянского и есть «побережье».
В советские довоенные и послевоенные годы в Сочи строили преимущественно санатории, а не гостиницы, причём очень красивые, величественные, даже помпезные. Их названия отвечали духу того времени: Аврора, им.Ленина, им. Дзержинского, им.Фрунзе, им.Ворошилова, им. Орджоникидзе, им.Мориса Тореза, Металлург, Шахтёр, Золотой колос, Заполярье, Магадан, детский санаторий «Красный штурм». Сочи стал здравницей для всей страны, по бесплатным или льготным профсоюзным путёвкам здесь отдохнули миллионы наших сограждан. Разумеется, не все, кто хотел или нуждался в лечении. Нам и продуктов-то на всех не хватало, и квартир, и машин. Поэтому кто-то приезжал дикарём, снимал жильё, останавливался в гостинице.
Какие-то из тех старых санаториев и названий сохранились до сих пор. А вот санаторий им.Кирова в 1990-е годы переименовали – в «Красмаш». Когда я увидела на современном фото это странное слово на фасаде знакомого санатория, стала срочно искать расшифровку. Нашла. Оказалось, это сокращённое название выкупившего санаторий Красноярского машиностроительного завода! Хорошо ещё, что не Тяжмаш или Лесбумпром… Сочинцы именовали санаторий по-своему – Красмашевский…
Прошло немного времени, и владельцем «Красмаша» стал скандально известный бизнесмен Виктор Батурин, который предполагал снести историческое здание ради новой гостиницы. Но делать это ему запретили. И вот уже десять лет шикарный когда-то санаторий разрушается. Недавно его выкупила очередная строительная компания, которая намерена сделать из санатория апарт-отель, но - воссоздав первоначальный внешний облик. Хорошо бы.
«Кавказской Ривьере» повезло ещё меньше. В лихие 90-е вся здравница из профсоюзного подчинения перешла в собственность мелькавшего тогда на телеэкране владельца фармацевтического концерна Владимира Брынцалова. В итоге от старинной Ривьеры остались рожки да ножки, и участь завидного куска земли у самого моря пока под вопросом.
КУРШЕВЕЛЬ
После объявления Сочи столицей зимней Олимпиады-2014 и подхваченной народом шутки, что столицей летних игр теперь станет Норильск, былая летняя здравница стала огромной стройплощадкой для зимнего курорта. И если в начале 20-го века первые застройщики сочинского побережья стремились сделать тут русскую Ривьеру, то в 21-м веке стало целью превратить горные склоны Сочи в русский Куршевель.
Если судить по фото яркого, словно игрушечного или кукольного, городка на берегу горной речки – центра горнолыжного курорта «Роза Хутор», где любит кататься на лыжах Владимир Путин, то русский Куршевель, похоже, превзошёл французский.
В Красной Поляне, бывшем Романовском селе, где когда-то располагались угодья для царской охоты, в получасе езды от Адлера, сейчас три горнолыжных курорта. «Роза Хутор» принадлежит холдингу «Интеррос» Владимира Потанина. Лыжные комплексы «Лаура» и «Альпика» находятся в ведении «Газпрома». Курорт «Горки Город», которым поначалу владел Сбербанк, возглавляемый Германом Грефом, недавно переименован в «Красную Поляну» и выкуплен обществом с ограниченной ответственностью, имеющим отношение к семье бывшего министра сельского хозяйства РФ Александра Ткачёва.
Свой интерес в Сочи и у лидера ЛДПР Владимира Жириновского: многоэтажный жилищный комплекс «Барселона» в центре города построен компанией, которая принадлежит его супруге. Международным аэропортом в Адлере управляет компания «Базэл Аэро» Олега Дерипаски, владеющая также аэропортами Краснодара и Анапы.
«САЛЮТ»
Хорошо помню, как, вернувшись из Сочи, родители извлекли из чемодана тщательно упакованную зелёную ветку с круглыми оранжево-красными плодами.
- Помидоры?! – ахнули мы с младшей сестрой. На дворе конец ноября, свежих помидоров и в помине нет, их давно уже засолили, причём и зелёные тоже.
- Нет! – обрадовались родители, что сюрприз удался. – Это хурма, очень вкусная.
Хурму мы с сестрой видели впервые. А когда попробовали, скривились: от сочной мякоти вязало во рту. Мы даже не знали, как описать и с чем сравнить то непривычное ощущение…
В этот раз перед отъездом из Сочи мы купили на маленьком рынке в подарок домашним персики, вместе с ящиком для их перевозки, сколоченным из дощечек, со щёлками для вентиляции и с ручками, как у чемодана. Ещё – фундук и крупный, на толстом стебле, жёлто-оранжевый, как факел, и невиданный мною доселе цветок, поразивший своей экзотикой. Как уж он выдержал наш сложный обратный перелёт, не представляю. Но выдержал.
… Спустя много лет после той поездки я нашла старое сочинское фото родителей, сравнила внешний вид их санатория с другими здравницами похожей архитектуры (по снимкам в интернете) – нет, это не санаторий имени Кирова, хотя и очень похож. Разгадать ребус помогла скульптура стрелка с луком. На удивление она сохранилась до сих пор, как и всё здание санатория. Им оказался «Салют».
-----------------------------------------
На снимке: Сочи, ноябрь 1955 г., санаторий «Салют».
Фото из архива автора.